Грета и Король Гоблинов

Глава 8

Грета еще долго бежала после того, как обе луны Милены зашли, а солнца начали подниматься из-за горизонта.

Страх и серьезность проблемы держали в страхе остальные ее чувства, когда ветки царапали лицо и цеплялись за волосы. Она спотыкалась о корни и камни в попытке держаться подальше от того, что издавало шум — гораздо громче звука собственного тяжелого дыхания. И, тем не менее, нечто, в конце концов, догнало ее.

Будь проклято это место.

Будь проклят Айзек.

Даже если награда за ее голову была назначена королем гномов, Линдер не мог знать, что она была человеком. Разве что его королевский друг и просто хороший сосед не сдал ее в интересах «общественной безопасности» или по какой-то другой жалкой причине.

Но зачем тогда было притворяться? Почему чуть не напрячься и не запереть ее под замок, когда у него был шанс? И к чему тогда Сиона с инструкцией охранять ее, вместо того, чтобы прибавить еще одного охотника за головами к отряду, уже следующему за ней по пятам?

Единственное объяснение, которое имело смысл, что все это какая-то часть его игры.

Грета, наконец, остановилась в небольшой рощице, упершись руками в колени и тяжело дыша. Она моргнула от мягкого утреннего солнечного света. Как бы она ни устала, но была рада, что у нее не было времени на сон. На фоне всего остального, ей еще не хватало Айзека, даже если это означало, что она падала от усталости.

— Чертов гоблин, — пробормотала девушка, глубоко вдыхая холодный воздух.

Куда дальше? Наиболее логический вариант — Разуа. Так как город гномов был полон миленцев, которые убили бы ее, едва узнав, кто она такая. Айзек точно не ожидает, что она направится туда. Возможно, у нее получится ускользать от него еще какое-то время.

С другой стороны, пребывание в лесу давало ей чувство контроля. Она знала эти леса и ощущала бы себя ближе к Люку.

Ни один из вариантов не обеспечивал ей безопасность дольше, чем на несколько дней, не в свете затмения, подстерегающего каждого.

Она отстегнула ножны от пояса на талии. Облокотившись на дерево, позволила ногам подогнуться и сползла по жесткой коре вниз, на землю. Она старалась ни о чем не думать, когда сжала оружие на коленях и закрыла глаза. Ни о Сионе или Маидре. Ни о Люке или Айзеке. Ни об Аграмоне или о том, что сделает с ним, когда, наконец, найдет его.

Пронзительный визг ее кроссовок на гладком желтом линолеуме отозвался эхом в пустом холле. Было абсолютно безлюдно, и это имело смысл. Потому что никто не хотел задерживаться в последний день в школе. Но тогда, почему она до сих пор здесь?

Лучше выйти на парковку. Мама сказала, что будет ждать ее там, как только прозвенит звонок, чтобы они могли закончить упаковывать вещи и отправиться в аэропорт. Они с папой должны были провести три недели в Германии, навещая противного старика, с которым она встречалась лишь однажды, и от таких каникул должна быть в восторге каждая тринадцатилетняя девочка. Если дедушка хотел их видеть, то почему он не мог приехать сам?

Лямка рюкзака сползла. Она сжала ее и подтянула на плече. Рюкзак внезапно стал весить тонну, словно книги размножались при одной мысли о них.

И они не ощущались как книги. Скорее как шары для боулинга.

Или головы. Две. Может пара голов огров.

Она остановилась, как вкопанная. Черт побери. Нет, не здесь.

Она сбросила рюкзак с плеча, отодвинув его на расстояние вытянутой руки в ожидании крови, которая, она была уверена, должна просочиться через тонкий брезент, но ничего не было. Это был просто пестрый розово-белый рюкзак. Идеально подходящий для девочки-подростка, которая когда-то любила красивые цвета, одежду и сумки…

Это не последний день в школе, и ей больше не тринадцать лет.

Это все не по-настоящему.

