Жрица богини Маар

ГЛАВА 9

Утро началось с неприятного разговора с сестрами. Несмотря на косметику, которой щедро воспользовалась Суни, чтобы скрыть синяк на моем подбородке и след ногтя на щеке, эти отметины заметила Гарима. Она не на шутку встревожилась, допытывалась. Любопытная Абира с интересом участвовала в расспросах. Моим словам о том, что упала с постели, когда мне вновь привиделся кошмар, Гарима не поверила и поверить не могла. Не после того, как увидела под окнами моей спальни землю и вывалившиеся из горшков цветы. Но я упрямилась и стояла на своем объяснении.

Мне стыдно было лгать сестрам. В первую очередь было совестно обманывать Гариму. Возможно, начни она беседу без Абиры, я рассказала бы правду. Хотя и в таком случае вряд ли. Я отчего-то чувствовала, что говорить о сарехе нельзя. Вовсе не из-за его угроз. У моей уверенности были другие истоки, и объяснить свою скрытность не могла.

Гариму мое упорство раздосадовало, огорчило. Абира отнеслась к этому проще, безразличней. Ведь Передающую напрямую случившееся со мной не касалось. Сестры отступились, но я предчувствовала продолжение этой беседы в кирглике. Большой кровоподтек на левом запястье во время завтрака скрывал плотный рукав. Спрятать его в доме омовений было невозможно.

Мое желание сопровождать Гариму в суд на оглашение приговора Доверенная встретила без воодушевления. Не скрывала удивления, хмурилась, поджимала губы. А когда куббат остановился у здания суда, она даже не выдержала и спросила, почему я вдруг решила поехать.

— Просто стало интересно, — я не солгала сестре, потому что не уточнила, чем именно вызвано любопытство. Мне хотелось посмотреть на угрожавшего мне сареха при свете дня.

Гарима нахмурилась еще больше, не поверив такому объяснению, а во время заседания внимательно наблюдала за мной. Это я чувствовала, но старалась изображать спокойствие и сдержанный интерес к происходящему в зале.

Помещение было условно разделено на три части. На возвышении стоял большой стол судей. Этих троих мужчин я знала. Они достаточно часто посещали Храм во время ритуалов и вне их. Справа от стола располагались кресла для трех жрецов Содиафа, слева — для жриц. Хоть присутствие служителей Супругов и не являлось обязательным, почетные места для них готовили всегда. Столы писарей стояли вдоль длинных стен, отграничивая судейскую часть зала от части зрительской.

За двумя тяжеловесными столами сидели обвинители и обвиняемый. За спиной стражей, приводивших доказательства вины, расположился посол даркези. Его поддерживало большое число соотечественников. Господин Квиринг казался ожесточенным. Хоть смертный приговор, который в конце заседания должны были огласить судьи, и был предсказуемым, посол не чувствовал себя отмщенным.

Рядом с подавленным, понуро опустившим голову лекарем сидел господин Далибор. Сложенные на груди руки, насупленные брови, ни следа смирения на привлекательном лице. Но он знал, что решение уже принято, знал, что не мог на него повлиять. На милость Маар он не надеялся и, судя по коротким взглядам, которые бросал в сторону Доверенной, сожалел о том, что согласился на ритуал. За спиной посла сарехов собралось не меньше трех десятков северян. Купцы, ремесленники, воины, женщины. Обеспокоенные взгляды, напряжение, так разительно отличавшее этих людей от даркези.

Несомненно, и представители общин знали о том, какое решение примет суд. Знали о грозящем лекарю ритуале, раз уж даже день его проведения был известен. Но если общее настроение даркези было “поделом ему!”, то сарехи безмолвно давили на господина Далибора единой мыслью “не допусти!”.

Находиться в этой комнате было тяжело. Я чувствовала настроение даркези и сарехов, разница их отношения раздирала меня на части. А общее для обеих общин отторжение, неприятие выстраивало между нами с Гаримой и этими людьми почти ощутимую стену. От этого смешения чужих чувств болела, кружилась голова. Я пожалела, что все же решила появиться на заседании. Корила себя за любопытство. Стало легче, когда внимательная, заботливая Гарима взяла мою руку в свои. Я повернулась к ясноглазой сестре, она ободряюще улыбнулась и шепнула:

— Недолго осталось потерпеть.

Я так же тихо поблагодарила за поддержку и тут увидела среди сарехов молодого мужчину. Он рассматривал меня внимательно, глаз не сводил. Ни страха, ни почтительности, ни неприятия. Скрестивший на груди руки сарех смотрел на меня чуть свысока. Словно был хозяином положения.

