Гражданский брак (СИ)

Глава 19

Олеся билась в панике. Вернее, билась и кричала ее душа, умирая от страха. Тело же было зажато в тиски сильного молодого мужчины, и ни рукой, ни ногой девушка пошевелить не могла. Панов, между тем, уже расстегнул ширинку, терся об ее промежность окаменевшим членом и хрипел в лицо, как сейчас ее возьмет и как он давно об этом мечтал. «Не бойся, детка, я не хуже твоих мужиков все сделаю, клянусь, улетим в космос».

Она сквозь слезы почти прокричала ему:

— Панов, ты сядешь, это изнасилование!

Ошалевший парень, больше напоминавший сейчас молодое животное, хохотнул:

— Какое изнасилование, Олесечка, ты же сама меня пустила ночью, вон, на кухне чай пили, все по трезвяку, детка, по взаимному согласию. Игры в сопротивление, аааххх, как я это люблю, — и Толик свободной рукой стал стягивать с Олеси ее домашние штаны на резинке вместе с трусиками, и ему это легко удалось.

Олеся замотала головой, пытаясь ударить насильника лбом в нос. Толику пришлось рукой, которой он снимал с девушки трусы, сжать ее за горло. Олеся чуть не задохнулась, и когда Панов отпустил пальцы, стала жадно хватать воздух.

А он очередной раз впился в ее распахнутые губы жадным поцелуем, руку направил вниз, сжал девичьи ягодицы и еще сильнее прижимая сладкое девичье тело к себе. Когда Толик стал углублять поцелуй и засунул свой язык в рот Олеси, она с силой укусила его.

С воем насильник отшатнулся от девушки. Она в одно мгновение увидела, как между пальцев ладони, прикрывающей открытый рот Панова, течет кровь. Через секунду Олеся уже была в ванной, где она заперлась на защелку.

Ее била крупная дрожь, зубы стучали. Мелькнула мысль, что не смогла схватить со стола свой беспрерывно звонящий телефон. За дверью метался и выл ее кошмар. Что будет дальше, она не думала, села на кафельный пол и обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь.

Если Панов надумает ломать дверь в ванную, то надо будет защищаться. Олеся обшаривала глазами маленькое помещение, не находя ничего подходящего. Впрочем, есть лак для волос. Она встала, оперлась о раковину и схватила баллончик с лаком. Прыснет ему в глаза, пусть только покажется в двери.

В это время раздался звонок в дверь. Олеся прильнула к двери, разделявшей ванную комнату от прихожей. Подвывания Панова приближались.

Вова гнал маленькую красную машину как никогда. Обычно он был аккуратным водителем, правила не нарушал. Но только не сегодня вечером. Телефон поставил на автодозвон, но Олеся так и не отвечала. К нему прорвалась Милка, но он рявкнул ей «Потом!» и отключился.

Внутри зудело неприятное тревожное чувство и даже страх. Страх за Олесю, ведь с ней что-то случилось. Пытался урезонить себя — а вдруг они с Пановым вышли на улицу, а телефон дома, вот она и не слышит. Но эти благоразумные мысли тут же тонули в нарастающем гуле приближающейся опасности. Он почти физически ощущал, что Олесе грозит беда.

Во дворе из четырех пятиэтажек он резко дал по тормозам. А, ну вот и машина Панова стоит. Вова кинулся к подъезду. Нажимал на домофон — тщетно. Ни ответа, ни привета.

Тогда стал нажимать на все квартиры по очереди. В одной отреагировали:

— Тимка, ты?

— Да! — крикнул Вова и распахнул пиликнувшую дверь. Мчался через две ступеньки: 68-я, 72-я, вот и 76-я! Не отдышавшись, нажал на звонок. За дверью мелодично протренькало, но никто не открыл. Он нажал еще раз, потом стал колотить руками и ногами:

— Панов, открой! Открой, твою мать хуже будет! Сука, убью! — Вова колотил и колотил, так, что стали реагировать соседи. Кто-то кричал из-за двери, что вызовет полицию, снизу с площадки дребезжащий бабусин голос верещал, что распустились хулиганье, и что-то там еще.

В это время распахнулась дверь, Царёв от неожиданности отшатнулся, мимо него промчался Панов с зажатым рукой ртом и с курткой на одном плече. Прыгая через три ступеньки он покатился вниз.

Вова вбежал в квартиру, огляделся — никого.

— Олеся! Олеся! — он даже заглянул под кровать. На кухне на столе лежал телефон.

Вова сообразил, кинулся к ванной, дернул дверь — заперта.

— Олеся, ты здесь? Это я, Царёв! Олеся! Панов ушел!

Щелкнула задвижка и ему в руки упала дрожащая девушка. Вова прижал к себе всхлипывающую Олесю. Она крепко обняла его за шею и уткнулась куда-то в ключицу. Вова гладил ее по голове и спине, пытаясь унять лихорадочные конвульсии. Они довольно долго так и стояли в прихожей — Вова в куртке, Олеся в домашнем трикотажном костюмчике.

Потом, когда дрожь унялась, Олеся подняла на Царёва глаза и вдруг горько заплакала. Вова повел рыдающую девушку на кухню. Посадил ее на табуретку, налил воды в кружку и дал ей в руки. Олеся, не переставая всхлипывать, выпила всю воду залпом. И слезы остановились.

Вова снял куртку, бросил ее на свободный стул. Сел напротив Олеси и участливо смотрел на нее.

Она подняла глаза:

— Он меня изнасиловать хотел.

— Я его убью. — Царёв произнес это спокойно и твердо, как решенное дело.

Олеся еще раз судорожно вздохнула.

— Я его укусила за язык, когда полез целоваться.

Вова поднялся и взял куртку.

— Ты куда? — Олеся схватила его за руку.

— Поеду догоню гада. Не убью, так искалечу. — глаза Царева метали молнии, лицо потемнело.

Но Олеся вскрикнула:

— Нет! Не уходи! Не оставляй меня одну! Я боюсь, мне кажется, что он вернется!

— Он не вернется, Олесь. Уж я-то постараюсь. — но девушка вцепилась в его руку.

— Вова, не уходи! Когда ты рядом, мне спокойней!

Он сел. Ладно, успеет разобраться с этой сволочью. Девушка так и держала двумя руками его ладонь. Он накрыл ее кулачки левой рукой. Смотрел на Олесю, и такое тепло в груди разливалось.

Обычно гордая красавица была сейчас так беззащитна, так уязвима, Вове хотелось ее закрыть собой, защитить. Вытереть слезы с ее порозовевших щек, прижать к себе и не отпускать. Он вдруг подумал, что мог бы отдать за Олесю жизнь. Он любит… Он ее любит??

От этого открытия учащенно застучало сердце. А ведь, казалось, что жизнь с Милой его излечила от влечения к самой красивой девочке на курсе. А сейчас вдруг понял — нет. Секс — это не любовь. Приятная штука, но не любовь.

Олеся глубоко вздохнула.

— Не уходи. Я сейчас в ванную, а ты не уходи. Пей чай, если хочешь. — и она вышла из кухни.

А Вова положил голову на руки и думал — что ему теперь делать? Первым делом убить Панова, это понятно. Но потом? Как быть с Милой? Только подумал о ней — звонок: Людмила, кто еще. Отключил телефон. Не было желания сейчас говорить с ней. Потом, все потом. Будет скандалить, понятное дело. Но все равно он переедет в общагу. Потому что иначе будет нечестно. И по отношению к Миле, и по отношению к себе.