10

— И что же говорит этот деревенский колдун?

Смеясь, Сасс прислонилась к двери. Резкий порыв ветра немного приоткрыл ее, и она нажала на нее сильней, отвернувшись от Курта, чтобы задвинуть как следует щеколду.

— Ужасный ветер! Я и не представляла, что бывает такая погода. Сколько романтики: ветер, дождь и туман! Впрочем, почему я удивляюсь? Шон говорил мне, что в это время года такая погода бывает тут каждый день, дикая и непредсказуемая. Но тогда я ему не поверила.

Закрыв наконец-то надежно дверь, Сасс откинула капюшон желтого дождевика, поправила волосы, стряхнула сверкающие капли дождя, ухитрившиеся просочиться через просторный плащ. Она швырнула его у двери и направилась к огню, задержавшись по дороге, чтобы одарить Курта поцелуем, а уж потом опустилась на колени перед очагом.

— Так что же сказали те парни в пабе? — Курт даже не пошевелился.

Сасс бросила на него быстрый взгляд и не заметила никаких изменений за те несколько часов, пока ее не было. Даже в такую погоду местность была на удивление прекрасной. Курт почувствовал бы себя намного лучше, если бы вышел на улицу и немного прошелся, размялся, сделал бы что-нибудь еще, чем скучать и ныть. Увидев его лицо, по-прежнему омраченное недовольством, Сасс повернулась к огню, грея руки и наслаждаясь теплом.

Курт закрыл глаза и мечтательно проговорил:

— Как бы мне сейчас хотелось пообедать у Спаго. Или в своей постели. У нас дома. В тепле. На солнце. Когда же закончатся эти бесконечные съемки и мы поедем домой? — Курт недовольно отодвинулся от Сасс и откинулся на спинку потертого кресла, ударив кулаком по подлокотнику. — Скажи на милость, Сасс, как тебе удается сохранять такую невозмутимость, когда мы торчим в этой деревне уже шесть недель, и не столько снимаем, сколько ждем погоды. Даже если не идет дождь, солнце тут все равно не показывается. Туман, изморось, все то, что вгоняет в депрессию. Сасс, обещай мне, что послушаешься деревенских идиотов и снимешь завтра последние кадры, что бы там ни было. И тогда в конце недели мы сможем отсюда выбраться.

Сасс потирала перед огнем руки, радуясь, что Курт не видит, как ей надоело его нытье.

— Тебе ведь приходилось бывать и на более неприятных съемках, чем эти, — заметила она.

Она заложила за спину руки и откинула назад голову; длинные волосы коснулись ковра, постеленного перед очагом. Она усмехнулась, но Курт пребывал в слишком кислом настроении, чтобы заметить, что она никогда еще не была такой красивой. Почувствовав его состояние, Сасс перестала шутить и вздохнула.

— Да, мы завтра будем снимать в любом случае. Шон говорил мне, что в тот день, когда у них с Мойрой произошло окончательное объяснение, шел слабый дождь, и было облачно. Я только надеюсь, что ветер немного уляжется. Остальное же доснимем в студии. Но вообще здесь… — Сасс обняла колени и глубоко вздохнула, наслаждаясь теплом очага, запахом старого дерева. — Здесь просто божественно, Курт. Мне жаль, что ты этого не замечаешь. — Она повернулась к любовнику, ее глаза и голос стали мягче. — Если бы ты перестал думать о доме, тогда бы ты лучше разглядел Ирландию. Тут все…

— Все так, как говорил Шон, — огрызнулся Курт. — Разве не это ты хотела сказать?

Сасс отвернулась. Он мог с таким же успехом и ударить ее по лицу, поскольку злость в его голосе обидела ее так же сильно. Еще никогда, за все время, пока они вместе, Курт не проявлял столько недовольства. Легкость в обращении сменилась на беспричинное раздражение, и для Сасс эта поездка преподносила один неприятный сюрприз за другим. Повернувшись спиной к огню, Сасс скрестила ноги и пристально посмотрела на Курта.

— Может, поговорим серьезно?

Сасс провела пальцем по его ноге, но Курт оставался отчужденным и холодным. Он был полон решимости извлечь выгоду из своего скверного настроения.