Я разглядывала его, стараясь не встречаться взглядом. Роста среднего, на вид не старше тридцати, волосы каштановые, длинные, волнистые, как у других мужчин-сарехов. Аккуратная короткая борода подчеркивала жесткую линию квадратного подбородка, усы окаймляли тонкие, решительно поджатые губы. Нос был широковат и когда-то перебит. Голубые глаза смотрели твердо и сурово из-под сдвинутых широких бровей. Высокий лоб перечеркивала вертикальная морщина. По меркам тарийцев, он был привлекательным. По меркам моих северных соотечественников, этот молодой мужчина был красавцем.

Как и большинство сарехов, даже не самостоятельных, а работающих на тарийцев, он не отказался от одежды своего народа. Белая сорочка с высоким воротом, выглядывающая из-под традиционного темного кафтана, подчеркивала явно сильную шею.

В его фигуре и позе сквозила уверенность в себе, в своих силах, чувствовалась воинская подготовка. И отчего-то я знала, что ему уже случалось убивать. Он знал цену жизни и не побоялся бы оборвать мою.

Объявленный приговор ни для кого не стал неожиданностью. Даркези лучились молчаливым злорадством, сарехи пытались подбодрить, утешить лекаря, говорили с послом. В суете и гуле голосов для меня имел значение только один человек. Сын лекаря Снурава. Он стоял за спиной осужденного, положив руку ему на плечо, и неотрывно смотрел на меня. Живое воплощение угрозы.

Наши взгляды встретились, все окружающее размылось, перестало оставлять след в сознании.

Я отчетливо ощущала его мысли обо мне. Они были приглушенно кровавыми и странно успокаивали этого молодого мужчину. В тот момент он казался мне отвратительно уродливым.

После суда Гарима пригласила меня к себе в кабинет и осторожно начала беседу о том, что ритуал едва ли не впервые за сотню лет проведут для чужеземца. Заговорила о лекаре, о после, подчеркнула, что сарехи почти мои соотечественники. Я попробовала улизнуть в эту тему. Она была более безопасной, чем обсуждение суда. Но Гарима не позволила сбить себя с толку.

— Я обратила внимание на молодого человека за спиной осужденного, — наблюдая за моим лицом, заметила Доверенная.

Я сглотнула, отвела глаза, сделал вид, что занята чаем.

— Он меня насторожил, — призналась сестра и продолжила будничным тоном. — Ты лучше меня чувствуешь людей. Каким он показался тебе?

— Озлобленным, — честно ответила я, надеясь, что на этом допрос закончится. Лгать Гариме не хотелось.

— Они все были озлоблены. В большей или меньшей степени, — она роняла слова медленно, паузы между ними казались невыносимыми. — Я понимаю, тебе не всегда хватает опыта, чтобы прочитать людей вне ритуала. Это придет со временем. Но я считаю, что должна указать тебе сейчас на существенное различие. Он был не только ожесточен, но и решителен. Как отчаявшийся человек. От таких следует ждать неразумных поступков. Такие люди опасны.

— Спасибо за совет. Я прислушаюсь к ощущениям и запомню их, — тихо ответила я.

Сестра улыбнулась и перевела разговор на книги для библиотеки. К будущему ритуалу, ставшему даже для меня чем-то естественным, больше не возвращались.

Заснуть в ту ночь я не могла. Ворочалась, вспоминала суд, думала об угрожавшем мне сарехе и словах Гаримы. Тихо выскользнув из комнат, вышла в сад, прошла в Храм. За такую недолгую прогулку заметила трех воинов. Двое стояли на постах и явно насторожились, увидев человека в саду так поздно. Третьего я повстречала уже рядом с киргликом. Охранник предложил проводить меня и, несмотря на вежливый отказ, следовал за мной на расстоянии нескольких шагов до самого Храма. Это было неприятно, раздражало, тревожило, хоть я и понимала воина. Он выполнял свою работу и оберегал сиятельную жрицу.

Закрыв за собой дверь в Храм, я задумалась об охранниках. Эти мужчины проходили такой же суровый отбор, что и телохранители Императора и его семьи. Верные, преданные, прекрасно обученные тарийцы свято верили в волю великих Супругов, в дары кареглазых женщин и ритуалы. Это была завидная честь — охранять жриц. Даже если никто и в мыслях не держал возможность, что этим почитаемым госпожам кто-то посмеет причинить хотя бы пустяковые неудобства. Не то что вред.

Я рассеянно потерла болезненно саднящую кисть. Там чернильной кляксой синел кровоподтек.

