Свое беспокойство миссис Гардинер выразила Элизабет в мягкой и доброжелательной форме при первой же представившейся возможности поговорить с ней наедине. Высказав в деликатных выражениях все, что думает, она заключила:
– Ты слишком разумная девушка, Лиззи, чтобы влюбиться только лишь потому, что тебя предостерегают от этого, и поэтому я не опасаюсь говорить открыто. Мне бы хотелось, чтобы ты была более осмотрительна. Не пробуждай в себе и не поощряй в нем привязанность, которую отсутствие необходимого состояния у обоих сделает столь безрассудной. Ничего плохого о нем сказать не могу; он весьма привлекательный молодой человек, и если бы у него было достаточно средств, думаю, ты не могла бы желать большего. Но, как бы то ни было, ты не должна давать волю пустым фантазиям. Ты не лишена благоразумия, и мы все ожидаем, что ты им воспользуешься. Я уверена, что твой отец тоже полагается на твое здравомыслие и достойное поведение. Ты не должна разочаровать его.
– Моя дорогая тетя, вы говорите о действительно серьезных вещах.
– Да, и я надеюсь, что ты тоже отнесешься к этому серьезно.
– Что ж, тогда вам не стоит беспокоиться. Я не дам волю ни себе, ни мистеру Уикхему. Он не влюбится в меня, конечно, если в моих силах будет удержать его от этого.
– Элизабет, ты по-прежнему не воспринимаешь ситуацию со всей серьезностью.
– Прошу прощения, я попытаюсь еще раз. В настоящее время я не влюблена в мистера Уикхема; нет, и еще раз нет. Но он, вне всякого сомнения, самый приятный человек, которого я когда-либо встречала, и если у него действительно возникнет влечение ко мне, я думаю, будет лучше, если он не поддастся ему. Я прекрасно осознаю опасность такого поворота событий. Ах! Этот отвратный мистер Дарси! Доверие моего отца – это величайшая честь для меня, и мне было бы жаль обмануть его. Мой отец, тем не менее, относится с симпатией к мистеру Уикхему. Короче говоря, моя дорогая тетушка, мне было бы очень жаль, если бы я сделала кого-нибудь из моих близких несчастным, но поскольку мы каждый день видим, что там, где возникает любовь, отсутствие достаточного состояния редко удерживает молодых людей от заключения помолвки, как могу я обещать быть мудрее, чем многие из моих подруг по несчастью, если подвергнусь такому искушению, или откуда мне вообще знать, что было бы мудрее отказаться от своего чувства? Поэтому все, что я могу вам обещать, – это не торопиться. Я не буду торопиться считать себя объектом его наивысшего интереса. Когда я буду встречаться с ним в обществе, я не буду поощрять его. Короче говоря, я сделаю все от меня зависящее.
– Возможно, будет также неплохо, если ты намекнешь ему, что не следует приходить в ваш дом так часто. По крайней мере, тебе не стоит напоминать матери о необходимости приглашать его.
– Именно это я и сделала на днях, – ответила Элизабет со сдержанной улыбкой, – и совершенно согласна, что с моей стороны будет разумно избегать встреч. Но не воображайте, что он так уж часто бывает у нас. Его стали так часто приглашать именно на этой неделе, чтобы порадовать вас. Вы знаете суждение моей матери о необходимости как можно чаще собирать общество ради друзей. Но на самом деле, клянусь честью, я постараюсь сделать то, что считаю самым благоразумным; и теперь я надеюсь, это вас успокоит.
Тетя уверила ее, что она теперь спокойна, и Элизабет, поблагодарив ее за деликатные советы, удалилась, что могло бы послужить замечательным примером того, как поучения по столь щекотливому вопросу могут обойтись без скандала.
Мистер Коллинз вернулся в Хартфордшир вскоре после того, как его покинули Гардинеры и Джейн, но поскольку в этот раз он поселился у Лукасов, его приезд не причинил миссис Беннет больших неудобств. Срок свадьбы быстро приближался, и по мере этого она все больше примирялась с фактом ее неизбежности и даже неоднократно желала злобным тоном, – чтоб они были счастливы. В четверг должна была состояться свадьба, а в среду мисс Лукас нанесла прощальный визит; и когда она встала, чтобы попрощаться, Элизабет, стыдясь нелюбезных и фальшиво добрых пожеланий своей матери и искренне растроганная сама, вышла проводить ее. Уже спустившись вниз, Шарлотта сказала:
– Я буду очень ждать частых писем от тебя, Элиза.
– И не разочаруешься в своих ожиданиях.
– И у меня есть к тебе еще одна просьба. Ты навестишь меня?
– Надеюсь, мы будем часто видеться в Хартфордшире.
– Я вряд ли смогу покинуть Кент в ближайшее время. Поэтому обещай мне, приехать в Хансфорд.
