Как только они ушли, Элизабет покинула всех, чтобы, прогуляться в одиночестве и привести в порядок свои мысли, или, иными словами, чтобы ничто не мешало ей сосредоточиться на тех из них, которые должны были все запутать еще больше. Поведение мистера Дарси удивило и раздосадовало ее.
– Почему, если он пришел только для того, чтобы отмалчиваться, демонстрировать серьезность и равнодушие, – рассуждала она, – он вообще явился?
Она не могла, однако, придумать такой ответ на этот вопрос, который был бы ей приятен.
– Мог же он оставаться любезным, по-прежнему приятным во время недавнего общения с моими дядей и тетей в Лондоне, так почему бы не быть таким же со мной здесь и сейчас? Если он побаивается меня, зачем приезжал? Если я его больше не интересую, почему молчал? Дразнит, наверняка дразнит, что за человек! И я больше не стану изводить себя мыслями о нем.
Укрепление ее решимости было невольно приостановлено на некоторое время приближением сестры, которая присоединилась к ней, имея радостный вид, свидетельствующий о том, что она в большей степени довольна гостями, чем Элизабет.
– Теперь, – объявила она, – когда эта первая встреча произошла, я чувствую себя совершенно уверенной. Я знаю свою силу, и меня никогда больше не смутит его появление. Я рада, что он будет обедать у нас во вторник. Тогда всем станет ясно, что для нас обоих это всего лишь встреча обычных и равнодушных друг к другу знакомых.
– Да, действительно, совершенно равнодушных, – засмеялась Элизабет. – Будь осторожна, Джейн.
– Моя дорогая Лиззи, ты же не можешь считать меня настолько слабохарактерной, предполагая, что мне все еще грозит опасность?
– Я думаю, ты подвергаешься большой опасности влюбить его в себя так же сильно, как и прежде.
* * * * *
Они не видели джентльменов до вторника, а миссис Беннет тем временем предавалась счастливым мечтам, которые добродушие и вежливость Бингли вернули к жизни за полчаса визита.
Во вторник в Лонгборне собралась большая компания. Пара джентльменов, ожидаемых с великим нетерпением, пунктуально, как и подобает приличным людям, прибыла в назначенный час. Когда они вошли в гостиную, Элизабет с нетерпением наблюдала, займет ли Бингли место, которое он занимал раньше, во время всех прошлых вечеринок, рядом с ее сестрой. Ее благоразумная мать, занятая теми же мыслями, воздержалась от персонального ему приглашения. Он же, войдя в комнату, казалось, колебался, но Джейн, как бы мимоходом взглянула на него и как бы без особого значения улыбнулась: решение тут же было принято. Он сел рядом с ней.
Элизабет с выражением торжества устремила взор на мистера Дарси. Тот воспринял этот шаг друга с благосклонным равнодушием, и она бы решила, что Бингли получил-таки позволение быть счастливым, если бы не увидела, как его взгляд также обратился к мистеру Дарси с выражением полушутливой тревоги.
Поведение Бингли во время обеда по отношению к сестре подтверждало его восхищение ею. Хотя и более сдержанное, чем прежде, оно убедило Элизабет, что если предоставить ему полную свободу, счастье Джейн, как и его собственное, не заставит себя ждать. Хотя она не отваживалась поверить в такой исход, ей все же было приятно наблюдать за его поведением. Только это поддерживало ее хорошее настроение, поскольку собственные дела веселья не сулили. Мистер Дарси оказался далеко от нее, на другом краю стола. Его угораздило оказаться по правую руку от ее матери. Она знала, как мало такая ситуация доставит удовольствия любому из них или – чего не случается – пойдет кому-нибудь на пользу. Она сидела не столь близко, чтобы слышать их разговоры, но она могла видеть, как редко они обращались друг к другу и как официально и холодно они себя вели всякий раз, когда до этого доходило дело. Нелюбезность матери, на фоне осознания того, чем они ему обязаны, еще сильнее ранила сердце Элизабет. Порой ей казалось, что она отдала бы все, чтобы иметь возможность сказать ему, что его доброта вовсе не осталась неизвестной и что вся семья испытывает благодарность за нее.
Она надеялась, что вечер предоставит им возможность провести вместе хотя бы какое-то время, и что весь визит не пройдет без того, чтобы они не смогли обменяться чем-то большим, чем простыми церемонными приветствиями, сопровождавшими появление джентльменов. Тревожное и беспокойное время, проведенное в гостиной до их прихода, было настолько утомительным и скучным, что Элизабет сделалась крайне раздражительной. Она с нетерпением ждала их возвращения, понимая, что от этого момента будет зависеть шанс на спасение всего вечера.
– Если он не подойдет ко мне, – решила она, – то я откажусь от него навсегда.
Но вот вернулись джентльмены, и ей показалось, что он как будто готов оправдать ее надежды. Но, увы! Дамы так плотно расселись вокруг стола, где мисс Беннет заваривала чай, а Элизабет разливала кофе, что рядом с ней не нашлось ни одного свободного места, куда он мог бы присесть. А при появлении джентльменов еще и одна из девиц придвинулась к ней еще ближе и сказала шепотом:
– Мужчины не смогут разлучить нас, я им этого не позволю. Нам не нужен никто из них, не так ли?
