Не очень обширная гостиная в доме Веллиигтонов была переполнена женщинами, разодетыми в нарядные платья, отделанные лучшими кружевами и лентами. Все они хихикали, суетились и без конца давали советы невесте. Мужчины дрейфовали между гостиной и заново отделанной студией, где подогревались портвейном и спорили о политике. На последнюю вечеринку накануне венчания были приглашены только самые близкие люди, и, в общем-то, на взгляд англичанина, здесь явно не хватало пудры на париках, изысканных шелков и парижских ароматов.
Алекс стоял прислонившись к книжным полкам и рассеянно потягивал вино из стакана. Он не был расположен к разговорам и время от времени с тревогой прислушивался к взрывам женского хохота в соседней комнате. Последняя неделя стала для него сущим адом. Он и сейчас не был уверен, что перед самым венчанием Эвелин не исчезнет бесследно, средь грома и молний.
Раздались веселые аккорды спинета, и у Алекса появилась причина уйти. Когда он извинялся и раскланивался перед мужской частью компании, те понимающе кивали. Музыка звала танцевать, и вокруг было полно хорошеньких женщин — выбирай любую.
Но та, которую хотел выбрать Алекс, уже исчезала в направлении кухни. Эвелин глянула удивленно, когда он догнал ее и взял за локоть. Она улыбнулась и поставила свою чашку на стол.
— Я думала, еще кто-то с ценными советами насчет первой брачной ночи… Ох и наслушалась я их сегодня! Но, думаю, что выглядела недостаточно смущенной, и они как-то странно переглядывались. На щеках румянца маловато…
Алекс почувствовал громадное облегчение. Наконец-то она заговорила о свадьбе. У него закружилась голова, да, признаться, и портвейна от волнения он употребил немало. С лукавой улыбкой он увлек ее к двери.
— Румянец — это просто. Сейчас восстановим, я всегда с удовольствием.
Ночь выдалась морозной, но они были тепло одеты и, разгоряченные волнением, не чувствовали холода. К спинету присоединилась скрипка. В небольшой гостиной хватало места лишь для нескольких пар. Скоро их хватятся. Но пока время было. Алекс поднял Эвелин на руки и в каком-то диком восторге закружил ее в прозрачном ледяном воздухе, слушая радостный смех.
Ему было так хорошо с ней, он чувствовал себя таким мужественным и сильным! Его рука сжимала талию Эвелин, почти не давая ей дышать. Он кружился все быстрее, смеясь и вдыхая аромат ее волос. Это был последний день их свободы. Завтра они станут мужем и женой.
Эвелин, такая легкая и податливая, в его руках выглядела гибкой тростинкой, и Алекса переполняла музыка, которая, казалось, звучала в ней. Невозможно было согнать с лица глупую улыбку, когда он вглядывался в блестящие, совершенно фиолетовые глаза, гладил развевающееся каштановое облако волос.
У него было немало женщин: загадочных брюнеток, с изогнутыми бровями и знойными поцелуями, миниатюрных блондинок с мягкими губами, развратных любительниц острых ощущений. Но всех этих ощущений ему хватало на несколько часов. А эта не только отличалась от всех прочих. Это была его женщина! Невозможно поверить, что он встретил умную, красивую женщину, которая согласилась выйти за него замуж, зная о его прошлом. Он не заслужил такого. И в глубине души постоянно боялся, что кто-то вдруг отнимет ее. Но в этот момент он испытывал только радость.
Когда бесконечное кружение кончилось, Алекс нашел ее губы. Они всю неделю не целовались, Эвелин смущало присутствие графа, да и сейчас она нервничала, но он больше не мог отказать себе. Он едва слышно застонал, когда она, с такой же страстью возвращая поцелуй, стала будто растворятся в его объятьях.
Ее губы прожигали насквозь кожу, и Алекс прижимал ее все теснее к себе. Густой мед ее дыхания переполнял его, а податливое, тающее в руках тело будило мучительное желание. Нежно поцеловав ее в уголки рта, он отступил, все еще держа ее в объятиях.