Как сареху удалось обойти такую серьезную охрану? Как он умудрился зайти и выйти незамеченным? Откуда он вообще знал, где находятся мои комнаты? Он именно знал, а не догадался случайно. Ведь он исхитрился войти так, чтобы не слышала Суни…

Эти вопросы меня обеспокоили всерьез, потому что ответов на них не находила.

Воспоминания о прошлой ночи помог отогнать кристалл. Его теплый и ласковый свет согревал сердце, утешал. Мне казалось, он таит улыбку и рад мне. Рядом с ним было спокойно.

Я часто приходила сюда в часы слабости, когда сомневалась в своем предназначении. Гарима научила, как с помощью кристалла чувствовать других жриц. Посвященных и будущих, женщин и девочек, чей дар уже пробудился, раскрылся во славу Маар или же оставался запечатанным с помощью мехенди. В Империи кареглазых женщин было немного, но их общая сила укрепляла меня, поддерживала в борьбе с отчаянием, неуверенностью и кошмарами.

Той ночью я, как обычно, отослала прислужницу, осталась с кристаллом наедине. Его молочно-белый свет окутал меня, стоило лишь тронуть ладонями поверхность, ласковое тепло коснулось сердца. Непередаваемое ощущение сопричастности к чему-то непостижимому, необъяснимому. В такие моменты я чувствовала себя счастливой от того, что была частью единого целого, кусочком мозаики в великолепном замысле Супругов.

Я ожидала увидеть картины далеких гор или озер в оазисах, цветы и пальмы. Ожидала услышать журчание ручьев и пение птиц. Почувствовать одновременно далеко и близко дары других жриц, увидеть, как они засияют золотом, заблестят ритуальными камнями, успокоят меня.

Но ни умиротворения, ни ощущения защищенности не было.

Холод, горечь, сожаление и страх захлестывали меня волнами. Сила кристалла билась под ладонями, будто огромное сердце. В душе поднималась тревога, дыхание стало прерывистым, как после быстрого бега. Погоня, опасность, ощущение загнанности, чувство вины и злоба.

Кошмар настиг меня наяву. Я снова проживала воспоминания убийцы. Первого человека, для которого провела ритуал.

Он был виновен. Он подпилил что-то в колеснице. Из-за этого погиб принц. Я не ошиблась, правильно истолковала волю великой Маар и забрала душу.

Но было что-то в этих воспоминаниях такое, что настораживало, царапало ошибочностью. Осознавать это было тяжело. Потому что в тех же картинах, которые я уже видела два года назад, пряталось нечто неуловимое и важное.

Там крылся ответ на вопрос «Почему?».

О причинах спрашивал меня тогда господин Мирс, но я не смогла ответить. Вновь просматривая воспоминания о преступлении, я знала, что должна заглянуть глубже. В более ранние воспоминания. Но они мне не открылись.

Рассвет я встретила в Храме. Попытки рассмотреть жизнь главного конюшего ни к чему не привели, но истощили меня так, что я с трудом шевелилась. Лежа рядом с кристаллом, даже не услышала, как пришли прислужницы, как они позвали Гариму.

— Что случилось? — встревоженный голос Доверенной ворвался в мой полусон.

Я открыла глаза, с трудом сосредоточилась на ее лице.

— Не рассчитала силы, — честно призналась я.

Она огорченно покачала головой, обернувшись через плечо, велела кому-то подойти.

— Отнесите госпожу Лаиссу к ней в спальню, пожалуйста, — сказала Гарима.

Один из воинов наклонился ко мне, бережно поднял на руки. У меня не было сил возразить. Да что там, не осталось сил даже смутиться…

Когда я проснулась, Гарима была рядом. Она сидела у окна, пила чай, смотрела в сад. Я наблюдала за сестрой, за плавными движениями полных рук. Отмечала седину в красиво уложенных волосах. Белесых проблесков было немного, и они добавляли загадочности уютной, домашней и такой родной женщине. С ней хорошо, спокойно. Рядом с ней хотелось оставаться. Вдруг вспомнился господин Тевр. Даже он, опытный воин и политик, чувствовал мягкую силу Гаримы и тянулся к ней, стремился быть рядом с Доверенной.

— Не думай, что в историю про твои синяки я поверила, — строгая Гарима заметила, что я проснулась, и хмуро смотрела на меня. — Ты знаешь, я не люблю, когда меня пытаются обмануть. Знаю, что и ты не терпишь ложь. И только поэтому подожду, когда ты будешь готова объяснить. Но жду честного рассказа о том, что случилось в Храме. Сейчас.