Грета опустила руку, позволив рюкзаку упасть на пол, и оглядела себя. Джинсы, футболка, кроссовки. Ага, типичная одежда средней школы, но с одним существенным различием: девочка, втиснутая в эту одежду, была примерно четырьмя годами старше, и это было видно.

Обернувшись, она осмотрелась с новым осознанием.

Определенно это средняя школа Линкольн Хайтс. Шкафчики выкрашены в скучный армейский зеленый цвет, длинные флуоресцентные лампы беспорядочно мерцали. Она вспомнила, что дворник всегда стоял на своей лестнице, меняя их, но мерцание снова возвращалось.

Она посмотрела направо через маленькое квадратное оконце в двери своей старой научной аудитории.

Там находился он.

Айзек был слишком широким и высоким для средней школы. Он выглядел чужаком, одетым в свой тяжелый зимний плащ, взгромоздившись на табурет за одним из лабораторных столов и с трудом поместив под ним длинные ноги. Он, сгорбившись, щурился в окуляр микроскопа.

Рванувшись вперед со стиснутыми зубами, она толкнула дверь, открывая ее кулаком, и все еще сжимая в руках нелепый рюкзак. Она сделала шаг назад и швырнула его в гоблина. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увернуться от крупногабаритной ракеты, и улыбнулся ей.

— Как ты смеешь, — зашипела она, несмотря на то, что его улыбка обезоруживала. Она не была расчетливой или полной иронии, а просто честной и открытой, как в ту первую ночь, и от ее вида у нее дрогнуло сердце.

Это сон. Просто сон. Не по-настоящему.

— Как ты смеешь снова совать свой нос в мои сны после…

— Это не я сказал Линдеру о твоем истинном происхождении. Ты, правда, веришь, что я на такое способен?

Да. Нет. Может быть? Его опровержение выбило почву у нее из-под ног, и она осела.

— Ты — единственный, кто знал.

— Не единственный. Линдер — давний союзник Аграмона. Вот кого ты должна бояться.

— И ты знал об этом?

Он сделал паузу:

— Да.

Снова ложь.

— Что еще ты мне не рассказал?

Он намеренно проигнорировал ее и указал на микроскоп.

— Это машина для внимательного изучения предметов, верно? Каких предметов, по-твоему? — затем он показал на что-то за ее спиной. — И что это за хитрое изобретение там?

Она взглянула на телефон, висящий на стене у дверного проема. Предполагалось, что он будет служить для связи с главным офисом, но она помнила, как учитель обществознания пользовался им, чтобы позвонить домой жене и узнать, что у них будет на ужин.

Айзек встал и подошел к одному из больших окон, открывающих вид на школьный двор и дорогу.

— А это? У него есть колеса. Как он двигается?

Она вздрогнула от вида свежего зеленого газона за окном и того, как отражалось солнце от блестящей стальной крыши городского автобуса, припаркованного через улицу. Именно этот автобус раньше каждый день забирал ее из школы домой.

На здании на противоположной стороне улицы торчала реклама крема от прыщей, а цветы в саду вдоль бульвара представляли собой смесь анютиных глазок и маргариток. Грета никогда бы не поверила, что все эти детали хранились в ее памяти. Способности Айзека определенно были пыткой, но при определенных обстоятельствах, возможно, это был подарок.

— Если ты создаешь мои сны, откуда ты знаешь…?

— Я не создаю сны, я лишь открываю нужные двери в твоей памяти, чтобы освободить то, что мне нужно увидеть.

— И почему ты решил, что должен увидеть мою старую школу?

— Меня интересует место, которое ты называешь домом. Ведь ты хочешь быть здесь, не так ли? — он показал на машины на стоянке за окном. — Это карета? В вашем мире она двигается без лошадей? Есть ли вообще в вашем мире лошади?

— Да, — ответила она, озадаченная его волнением, — у нас есть лошади, но они не такие, как на Милене.