Сасс расцвела в этой глуши, среди простых людей, наивных и искренних, как дети. И она должна во что бы то ни стало вернуть огонь жизни Курту. Исполнитель главной мужской роли должен играть на все сто процентов, когда камера будет включена. Да и вообще, ей надоело смотреть на его скучное лицо. Теперь же им остается потерпеть день или два, не больше.

— Курт, — произнесла она, — давай поговорим.

— О чем тут говорить? Я ведь знаю, что ты хочешь мне сказать…

— Может быть, — начала Сасс, осторожно подбирая слова. — Да, Ирландия оказалась точно такой, как говорил Шон Коллиер. Но что здесь странного? Это родина Шона. Вполне естественно, что мы с ним подробно говорили про Ирландию. Каким бы я была продюсером, если бы просто взяла его сценарий и отдала его съемочной группе, ничего не выяснив и не обдумав?

— Ты бы никогда так не сделала.

— Правильно, — ответила Сасс. — Для этого я слишком профессиональна. И слишком заинтересована в фильме. И слишком…

— Слишком сумасшедшая, да, Сасс?

— Ох, Курт, — устало произнесла она. — Неужели снова будем все повторять?

— А ты собираешься снова отрицать? — Он скрестил на груди руки и спрятал подбородок в высокий ворот свитера. — Ты ведь сама знаешь, что тебе это нравится. Вся эта ирландская чушь про разбитое сердце. Ты всегда клюешь на такие вещи.

При этих словах у Сасс упало сердце. Курт жаждал ссоры, и ее пугала эта новая его черта. Вот таким он будет в трудные моменты жизни. Если бы она хоть чем-то заслужила такое обращение, Сасс молчала бы. Но ведь она не дала ему никакого повода, и от этого ситуация становилась еще более неприятной. Разве не была она рядом с Куртом с первого дня их встречи, не любила его, не слушала, не помогала ему в его карьере и вообще во всем? И у него нет абсолютно никаких оснований так на нее набрасываться. Это безмерно обижало ее.

— Верно, — согласилась Сасс, не в силах удержаться и не поддразнить его. — Ты прав. Я всегда бросаюсь под ноги мужчинам, и ничего не могу с собой поделать. Чем более они грубые, тем больше мне нравятся. Я не знаю никакого стыда. Когда мне встречается широкоплечий мужчина, я забываю про все свои клятвы. Для меня просто загадка, как ты еще можешь желать меня. Ты хороший, Курт. Слишком хороший для таких, как я. — Все это она произнесла с ирландским акцентом, а потом пощекотала ему пальцем ребра. Все это звучало так нелепо, что она даже не могла на него сердиться за его глупость. — Я совсем не заслуживаю тебя, такого благородного джентльмена.

— Перестань, Сасс. — Курт поежился и шлепнул ее по руке.

Но Сасс не унималась. Она продолжала его щекотать, и, несмотря на все его усилия, у него вырвался смешок, вознаградивший ее за все. Но у Курта неожиданно переменилось настроение. Он схватил Сасс за запястья и сжал их до боли.

— Курт! — Сасс засмеялась, уверенная, что он отпустит ее, как только поймет, что ей больно. Но посмотрев на его лицо, поняла, что тут не до смеха.

Он не только скучал по теплой Калифорнии и хандрил в этой глуши. Ревность его была не надуманной, а настоящей. Хватка у Курта оказалась жесткой и сильной, еще никто так не обращался с Сасс, даже Шон Коллиер, хотевший задушить ее при их первой встрече. А теперь ей причинял боль человек, постоянно клявшийся в своей любви.

Они так и застыли: она, согнувшись, словно непокорная рабыня, он, как король на троне — старом кресле — в замке, увенчанном тростниковой крышей. Миг расплаты растянулся в целую вечность, и невозможно было определить, что они оба испытывали. Все продолжалось слишком долго и было слишком красноречивым, чтобы понравиться Сасс. Ее руки сжались в кулаки, но не для самозащиты, а в непроизвольном жесте испуга.

