Ураган затих, истощенный ветер слабо шевелил ставни. Дженнифер, тоже истощенная, откинулась на спинку кресла и затихла у сияющего огня, а тепло бренди доктора Лебрюна пробивалось по ее венам.
Воспоминание о прибытии в коттедж Буссака превратилось в один из снов, которые теперь ее одолевали. Она очень смутно помнила, что с нее сорвали верхнюю одежду, завернули в сухие одеяла, расположили в большом кресле у огня и напоили горячим кофе, от души разбавленным коньяком.
Глаза закрывались, она смотрела на очень знакомую маленькую комнату, теперь переполненную сосредоточенными и целенаправленными тенями полицейских. Но ее вовсе не беспокоило и даже не волновало происходящее. Глаза в очередной раз закрылись, сонное тепло затопило ее. Тело в гнезде из одеял начало расслабляться, жар очага приносил успокоение, один мускул за другим засыпал…
…Кто-то задавал вопросы, голос Стефена, тихий и очень усталый, на них отвечал. Дженнифер опять открыла глаза и увидела, что он рядом, сидит на полу, оперся спиной о ее кресло, темная голова пристроилась у ее колена. Его брюки пребывают в плачевном состоянии — просто высохли, но грязные и мятые. Ноги протянулись к огню. Он курил, с заметным напряжением контролировал усталость, разговаривал со старшим полицейским офицером Жюлем Медоком. Тот уселся на маленький стульчик лицом к огню, но умудрялся производить впечатление председателя неимоверно важного судебного заседания. Любопытные, очень живые черные глаза и порывистые жесты резко и потрясающе контрастировали с медленным, тяжелым движением руки Стефена, когда тот поднес ко рту сигарету. Затянулся, почти страстно, и выпустил дым долгим выдохом.
«Вот и все. — Завершающим жестом бросил окурок в огонь. — Я рассказал все, что знаю. Большая часть — догадки, но если судить по тому, что сказал вам сегодня Буссак, в основном все правильно. Единственное, чего я не могу понять, так это почему такой человек так долго поддавался шантажу. Не соответствует характеру. Но по вашим словам, она стала чем-то вроде партнера».
Жюль Медок кивнул. «Это так. Похоже, она действительно сначала вошла в его бизнес вполне невинно. Она использовала Буссака один или два раза много лет назад, чтобы помочь собственным друзьям бежать из Испании. Насколько я знаю, именно он способствовал и ее собственному бегству. Потом она обнаружила, какие деньги он зарабатывал на этом во время оккупации, и решила войти с ним в долю. Она имела возможность через испанских друзей помогать с приемом на другой стороне… То есть если он гарантировал «пассажирам» помощь в Испании, то мог расширить бизнес и больше брать за услуги. Честно говоря, я верю, что она начала все это делать с благими намерениями и морочила себе голову тем, что нельзя копаться в земле и не испачкаться».
«А когда она узнала, что случилось с Исааком Ленорма-ном, уже слишком далеко зашла, чтобы останавливаться?»
«Возможно, но я так не думаю. По словам Буссака, он был бы рад, если бы она вышла из дела. Но, как только у нее появилось что-то против него, она смогла требовать от него больше. И стала».
«И простила убийство Ленормана?»
«Можно только гадать, как она успокаивала свою совесть. Думаю, страсть к власти и деньгам так разрослась, что она уже не могла остановиться. Бывает. Спрос рождает спрос. Она, должно быть, продолжала внушать себе, что цель оправдывает средства. Может быть, ей это удавалось, но не уверен».
«Вы хотите сказать, что последнее слово все равно остается за совестью?»
Жюль Медок сказал очень трезво: «Я хотел сказать, что очень долго она жила на самом краю ада. Невозможно подвергать себя насилию и не превратить свою жизнь в камеру пыток».
Наступила тишина, в которой только громко тикали часы. Дженнифер сонно подумала, что сказануть такое, чтобы оно показалось вполне естественным и ничуть ни странным, можно только по-французски. Притом, это чистая правда. Девушка мутно посмотрела на мсье Медока с сонным уважением.
Стефен сказал: «Уродливые, но прочные отношения. Это партнерство должно было развалиться и разрушить их вместе с собой… В конце концов. А теперь вам только остается разобрать этот триптих на части. Очень осторожно, конечно».
«Осторожность будет в высшей мере деликатной, — пообещал мсье Медок. — Сегодня мне пришлось немало поработать, и не так-то легко забыть, чем я обязан вам и мадмуазель». И он слегка поклонился в сторону Дженнифер.
Стефен повернул голову. «Проснулась, Дженни? Как дела?»
Она вытащила руку из— под кучи одеял и вручила ее ему. «Мне хорошо и тепло. — Ее взгляд наткнулся на грузного мужчину, доктора, склонившегося над Джиллиан с другой стороны очага. Память прорвалась кинжальным ударом сквозь туман сонливости и усталости и пробудила, будто пинком. — Как она?»