— Я стараюсь держаться в рамках в ожидании брачной ночи. Но с вами, мадам, это очень нелегко…
Его поцелуи горели у нее на лице, грудь сладко пыла. Эвелин едва хватало дыхания, чтобы ответить. Ей хотелось, чтобы руки Алекса двинулись выше, сильнее стиснули грудь и не останавливались, пока они оба не получат того, чего так хотят. Голова кружилась от желания, она запустила пальцы в его густые волосы и постаралась быть хоть чуть разумной.
— Нас будут искать. Нужно идти…
Осталась только одна ночь. Еще одна ночь! Эвелин не могла сдерживать дрожь, которая сотрясла все тело, когда она представила целую ночь в постели с ним. Проснуться и увидеть рядом его темноволосую голову — единственное, что она сумела представить сейчас. Она нашла ето губы, и вся потянулась к нему.
Алекс выругался, глядя на яркие полосы света, падавшие из окон, и уже всерьез думал увлечь ее на садовую скамейку, где можно опробовать третий способ. Нежно сжав ее грудь, он все же попытался справиться с собой. Это, конечно, не должно становиться привычкой, но один раз, ради Эвелин, стоило попробовать.
— Как только я представляю нас с тобой в нашей кровати, так глаз не могу сомкнуть. — Он нежно поцеловал Эвелин в висок.
Она вспыхнула при мысли о широкой двуспальной кровати, которая уже стояла в ее комнате. Мать и Джейкоб уйдут ночевать к знакомым, граф останется в доме дяди. Завтра они будут одни во всем доме.
— Очень странное ощущение — спать в огромной кровати одной. И к чему такие траты, если это всего на несколько ночей? Нам и так есть на что потратить деньги.
Но Алекс помнил ее счастливое лицо, когда кровать втаскивали в комнату. И сейчас ее слабые протесты его не обманули.
— Никаких трат впустую. Кровать мы заберем с собой. На ней будут проводить свои первые брачные ночи наши дети. Нужно только решить, куда ее везти, в Корнуолл или в Лондон. Там и так полно всякого старинного хлама, которым мои предки пользовались столетия назад… Я это не с презрением говорю, но хочется иметь среди всего этого что-то свое. Да и кровать хороша.
Эвелин рассмеялась и прижалась щекой к его плечу. Такие моменты случались редко, и она хотела продлить этот или хотя бы запомнить. Она знала, что с Алексом ей будет нелегко, наверняка будет всякое, но ради таких моментов она готова была на что угодно. Это, наверное, и есть счастье. Она любила этого невозможного человека и надеялась, что он тоже когда-нибудь полюбит ее. Она его научит.
— Я вполне доверяю местной кровати, да и местная женщина на ней не разочарует тебя. Не хочу, чтобы ты искал кровати в Корнуолле или в Лондоне, и женщин для кроватей тоже.
Она никогда прежде не говорила ему такого и тут же пожалела о своих словах. Ощутила, как затвердели мышцы на его груди. Неужели опять скандал? В последнюю ночь перед свадьбой?
— Я не стану давать никаких обещаний, — произнес Алекс вполне спокойно. — Постараюсь начать все заново, с тобой. Я хочу, чтобы мы доверяли друг другу… Не люблю давать обещаний, которых могу не сдержать.
На глаза у Эвелин навернулись слезы, и она зарылась лицом ему в плечо. Руки Алекса крепко держали ее, и она не хотела больше в жизни никаких других рук. Ну почему он не может чувствовать так же? Это несправедливо, а она привыкла бороться с несправедливостью. Она будет бороться, чтобы удержать его рядом. Она найдет средства. Конечно, они должны найтись, если он сам выбрал ее из всех.
— Я тоже не раздаю клятвы с легкостью, Алекс, — произнесла она негромко, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Пусть все идет своим чередом. По крайней мере, до Англии ты будешь целиком мой. А там — увидим. Может, ты сам решишь, что зря все это затеял.
Алекс улыбнулся, глядя в ночь поверх ее головы, и теснее прижал Эвелин к себе.
— Если кто-нибудь и способен сделать из меня достойного человека, то это ты. — Голос его пресекся. — Но сейчас лучше подумай о том, что будешь делать целых шесть недель в одной каюте со мной?
Эвелин зарделась, но в этот момент из дома донеслись голоса. Их звали.
— Я не хочу даже думать…
— Хм, а мне кажется, что ты только об этом и думаешь.