— Не дразни меня, Сасс, и не лги мне, — спокойно сказал Курт. — Я почувствовал, что между вами что-то произошло, в ту же минуту, как этот тип появился в доме. — Он грустно покачал головой. — Я не схожу с ума. И это ощущение не оставляет меня до сих пор. В ту минуту, как мы приехали в эту деревню, Коллиер снова появился рядом с нами. Нет, не рядом, а между нами!

Курт опустил руки, хватка его ослабла, и вот ее руки уже нежно лежали на его ладонях. Он наклонился к ней. Их лица были совсем близко, и Сасс ощутила его смятение, глубокое и подспудное.

— С самого начала всей этой истории я был не в своей тарелке. А теперь больше, чем когда бы то ни было, кажусь себе отделенным от тебя. Вновь и вновь я вижу, как ты сидишь с ним в саду, говоришь, улыбаешься, приходишь в восторг от любых его слов.

— Мы работали, милый. Просто работали. Ты ведь знаешь, как увлекла меня эта книга. Я была в восторге, ведь я мечтала об этом проекте. — Сасс утешала его, словно маленького.

Но Курт был непреклонен и упрямо качал головой. Он не желал ничего слышать и отказывался верить чему-либо, кроме своих собственных догадок.

— Сасс, я видел, как ты высматривала его. Ночью. Садилась на диван и смотрела, ждала, когда он покажется, как бы ни было поздно.

— Курт, что ты воображаешь? — ужаснулась Сасс, обнимая его. — Ночью я смотрела на океан. Я так делаю всегда с тех пор, как поселилась в этом доме. И ты это знаешь.

Курт вздохнул, поднял голову и уставился на огонь. Сасс взяла его руки в свои.

— Раньше ты смотрела на океан, а теперь высматривала проклятого ирландца. Я знаю, о чем ты думала и о чем думаешь до сих пор. Его имя звучит всякий раз, когда ты открываешь рот. Шон то, Шон это. Меня уже тошнит от этого имени, Сасс. Ты никак не можешь от него отделаться. А теперь приехала в Ирландию и вроде как по-настоящему стала женой Коллиера. Я еще никогда не видел, чтобы ты так играла, как в этом фильме. И, в конце концов, я понял, что мне мешает восхищаться твоей игрой. — Он посмотрел на нее, и тоска в его глазах казалась почти невыносимой. — Я не могу ею восхищаться, потому что это не игра, Сасс. Ты живешь в своих фантазиях. Ты глядишь на меня, но перед тобой стоит Шон Коллиер. Ты произносишь слова, но это не слова твоей роли, а речь женщины, старающейся вернуть себе мужа. — Курт в отчаянии развел руками. — А еще хуже то, что ты хочешь, чтобы так было. Тебе хочется, чтобы он был здесь. Иногда же мне кажется, что ты не прочь оказаться с ним и в постели.

— Курт…

Больше Сасс не смогла сказать ничего. Она отодвинулись от него, оскорбленная до глубины души. Его имя прозвучало как порыв ветра, пробившийся сквозь плохо закрытые окна. Оно должно было прозвучать утешением, а пожатие ее руки должно было стать успокаивающим жестом. Но даже она поняла, что они получились у нее неубедительно. Имя произнесла не сразу и без должной выразительности, а пожатие оказалось чуть-чуть неуверенным. И, поняв это, Сасс мысленно отругала себя.

В каком-то отношении Курт был прав. Шон отличался от окружавших ее мужчин своей естественностью, на него не производили особого впечатления ее богатство, внешность и слава. Шон Коллиер всегда делал то, что ему нравилось. Он никогда не планировал свою жизнь, не приукрашивал ее ради славы, и Сасс всегда завидовала этому и восхищалась.

Все эти качества сделали Шона Коллиера необыкновенным, интересным и привлекательным. И не только для Сасс, но и для любого, кто встречался с ним. Для любого, кроме Курта, разумеется.

Сасс подошла к окну и раздвинула старенькие занавески.

Ирландия такая зеленая. Красивый край. Честный и прямой. И, если быть искренней, у нее в сердце жило чувство к Шону Коллиеру. Да, она могла бы назвать его любовью. Но это любовь к его творчеству и сочувствие к его боли. И это уж точно не та любовь, какую она испытывает к Курту. Сасс была в этом уверена.