Доктор повернулся на звук ее голоса. Прежде, чем Стефен успел ответить, он произнес: «Как она, спрашиваете? Ей повезло. Вот вы какие — везучие. Вы все трое счастливчики, хоть этого и не заслуживаете».
Он отошел в сторону. Джиллиан лежала в одеялах, как кокон. Она казалась очень бледной среди танцующих теней, но дышала ровно, а глаза ее были открыты. Повернула голову, и свет огня заиграл на светлых волосах. Широко раскрытые изумленные серые глаза. Посмотрела на доктора, на Жюля Медока и Стефена, взгляд остановился на Дженнифер… Она улыбнулась и произнесла слабо, по-английски: «Господи, да это же Дженни?»
После этого все происходило очень быстро. Двое полицейских под наблюдением доктора отнесли Джиллиан прямо «в упаковке» в джип, который ждал снаружи. Доктор остановился и обернулся к Дженнифер. «Вам лучше тоже отправиться в кровать, вот что. И вашему молодому человеку. — Она взволнованно начала приподниматься, доктор поднял руку, размером со средний окорок, и повелел вернуться на место. — Ничего с ним не случилось. Нож его еле тронул. Малюсенькая царапина. Если скажет что-то другое, значит, хвастун и враль. Очень вы везучие, вот что».
Дженнифер крепко держала Стефена за руку. «Везучие! Да это слабое выражение, доктор! Ели бы он не нашел нас… Стефен, как тебе удалось найти дорогу к водопаду?»
«Дорогая, мы шли за твоим фонарем. — Он засмеялся над ее вытаращенными глазами. — Это не такое безумие, как кажется. Мы были недалеко, а в горах свет видно за мили. Долго видели, а когда потеряли, как раз наткнулись на Буссака, а он указал нам путь».
«Когда объяснишь, все просто, — сказал доктор, яростно протирающий очки. — Ну вот! И с какой стати вы ревете?»
Она вытерла глаза. «Вовсе даже нет».
Он всхрапнул: «Женщины! Сказал вам, что с ней все в порядке. Был уверен. Помнит только до несчастного случая, дальше — нет».
Дженнифер пыталась понять. «Несчастного случая? Вы имеете в виду, как машина разбилась?»
«Вот именно. Думает, что поэтому так себя и чувствует. Сказала мне так. — Добрые голубые глаза под своенравными седыми бровями. — Ретроградная амнезия. Провал. Полный провал».
«Говорите, она думает, что только что пришла в себя после автомобильной катастрофы? Не помнит время…»
«Только что вам сказал, — буркнул доктор нетерпеливо. — Провал в памяти, вот это что. И не вспомнит никакую эту… — Он махнул рукой, обвел кухню, неуверенно задержался на закрытой двери спальни. — Его. — Дженнифер напряглась под своими одеялами, глядя на дверь. — Может вспомнить потом, но это тогда будет значить меньше. Она будет сильнее. А сейчас это лучше. — Он открыл дверь и кивнул им на прощанье. — Счастливчики вы все».
Дверь захлопнулась за ним, но Дженнифер не смотрела ему вслед. В тишине она встретилась взглядом с Жюлем Медоком. «А Пьер Буссак?»
Ответил Стефен: «Он умер, Дженни. Прожил достаточно долго, чтобы все рассказать, а потом умер. Его отнесли вниз, пока ты спала».
«Я… Понятно». Она отвернулась.
Жюль Медок спросил с любопытством: «Собираетесь из-за него плакать?»
«Мне жаль, что он так умер, мсье. Я… Мне бы хотелось, чтобы он сбежал. Это, наверное, неправильно, но, что бы он ни сделал, он спас Джил. Первый раз, когда Лалли Дюпре ограбила ее и оставила, а второй раз — сегодня. Может, он и убийца, но он любил ее по-своему, и я всегда буду поминать его добром!»
Стефен крепко сжал ее руку. «Тогда и я».
Кто-то шевельнулся в углу. Бесформенная тень, которая неожиданно оказалась отцом Ансельмом. Он тоже выглядел усталым, но маленькие черные глазки ярко блестели. Он обратился к Дженнифер и Стефену с великолепной добротой. «Бог очень благодетелен», — вот и все, что он сказал, но Дженнифер знала, что он тоже говорит о Пьере Буссаке. Никто не вспоминал другую, ту, чье тело, черное, будто ворона утонула, должно быть, уже унесло водой или выбросило на камни…
Дженнифер неожиданно спросила: «А мать-настоятельница знает?»
