Гордая. (Не)пара для волка

Глава 30 Развод. Эмир

Я чувствовал её запах. Здесь. Словно она была рядом. Хотя её не было. Я здесь один. ОДИН. Я потерял даже иллюзию теперь, что рядом есть кто-то, кому я нужен. И вспоминая её, как мне казалось, влюблённые глаза, я хотел биться головой, а не кулаком об эти камни.

Даже приехал сюда специально, потому что с ней тут был. Как идиот приехал. Всё прекрасно понимал, но признавать не хотел.

В прошлый раз мне стало легче от того, что я кричал тут. Так почему же сейчас не отпускает эта боль и обида внутри? Почему мне хочется ехать за ней и вырвать её у стаи чёрных, снова забрать себе? После всего. Почему?!

Она предала меня. Глядя прямо в глаза, сказала, что уже ищет себе другого. Что я и наш брак для неё ничего не значат. Так почему мне так хреново?! Ведь это несправедливо! Нечестно! Что она такого сделала со мной, что невыносимо вспоминать её прощальный взгляд и то, как она цеплялась за мою одежду?

И зачем она это делала, если сама хотела, чтобы вернул?

Специально отвернулся тогда, чтобы не видеть её больше, чтобы не желать остановить. Убеждал себя, что пора прекратить это безумие. Но не выдержал. И обернулся к машине, когда их водитель завёл двигатель. Она сидела на заднем сиденье с закрытыми глазами и безразличным абсолютно выражением лица. Ни грусти, ни сожаления. Хотя что я ожидал увидеть после вчерашнего? Даже если она предательница и шпионка, должна меня бояться и ненавидеть теперь.

Всё правильно.

Но тогда почему сейчас меня наизнанку выворачивает от боли? Наверное… Потому что я как идиот ей поверил. В эту её дурацкую заботу, в шутки её, в искренность её симпатии, которую, как я думал, она пыталась скрыть, а теперь считаю, что нарочно так играла и демонстрировала, чтобы я повёлся. Чтобы как идиот поверил, что меня снова может кто-то полюбить. Просто так. Без связи… И как идиот… привязался так сильно второй раз в жизни сам…

Я всё твердил мысленно, что это моя звериная часть реагирует на запах Даяны, и если избавиться от возбуждения, то всё пройдёт. Тогда, в комнате с выбитой дверью, запрещал себе лишний раз касаться её тела. Хотел использовать, чтобы забыться, чтобы успокоиться и доказать себе, что она для меня ничего не значит. Хотя уже однажды не вышло, но хотел верить, что на этот раз получится. Я даже не дал ей кончить, наказывая за то, что она со мной делает, заставляет испытывать постоянную жажду.

Но вместо удовлетворения, оставив её, ощутил себя не просто придурком, а последней тварью. Мне было мерзко от себя самого. От того, что я только что с ней делал. Казалось, что испачкал её в грязи. Что поступил как последний подонок. Что теперь она должна испытывать отвращение ко мне. То, которое теперь испытывал я сам. Даже в глаза ей не решился взглянуть и повернулся спиной.

Только продержался ровно до тех пор, пока не почувствовал кожей её взгляд, пока не услышал, как сбивается её дыхание, словно собирается плакать. От того, как я повёл себя, она хотела плакать! А вместо ненависти в свой адрес я получил лишь её грусть. Только я не хотел нарочно делать ей больно! Я хотел убедиться в своей правоте. И проиграл… В очередной раз. В упор отказываясь замечать очевидное.

Поэтому повернулся к ней снова. Думал тогда, что нравлюсь ей. Это единственное объясняло её реакцию – то, что не злилась на меня, а грустила. Что смотрела, но не звала. А не просила поговорить… это понятно. Ева старалась скрыть свои чувства. Так я думал… И сам её обнял.