Элизабет не могла отказаться, хотя и не ожидала особого удовольствия от визита.
– Мой отец и Мария приедут ко мне в марте, – добавила Шарлотта, – и я надеюсь, что ты согласишься присоединиться к ним. Я будут рада видеть тебя, Элиза, так же, как и моих близких.
Свадьба состоялась; новобрачные отправились в Кент прямо от дверей церкви, и все, как обычно, остались переполненными впечатлениями, которыми непременно следовало обменяться. Элизабет вскоре получила весточку от своей подруги, и их переписка стала такой же регулярной и частой, как и их прошлые встречи, но вот былая откровенность из них ушла. Всякий раз, когда Элизабет обращалась к ней, она чувствовала, что прежнее ощущение близости пропало, и, хотя была полна решимости оставаться по-прежнему живым собеседником, делала она это ради прошлой дружбы, а не ради того, во что она превратилась теперь. Первые письма Шарлотты были приняты с большим интересом – любопытно было узнать, что она расскажет о своем новом доме, как ей понравилась леди Кэтрин, и насколько правдивой она окажется в оценке собственного счастья. Однако, когда письма были прочитаны, Элизабет убедилась, что Шарлотта высказывается по каждому пункту именно так, как она могла предвидеть. Она писала живо, казалось, была окружена комфортом, и не упоминала ничего, чем была бы недовольна. Дом, мебель, окрестности и дороги – все было ей по вкусу, а поведение леди Кэтрин было самым благожелательным и любезным. Это была разумно приглаженная картина Хансфорда и Розингса, созданная ранее мистером Коллинзом, и Элизабет поняла, что ей придется дождаться своего визита туда, чтобы познакомиться с реальностью.
И Джейн уже написала сестре несколько строк, сообщая об их благополучном прибытии в Лондон. В ожидании ее следующего письма Элизабет не теряла надежды, что она сообщит в нем хотя бы что-нибудь о Бингли. Ее нетерпение в отношении этого второго письма было вознаграждено, но не более, чем вообще любое нетерпение. Джейн провела в городе неделю, не повидав Кэролайн и не получив от нее никаких известий. Однако она объясняла это тем, что ее последнее письмо к подруге, посланное еще из Лонгборна, наверняка по какой-то причине затерялось.
– Наша тетя, – сообщала она, – завтра собирается в ту часть города, и я воспользуюсь случаем и зайду на Гросвенор-стрит.
Следующее письмо пришло после того, как визит состоялся, и она повидала мисс Бингли.
Мне не показалось, что Кэролайн была в хорошем настроении, – были ее слова, – но она была очень рада меня видеть и упрекала за то, что я не предупредила о моем приезде в Лондон. Таким образом, я оказалась права, мое последнее письмо так и не дошло до нее. Я, конечно, поинтересовалась их братом. У него все в порядке, но он проводит столько времени с мистером Дарси, что они крайне редко его видят. Я узнала, что мисс Дарси должна была прийти на ужин. Мне бы хотелось увидеть ее. Мой визит был коротким, так как Кэролайн и миссис Херст собирались уходить. Осмелюсь надеяться, что скоро увижу их вновь.
Элизабет только покачала головой, закончив читать письмо. Оно убедило ее, что лишь невероятный случай может позволить мистеру Бингли узнать о том, что ее сестра находится в столице.
Прошло четыре недели, а Джейн его так и не увидела. Она старалась убедить себя, что не сожалеет об этом, но больше не могла не замечать невнимание со стороны мисс Бингли. В течение двух недель она ожидала ее дома, каждое утро и каждый вечер придумывая для нее все новые оправдания, и, наконец, гостья появилась, но краткость ее пребывания, а главное, перемена в ее отношении не позволили Джейн больше обманывать себя. Из письма, которое она написала после этого сестре, легко было видеть, что она чувствовала.