Но говорить об этом Курту не имеет никакого смысла. Он никогда не поймет, что любовь может иметь различные оттенки. И то, что Сасс испытывает к Шону Коллиеру, настолько сложно, что она сама не может полностью это понять. Он спас ей жизнь. Он поделился с ней своей болью. Шон Коллиер подарил ей самостоятельность, передав права на книгу своего отца. И, когда она стояла рядом с ним и вдыхала его запах, смотрела в черные глаза, на черные волосы, отливающие синевой при свете луны, то ощущала в груди какое-то волнение. Ей хотелось прикоснуться к нему, ощутить, как его руки обнимают ее с любовью, а когда он поцеловал ее, в тот единственный раз, ей показалось, что нет ничего в мире слаще, чем его губы.

Но ведь она вернулась к Курту, к привычной для себя жизни. Иного она не могла сделать. За ее спиной была жизнь, сделавшая ее звездой, знаменитой Сасс Брандт. И встреча со страдающим человеком, нуждающимся в самоотверженной, особой любви, так и осталась просто встречей. Сасс всегда будет с любовью вспоминать свое приключение. Она понимает, что этот фильм она будет снимать не только ради себя, но и ради него.

Со временем воспоминания о Шоне Коллиере побледнеют. Возможно, она подумает про него когда-нибудь, и это будут дорогие для нее воспоминания, не имеющие ничего общего с реальной жизнью. Сасс отведет для Шона Коллиера маленькое, но почетное место в своем сердце. И сделает это ради Курта. И ради себя тоже.

Оглянувшись, Сасс увидела, что Курт по-прежнему сидит, как и сидел. Он все еще смотрел на огонь, и от его отблесков казался таким красивым, что напомнил ей картину старого мастера.

— Я люблю тебя, и ты это знаешь.

Хотя и невольно, слова прозвучали заученно и неубедительно. Но за окнами бушевала непогода, в камине потрескивал огонь, и погруженный в раздумья Курт выглядел настолько драматично, что она боялась все испортить, запутав клубок еще туже. Вернувшись к Курту, она села рядом с ним на пол и положила руку ему на колени и прислонилась головой к его мускулистой ноге.

— Я люблю, — повторяла она вновь и вновь, понимая, что должна заставить его поверить. Его рука нерешительно коснулась ее волос, потом погладила их. Сасс с облегчением поняла, что он верит, и крепче сжала его руку. — Правда, дорогой, я очень тебя люблю, — снова сказала она и на этот раз с беспокойством подумала, что, быть может, пытается убедить себя.

А Курт намотал на пальцы ее волосы, которые Шон Коллиер находил неотразимыми. Он нежно отвел ее голову назад, опускал до тех пор, пока ее лицо не оказалось рядом с ним и он не увидел, как ее губы движутся, произнося слова любви.

Глаза у Сасс закрылись, пламя освещало правую сторону ее лица, отражалось на ее фарфоровой коже. Темные ресницы лежали на щеках, а губы двигались и двигались, произнося одни и те же слова, шептали их вновь и вновь.

Ему ничего не оставалось, как поцеловать ее. А поцеловав один раз, Курт уже не мог остановиться. Поцелуи за поцелуями, вновь и вновь. Сначала губы, затем щеки и глаза. Курт соскользнул со стула и увлек ее за собой на пол. Крепко прижал к себе, не отпуская ее волосы. Они оказались совсем близко от очага, и жар его пламени разжег ярость их желания.

И вскоре Сасс забылась в страсти, вызванной в ней Куртом. Даже зазвонивший телефон не мог их оторвать друг от друга, пока они не насытились. Ничто не могло их остановить, кроме одной вещи, и этой вещью была память Сасс Брандт. В ней безмолвно хранилось воспоминание о высоком черноволосом мужчине, покинувшем ее. Но Шон никогда не вернется. Он не может стать частью ее жизни. И Сасс спрятала лицо в теплом и уютном уголке на груди Курта. Там она слышала, как бьется его пульс, и от этого в ней вспыхивало желание.