Тут же её тело прильнуло ближе в поисках тепла. И пусть она говорила, что не хочет, но я же чувствовал другое. Знал другое. Мне казалось, что знаю. И я верил этому шестому чувству. Она ещё так сжимала мои руки. И возбуждалась снова. Краснела. Но всё отрицала. И я впервые испытывал такое вот удовлетворение от чьего-то стеснения.

Ева была… молоденькой совсем девочкой. Прежде я как-то не особо думал над этим. Но я сильно старше. А ей недавно вот исполнилось восемнадцать. И может она считала, что я не замечаю её заинтересованности, но тут надо было быть совсем тупым, чтобы не видеть. Мне казалось, что все видят. И я был рад, что каждому понятно, что нравлюсь ей.

Благодаря этому и сам себе казался не таким уж никчёмным.

Вообще я отдавал себе отчёт, что я не самый хороший оборотень в стае. Даже если сравнивать со среднестатистическим, а не с идеальным Эмином. Но когда меня любила Даяна, с ней я был другим. Старался быть другим – внимательным, заботливым, нежным. Мне хотелось быть для неё самым лучшим. И часто в моменты страсти она шептала, что я такой и есть. Самый лучший для неё.

Тогда я старался, да.

С Евой же… хуже, наверное, ни с кем себя не вёл. Никогда никого не обижал столько раз. Никогда ни от кого не слышал столько раз возражений и нравоучений. Никто столько раз не давал мне понять, что веду себя как мудак, и не пытался меня воспитывать. Но при этом… несмотря на всё это, она с каким-то странным упорством продолжала заботиться обо мне, говорить со мной, не оскорбляя и не переходя границ, словно бы уважала меня… словно принимала меня вот таким… не самым лучшим. Не идеальным. Даже не просто хорошим.

Хотя, наверное, это она уважала себя настолько, что не опускалась на мой уровень.

Но почему тогда смотрела вот так? Почему прижималась так сильно, когда просто обнимал. И старалась скрыть свою радость, не показать мне, чтобы не подумал, что прощён за свой низкий поступок? Почему уходила от меня в другую комнату, наказывая, но не бросалась обвинениями, не устраивала скандал? Вроде бы была тихой… но при этом везде. В каждом уголке дома до сих пор видно её присутствие. Тут она прибиралась, тут постирала шторы, там чуть передвинула стол, а здесь приготовила противень, чтобы что-то вкусное пожарить…

Никто для меня никогда не готовил. Не знаю, откуда в её голову пришла вообще такая идея. Мы питались тем, что попадало под руку. Иногда захаживали в гости к кому-то из ребят, чья пара баловала порой ужинами (моя вот как-то не готовила, как и большинство). Или ели в столовой при клинике или в общем доме. Но Ева готовила только для меня… И как бы я не пытался воротить нос, чтобы не признаваться самому себе, что мне нравится, это было очень сложно. И наверное дело было даже не в том, что она очень хорошо готовила. А в том, что делала это для меня… Только для меня. А не заодно с кем-то меня кормила.

Может на самом деле именно поэтому меня тогда и взбесил тот факт, что она пригласила гостей к нам. Ведь для них она тоже готовила. А я хотел, чтобы для меня только… И чтобы только на меня вот так смотрела… влюблёнными своими глазами. И краснела, пытаясь это скрыть. И… даже ревность на её лице при взгляде на фотографию Даяны приносила мне удовлетворение. Я хотел, чтобы она меня ревновала. Ведь это лишний раз подтверждало её чувства ко мне. Так я думал.

Но эта девочка переиграла меня. И нас всех…

Я не поверил глазам, когда она почти поцеловала Эмина в губы. Ему всегда доставалось всё самое лучшее. Всё. И теперь МОЯ Ева целует его при всех?! В первую очередь мне хотелось убить брата. Потом – тех, кто ещё это видел. А потом… нет, не её. Себя. За то, что не рассмотрел, не увидел, прохлопал ушами.