Он засмеялся, глядя, как Эвелин, подобрав юбки, побежала к дому. Ему нужно было немного остыть, а это могло занять немало времени. Пока же у него в голове мелькали образы Эвелин, распростертой на огромном брачном ложе.
Граф нашел его в саду через несколько минут. Алекс стоял прислонившись к дереву и смотрел на окно второго этажа. Грэнвилл скрыл усмешку, вспомнив раскрасневшуюся и растрепанную невесту, которая только что попалась ему на лестнице. Да, Хэмптон не собирался ронять своей репутации и никогда своего не упустит.
— Аптон спрашивал меня, что ты собираешься делать со складами, Алекс.
Слова графа швырнули Хэмптона с небес на землю.
— Похоже, твоя нареченная владеет очень дорогим и лакомым куском. Всей общине будет причинен значительный урон, если этой собственностью не распорядиться как следует. И как озабоченный гражданин, он хотел бы знать твои намерения.
Алекс пожал плечами.
— А его друг адвокат не сказал ему, что отец оставил ей имущество без возможности передачи? Я не смогу прикоснуться к нему, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Я полагаю оставить здесь доверенного человека, который будет всем распоряжаться. Аптону очень не понравится такой ответ, так что повремените с ним.
Граф понимающе кивнул.
— А ты собираешься сказать Эвелин, что ее дядя замешан в контрабанде?
Алекс поморщился и устремил взгляд куда-то вверх.
— Вы представляете, что она может выкинуть, если я скажу?
— Станет отрицать? — отозвался Грэнвилл, сам не очень веря. У этой девушки слишком много здравого смысла.
— Нет, но это может поставить ее перед необходимостью решать… Чтобы защитить свою семью и семью Аптона от позора, она может попросить меня молчать. А если сильно разозлится, то может пойти до конца. Устроит грандиозный скандал, обвинит дядю в клевете, спасет свою репутацию, но настроит против себя половину города. Что она, по-вашему, выберет?
Граф иронически хмыкнул.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, и согласен, что лучше пока помолчать. Сначала вытащим ее из всего этого, а потом решим. Думаю, как только мы доберемся до Лондона, пустить потихоньку все обвинения против нее на дно…
Алекс криво усмехнулся.
— Я всегда знал, что вы очень изобретательный человек.
Согласившись друг с другом, они вернулись в дом. Не надо призывать беду на свою голову, она и так найдет к тебе дорогу.
Эвелин в тысячный раз разглаживала на себе небесно-голубое шелковое французского фасона платье. Узкие рукава подчеркивали пышность кремовых кружев на груди, которые изысканно сочетались с персиковым атласом нижней юбки. Изящные складки верхней юбки поддерживал кринолин, открывая при каждом шаге голубые туфельки. Мать настояла, чтобы ради такого случая Эвелин напудрила волосы, и теперь они, искусно завитые, отливали легким золотым оттенком. Посмотрев в зеркало, Эвелин с трудом узнала себя.
Все же она жалела, что согласилась на поспешную свадьбу. Нужно больше времени, чтобы все обдумать. А так, через неделю, будучи уже замужней женщиной, она поплывет на корабле в Англию с человеком, который появился в ее жизни всего два месяца назад. И все то, что было ей так дорого, скроется за горизонтом, может быть, навсегда. Даже если Алекс окажется добрым и заботливым, Эвелин все равно не могла представить семейную жизнь с ним. А учитывая то, что она о нем знала, будущее вряд ли окажется безоблачным. Кроме того, он ее не любил.
Конечно, альтернативой замужеству была перспектива с позором отправиться в тюрьму на неизвестное количество лет. Если она не заплатит штраф или не сбежит, эта альтернатива так и будет висеть над ней дамокловым мечом. Алекс обещал, что ей не придется продавать склады, но всякий раз при виде солдат Эвелин казалось, что они пришли за ней. До срока исполнения приговора оставалась еще неделя, и «Нептун», конечно, успеет отплыть к этому времени.
Утешала только мысль, что Алексу она нужна также сильно, как и он нужен ей. Эвелин не думала, что его поцелуи были ложью. Она сама никогда прежде не испытывала подобного влечения ни к одному мужчине, а объятия Алекса лучше всяких слов убеждали в серьезности его намерений. Может, мужчины чувствуют все иначе, но не мог же он просто так, ни с чего, жениться на ней? Эвелин была уверена, что Алекс чувствует примерно то же, что и она. Пока этого вполне достаточно.