Я села на кровати, подтянула под себя ногу. Мне было неловко из-за случившегося. Гарима и раньше просила пореже пользоваться кристаллом. Порой мне даже казалось, сестра сожалела о том, что научила меня чувствовать через него других одаренных. Она предупреждала, что такой транс, особенно длительный, истощает. Говорила, что никогда не показала бы подобное Абире. Транс опустошил бы слабый дар Передающей за четверть часа.

Я знала, что часто пользоваться кристаллом небезопасно, а накануне ритуала не слишком-то ответственно. Знала и не послушалась. Повела себя как глупый упрямый ребенок, переоценила себя, силу дара.

— Мне очень жаль, что так вышло, — повинилась я.

— Ты взрослая девушка. Вполне в состоянии сама принимать решения. Ты не обязана передо мной оправдываться, — твердо ответила сестра. Она заметно хмурилась, поджимала губы. На ее месте я бы тоже сердилась.

Стало совсем совестно. Я отвела глаза, потупилась.

— Я очень волнуюсь из-за завтрашнего ритуала, — мое бормотание прозвучало жалко, а резкий ответ Доверенной был ожидаемым.

— От волнения есть травы.

— Ты права, — смиренно согласилась я. — Поверь, мне действительно жаль. Обычно я немного времени провожу рядом с кристаллом и не растрачиваю силы. Ведь первый раз такое случилось!

Мне хотелось оправдаться, хотелось, чтобы Гарима перестала сердиться. Я очень дорожила нашими отношениями и меньше всего на свете желала их испортить.

— Да, это и в самом деле произошло впервые, — согласилась сестра. — Ты прежде была осторожна.

Она ответила значительно мягче — тоже не хотела ссориться. Я посмотрела на нее и с облегчением увидела в карих глазах интерес, обеспокоенность, но не осуждение.

— В этот раз все просто было иначе, — призналась я. — Я не чувствовала другие дары, силу других кристаллов.

Гарима нахмурилась. В правдивости моих слов она не сомневалась, хоть они ее озадачили.

— В этот раз кристалл показал мне уже проведенный ритуал, — продолжила я.

— Какой? — ее голос сел, прозвучал хрипло. Сестра смутилась, прокашлялась.

— Самый первый. Когда я забрала душу убийцы принца. Помнишь?

Она кивнула, потянулась к сережке. Знакомый жест, выдававший волнение.

— Что ты увидела в этот раз? — спустя несколько минут спросила Гарима.

— Я увидела то же самое. Его вину, преступление, — поспешила уточнить я. Сестра с заметным облегчением выдохнула. — Но я почувствовала, что там было что-то еще. Какой-то второй слой. И как я ни старалась, так и не смогла понять, почему он это сделал.

Она неопределенно повела плечом:

— Нам не всегда дано это понять.

— Но во всех других случаях я знала, почему убийцы пошли на преступления, — горячо возразила я.

Ее брови удивленно изогнулись, во взгляде читался скепсис.

— Ты об этом прежде не говорила, — задумчиво заметила Гарима и невесело усмехнулась: — хотя мы с тобой вообще редко говорим о ритуалах.

Это было правдой. Ни два года в Ратави, ни множество проведенных ритуалов, ни уважение окружающих и поддержка сестер не примирили меня с моим предназначением. Я избегала бесед о долге Забирающей, старалась не обсуждать ритуалы, не ходила на судебные заседания и не слушала рассказов Абиры. Она любила передавать сплетни, а благодаря близкому знакомству с несколькими городскими стражами узнавала новости о различных преступлениях первой.

— Я всегда чувствую причину, — твердо заверила я, глядя в проницательные глаза сестры. — Будь то ненависть, обида или же выполнение заказа. Всегда. Но не в тот раз.

— Лаисса, это был твой первый ритуал, — Гарима хотела меня успокоить, голос звучал мягко и ласково. — Твой дар тогда только освободился от сдерживающих заклятий мехенди. Не расправился полностью. Уверена, если бы ты проводила тот же ритуал сейчас, ты бы почувствовала причину.

Эти слова были мне неприятны, даже обидны. Показалось, что мои переживания не воспринимаются всерьез.

— Ты хочешь меня утешить или в самом деле считаешь, что волноваться не о чем? — хмуро спросила я.

— В самом деле считаю, что поводов для волнений нет, — сестра улыбнулась, подошла ко мне и, сев рядом на кровати, взяла за руку. — Конечно, мне сложно судить, каково это, быть Проживающей, но я достаточно читала о других жрицах и особенностях даров. Я не встречала записей о том, что Проживающие чувствовали причину. Великая наделила их сильными дарами, но это не значит, что она сделала их всесильными.