Последние дни я намеренно старался быть холоден к ней, чтобы доказать себе, что и без неё прекрасно справлюсь. Что когда настанет время окончания нашего брака, смогу легко от неё избавиться. Моя уверенность пошатнулась вместе с её коротким платьем, в котором она собралась на праздник. Сначала мелькнуло внутри сожаление, что не купил ей другой одежды. Потом – мысль, что в принципе в моём доме может ходить и вовсе без неё… Потом одёрнул себя и вроде бы взял в руки.

Только в детском магазине не мог отделаться от мысли, что Еве очень пошло бы быть матерью. Она с такой радостью это всё рассматривала, с таким удовольствием выбирала… И невольно в моей голове всплывали картинки её с малышом на руках… С тем, которого у нас быть не может… Но у неё может быть без меня… Я даже задумался, что возможно мне стоит и правда отпустить её.

Только когда она сама сказала мне после, что я ей не нужен, я для неё лишь временный муж, едва не задушил. Всерьёз.

Внутри рычало и кричало «МОЯ». Я впервые вот так накинулся на девушку. Хотел заклеймить её. Затрахать так, чтобы на мужиков вообще не могла смотреть. Тем более на других. Хотел, чтобы пахла мной. Только мной. Она даже не сопротивлялась…

Опомнился в последний момент, когда она что-то там неразборчиво прошептала, а я уже пристраивался между её разведённых ног. Хотел быть грубым. Хотел наказать её вопреки вою и сопротивлению волка внутри. Вот только она снова потеряла сознание. И как бы не звал, не очнулась. Я подумал, что может испугалась и притворилась так, чтобы не трогал. Потому что стоило отпустить, как она свела колени и свернулась калачиком.

Внутри всё бурлило, я задыхался, а от её запаха и только что брошенных мне в лицо слов голова гудела. И оставив её как есть, чтобы не наломать дров, вышел во двор. Решил, что придёт в себя. Успокоится. А завтра мы всё решим… И тут подумал, а вот что мы решим завтра? Её вина бесспорна. Она и сама призналась, что намеренно так поступила. Никто её не заставлял. А я ей никто… Так какого я вообще о ней думаю?! Это раз. А два… Я почти совершил над ней насилие… Пусть она не сказала «нет», но там и так всё было ясно. И даже предательница и шпионка этого не заслуживает. Даже от законного мужа, которого не считает таковым. Да я сам…осознал, что рядом с ней постоянно веду себя как мудак. Теперь вот ещё и насильник…

Если завтра Эмин и совет решат оставить её, то как я смогу смотреть ей в глаза? Она же шарахаться от меня будет. Но это ещё полбеды. Я не знаю, как поступлю в следующий раз, если она выкинет подобное.

Даяну я тоже ревновал. Но не так, чёрт возьми! Не до сумасшествия. Не до того, что опустился ниже плинтуса в борьбе с ней. Где гарантия, что останься Ева со мной, однажды я не задушу её или не ударю? А то и ещё что похуже… Контроль же полностью теряю.

Я ощущал себя таким ничтожеством, что невозможно было описать. Впервые. Из-за неё. А потому решил прекратить всё. И решить за брата. Она же хотела обратно? Вот я и исполню её желание. Верну. Пока не натворил чего-то ещё более ужасного. А там пусть альфа чёрных сам возится со своей двуличной дочерью.

Внутри всё сопротивлялось этому. Не хотело отпускать. Но если не отпущу, то я её покалечу. Уж не знаю, что и как она со мной делает, но желание быть для её единственным делает из меня конченого психа. И раз я не хочу больше её видеть после того, как унизила меня при всех, если не хочу причинить ей больший вред, чем уже причинил, то лучше пусть идёт на все четыре стороны…

До утра я гонял на байке, пытаясь в адреналине затопить свои чувства. Потом позвонил альфе чёрных, которому уже доложили о выходке Евы, и сказал, чтобы забирал дочь. И как предполагал, не нашёл её в гостиной. Говорил же, притворялась. Но и не стал ждать, пока выйдет из ванной. Было мерзко. От себя. И от неё.