Прибыла карета Аптона, чтобы отвезти их в церковь. Со слезами на глазах Аманда обняла дочь, потом, стерев следы минутной слабости с лиц, они, маневрируя пышными юбками, проследовали в экипаж.
Когда карета подъехала к церкви, все вокруг как-то потускнело. На горизонте заклубились тучи, потянуло холодным ветром. На церковном крыльце стояли только самые близкие, чтобы помочь им выйти из кареты и проводить в церковь. Времени на раздумья не осталось.
Минуты, казалось, летели. По сигналу священника заиграла музыка. Подошел дядя Джордж, чтобы отвести ее к алтарю. Мать куда-то ушла. И вот он наступил, этот момент.
Пальцы у Эвелин дрожали, когда она брала дядю под руку. Она словно забыла, как нужно ходить. Когда они наконец добрались до центрального прохода, она увидела где-то очень далеко высокую фигуру Алекса, стоявшего рядом с кузеном, и уже не сводила с него глаз. Чтобы не давать лишних поводов для разговоров, Алекс надел парик с большим черным бантом на затылке, но напудренные букли только подчеркивали загар. Черный шелковый сюртук с глубоким вырезом гармонировал с элегантным серебристо-серым жилетом, бриджи были такого же цвета. Никогда он не выглядел настолько привлекательно, и Эвелин, шагая по проходу, старалась заглянуть в самую глубину его глаз.
Они предстали пред алтарем, и Эвелин терпеливо ждала, пока священник произнесет все необходимые слова и дядя сможет передать ее во владение Алексу. И, наконец, почувствовала облегчение, когда они стали рядом. Его сильные пальцы сомкнулись вокруг ее ладони.
Слова струились шелестящей лентой, пока она не поняла, что Алекс смотрит на нее тем вопросительным взглядом, который она слишком хорошо знала. Когда священник произнес: «…любить, уважать и подчиняться», Эвелин вдруг захотелось, чтобы в клятве не было этих слов. Алекс смотрел внешне спокойно, но было ясно, чего он ждет. И Эвелин неожиданно для себя произнесла: «Клянусь».
Алекс повторил то же самое безо всякого намека на нерешительность. Когда она сняла перчатку, кольцо уже было наготове, и Эвелин ощутила, как прохладный металл скользнул по пальцу. Не слушая священника, Алекс поднес ее ладонь к своим губам и поцеловал кольцо. Она чувствовала тепло его дыхания, видела его взгляд, потом расслышала слова, что он берет ее в жены.
Музыка подсказала Эвелин, что церемония закончилась, но окончательно убедил в этом лишь поцелуй Алекса. Это был не формальный знак закрепления отношений, а полный страсти призыв на глазах у половины города. Теперь она принадлежала ему, и он хотел, чтобы об этом узнал весь мир.
Когда Алекс наконец выпустил ее из объятий, щеки у Эвелин горели, а прическа съехала набок. Но она улыбалась так счастливо, что наверняка немало сердец среди зрителей забилось учащенно при виде этой улыбки.
В вестибюле он шепнул ей на ухо:
— Ну что, самое время в постель?
Сдержав смех, она изо всей силы наступила ему на ногу. И он должен был терпеть это все время, пока к ним подходили с поздравлениями.
Колокол гремел торжественным басом, когда поцеловать руку молодой подошел сам граф. Аманда радостно чмокнула зятя в щеку. Большинство гостей, не рискуя выходить на улицу, толпились в вестибюле, обмениваясь впечатлениями, смешками, кое-кто утирал слезы.
Пилгрим Адамс подошел вкрадчивой лисьей походкой и под взглядом Алекса снял шляпу. Томас Хэндерсон проигнорировал взгляд Алекса и смело приложился к руке Эвелин, желая счастья. Эвелин знала, что нужно спешить на свадебный обед, который граф давал в доме Аптонов, но не могла не проститься с друзьями, которые теперь оставались в прошлом.
