Я смотрю на закрывшуюся за ним дверь и думаю. А вдруг он вернётся? Ну… может же он вернуться… Забыть что-то здесь или… просто ко мне… Усмехаюсь. Зачем ему приходить сюда снова просто? Я ему не нужна же. И не была нужна… Сейчас вот только стало жалко, наверное. Поэтому я соврала про жениха. Не хотела, чтобы он меня жалел. Только не он.
И конечно, не ждала никакого папу и братьев. Старший привёз меня сюда с неделю как, но не дождался носилок, оставил на крыльце. Когда всем в доме стало понятно, что я умру со дня на день, отец сказал, что ему стыдно, что у него такая слабая дочь, и он не хочет, чтобы кто-то это видел. Я предложила отвезти меня в человеческую больницу подальше от стаи. И когда он оживился после этой идеи, подумать не могла, как всё выйдет. Хотя он сказал, что даст мне возможность прожить остаток дней так, как я хотела – самостоятельной и без его помощи. Кто же знал, что значат эти слова.
Да, мне неловко было дома принимать помощь наших горничных. Но мне кололи обезболивающее и помогали мыться иногда. А тут… Раз в три дня заходил кто-то из стаи, проверяя жива ли я. И всё.
Я всегда знала, что папа не добрый и славный волк. Но такого не ожидала тоже. Думала… меня положат в какую-то закрытую клинику… А они просто бросили меня умирать. Может, ко мне и приходил бы Атаман, но он окончательно сбежал из стаи до этого. Совсем скоро после моего возвращения. На этот раз мне не предлагал, ведь понимал, что это ни к чему. И я понимала. А так может хотя бы у него будет шанс на лучшую жизнь.
И кстати не соврала Эмиру, а правда попала в аварию. В тот день, когда наблюдала за ним издалека. Мысленно попрощавшись, решила возвращаться. Трасса была совсем пустой, и я задумалась о своём, отвлекаясь от дороги. Но в какой-то момент на встречке из-за поворота показалась огромная фура, а мои руки от неожиданности предательски дрогнули. Мысль сдаться, потому что всё равно уже не успею вырулить, лишь мелькнула. Но увидев искажённое страхом лицо водителя, подумала, каково ему будет жить после такого. И в последний момент чудом смогла увести руль в сторону. Только бампер всё равно царапнул хвост, столкнув меня на обочину.
Кажется, я потеряла сознание. А когда очнулась, нашла себя в овраге у поломанного байка одну. Второй участник ДТП решил не останавливаться… Но может это он от шока. Не обязательно, что хотел скрыться сознательно. Да и мне было не до его намерений.
Ведь моё отсутствие успел заметить отец, судя по тысяче пропущенных на телефоне. И как бы мне не хотелось говорить с ним, но действие препаратов уже закончилось, поэтому сама я бы не дошла в любом случае. Хотела бы позвонить Эмиру, конечно, но что бы я ему сказала? Забери меня, потому что мне некуда идти, да и всё равно ненадолго, скоро умру? Нет уж. Вернулась домой.
А дальше моё состояние помимо полученных сильных ушибов (это мне повезло, что шею себе не сломала) стало стремительно ухудшаться. Очень быстро слегла совсем. Лекарства уже почти не помогали.
В больнице и вовсе кололи только обезболивающие, потому что не знали, что со мной, и решили, что уже ничем больше не помочь.
Поэтому я просто лежала, стараясь не падать духом и не думать о том, в каком положении оказалась. А когда боль немножко отступала, вспоминала как мама пела мне колыбельную, как я болтала мысленно с волчицей, как летела по трассе на байке, нашу с Эмиром свадьбу. Как смешно он морщился всё время и меня отчитывал. Как отказывался от моей еды поначалу, но смотрел голодными глазами. Как потом испугался, когда выяснил практическим путём, что я невинна. И что потом было – тоже. Всё же в моей жизни было столько всего хорошего!
