Горячие руки для Ледяного принца (СИ)

11 глава

Утро после объятия наступило не с ясностью, а с тревожной, липкой тишиной. Солнца не было — лишь сплошная серая пелена, из которой сыпался мелкий, назойливый снег, словно замок пытались засыпать пеплом. Я проснулась не от стука стражи, а от собственного сердцебиения, гулкого и неровного, как барабанная дробь перед казнью.

В груди все еще горело тепло — смутное, сладкое и пугающее воспоминание о его руках, о его сердцебиении под щекой, о том, как лед плакал тихими каплями вокруг нас. Но с первым же вдохом ледяного воздуха реальность впилась когтями. Что мы наделали?

Роскошь моей комнаты-тюрьмы внезапно показалась не убежищем, а гладиаторской клеткой перед выходом на арену. Каждый звук за дверью — шаги стражи, скрип половиц где-то вдалеке — заставлял вздрагивать. Двор. Король. Дерн. Они не могли не почувствовать перемену. Не могли не заметить. В этом ледяном муравейнике любое тепло — сигнальный костер.

Когда привычный стражник пришел, его каменное лицо показалось мне особенно внимательным. Его взгляд, обычно скользящий мимо, сегодня задержался на моем лице дольше обычного. Искал следы слез? Смущение? Или просто проверял, не сбежала ли южная диковинка?

— Идем, — бросил он, как всегда. Но в его интонации мне почудилось что-то… оценивающее.

Дорога к покоям Кайлена была пыткой. Каждый шаг отдавался вопросом: Как он посмотрит на меня? Что скажет? Отринет ли вчерашнее, как ошибку, вызванную болью и слабостью? Страх, что волшебство ночи растает быстрее, чем иней на стенах, сжимал горло.

Дверь открылась. Холод ударил, но уже не тот, всепоглощающий ужас первых дней. Он был… сдержанным. Присутствующим, но не нападающим. Как стражник у дверей.

Кайлен стоял у окна, спиной ко входу. Его фигура была напряжена, плечи неестественно прямыми. Он не обернулся сразу на скрип двери. Я замерла на пороге, сердце колотилось где-то в горле.

— Закрой дверь, — прозвучал его голос. Тихо. Ровно. Но без прежней ледяной отстраненности. В нем была… усталость? Или напряжение?

Стражник за мной повиновался. Дверь захлопнулась с мягким, но окончательным стуком. Мы остались одни. В той же комнате, где вчера лед плакал, а сердца бились в унисон.

Он медленно повернулся.

Наши глаза встретились. И мир на миг остановился.

В его серебристых глазах не было ни отрицания, ни сожаления. Было смятение. Глубокая, почти детская растерянность человека, столкнувшегося с чем-то невероятно огромным и незнакомым. И страх. Но не страх передо мной. Страх перед этим . Перед силой того, что вспыхнуло между нами. Перед последствиями. Но сквозь смятение и страх пробивался луч — теплый, неуверенный, но настоящий. Тот самый, что зажегся вчера.

— Аннализа, — он произнес мое имя. Не как вчера — молитву, открытие. А как якорь. Точку опоры в бушующем море чувств. Он сделал шаг вперед, потом остановился, как будто не решаясь приблизиться. Его руки сжались в кулаки, потом разжались. — Я… — Он сглотнул. Слова, очевидно, путались, не находя выхода. — Вчера…

— Я помню, — прошептала я, не в силах выдержать его мучительную нерешительность. Я сделала шаг навстречу. Мой собственный страх начал отступать перед его явной беспомощностью. — Кайлен, это… это было реально. Что бы ни случилось сейчас.

Он кивнул. Резко. Коротко. Его взгляд упал на мои руки.

— Сеанс, — сказал он, словно цепляясь за знакомый ритуал. Он протянул руку.

Я положила свои ладони поверх его. Контакт. Шок холода, волна эха его боли — сегодня она была приглушенной, как далекий гром после бури. Но за ней… за ней я почувствовала нечто новое. Вибрацию. Теплую, смутную пульсацию там, где раньше была только вечная мерзлота. Как будто глубоко подо льдом забился крошечный, но живой родничок. Мой дар отозвался не борьбой, а мягким, радостным потоком, который легко слился с этой новой, слабой пульсацией внутри него. Тепло разлилось между нашими руками ровным, спокойным сиянием. Эффект был мгновенным и стабильным. Холод отступил легко, как утренний туман под солнцем.

— Ты… чувствуешь? — прошептала я, глядя на наши соединенные руки, на золотистый свет, окутывающий их.

— Да, — его ответ был выдохом облегчения. Не только от физического облегчения. От подтверждения. От того, что вчерашнее чудо не было миражом. Его пальцы под моими ладонями чуть шевельнулись, сомкнулись вокруг моих. Не для сеанса. Для контакта. Для связи. — Это… иначе. Легче. Как будто… лед стал тоньше. Изнутри.