Колокола все еще звонили, когда они отъезжали от церкви. Эвелин с изумлением обнаружила, что звонят сразу несколько колоколов, но сейчас было не время раздумывать над этим. Алекс подсадил ее в экипаж и залез следом. Карета тронулась, и за ней по улице потянулся эскорт других экипажей.
Наконец они были одни. Алекс взял ее за руку и спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
В полумраке глаза ее были распахнуты так широко, что казались круглыми.
— Нервничаю ужасно. А ты?
— Как последний дурак, — прошептал он, погладив ее руку. — Но, слава богу, все позади. Мне наплевать, что думают обо мне люди, но в церкви вдруг захотелось им понравиться. Думаешь, это пройдет со временем?
В голосе его было столько надежды, что Эвелин рассмеялась. Никогда нельзя угадать, что он сделает или скажет в следующий момент, иногда это злило, но сейчас она любила его за это. Он мог, когда нужно, разрядить обстановку, мог заставить ее почувствовать, как она нужна ему, мог и поставить на место. И во всем умел находить счастливую середину, с ним она чувствовала себя легко и свободно. Вот и сейчас он наклонился к пей, не скрывая своих намерений.
Но это означало, что до дома дяди они доберутся в помятом виде, поэтому Эвелин остановила его, упершись рукой в грудь, и загадочно произнесла:
— Колокола еще звонят…
Алекс отдернул шторку и выглянул из кареты. В сгущавшихся сумерках на улицах Бостона наблюдалось необычное многолюдье. Он выругался.
Эвелин схватила его за руку.
— Что такое? Что происходит?
— Звонят потому, что в гавань входит английский корабль. На этот раз, похоже, с марками…
Эвелин прижала руки к груди и стала молиться. Губернатор все еще сидел на острове, загородившись штыками. Говорили, что марки привезли давно, но никто не знал, когда точно, и копившаяся в людях злость могла теперь обрушиться на кого угодно. В город стекались обозленные фермеры и безработные. Если что-то начнется, то толпа не успокоится, даже уничтожив ненавистные марки. Англичанам отдан приказ не уходить с улиц, да и милиция оставалась здесь. Так что, если на них нападут, они откроют огонь.
— Надеюсь, до стрельбы не дойдет, Алекс?.. Не должно. Марки не будут действовать, потому что никто не будет пользоваться ими.
Алексу хотелось бы думать так же. Но страсти вокруг нового закона с каждым днем накалялись. Кое-кто поговаривал о войне. В словах Эвелин был здравый смысл, но о нем обычно забывают, когда верх берут эмоции. В умах людей новый налог давно утратил первоначальное значение, стал символом. Символом угнетения и тирании. И Алекс не видел решения этой проблемы.
— Всегда найдутся люди вроде твоего дяди, которые готовы ради денег или иных выгод угодить Короне. Если марки прибыли, их так или иначе пустят в оборот. И твои друзья прекрасно знают об этом.
— Мои друзья? А разве и не твои тоже?.. Алекс, ты должен убедить их! Меня они не послушают, но тебя должны!.. Ты можешь убедить их не доходить до насилия?
Алекс почесал затылок под париком. Брачная ночь получалась лучше некуда. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас идти и убеждать разгоряченную толпу. Пусть лучше янки сами усмиряют соотечественников гладкими речами. Он хотел только шампанского и свою жену. Можно в обратном порядке… Алекс посмотрел в ее молящие глаза и яростно выругался про себя. Да, негодяем быть легче, чем героем.
— Хорошо, но сначала надо узнать, что вообще творится в городе.
Наградой ему была радостная и влюбленная улыбка. Быть героем оказывалось еще труднее, чем он себе представлял, но не мог же он так сразу обмануть ее ожидания? Может, они сами собой рассеются через несколько месяцев, но впереди ждала брачная ночь. Алекс сжал ее руку, как бы подтверждая, что знает, что надо делать, и вся ситуация у него под контролем.
Дом Аптонов, в основном, привели в порядок после памятной ночи погрома, но библиотека еще была закрыта. Гости дефилировали через распахнутые двери из просторного холла через вестибюль в столовую и обратно. Водоворот толпы оттеснил Эвелин на один конец холла, в то время как Алекс непонятным образом оказался совсем в другом месте. Она еще видела некоторое время его возвышающуюся над толпой голову. Находя ее взглядом, Алекс поднимал над головой бокал с шампанским и многообещающе подмигивал. Но его окружало плотное кольцо поздравляющих. А потом он куда-то пропал.