Воспоминания о Шоне, мысли о человеке, так не подходящем к ее жизни, пропали в темноте, столь же черной, как глаза Шона Коллиера.


Лизабет разгладила юбку и проверила пуговицы на блузке, которую Сасс должна надеть наутро. Такая скромная одежда. Она превращает Сасс в почти незнакомую Лизабет женщину. Кажется, все учтено. Конечно, в съемочной группе была костюмерша, но Лизабет предпочитала проверять все сама. Нагнувшись, она посмотрела на лодочки на низком каблуке, которые пришлось мять и тереть, пока они не стали выглядеть так, словно их носили много лет. Наконец, она внимательно осмотрела шарф, который обовьет шею Сасс.

Да, все выглядело вполне симпатично. Даже вещи Курта. Лизабет придирчиво проверила его костюм, хотя ее мало интересовало, как будет выглядеть Курт. Он оставался тем же Куртом, странно одетым и произносящий слова своей роли. А вот Сасс преобразилась и стала «женщиной в конце тропы». И когда включались камеры, Лизабет почти пугалась, наблюдая это перевоплощение.

Последний раз Лизабет окинула взглядом трейлер с костюмами актеров, надела плащ и шляпу и вышла на улицу. Дождь все еще шел, тихий и очищающий, на маленькую деревню, расположившуюся высоко над морем, но ветер утих, превратившись в легкий бриз. Было почти пять часов, но небо было темным. В домах, пабе и церкви зажглись огни. Прислушавшись, Лизабет могла бы услышать звучащее в маленьком храме пение. Это репетировал хор. Они пробыли здесь уже достаточно долго, чтобы узнать уклад жизни в этой деревне.

Она быстро направилась к маленькому дому, где жила с двумя другими женщинами из съемочной группы, Лизабет ничего против них не имела, но предпочла бы жить вместе с Сасс. Если бы в главной роли не снимался Курт, то она там бы и жила, заботясь о всех ее желаниях.

Слава Богу, если все будет хорошо, то они завтра закончат. День или два уйдут на то, чтобы собрать и упаковать реквизит и попрощаться с жителями, хотя казалось, что это интересует одну лишь Сасс. По крайней мере, Курт и Лизабет держали свои чувства под контролем. А съемочная группа вела себя так, словно оказалась в волшебной стране, где добрые ирландцы играли роль эльфов и добрых фей. Лизабет будет невероятно счастлива оказаться снова дома.

Быстрым движением руки она подняла воротник. Ветер снова усилился, и Лизабет торопливо направилась к своему домишке. Скоро время ужина. Эх, скорей бы домой.


Ричард положил телефонную трубку и откинулся на спинку кожаного кресла, глядя на слой смога, опустившийся на Лос-Анджелес. Именно в этой позе застала его через десять минут хорошенькая секретарша. Ричард улыбнулся, но проработавшая с ним достаточно долго Ширли поняла, что на душе у него неспокойно.

— Нужна моя помощь? — Ширли направилась к нему грациозной походкой. Ричард немного полюбовался на ее ножки, но сейчас не время для развлечений. Бизнес всегда стоял у него впереди удовольствий.

— Пожалуй, нет. Даг здесь?

Ширли подняла брови и положила ему на стол несколько папок.

— Я не знала, что вы его ждете. Ведь его нет в календаре.

— Я позвонил ему и попросил прийти ко мне, чтобы обсудить эти распечатки.

Ширли взглянула на стопки бумаг, которые подтолкнул к ней Ричард. Она не понимала и половины бумаг, проходивших через контору. И это хорошо. Ричард не любил, чтобы кто-то подвергал сомнениям его решения. Сейчас ему требовались кое-какие пояснения. Если то, что он увидел на распечатках, верно.

Внезапно он встрепенулся. Меньше всего Ричарду хотелось, чтобы Ширли заметила, его растерянность.

— Что у тебя?

— Просто несколько писем на подпись. Еще я принесла два новых сценария, чтобы вы просмотрели их и решили, стоит ли посылать их Сасс. Да, снова звонила та женщина. Слоан Маршалл.

— Есть тут кто-нибудь?