— Когда мы с Сионой были моложе, мы были увлечены идеей, что тепло и пар могут быть использованы в качестве источника энергии. Однажды мы с ней даже спроектировали вагон, который использовал бы такую энергию, чтобы крутились колеса без лошадей. Мы были много раз покусаны злобными зверями, ты видишь, — продолжил он с усмешкой. Что-то тоскливое пробежало по его лицу. — Полагаю, теперь мне нужно оставить изобретение подобных вещей другим.

В этом была только его вина. Если бы он не боролся за трон гоблинов, возможно, он до сих пор мог бы заниматься подобным. Несмотря на это, ей стало его жалко, и она засунула руки в карманы. Время для смены темы.

— Сиона жива? Она в порядке?

Он помолчал:

— Это было близко. Она очень тяжело ранена.

Грета прижала пальцы к губам, ее желудок резко сжался.

— Но она быстро выздоравливает, — заверил он. — С ней все будет в порядке, и она с большим удовольствием терзает меня за все те неприятности, что ты доставила у Маидры.

Девушка испустила легкий вздох, но дискомфорт в животе не отпускал. Сколько еще людей пострадает из-за нее?

— Я рада, что твоя кузина мучает тебя. Должен же хоть кто-то, — она опустила взгляд и смотрела, как носок ее кроссовка ковыряет пол. — Я чувствовала вину, что бросила ее.

— Она жива, но и Лазарь тоже. Сиона пыталась выследить его до тех пор, пока совсем не ослабела от ран, но фейри по-прежнему идет по твоему следу — и не он один. Скажи мне, где ты, Грета, чтобы я мог защитить тебя.

Она рассмеялась:

— Ага, будто это может случиться.

— Я думаю, ты ей нравишься.

— Кому? Сионе? Нет. Она…

— Не все на Милене должны быть твоими врагами, — прервал ее он. — Не все хотят умертвить тебя. Несмотря на свое ворчание, Сиона выразила желание быть твоим другом.

Друг на Милене? Хоть это и маловероятно, Грета подумала, что была бы не против иметь сильную женщину-гоблина в друзьях.

— И что это нам дает?

— У короля нет друзей, — его голос стал тихим.

— Почему ты убил своих отца и дядю? Той ночью, когда мы встретились. Ты о столь многом говорил, но не о том, что ты король.

Он напрягся, вцепившись в подоконник.

— Тебя это волнует или просто любопытно?

Ее губы приоткрылись. Она колебалась, но он находился рядом с ней, когда умер Люк. Айзек заслужил правду, даже если им нужно было многое преодолеть, прежде чем она могла хотя бы подумать о том, чтобы доверять ему.

— Я, вероятно, не должна, потому что это, скорее всего, заставит меня пожалеть, но, да, это меня волнует.

Он испустил глубокий вздох и кивнул:

— Я не убивал своего отца.

— Но ты убил своего дядю? — она подняла бровь. — Почему? Что произошло?

— Произошла ты. В ночь, когда мы встретились, я вошел в твои сны и раскрыл твою тайну.

Удивленная, что он сказал ей правду, она пристально посмотрела на него:

— Сколько раз ты следил за мной без моего ведома?

— Мне не понадобилось больше одного раза, чтобы заподозрить правду, и не более двух, чтобы убедиться окончательно. Хотя, раз было больше… они были для забавы, — он усмехнулся, когда она покраснела, словно знал, что она вспомнила, как флиртовала с ним. — Твои сны не похожи ни на один из тех, что я посещал.

— Я должна чувствовать себя польщенной?

— Возможно. Они, безусловно, уникальны. Тебе не всегда снится этот мир, — он обвел рукой классную комнату, — но твоя личность проявляется в каждом движении, которое ты совершаешь. Теперь, когда я знаю, кто ты, я не понимаю, как другие могли не заметить этого.

Она зарылась рукой в распущенные волосы.

— Потому что, вероятно, я не могу вспомнить, как заплетаю волосы во сне?

