Бурю в душе, которую поднял этот необычный визит, нелегко было успокоить, и в течение долгих часов Элизабет не могла думать ни о чем ином. Леди Кэтрин, как оказалось, действительно пустилась в это путешествие из Розингса с единственной целью не допустить ее предполагаемой помолвки с мистером Дарси. Это был естественный шаг с ее стороны, что и говорить! Но откуда пошел слух об их с Дарси помолвке, Элизабет не могла взять в толк, пока не связала в единую цепочку то, что он был близким другом Бингли, а она была сестрой Джейн, и этого оказалось достаточно, чтобы предвкушение одной свадьбы побуждало всех жаждать следующей и породить восхитительную новость. Она и сама не забыла, что замужество ее сестры должно привести к их более частым встречам. И поэтому ее соседи в Лукас-лодж (ибо благодаря именно их переписке с Коллинзами, как она заключила, известие достигло леди Кэтрин), заговорили как о почти решенном и скором событии, которого и она сама с нетерпением ждала как возможного в будущем.
Однако, раз за разом возвращаясь к тому, что говорила леди Кэтрин, она не могла не чувствовать некоторого беспокойства относительно возможных последствий ее постоянной вовлеченности в эти события. Из того, что леди заявила о причинах своего непреклонного решения помешать их браку, Элизабет поняла, какие аргументы против него она приведет своему племяннику. А вот представить, как он может воспринять подобное описание роковых последствий, вызванных связью с ней, она даже не осмеливалась. Она ничего не знала о степени его привязанности к своей тете или о влиянии на него ее суждений, но было естественно предположить, что он по родственному относился к ее светлости гораздо лучше, чем она могла бы себе представить, и, вне сомнений, перечисляя невзгоды брака с кем бы то ни было, чье положение в обществе было настолько ниже его собственного, тетя в полной мере использует эту слабость его характера. С его понятиями о достоинстве он, вероятно, согласится, что аргументы, которые Элизабет казались ничтожными и даже смехотворными, полны здравого смысла, и доводы эти вполне весомы.
Если он прежде испытывал сомнения в том, как поступать в тех или иных ситуациях, то советы и уговоры столь близкого родственника могли оказаться решающими и побудить его выбрать путь, на котором ему не придется подвергаться риску испортить свою безупречную репутацию. В таком случае она его больше не увидит. Леди Кэтрин может навестить его в Лондоне по пути в Розингс, и его обещание Бингли вернуться в Незерфилд не будет исполнено.
– Поэтому, если в течение нескольких дней его друг получит извинения за невозможность вернуться вовремя, – заключила она, – я буду знать, как это правильно понимать. Тогда я откажусь от всех ожиданий, от любых надежд на его постоянство. Если он удовлетворится только сожалениями обо мне, тогда как мог бы завоевать мою любовь и руку, я вообще перестану горевать о нем.
* * * * *
Удивление остальных членов семьи, узнавших, кто удостоил их визитом, было весьма велико, но они вполне удовлетворились тем же предположением, что оказалось достаточным для успокоения любопытства миссис Беннет, и Элизабет была избавлена от излишне навязчивых расспросов по этому поводу.
На следующее утро, когда она спускалась вниз, ей встретился отец, вышедший из библиотеки с письмом в руке.
– Лиззи, – обратился он к ней, – я собирался искать тебя, зайди в мою комнату.
Она последовала за ним. Ее любопытство по поводу того, что он должен был ей сказать, усилилось из-за предположения, что это каким-то образом связано с письмом, которое он только что читал. Ей внезапно пришло в голову, что оно могло быть от леди Кэтрин, и она с тревогой ожидала объяснений.
Вслед за отцом она подошла к камину, где они оба и устроились. Затем он начал:
– Сегодня утром я получил письмо, которое меня чрезвычайно удивило. Поскольку оно касается главным образом тебя, ты должна знать, о чем в нем сообщается. Я не подозревал раньше, что у меня, оказывается, две дочери вскоре должны выйти замуж. Позволь мне поздравить тебя с очень важной победой.
Щеки Элизабет мгновенно залились краской, ибо она тут же вообразила, что это письмо от племянника, а не от тети, и она не понимала, радоваться ли ей больше тому, что он в конце концов решился объясниться, или считать себя оскорбленной тем, что его письмо было адресовано не ей самой, но отец продолжил:
– Я вижу, ты понимаешь, о чем я говорю. Молодые леди обладают удивительной проницательностью в таких вопросах, но я думаю, что смогу бросить вызов даже твоей проницательности, раскрыв имя твоего почитателя. Это письмо от мистера Коллинза.
– От мистера Коллинза! И что он может сообщить?
– Что-то непосредственно относящееся к делу, конечно. Он начинает с поздравлений по поводу приближающейся свадьбы моей старшей дочери, о которой, кажется, ему поведал кто-то из беззлобных сплетников Лукасов. Я не буду испытывать твое терпение, зачитывая все, что он пишет по этому поводу. Что касается непосредственно тебя, то вот оно:
Выразив вам таким образом искренние поздравления от миссис Коллинз и меня самого по поводу этого счастливого события, позвольте мне также вкратце намекнуть на еще одну новость, о которой мы были извещены тем же корреспондентом.