Ну и что, что в итоге осталась одна. Зато я не ныла всё это время и не боялась. Я жила так, словно со мной не случится ничего плохого, и теперь мне есть о чём мечтать вот тут. О чём думать. Я не жалею о своих поступках, пусть даже глупых иногда. Чего стоило пробраться в стаю серых, когда Эмир представлял истинную! Но зато я тогда сделала фото, которое теперь в моём кулоне. И иногда, сжав губы, чтобы не кричать от боли, я его открываю и смотрю. С одной стороны – моя красивая мама. С другой – улыбающийся Эмир. Что может быть лучше?
Хотя если честно, умирать одной было… немного страшно. Раньше я не боялась смерти. Всю жизнь меня мучали приступы, менялась моя внешность на несколько недель. И только перед своей смертью мама рассказала, что примерно каждые полтора года со своих тринадцати лет моё сердце останавливалось. Она не знала, почему. Врачи нашей клиники изучали меня с детства, и я знала, что отец был в бешенстве, что я родилась пустышкой, а не как мама. Что они искали, мне не говорили. Мама тоже не рассказывала, только обнимала меня и грустно улыбалась, твердя, что мне повезло.
Но и когда выяснился мой странный недуг, лечить меня особо не пытались. Волчицы нет, того, что от меня так ждали – тоже. Так вот только тогда мама рассказала мне, что у неё есть один особенный дар, который всё это время спасал мне жизнь. С тех пор, как я почти умерла в первый раз, а потом ожила на её руках, она как только замечала серьёзные признаки недуга, начинала колоть мне снотворное, чтобы я не пугалась. Я тогда думала, что это лекарство просто. В момент, когда моё сердце останавливалось, она применяла свой «дар» и вводила мне свою кровь, а я снова «оживала». Вот только в нашей стае не было больше таких как она (до сих пор я не знала, «каких» именно), а потому все в доме поняли, что жить мне осталось с её гибели максимум полтора года…
Я решила их провести так, будто надо мной не висит дамоклов меч скорой гибели. Решила не ныть и не жалеть себя. А уйти из этого мира счастливой. Тут меня ничего всё равно не держало. Я была совершенно одна.
Мама лишь сказала, что мне может помочь тот, кого полюблю я и кто меня полюбит. Это казалось странным советом. Ведь никто меня не любил тут. Ну кто мог меня полюбить? Может, я надеялась, что таким станет Эмир… Да что там. Конечно, я надеялась. Но ведь сердцу не прикажешь. И глядя на то, как он убивается по любимой паре, я с каждым днём отчётливее понимала, что нет у меня шанса. С ним – нет.
И даже не боялась, не думала об этом много и уж тем более – не винила его, что не может испытать ко мне чувств. Спасибо и за то, что он дал мне. С ним я была счастлива. Пусть не всё время. Но ни капли не жалела ни о чём. И думала, что вернувшись в стаю и защитив его, умру счастливой.
Не говорила ему, потому что не хотела жалости. Отец сказал, что мне ничем не помочь. И каким бы он ни был плохим, но врать о таком бы не стал. Я уверена, что был бы шанс – он бы меня спас. Может, чтобы использовать дальше, но спас бы. А значит, шанса не было. И тот яд папа правда передал мне. Вроде как, чтобы ушла из жизни быстро и без обычных мучений. Но тогда я хотела побыть с Эмиром ещё и помочь его стае избавиться от злодейств отца. Тот ведь мечтал обвинить в моей смерти обоих братьев. А глядя на разбитую меня, ему бы поверили. Потому что никто с таким не сталкивался.
Наши волки при виде меня такой, сторонились и отходили. Боялись. Не знали, чего ждать. Препараты отца были больше обезболивающими и содержали адреналин, запуская моё сердце и отгоняя слабость. Ну и ещё всякие микроэлементы для кожи и волос, чтобы дольше оставалась в нормальном виде. На этом всё.