Отец Ансельм кивнул. «Я был в монастыре. Я уже находился в пути, когда меня стала разыскивать полиция. Девушка, Челеста…»
Дженнифер резко выпрямилась, схватилась за свои одеяла, которые попытались с нее сползти, и крепко прижала их к груди. «Челеста! Какой кошмар! Я забыла про нее совсем! Господи! Я была уверена, что она побежит к Луи, и…»
«Так она и сделала, — вмешался отец Ансельм. — Так она и сделала, а мальчик привел ее прямо ко мне. Сказал мне очень гордо и важно: «Присмотрите за ней для меня. Она будет моей женой, и мне не нужны разговоры в деревне. Поэтому я оставляю ее у вас». Alors, вот она и спит в моем доме, сегодня вернется к матери-настоятельнице, и ее там приготовят к свадьбе. Ты, дитя мое, — обратился он к Дженнифер, — долго проспала. Смотри».
Он прошел мимо нее к окну и открыл ставни. Бледный свет раннего утра заглушил сияние масляной лампы и сделал заметными следы ночной истории. Разбитый фарфор и куски пищи валялись там, где Дженнифер сорвала салфетку со стола. Ковер пропитался кровью и бренди. Подтек на полу у ножки стола….
Стефен переглянулся с Медоком и почти уверено встал на ноги, отгородил от Дженнифер беспорядок в комнате. «А мы, — сказал он жизнерадостно, — совсем не спали. А вот и джип возвращается. Все закончилось, Дженни. Что бы ни происходило, это закончилось, моя хорошая, и лучше всего сейчас уйти отсюда и лечь спать. Это не бессердечие, а здравый смысл. Для нас все закончилось. Любая реальная трагедия имеет скучное и долгое завершение, но нам незачем ждать. Ты, я и Джиллиан — мы уезжаем».
«Да», — сказала Дженнифер. Они улыбнулись друг другу.
Джип проревел на склоне горы, запел другим голосом, а скоро и прошуршал по камням. Жюль Медок встал, потянулся и улыбнулся. «Счастливчики вы, это точно».
На следующий день они нашли удобный наблюдательный пункт на высокой скале. Гладкая трава раскинулась перед ними, как маленькое море, по которому плавали крохотные цветы. Ниже — монастырь подставлял солнцу белые стены. Ничто не двигалось, только река текла, мерцала среди высушенных солнцем камней. Вдалеке конь бережно нес всадника по траве в тень монастырской стены.
Снова зазвонил колокол, прохладно и серебряно в горячем голубом воздухе. Дженнифер, не глядя, протянула руку, и Стефен немедленно взял ее. Еще несколько минут они сидели и смотрели вниз на пустую долину…
Сзади раздались голоса, шаги по камням, вежливые голоса с академическими интонациями…
Они вышли из-за скалы, здоровые, разумные и не утомленные, с рюкзаками за спиной и молотками в руках — мисс Шелл-Пратт и мисс Мун. Их глаза были устремлены в землю, языки безостановочно производили звуки. Рюкзаки, несомненно, заполняли камни, которые они с огромными трудностями доставят в Кембридж и уберут там в маленькие коробочки с надписями «биоптитовый гнейс» или «пироксеновый гнейс» или, к величайшему огорчению зрителей, этикетками типа «No. 99. S.E., V. des.O.: Руг. (?)»
Они приблизились, не замолкая ни на секунду. «Слои налегают один на другой прямо или линейно… — Зеленая ящерица пробежала по камню и исчезла, мисс Шелл-Пратт продолжала: — Как Готтерхаммер объясняет в своих заметках к «Grundkomplex des sudostlichen Pyreneegebietes… — Ее глаза, не сосредоточиваясь наткнулись на Дженнифер и Стефена, она неожиданно их узнала, остановилась и триумфально закричала: — О! Мисс Силь-вер! Мистер Бриджес!»
«Мейсфилд», — сказал Стефен, поднимаясь.
«А, именно так. — Мисс Шелл-Пратт выглядела как человек, который прощает менее культурным людям их странные утверждения. Она сделала широкий жест. — Интересная местность, вы не находите?»
«Безусловно».
«Очень многое можно сделать», — сказала мисс Мун из-за ее плеча. Ее взгляд уже подкрадывался к следующему обломку скалы, чтобы перейти, с оттенком неодобрения, к нагромождению камней внизу. «Очень много сделать», — повторила она, неопределенно глядя на маленький молоток в своей руке.
Материал, из которого была создана мисс Шелл-Пратт, не позволял ей сомневаться, колебаться и отклоняться от намеченных целей. Она стала крайне категоричной. «Да, действительно. Здесь масса работы! Чрезвычайно интересно! Мы должны двигаться. Пойдем, Мун».
Они исчезли за поворотом.
Стефен протянул руку и помог Дженнифер встать. Он обнял ее, и они замерли, глядя на зеленые горы и золотые равнины. «Заколдованная долина, — сказала Дженнифер. — Рай…»
Маленькие цветы у ног. Ящерица прибежала обратно и легла на камень — живой крест. Бабочка села на желтый люпин. Отдаленный, но четкий голос мисс Шелл-Пратт снова прилетел к ним: «Полевые шпаты… ортоклаз… микроклин… каркасный силикат…»
Ящерица убежала. Бабочка улетела. Последнее слово, в конце концов, осталось за Кембриджем.