Мы стояли так, молча, наслаждаясь простым чудом прикосновения без боли, без борьбы. Тишина в комнате была не ледяной, а теплой, наполненной невысказанными словами и биением двух сердец, пытающихся найти общий ритм. Вчерашнее объятие витало между нами незримым, но ощутимым присутствием. Каждое случайное движение, каждый взгляд длиннее секунды — все было пронизано его отголоском.

— Нам нужно быть осторожными, — наконец нарушил тишину Кайлен. Он не отпустил мою руку. Его голос был тихим, серьезным. — Двор… как стая гончих. Они чуют кровь. Чуют слабину. А то, что было вчера… — Он запнулся, его взгляд скользнул к стене, где лед все еще был влажным, с темными подтеками от вчерашних слез. — … это не останется незамеченным. Дерн уже вонзает когти.

— Дерн? — Я помнила проницательные глаза советника, его способность видеть то, что скрыто.

— Он пришел утром, — Кайлен сжал губы. — «Проверить состояние Вашего Высочества после вчерашнего… инцидента». — Он произнес слово «инцидент» с убийственной иронией. — Глаза у него… как у совы. Видит в темноте. Он заметил влагу на стенах. Спросил, не прорвало ли трубы отопления. — Кайлен фыркнул. — В этих стенах никогда не было труб отопления. Он знает. Он все знает. Или догадывается. И копает.

Холодный комок страха снова сжал мне горло. Дерн. Умный, опасный, преданный королю. Если он заподозрит…

— Что мы скажем? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Если спросят? О… свете? О тепле?

— Правду, — неожиданно твердо сказал Кайлен. Его пальцы сжали мои чуть сильнее. — Часть правды. Твой дар. Его сила. Его влияние на проклятие. Это то, чего хочет король. Этим мы и прикрываемся. — Его серебристые глаза встретились с моими, в них горела решимость. — Остальное… остальное не их дело. А… наше. Тайна.

Слово «наше» прозвучало как клятва. Как щит. Он не отрекался. Он предлагал стратегию. Защиту. Хрупкую, как ледяной цветок, но защиту.

— Тайна, — кивнула я, чувствуя, как часть тревоги отступает, уступая место странному, горьковатому воодушевлению. Мы были заодно. Вместе против всего замка.

Наши предчувствия оказались пророческими. Двор, как спящий зверь, почуявший тепло, начал шевелиться. Сначала мелочи. Почти незаметные.

Книга. Та самая книга стихов о море и солнце, которую я дала Кайлену. Я оставила ее у него после одного из сеансов. На следующий день, вернувшись в свои покои, я обнаружила ее на столе. Аккуратно сложенную. Но… пахнущую чужими духами — тяжелыми, пряными, чуждыми мне и Кайлену. Кто-то брал ее в руки. Листал. Искал что? Шифр? Крамолу? Наивные стихи о тепле в руках Принца Льда — уже крамола.

Взгляды. Стражи у моей двери. Служанки, приносившие скудную еду (теперь порции стали чуть щедрее, как будто подкармливали ценную птицу перед закланием). Придворные, мелькавшие в дальних концах коридоров. Их взгляды стали другими. Не просто равнодушными или испуганными. Изучающими . Оценивающими. Как товар на рынке. Или угрозу. Особенно выделялась одна — леди Эльвира, дальняя родственница короля, худая, как жердь, с лицом, вечно подернутым ледяной маской высокомерия. Ее холодные, как осколки голубого льда, глаза преследовали меня, когда я проходила мимо, сверля спину ненавистью и… любопытством.

Слухи. Они витали в ледяном воздухе, как ядовитые споры. Их доносили обрывками шепотом служанки, пряча глаза:

«Говорят, южанка колдует… Лед на стенах плачет в ее присутствии…»

«Слышала, Принц… улыбнулся? Вчера? Не может быть!»

«Король доволен? Говорят, состояние наследника… улучшается? Или это иллюзии?»

«Дерн допрашивал садовника… видел ли он что-то странное у окон башни Принца? Свет?»

Каждое слово было иглой. Каждый шепот — напоминанием, что мы под прицелом.

Однажды, после особенно эффективного сеанса, когда тепло текло между нами ровной, глубокой рекой, а Кайлен даже позволил себе тихую ремарку по поводу глупости одного из стихов в книге (что было для него верхом раскованности), нас прервал резкий стук в дверь. Не обычный стражничий. Властный. Нетерпеливый.

— Ваше Высочество! По приказу Его Величества! — раздался голос Дерна за дверью.

Кайлен мгновенно отдернул руку, словно обжегшись. Его лицо стало каменным, глаза — пустыми и холодными, как в первые дни. Он кивнул мне: Отойди. Я отпрянула к стене, стараясь слиться с тенями, чувствуя, как тепло в руках гаснет, сменяясь леденящим страхом.