В кабинет уже входил без приглашения Даг Уайттейкер, сжимая в руке папку. Своим видом он напоминал представителя бухгалтерской фирмы. Прилизанные черные волосы, костюм от Армани, сверкающие ботинки, покрытые лаком ногти, галстук с зажимом.

— Рад тебя видеть, Даг. — Ричард поднялся. Они обменялись рукопожатиями. Много лет они работали вместе, помогая Сасс, но так и не сделались друзьями. Ричард уже давно перестал беспокоиться об этом. Он кивнул Ширли, уже закрывавшей за собой дверь.

— Спасибо, Ширли.

Мужчины сели, и Ричард подвинул Дагу распечатки.

— Не объяснишь ли мне, что это значит?

Даг пожал плечами.

— Я мог сделать это и по телефону, не стоило ради этого вытаскивать меня из дому.

— Мне нужно было, чтобы ты приехал. Просто нужно было видеть твое лицо, когда ты станешь мне объяснять, в чем тут дело. — Ричард схватился за стол, чтобы удержаться и не вытирать лоб, на котором наверняка блестела испарина. Даг вовсе не казался встревоженным.

— Я думал, что Сасс сказала тебе. И вообще, у меня возникло впечатление, что Сасс сделала это с твоего ведома. — Ричард покачал головой, и Даг почувствовал себя немного неуютно. Мысль о том, что Сасс Брандт ни с кем не посоветовалась, принимая такое серьезное решение, обеспокоила и его. Но все-таки это ведь ее деньги.

Даг вздохнул и расстегнул двубортный пиджак.

— О'кей. Это справка о текущем финансовом положении Сасс. Как ты видишь, она ликвидировала все свои облигации и продала долю в «Джейд Продакшнз». Это принесло ей чистыми около шестнадцати миллионов. Она не может трогать деньги, положенные в трастовый фонд, но остальные свои капиталовложения она пощипала изрядно. Она залезла в счет, на который я откладывал деньги в течение последних шести месяцев. Она взяла десять миллионов у инвесторов и еще десять — кредиты у банков. В сущности, Сасс угробила примерно треть своих денег, имевшихся у нее еще год назад. И все это ушло на фильм. Итак, что ты хотел спросить?

Даг сел и посмотрел на партнера. Он знал, что у Сасс нет юридических отношений с Ричардом — таких, которые бы давали ему возможность отменить ее финансовые решения, — и все же это его удивило. Независимость Сасс могла означать множество вещей, и не в последнюю очередь то, что Ричард может оказаться в отставке. Сейчас она уже взрослая и, возможно, собирается поменять менеджеров. И в таком случае он может оказаться первым на очереди. Но, скорее всего, это просто результат ее увлеченности фильмом. Весь Голливуд знает, что Сасс слегка тронулась. «Причуды Сасс», так все называли ее проект, и никто не мог ее убедить, что он не стоит тех миллионов, которые она на него тратит. Не то чтобы в Голливуде в нее не верили. Любой был бы готов вложить деньги в фильм, где Сасс Брандт участвует как актриса. Но Сасс Брандт в роли продюсера? Это весьма сомнительное дело, а Голливуд не склонен бросать деньги на ветер.

— Почему ты не позвонил мне? — взорвался Ричард. — Почему не сообщил об этом?

Вместо объяснений Даг смерил его скептическим взглядом, и Ричард спохватился.

— О'кей. Извини. Ты не обязан сообщать мне. Сасс моя клиентка, и я должен был знать об этом. Я просто не проследил. Мне…

Ричард встал и прошелся по кабинету. Он потерял свой прежний лоск. Вероятно, его финансовые дела шли не слишком удачно. Самоуправство Сасс могло стоить Ричарду дороже, чем Даг думал прежде. Ходили слухи, что Ричарда видели со Слоан Маршалл. А с ней видели лишь тех, кто ей должен.

— А мы не можем тут что-то переиграть?

Даг покачал головой.

— Боюсь, что нет, Ричард. Ведь это деньги Сасс, Ричард. Думаю, что она вольна делать с ними все, что хочет.

— Но ведь нельзя же их бросать на ветер. Сасс ведет себя неразумно с тех пор, как взялась за этот проект. Ее нужно направлять.