Ваша дочь Элизабет, как предполагается, недолго будет носить фамилию Беннет, после того как ее старшая сестра утратит ее, а избранный ею спутник жизни может по праву считаться одной из самых выдающихся личностей в этих краях.
– Можешь ли ты догадаться, Лиззи, кто здесь имеется в виду?
Этот молодой джентльмен с благословения всевышнего одарен всем, чего только может желать сердце смертного: обширными владениями, знатным родством и покровительством сильных мира сего. Однако, несмотря на все эти представшие искушения, позвольте мне предупредить мою кузину Элизабет и вас самого о том, какие бедствия вы можете навлечь на себя, если поспешите принять предложение этого джентльмена, которым вы, конечно, будете склонны немедленно воспользоваться.
– Ты еще не догадываешься, Лиззи, кто этот джентльмен? Но теперь все выясняется:
Мотив моего предостережения заключается в следующем. У нас есть основания полагать, что его тетя, леди Кэтрин де Бург, не смотрит на этот брак с одобрением.
– Мистер Дарси, оказывается, и есть этот мужчина! Теперь, Лиззи, я думаю, я удивил тебя. Мог ли наш кузен или Лукасы остановить свой выбор на каком-либо мужчине из круга наших знакомых, чье имя более убедительно опровергло бы то, что они рассказывали? Мистер Дарси, который никогда не смотрит ни на одну женщину, с иной целью, кроме как обнаружить в ней изъян, и который, вероятно, никогда в жизни не обращал внимания на тебя! Это достойно восхищения!
Элизабет попыталась хоть как-то поддержать шутливое настроение отца, но смогла лишь выдавить из себя неискреннюю улыбку. Никогда еще его остроумие не было направлено на столь болезненный для нее предмет.
– Ты еще слушаешь меня?
– О, да! Пожалуйста, читайте дальше.
Услышав от меня вчера вечером о вероятности этого брака, ее светлость немедленно, с обычной, впрочем, своей деликатностью, выразила то, что она чувствовала по этому поводу, тогда и стало очевидным, что из-за некоторых обстоятельств, связанных с семьей моей кузины, она никогда не даст своего согласия на то, что она назвала столь постыдным браком. Я счел своим долгом как можно скорее сообщить об этом моей любезной кузине, чтобы она и ее благородный поклонник могли правильно оценить свои намерения, и не вступать поспешно в брак, который не получил должного благословения.
Мистер Коллинз, кроме того, добавляет:
Я искренне рад, что печальное дело моей кузины Лидии завершилось к всеобщему удовлетворению, и меня беспокоит только то, что их совместное проживание до свадьбы получило достаточно широкую огласку. Однако я не должен пренебрегать своим долгом пастыря или воздержаться от выражения своего изумления, узнав, что вы приняли молодую пару в своем доме, как только они поженились. Это было явным поощрением порока, и если бы я был ректором Лонгборна, я бы очень решительно воспротивился вашему решению. Вы, как христианин, конечно, должны оказать снисхождение и простить их, но никогда не допускать их в отчий дом или позволять, чтобы их имена упоминались в вашем присутствии.
– Вот каково его представление о христианском всепрощении! Остальная часть его письма посвящена только интересному положению его дорогой Шарлотты и их ожиданию первенца. Но, Лиззи, ты выглядишь так, будто тебе это не понравилось. Я надеюсь, ты не собираешься начать жеманничать и притворяться, что тебя оскорбляет пустая болтовня. Для чего мы живем, как не для того, чтобы вносить оживление в скучную жизнь наших соседей и, в свою очередь, потешаться над ними?
– Ах! – воскликнула Элизабет. – Как это забавно. Но и как странно!
– Но именно это и делает все забавным. Если бы они выбрали кого-нибудь другого, это было бы не слишком интересным, но его полное равнодушие и твоя подчеркнутая неприязнь делают историю восхитительно абсурдной! Как бы я ни ненавидел писанину, я бы ни за какие деньги не отказался от переписки с мистером Коллинзом. Более того, когда я читаю его письма, я не могу не отдать ему предпочтение по сравнению даже с Уикхемом, как бы высоко я ни ставил наглость и лицемерие моего любезного зятя. Кстати, Лиззи, а как отреагировала леди Кэтрин на эту новость? Она приезжала, чтобы отказать тебе в своем благословении?
На этот вопрос дочь ответила только смехом, и так как он был задан без малейшего подозрения, она не была поставлена в неудобное положение его повторением. Элизабет никогда не была растеряна как сейчас, настолько, что не была способна изображать чувства, которых не испытывала. Нужно было смеяться, в то время как ей хотелось плакать. Ее отец невольно самым жестоким образом ранил ее тем, что сказал о равнодушии мистера Дарси, и она не могла ничего поделать, кроме как удивляться такому отсутствию проницательности или опасаться, что, возможно, не он видел слишком мало, а она вообразила слишком много.