В своём решении я засомневался сильнее, когда она посмотрела на меня на прощанье. Сначала я даже не узнал эти глаза. В них было столько… боли? Откуда? Почему? Неужели я так напугал вчера? И сама она выглядела неестественно как-то. Словно по углям шла и терпела. И цеплялась за меня…будто бы ей тяжело было расставаться. Будто хотела обнять… А ещё её губы, покрытые толстым слоем помады (зачем?)… Мне показалось, что они разбиты или искусаны.

Но ведь я не ударил её вчера. Может, она хотела теперь, чтобы отец её не наказал, что не вышло укусить альфу, опозорив его на всю стаю? И теперь притворится, что я её избил, например, чтобы он пожалел?

Только тогда я опомнился и напомнил себе, что передо мной отличная актриса. И оттолкнул её.

А вот когда увидел членов совета, немного растерялся. Это позже я узнаю, что она зачем-то позвала их сама. Для чего? Неужели не понимала, что для них выгоднее этого не делать? Это я как лопух забыл про договор и всё остальное, когда она вытворила такое. Но Ева позвала их. Так и не понял, зачем. Ведь теперь альфа чёрных не сможет нас ни в чём обвинить. Неужели не сообразила, что это не в интересах её семьи? Этим она оказала медвежью услугу отцу, а мне наоборот помогла. Вот уж не думал, что она так просчитается. Но может её глупость объяснялась бы её молодостью, если бы всё остальное не было продумано до мелочей. Втёрлась в доверие, притворилась белой овечкой, а потом подложила свинью…

И всё равно, глядя ей в спину, медленно отходящую от меня к машине её отца, я уже хотел бежать за ней, хватать, прижимать к себе, запрещать им всем смотреть на неё и забирать её у меня, скулить как дворовый пёс, умоляя остаться. Ещё не знал, что будет, когда она уедет. Но уже чувствовал вот это жуткое ощущение потери… Такое знакомое… Второй раз в жизни…

На днях мне снился сон, что она хочет уйти, а я удерживаю её и почти умоляю остаться. Там она сказала мне, что всегда будет рядом… А теперь… Она меня предала. И не заслуживает даже жалости, не то что той привязанности, что штормит внутри меня.

Только перестать о ней думать я не мог.

Однако настоящий ад начался, когда я вошёл в пустой дом. Её аромат витал повсюду. А осознание, что больше её здесь не будет, почему-то давило на нервы. Хуже стало только когда я поднялся в нашу… (в нашу?) комнату и нашёл обрывки её вещей, которые я вчера порвал, и туфли прямо в урне…

Потом зачем-то вытащил оттуда… и аккуратно разложил на постели. С той стороны, где она спала. Я смотрел на эти кусочки изрезанной моими когтями ткани и не мог ответить себе на миллионы вопросов, которые касались её. Покоя не давало и её свадебное платье, в котором она пришла в этот дом и в котором ушла из него. Не взяла ничего больше…

Хотя что ей было брать? Тут не осталось ничего, что могло бы принадлежать ей… Я даже тапочки ей не купил… И не разрешил надевать вещи Даяны, которые так заботливо хранил всё ещё в шкафу… И пусть она не заслуживала лучшего отношения, но меня мучили угрызения совести.

С фотографии радостно улыбалась истинная, знавшая меня совсем другим. Интересно, если бы я был таким с Евой, она всё равно поступила бы так? Присел рядом с фоторамкой и провел пальцами по стеклу, а потом прошептал:

– Прости…

Она не ответила. Но почему-то я знал, что простила бы. Даяна поняла и хотела бы, чтобы я был счастлив. Вот только мой второй шанс не счастье меня предал… И теперь меня ждал развод…