Конечно, он находился где-то здесь. Но все же обеспокоенная Эвелин стала пробираться сквозь толпу на другой конец холла, приветствуя старых друзей, обмениваясь с кем-то улыбками. Но Алекса так и не увидела. Наконец она добралась до столовой. Граф не поскупился на расходы. Обширный стол ломился от заморских яств, не говоря о дарах окрестных полей. Даже скромная тыква была превращена в огромный, затейливо украшенный пирог, а от обилия пирожных слюнки текли. Но и толпа здесь была настолько плотной, что Эвелин с трудом прокладывала себе путь. Однако Алекса и у стола не оказалось. Нигде не было заметно его высокой широкоплечей фигуры. Разве что присел где-нибудь в уголке.
Эвелин вернулась в холл, где было не так людно. Чувствуя разочарование, что Алекс исчез не предупредив, она обошла все уголки и снова добралась до гостиной. И тут ее внимание привлек звук голосов из библиотеки.
Она осторожно толкнула дверь, та подалась. В комнате царил полумрак, и от этого голоса слышались четче.
— …Я все же думаю, что стоит оставить этот пакет кому-нибудь из местных властей. Должен же быть надежный человек. Это все равно что носить зажженную бомбу в кармане. Алекс, ты теперь женатый человек, и не стоит навлекать на себя неприятности.
— Никаких неприятностей, так как о пакете знаем только мы двое. Но я лучше буду ходить с этой бомбой сам, чем оставлю ее в руках того, кто сможет использовать ее в своих целях…
Алекс резко обернулся и заметил в полумраке смутную фигуру Эвелин.
— А, это ты, дорогая. Входи… — сказал он и добавил особенным тоном: — Ты искала меня? Готова ехать?..
Она поняла намек, но проигнорировала его и быстрыми шагами подошла к Алексу.
— Что это за бомба, которую ты носишь в кармане? Если тебе предстоит взлететь на воздух, то я хочу знать, чего ради…
Алекс ласковым движением коснулся кончика ее носа.
— Успокойся. Все в порядке. Это я фигурально… Просто собирался идти искать тебя. Похоже, корабль пристал к Замковому острову. Сейчас мне нужно уйти, а позже я вернусь.
Она ожидала подобного, но не с первой же минуты! Решительно отстранив руку Алекса, она с вызовом посмотрела на него. Они обсуждают с графом какие-то дела, о которых она не должна знать! И что это за бомба? И вдруг в голове Эвелин все сложилось в очень простой ответ.
— Ты получил информацию о контрабанде? — Она вгляделась в белевшее во мгле лицо Алекса, потом повернулась к графу. — Вы узнали их имена… Кто они? Почему они до сих пор не в суде?
Алекс взял ее за руку и притянул к себе.
— Предоставь это нам, Эвелин. Меня прежде всего заботит твоя безопасность… А теперь поцелуй меня и возвращайся к гостям. Никто не пострадает, я обещаю.
Его губы закрыли ей рот. Но Эвелин, вдруг укусив, оттолкнула его, вырвалась и пнула в щиколотку.
— Вы не можете так поступать, Алекс Хэмптон! Я имею право знать… Я пострадала из-за них. Скажи мне имена!
По Алекс, словно отрезвев от боли, не обращал на ее слова никакого внимания. Он решительно направился из комнаты.
— Я буду поступать именно так, как сочту нужным, черт побери! — бросил он на ходу. — Увидимся позднее…
Он был слишком взбешен, чтобы заметить метнувшуюся от полуоткрытой двери тень. И когда шел по коридору, то слишком увлекся своими мыслями и не обратил внимания на озабоченного Джорджа Аптона, якобы спешившего в столовую.
Перспектива провести брачную ночь в прокуренной таверне, убеждая упрямых, ничего не желающих понимать глупцов, приводила Алекса в бешенство. Незаслуженная обида и боль в прокушенной губе душили его. Но перед глазами упрямо стояли широко распахнутые синие глаза, ноздри щекотал тонкий фиалковый запах.
Алекс грохнул дверью и спустился с крыльца в хрусткую октябрьскую ночь.