Моя дорогая Лиззи, я согласна, что невозможно не торжествовать в своем справедливом суждении на мой счет, когда я признаюсь, что полностью обманулась в отношении ко мне мисс Бингли. Но, дорогая сестра, хотя случившееся и доказало твою правоту, не сочти меня неисправимой, если я все же буду утверждать, что, учитывая ее поведение, моя вера была так же естественна, как и твое недоверие. Я совершенно не понимаю причины ее желания сблизиться со мной, но если бы те же самые обстоятельства повторились, уверена, что я снова обманулась бы. Кэролайн появилась с ответным визитом ко мне только вчера, и я не получила за это время ни записки, ни даже строчки. Когда она пришла, было совершенно очевидно, что ей это не доставляло никакого удовольствия, она принесла ничего не объясняющие формальные извинения за то, что не появилась раньше, ни словом не выразила своего желания увидеть меня хотя бы еще раз. Она настолько изменилась во всех отношениях, что, когда она уехала, я твердо решила больше не продолжать наше знакомство. Прискорбно признаться, но я не могу не винить ее. Она была в высшей степени неправа, выделяя меня, я могу теперь с уверенностью утверждать, что все попытки установления дружеских отношений были предприняты именно ею. Но я сочувствую ей, ибо она, должно быть, осознает, что поступала неправильно, а еще я совершенно уверена, что причиной этого является забота о благополучии брата. Мне нет нужды объяснять больше, и хотя мы понимаем беспричинность ее озабоченности, однако, если она озабоченность действительно испытывает, то это легко объясняет ее поведение по отношению ко мне – ведь он дорог своей сестре, и заслуженно дорог, поэтому какого бы рода беспокойство за него она ни испытывала, оно естественно и не заслуживает порицания. Мне остается только удивляться, что у нее до сих пор существуют подобные опасения, потому что, если бы он вообще сохранил интерес ко мне, мы должны были бы уже встретиться. Я уверена, что он осведомлен о моем пребывании в городе, она сама мне о этом сказала, но вся ее манера говорить наводила на мысль, что она, прежде всего, хотела убедить себя, что он действительно неравнодушен к мисс Дарси. И этого я не понимаю. Если бы я имела решимость судить строго, у меня бы возникло искушение утверждать, что во всем этом с очевидностью проявляется ее двуличие. Но я постараюсь прогнать любые тягостные мысли и думать только о том, что делает меня счастливой: о твоей привязанности и неизменной доброте моих дорогих дяди и тети. Надеюсь на частые письма от тебя. Мисс Бингли мимоходом сказала, но без особой уверенности, что он никогда больше не вернется в Незерфилд, что он уже отказался от дома. Нам лучше не возвращаться к этому. Я чрезвычайно рада, что у тебя есть такие приятные новости от наших друзей из Хансфорда. Пожалуйста, поезжай к ним вместе с сэром Уильямом и Марией. Я уверена, что тебе там будет очень хорошо.
Твоя и т. д.
Это письмо Элизабет читала с мучительными ощущениями, но постепенно чувство боли оставило ее, поскольку она стала думать, что Джейн больше не будет поддаваться обману, по крайней мере, со стороны Кэролайн. Со всеми ожиданиями относительно ее брата теперь было полностью покончено. Она даже не желала более обрести его внимание. Всякий раз, задумываясь о его характере, она разочаровывалась больше и больше; и в качестве наказания для него, а возможно и утешения для Джейн, всерьез надеялась, что он и вправду скоро женится на сестре мистера Дарси, и, по утверждению Уикхема, она заставит его сильно пожалеть о том, что он потерял по собственной воле.
Примерно в это же время миссис Гардинер напомнила Элизабет о ее обещании относительно этого джентльмена и поинтересовалась новостями, связанными с ним. У Элизабет имелось кое-что, что могло бы в большей степени порадовать тетю, чем ее самое. Его нарочитая симпатия поутихла, а внимание истощилось, он переключил их на другую молодую леди. Элизабет была достаточно наблюдательна, чтобы распознать такой поворот, но она была способна наблюдать и описывать это без малейшей боли. Ее чувства были лишь слегка затронуты, а ее тщеславие удовлетворялось верой в то, что, повернись судьба иначе, она сама стала бы его бесспорным предпочтением. Внезапно полученное наследство в десять тысяч фунтов придавало особое очарование облику молодой дамы, расположение которой он теперь приобрел, но Элизабет, возможно наученная опытом замужества Шарлотты, не выразила ни малейшего неодобрения его стремлению к собственному благосостоянию. Напротив, ничто не могло быть более естественным; и хотя она могла вообразить, что ему придется приложить немало усилий, чтобы отказаться от нее, она была готова признать это поступком разумным и желательным для обоих и могла вполне искренне пожелать ему счастья.
Все это было описано в письме к миссис Гардинер, и, после подробного изложения всех обстоятельств, она продолжила следующим образом:
Теперь я убеждена, моя дорогая тетушка, что я никогда не была так уж сильно влюблена, ибо если бы я действительно испытала это чистое и возвышенное чувство, я бы сейчас ненавидела самое его имя и желала бы ему всяческого зла. Но мои чувства теплы не только по отношению к нему, они снисходительны даже по отношению к мисс Кинг. Я не нахожу в себе никаких недобрых чувств к ней и не вижу причин не считать ее достойной девушкой. Во всем этом не сыщешь и капли любви. Моя осторожность принесла свои плоды, и хотя я, конечно же, привлекла бы больше внимания всех моих знакомых, если бы безумно влюбилась в него, я не могу сказать, что сожалею о своей несостоявшейся славе. Иногда повышенное внимание обходится слишком дорого. Китти и Лидия принимают его непостоянство гораздо ближе к сердцу, чем я. Они не искушены в мирских реалиях и еще не готовы принять оскорбляющую их чувства истину, что красивым молодым людям, так же как и некрасивым, необходимо на что-то жить.