— Вот и направляй ее, Ричард. Я уже высказал ей свое мнение, когда она приказала мне ликвидировать облигации. Фонды были распределены так, что она была благодаря нашим стараниям защищена от налогов. А теперь ее изрядно пощипают пятнадцатого апреля, но мы сделали все, что могли. Что я могу еще сказать? Она зарабатывает деньги, так что имеет право их тратить, как ей угодно. Ну, а теперь мне можно уезжать, или я должен объяснить тебе строчку за строчкой все записи?

Когда Даг ушел, Ширли вернулась на огневую позицию.

— Мне еще раз попытаться разыскать Сасс по телефону? — спросила она, с тревогой взглянув на лицо Ричарда. Она уже видела его таким однажды, когда Сасс попала в госпиталь с воспалением легких. Хотя Ричард любил Сасс как дочь, главное было то, что Сасс для него клиентка — единственная и драгоценная.

— Нет. — Ричард покачал головой и вернулся к столу. Он собрал бумаги и подержал их в руке. — Нет, — снова сказал он и поглядел на Ширли, принимая решение. — Лучше забронируй мне билет на ближайший рейс в Ирландию. Если возможно, прямой на «Эйр Лингус». Я хочу быть там завтра утром, лично поговорить с Сасс. Она зашла слишком далеко. На карту поставлено слишком многое.


Снег давно перестал, но погода все же стояла холодная. Шон ловко разжег очаг, чтобы согреть хижину. Раздвинул занавески, так что внутрь полился дневной свет.

Пожив в особняке Сасс на берегу океана, он понял, как любит свою хижину. Каким бы красивым ни был дом у Сасс, место это не для него. Но Сасс показала ему также нелепость его добровольного заточения. Хотя ему нравились далеко не все, с кем он встречался в эти дни — в городе, по дороге, обитатели и гости дома Сасс, — по крайней мере он снова обрел свой голос. Прятаться значит влачить жалкое существование, а не жить, а уж прятаться от воспоминаний вообще самое последнее дело. И вот он начал работать снова, и это стало пусть болезненным, но возрождением. Благодаря Сасс, он больше не прежний бездельник Шон Коллиер.

А последнее и самое важное то, что его дом переменился, после того как в нем побывала она. Теперь он время от времени видит мысленно, как она сидит у огня, стоит перед ним в его халате, лежит на его диване. Ее присутствие будет всегда согревать дом, где он живет.

Он сидел у окна и глядел на лес и опускающееся за него тусклое северное солнце. Он знал, что должен работать. Но сегодня никак не мог собраться с мыслями. На этой неделе, если все будет хорошо, Сасс должна закончить съемки фильма. Забавно, что он до сих пор ощущал себя его совладельцем, словно вложил в фильм свои капиталы.

Он рассеянно крутил в руках открытку, присланную ему Сасс из Ирландии. Он даже не знает, почему сохранил ее, разве что ему порой кажется, что она хранит на себе прикосновение ее рук. А иногда он думает, что росчерк с завитушкой в ее подписи сделан ею специально, чтобы он улыбнулся.

Спохватившись, Шон Коллиер поднялся из-за стола и положил открытку в шкатулку, где хранил разные дорогие ему мелочи. Он прошел на кухню, натягивая на себя старый свитер.

Хотя стояла середина дня, он добавил себе в кофе добрую порцию виски. Потом уселся у огня, протянул ноги, потягивая горячую жидкость. И, глядя на пламя и чувствуя, как от ног к сердцу поднимается тепло, понял, что цвет пламени чем-то напомнил ему Сасс. То ли ее волосы, то ли улыбку, а может, сам блеск огня вызывает в его сознании мысли о Сасс.

Откинув назад голову, Шон закрыл глаза. В темноте он увидел ее лицо, каким оно было в ту последнюю ночь, в тот первый день, в каждое мгновение, когда он ее видел. Он был счастлив, что у нее есть мечта, что она почти осуществилась и что Сасс скоро увидит плоды своего труда. Возможно, он сходит и посмотрит фильм. Возможно, сможет вновь пережить эту историю, лишь бы видеть лицо Сасс Брандт.

Загрузка...