Дарси отошёл в другую часть комнаты. Элизабет проводила его взглядом, завидуя всем, с кем он говорил, и ей едва хватало терпения наливать кофе желающим, но, в конце концов, она разозлилась на себя за то, что была настолько глупой!
– Мужчина, которого однажды отвергли! Как я могу быть настолько глупой, чтобы надеяться на возвращение его любви? Найдется ли хоть один представитель рода мужского, который проявил бы такую слабость, как повторное предложение одной и той же женщине? Не существует унижения, в большей степени ранящего их чувства!
Однако ее немного воодушевило то, что он сам подошел со своей чашкой кофе, и она воспользовалась случаем, чтобы спросить:
– Ваша сестра все еще в Пемберли?
– Да, она пробудет там до Рождества.
– Совсем одна? Неужели никто из ее друзей не составит ей компанию?
– Миссис Эннесли с ней. Остальные уехали в Скарборо на три недели.
Она не могла придумать, что еще сказать, а он, если бы хотел поддержать разговор, мог бы проявить большую находчивость. Однако, постояв возле нее несколько минут молча и, дождавшись, наконец, когда молодая леди стала снова что-то шептать Элизабет, он ушел.
Когда чайные приборы были убраны, а карточные столы расставлены, все дамы встали, и у Элизабет появилась надежда, что теперь-то он к ней присоединится. Мечты ее вмиг испарились, когда она увидела, что он пал жертвой страсти ее матери к игре в вист, через несколько минут оказавшись за карточным столом с остальной компанией. Теперь она уже не ожидала ничего приятного от этого вечера. Им предстояло провести его за разными столами, и ей более не на что было надеяться. Но глаза его так часто были обращены в ее сторону, что игра у него сложилась так же неудачно, как и у нее.
Миссис Беннет намеревалась оставить двух джентльменов из Незерфилда на ужин, но, к несчастью, их карета была подана раньше всех остальных, и у нее не оказалось возможности задержать их.
– Ну, девочки, – сказала она, как только они остались одни, – что вы скажете о сегодняшнем обеде? Я думаю, все прошло необыкновенно хорошо, можете мне поверить. Блюда, поданные к столу, были чудо как хороши, не припомню, чтобы раньше получались столь удачные. Оленина была зажарена до румяной корочки – и все говорили, что никогда не пробовали такого сочного окорока. Суп был в пятьдесят раз лучше того, что мы ели у Лукасов на прошлой неделе, и даже мистер Дарси признал, что куропатки были приготовлены просто замечательно, а он держит, как я полагаю, по крайней мере двух или трех французских поваров. И, моя дорогая Джейн, я никогда не видела тебя такой очаровательной. Миссис Лонг сказала то же самое, когда я спросила ее, не так ли это. И что, вы думаете, она сказала еще? – Ах! Миссис Беннет, наконец-то вы меня пригласите в Незерфилд. Именно так она и сказала. Я действительно думаю, что миссис Лонг – самое доброе создание, какое когда-либо жило на земле, а ее племянницы очень милые девушки, хотя совсем не красавицы: они мне безумно нравятся.
Короче говоря, миссис Беннет была в прекрасном расположении духа. Она провела весь вечер внимательнейшим образом наблюдая за поведением Бингли по отношению к Джейн, и теперь не сомневалась, что в конце концов она его заполучит. Ее ожидания выгод для своей семьи, умноженные воспарившим состоянием духа, были настолько далеки от разумного, что она была крайне обескуражена, не обнаружив его снова на следующий день, явившимся сделать предложение.
– Это был очень приятный день, – поделилась мисс Беннет с сестрой. – Общество была так удачно составлено, все так подходили друг другу. Надеюсь, мы сможем продолжить часто встречаться.
Элизабет только улыбнулась.
– Лиззи, ты не должна так смотреть на меня. Ты не должна подозревать меня. Это меня обижает. Уверяю тебя, что теперь я научилась спокойно наслаждаться беседой с ним, как с любым приятным и разумным молодым человеком, не имея никаких претензий сверх того. Я совершенно довольна. Судя по его теперешнему поведению, у него никогда не было намерения завоевать мою привязанность. Просто у него больше мягкости в обращении и более сильное желание понравиться, чем у любого другого мужчины.
– Ты очень жестока, – заметила ее сестра, – ты не позволяешь мне улыбаться, но при этом каждую минуту провоцируешь меня на это.
– Как трудно в некоторых случаях, чтобы тебе поверили!
– И как невозможно поверить другим!
– Но почему ты хочешь убедить меня, что мои чувства более глубоки, чем я признаю?
– Это вопрос, на который я едва ли знаю ответ. Мы все любим поучать, хотя можем научить только тому, чему и учиться-то не стоит. Прости меня, но если ты будешь настаивать на своем безразличии, не одаряй меня, пожалуйста, своим доверием.