— Это гораздо больше.

Он поднял руку к ее лицу. Она подумала, что он снова заправит волосы ей за ухо, чтобы проверить, но он лишь провел большим пальцем линию вверх по ее щеке.

— Истина прямо здесь, — пробормотал он.

Прежде чем она смогла отреагировать, он наклонился вперед и прижался поцелуем к каждому из ее век.

Она ахнула, но он не остановился. Его рука двинулась ниже и прижалась к ее груди, прямо над сердцем.

— И здесь, — пробормотал он.

Прочистив горло, она выпрямила подгибающиеся ноги и умерила боль в груди, но ей не удалось успокоить колотящееся сердце. Она медленно отстранилась.

— Так, гм, какое это имеет отношение к тому, что ты стал королем?

Айзек откашлялся и отступил назад:

— После разговора с тобой и посещения твоих снов, я… растерялся. И рассказал о тебе своему отцу. Мой дядя подслушал и пригрозил сдать тебя Аграмону. Я встал на твою защиту, поэтому мой отец встал на мою защиту… и был убит.

От улыбчивого, увлеченного гоблина не осталось и следа. Он раскрыл ладони и перевернул их прежде, чем сжать в кулаки.

— Мне пришлось бросить вызов своему дяде, чтобы отомстить за смерть отца, и чтобы защитить тебя. Если бы он прожил достаточно долго, чтобы стать новым королем гоблинов, ты была бы уже мертва.

Грета очень хотела заговорить, но что можно на это сказать. Она ничего не делала, но сомневалась в нем и называла манипулятором?

Ошеломленная, она моргнула и покачала головой:

— Но зачем? Зачем тебе совершать это ради меня?

Девушка резко вдохнула, когда его пальцы начали ласкать ее лицо, а большой палец коснулся нижней губы. Он наклонился, и ее сердце заколотилось, стуча в грудную клетку.

— Разве это не очевидно?

Ее веки затрепетали, когда его рот накрыл ласковым шепчущим прикосновением. Теплый и более мягкий, чем она могла представить себе. У нее даже не было времени, чтобы привыкнуть к ощущениям, как все закончилось, и все ее тело качнулось вперед, когда Айзек отпрянул от нее.

Ее протест вылился в нервное карканье, когда девушка попыталась восстановить равновесие, но он полностью не отпустил ее. Нахмурив брови, гоблин взял ее руку.

— Что Аграмону нужно от меня, чтобы Линдер и твой дядя захотели сдать меня? — спросила она, завороженная его прикосновением. — Если он в темнице, и его зло не может никого затронуть, то как он заставляет всех выполнять его указания?

Айзек опустил взгляд и посмотрел на их переплетенные пальцы. Грета подумала, что он хочет отмахнуться от ее вопросов, но он просто покачал головой.

— Вы люди — причина, по которой мой мир находится в хаосе, и вы также единственное лекарство от этого.

Она слышала это и прежде, но не понимала, и все-таки ее пронзило сочувствие, когда его плечи опустились. Он разрывался между слишком многими целями. Мог не хотеть быть королем, но как только он взял на себя эту обязанность, он не выглядел как человек, который мог проигнорировать требования своих людей — а они все, казалось, жаждали ее крови.

Рано или поздно ему придется сделать выбор — его народ или Грета — а она была не настолько наивна, чтобы поверить, что гоблин выберет ее, даже если именно ради нее он стал королем. Она освободила руку и засунула в карман своих созданных сном джинсов.

Его взгляд исследовал Грету, медленно поднимаясь с талии на грудь, пока их глаза не встретились. Она сглотнула, промочив сухое горло, когда воздух между ними зашипел. Ей показалось, что он снова возьмет ее за руку, притянет ближе, чтобы поцеловать, надеялась, что гораздо глубже, чем в прошлый раз. Она хотела его так сильно, что это причиняло боль внизу живота.