Дверь открылась. Дерн вошел без стука. Его проницательные глаза скользнули по Кайлену, потом по мне, задержавшись на моих руках (я бессознательно сжимала их в кулаках), на его лице, на влажных подтеках на стене позади его кресла. Его тонкие губы сложились в едва уловимую, ничего не значащую улыбку.

— Ваше Высочество, — он поклонился с ледяной вежливостью. — Прошу прощения за вторжение. Его Величество желает знать о прогрессе. Сегодняшние… наблюдения показали значительное повышение фоновой температуры в ваших покоях. И лед… — он кивнул в сторону стены, — … проявляет несвойственную текучесть. Это обнадеживающие признаки.

— Целительница выполняет свою функцию, — отрезал Кайлен. Его голос был гладким, как полированный лед. Без эмоций. Без намека на вчерашнюю теплоту. — Дар ее… эффективен. Сегодня особенно. Проклятие отступает. На время.

— Чудесно, — протянул Дерн, его глаза вернулись ко мне. Взгляд был как скальпель — острый, холодный, вскрывающий. — Феноменальный дар, девушка. Прямо-таки… согревающий. — Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе. — Его Величество весьма доволен. Он надеется, что это… сотрудничество… будет плодотворным и впредь. Без… неожиданных осложнений.

Угроза витала в воздухе гуще, чем холод. «Сотрудничество». «Осложнения» . Он знал. Или догадывался. И предупреждал.

— Осложнений не предвидится, — холодно ответил Кайлен, отводя взгляд в сторону, как будто Дерн уже наскучил ему. — Целительница делает то, что ей велели. Сдерживать проклятие. Все остальное… несущественно.

— Рад это слышать, Ваше Высочество, — Дерн склонился в еще одном безупречном поклоне. Его взгляд на прощание скользнул по мне еще раз — оценивающий, запоминающий. — Продолжайте в том же духе, Аннализа. Благо королевства… в ваших теплых руках.

Он вышел. Дверь закрылась. Тишина, воцарившаяся после его ухода, была громче любого крика. Кайлен сидел неподвижно, его лицо было закрытой книгой, но кулак, сжатый на подлокотнике кресла, выдавал бешеное напряжение.

— Видишь? — он прошипел сквозь зубы, не глядя на меня. — Пауки почуяли движение в паутине. Дерн — не единственный. За ним стоят другие. Те, кому выгоден хаос. Те, кто ждет моей смерти или полного падения королевства в ледяную бездну. Твое тепло… оно для них угроза. Как и для самого проклятия.

Я подошла к нему, не решаясь прикоснуться. Страх за него, за нас, за Эдгара (Боже, как он там?) был холоднее любого мороза.

— Что мы будем делать? — прошептала я.

Он наконец поднял на меня глаза. В них не было прежней растерянности. Была холодная, жесткая решимость хищника, загнанного в угол.

— Играть по их правилам. Пока не можем диктовать свои, — сказал он тихо. — Ты — целительница. Я — больной принц. Твой дар работает. Проклятие отступает. Это правда. На этом мы и стоим. Все остальное… — он сделал паузу, его взгляд смягчился, стал почти нежным, но в то же время бесконечно усталым, — … все остальное — только для нас. В тайне. В темноте. Пока.

Он протянул руку. Не для сеанса. Просто руку. Ладонью вверх. Предложение. Доверие. Опора.

Я положила свою руку в его. Его пальцы сомкнулись вокруг моих, крепко, как вчера, но без той всепоглощающей нежности. Теперь это был союз. Пакт. Двое против всех в этом ледяном замке интриг.

— Пока, — кивнула я, сжимая его руку в ответ. Тепло от прикосновения, пусть и лишенное вчерашнего чуда, все равно было живительным. Оно напоминало, ради чего мы рискуем.

Но тени уже сгущались. В тот же вечер, вернувшись в свои покои, я обнаружила, что шкатулка, где лежал тот самый черный камень Аннализы с мерцающими прожилками (я почти забыла о нем!), была вскрыта. Не грубо, а аккуратно, мастерски. Сам камень лежал на месте. Но он был перевернут. И на его поверхности, обычно гладкой и прохладной, остался едва заметный, жирный отпечаток чужого пальца. Кто-то держал его. Изучал. Искал в нем силу? Уязвимость?

Я схватила камень. Он был чуть теплее обычного, его внутренние искры пульсировали тревожно, как сердце пойманной птицы. Они везде. Даже здесь, в моей комнате-тюрьме. Ничто не принадлежало нам. Даже наши тайны были под угрозой.

Я спрятала камень за пазуху, прижимая его к телу, как оберег. Страх вернулся, холодный и липкий. Но вместе с ним — и решимость. Мы разбудили спящих змей. Теперь нужно было быть готовыми к их укусу. Кайлен был прав. Игра только начиналась. И ставки были выше, чем просто наши хрупкие сердца. Ставкой было королевство. И наше право на каплю тепла в этом вечном холоде.