Но в этот раз я потеряла волчицу. Состояние ухудшалось с каждым днём. Так быстро раньше не было. Почему-то мне казалось, что это как-то связано с Эмиром… Но не просить же его о помощи после того, что я сделала. И после того, что он со мной сделал. Да и… я же хотела нравиться ему. А не вызывать отвращение и жалость. Хотя на самом деле уже не имея возможности двигаться сама, я продержалась гораздо дольше обычного. Прежде выходило полторы недели максимум, сейчас они уже давно минули, а я всё ещё была жива.
Только сегодня поняла, почему. Чтобы его увидеть в последний раз. Мой организм держался до последнего, подарив мне такую возможность. В последний раз – радость смотреть в его глаза. Мне повезло.
Только когда он уходил от меня сегодня, хотела закричать и попросить его остаться. Или хотя бы чтобы дотронулся до меня. У меня болело всё настолько, что старалась вовсе не шевелиться, чтобы не кричать от боли. Но я бы потерпела и обняла его, если бы… Ну размечталась в общем. Он так смотрел на мои грязные волосы… На моё тело…
Не стал бы Эмир меня такую обнимать.
И правильно. Я даже своей семье не нужна, а ему тем более теперь совсем чужая. Да и смысл его просить, если мне уже ничем не помочь? Если бы была хотя бы надежда, я бы поборолась…
Зато новость о разводе ударила пощёчиной. Вот так. Раз – и я больше не жена ему. Захотелось плакать. И чтобы он не видел, чтобы не заметил мои чувства, спровадила скорее. А потом не сдержалась и разрыдалась. Как дура. Плакала от того, что он ушёл, что я ему никто, что не нужна ему… а потом от боли, потому что, когда плачу, тоже больно. И тут же смеялась от того, как глупо, должно быть выгляжу сейчас. И как же была благодарна маме за те снотворные. Потому что умирать в трезвой памяти… то ещё удовольствие.
Когда почти сразу не смогла сделать первый вдох и начала задыхаться, впервые стало так страшно. Кричать и звать мне было некого. Помочь мне никто тут не смог бы. Да мне и самой не хотелось никого зря беспокоить и пугать. В этот момент всё же лучше быть одной. Что толку, если рядом был бы кто-то? Чужие только мешали бы. Родных у меня больше нет, считай. А Эмир… Нет, ещё буду потом сниться ему в кошмарах. Он у меня больно уж впечатлительный. Сама справлюсь. И с этим.
Вот если кто-то умирает в молодом возрасте, то часто говорят: ах, он столько всего не успел, не пожил толком. А я вот молодец, всё успела, пожила, была счастлива. Вместо того, чтобы убиваться по безвыходности своего положения, занималась тем, от чего получала радостные эмоции. Только после смерти мамы её оплакивала, и волчицу. Хотя по сути – когда даже плачешь по родным, себя же жалеешь, что не увидишь больше, не обнимешь, не поговоришь. И мама взяла с меня обещание себя не жалеть, а жить так, словно ничего плохого не случалось. И не случится. Я смогла. У меня получилось.
Даже сейчас. Просто ждала своей участи. И вот дождалась.
Хотя вообще думала, что когда умру, то всё закончится. Я больше не буду чувствовать и помнить. Думала, там пустота и темнота. Но кто-то сжалился надо мной. И с последним ударом сердца я вновь распахнула глаза и увидела себя красивую в свадебном платье посреди гостиной Эмира… И его с улыбкой на губах в отражении зеркала за моей спиной…
Если здесь так будет всегда, то я согласна. Это гораздо лучше, чем моя никому не нужная жизнь. Здесь я снова буду счастлива. С ним.
Правда почему-то очень скоро стало холодно. Жутко холодно. А Эмир, также улыбаясь, подошёл ко мне и больно вцепился в плечи. Оттолкнуть его не получилось. Уж больно сильный. Хуже стало только когда он наклонился к моему ушку, и только я размечталась, что скажет что-то приятное, как он громко позвал меня. Так, что я едва не оглохла. Плохой сон. Так мне не нравится. Даже поморщилась. А он продолжил трясти меня и звать.
Ну чего так кричать-то, а?!