Но Айзек этого не сделал. Его взгляд опустился, и он глубоко вздохнул, словно пытаясь восстановить равновесие, как и она. После долгого молчания мужчина сказал:

— Было время, когда Милена и все существа на ней жили в гармонии. Мы обладали связью с Великой Матерью, и взамен она дала нам все, что мы могли хотеть или в чем нуждались.

— Похоже на историю создания моего мира и, возможно, сотни других. Сейчас ты мне расскажешь о смертоносном яблоке и непокорном змие, не так ли?

Айзек нахмурился:

— Это был рай, пока демон не загрязнил наш мир своим злом.

— Как я и сказала… непокорный змий.

— Этого змия звали Аграмон. Он уничтожил все, до чего смог добраться, и тогда Великой Матери пришлось принять ответные меры, с дождем и снегом. И, тем не менее, демон наносил ущерб многие века. В конце концов, его загнали вглубь гор и магией заключили в темницу, но земля уже была испорчена, и дочери Великой Матери — эти две луны — наказали народ Милены за то, что не смогли защитить ее.

Люк когда-то рассказывал ей, что народ Милены не всегда был рабом лун, и что проклятие затмения было наказанием.

— Почему я должна поверить, что это нечто больше, чем мифология?

— В каждом мифе есть правда. Аграмон первоначально был из вашего мира. Он проник через порталы между нашими мирами.

Она подавила дрожь:

— Все это было вечность назад. Даже если изначально люди несут ответственность за освобождение этой призрачной угрозы, я не…

— Не призрачной, — сказал он. — Из плоти и крови, и очень могущественной. Говорят, что только когда люди будут привлечены к ответственности за свое предательство, демон покинет наш мир, и связь Милены с Великой Матерью будет восстановлена.

— Что? — он должен прекратить рассказывать эти сказки.

— Это ты, — сказал он. — Ты та, кто освободит Аграмона. Приспешники демона прочесывают мои земли, пока мы разговариваем, подвергая мой народ опасности только потому, что ему нужна ты. И я не могу позволить себе терять время только для того, чтобы преследовать тебя через три графства, — его голос звучал нетерпеливо. — Ты скажешь мне, где ты, чтобы я мог тебя защитить.

Гоблин так и не сказал, что и как, и почему она нужна демону. И, по-видимому, не собирался.

— Никто не просил, чтобы ты защищал меня, Айзек. Я довольно долго сама о себе заботилась.

Ее желудок сжался от боли при взгляде на его лицо, но она подавила эти чувства. Несмотря на то, что у нее болело сердце, а губы покалывало от ее самого первого поцелуя, ничто из того, что она только что узнала, ничего не меняет между ними. Ее никогда не примут в его мире, а он не сможет служить своему народу, если все силы потратит на ее защиту.

Последняя искра надежды, которую она даже не осознавала, умерла в ней, оставив ее бесчувственной и опустошенной.

— Грета.

— Забудь об этом, Айзек, — скрестив руки перед собой, она выдавила холодный смешок. — Просто оставь меня одну. Ты идешь своей дорогой, а я своей.

Он дернулся, словно она отпрянула назад и дала ему пощечину. Его рот открылся и закрылся.

— Ты не слышала ничего, что я говорил.

Она не могла смотреть ему в глаза.

— А почему я должна? Ты не сказал ничего, что я хотела услышать.

— Я не могу себе позволить тратить время на споры с тобой. Просто…

— Тогда, сделай одолжение… — она протянула руку и подняла брови. — Я уверена, ты знаешь, где выход.

Грета спросонья сперва дернулась вперед и глубоко вздохнула. Холод просочился сквозь ее одежду и причиняла боль суставам, хотя, судя по положению солнца, она спала не долго.

— Прощай, — со вздохом прошептала она. Она не хотела, чтобы так получилось — особенно после всего, что она узнала — но это было к лучшему.

Моргнув, она размяла шею и потянулась за своим мечом.

Он исчез.