Гром справа

6. Колокольный звон

Резкий звук колокола будто вернул их из страны смутных подозрений к разуму, к реальности солнечного полудня. Сестра Луиза вскочила с коротким восклицанием и начала хлопотливо собирать инструменты. Ее руки еще слегка дрожали, неуверенные движения выдавали солидный возраст, но со звоном колокола она восстановила если и не полный рассудок, то какую-то долю достоинства и манеры поведения, соответствующих сану. Она сказала, очень достойно приблизившись к мягкому осуждению: «Ты огорчена, девочка, видимо, сама не понимаешь, что говоришь. Совершенно невозможно, чтобы такая ошибка… — Она осеклась, сглотнула и сказала, отчаянно: — Не может быть никаких причин, по которым донья или кто-то еще будет тебя обманывать».

Дженнифер ничего не ответила. Она тоже пришла в себя, остро осознала, какую допустила ошибку, заговорив так с членом сообщества, к которому в каком-то качестве принадлежала донья Франциска. И никак нельзя отрицать, что последнее заявление сестры Луизы несомненно разумно.

«Кроме того, — сказала монахиня почти базарным тоном, — были документы. У нее были документы».

Дженнифер быстро подняла голову: «Правда?»

«Да. Ты должна их увидеть. Они тебе покажут… Но не будем больше говорить об этом, — сказала твердо старая монахиня и неопределенно посмотрела на траву на могиле. — Куда, хотела бы я знать, я дела мои грабельки?»

«Вот, под розами».

«Спасибо, девочка. Вот, по-моему, и все. Мне пора. Это колокол на детские службы. — Поскрипывая и похрустывая, она начала подниматься. Дженнифер вскочила на ноги и протянула ей руку. — Спасибо. — Сестра Луиза посмотрела на нее искоса и сказала все еще не совсем естественным голосом: — А что касается того, о чем мы разговаривали… Не думай больше об этом. Неправильно, что я слушала, но ты так расстроилась… Поверь, я понимаю твою печаль и потрясение. Все слишком неожиданно и, возможно, тебе сообщили новости… Не так надо было. Ты почувствуешь себя по-другому завтра, после сна. Все эти… идеи. Они рассортируются и исчезнут к утру».

«Да».

Сестра Луиза похлопала девушку по плечу, ее уверенность ощутимо возрастала с каждой секундой. «Ты огорчена и несчастна. Не можешь принять тот факт, что кузина умерла. Но ты обязательно, я тебя уверяю, почувствуешь себя лучше завтра».

«Радость приходит с утра?» — сказала Дженнифер вдруг очень тонким голосом. Сестра Луиза посмотрела на нее с сомнением. Теперь уже Дженнифер прикоснулась к ее руке, быстро сжала и с трудом улыбнулась. — Извините. Вы совершенно правы, сестра, я огорчена и говорю глупости. Конечно, все эти вещи найдут естественное объяснение. Возможно, завтра…»

Монахиня уцепилась за слово, будто за волшебное заклинание. «Завтра. Да, завтра. Ты сейчас возвращайся в свой отель, детонька, хорошо покушай на ночь, обязательно с вином, чтобы заснуть, и хорошенько отдохни. Тогда, если будешь дальше беспокоиться, опять к нам придешь. Нам нечего прятать! — Она сумела произвести пародию на свой раньше такой жизнерадостный смех, и Дженнифер ей улыбнулась. — Будет очень легко отбросить всю эту чепуху. Донья Франциска и Челеста с огромным удовольствием расскажут все, что могут».

Улыбка исчезла с губ Дженни. «Вы не скажете им, что я говорила? Я наболтала кучу глупостей, пожалуйста, вы не можете их забыть и никому не рассказывать?» * «Уже все забыла, — сказала сестра Луиза величественно. — Не волнуйся, девочка, промолчу. — Она посмотрела на Дженнифер хитро и все еще озабоченно. — Если еще что-то будет тебя беспокоить, лучше всего пойти с этим по назначению, к матушке. Ты все равно должна с ней встретиться».

«Конечно. Именно это я и должна сделать. Обязательно с ней поговорю».

«Давай. И все немедленно прояснится. А теперь я должна спешить, а то опоздаю в церковь. — Она взглянула на Дженнифер почти по-прежнему игриво. — Ты, наверное, думаешь, что я совершенно святая женщина, учитывая, сколько я стою на коленях, а я просто старая грешница, которая думает о яблоках и розах намного больше, чем они заслуживают. Ты тоже забудь все, что я сказала, а не должна была говорить».

Дженнифер улыбнулась и ответила, как эхо: «Уже все забыла».

«Благослови тебя Бог, девочка. Найдешь выход сама?»

«Думаю, да, спасибо».

«Тогда я тебя покидаю. Аи revoir, mon enfant».

«Аu revoir, mа soeur».

Старая монахиня удалилась через металлические ворота, и Дженнифер осталась одна в кладбищенском саду. Но только на секунду. Только она растерянно остановилась у покрытой горечавкой могилы, беззвучно открылась дверь во внешней стене, и внутрь проскользнула девушка. Она тихо закрыла дверь за собой, обернулась, увидела Дженнифер и замерла с полуоткрытым ртом. Ее грудь вздымалась и опускалась, будто после продолжительного бега. Девушка была молоденькой, с темными волосами и очень красивой. Даже полинялая голубая хлопчатобумажная приютская роба не могла скрыть грации и силы молодого тела. Волосы свободно падали на плечи, будто ветер во время бега разметал их и растрепал. Щеки сияли румянцем. Руки были полны цветов.

Она не знала, что делать, смотрела на Дженнифер, потом мягко прошла по траве и опустилась на колени у новой могилы. Вынула увядающие горечавки из вазы и принялась торопливо устраивать новые на их место.

«Вы Челеста? — Девушка смущенно кивнула. — Я кузина мадам Ламартин. Приехала сегодня к ней в гости и узнала о ее смерти. Сестра Луиза сказала, что вы помогали за ней ухаживать. Я вам очень благодарна».

Челеста села на пятки и смотрела на Дженнифер широко открытыми глазами, одновременно удивленно и опечаленно. «Ее кузина? Извините мадам, должно быть это ужасно обнаружить, услышать… Я вам очень сочувствую, мадам».

«Да, ужасно».

Дженнифер смотрела на девушку с подозрением, но ее красивые глаза выражали только сочувствие и все нарастающее удивление. «Не знала, что у нее есть кузина, — сказала Челеста. — Если бы мы знали, что у нее есть родственники…»

«Вы бы, несомненно, сообщили о ее болезни или по крайней мере о смерти?» — спросила Дженнифер мягко.

«Но конечно! — воскликнула Челеста. Она резко откинула волосы назад и уставилась на Дженнифер. — Правда странно, что она нам не сказала?»

«Да. Очень странно. То есть, если она не была слишком больна, чтобы разговаривать».

Девушка покачала головой. «Были моменты, несколько раз, когда она совсем неплохо себя чувствовала и могла сказать, что угодно. И даже мы сами ее спрашивали, есть ли кто-нибудь, с кем нужно связаться».

«На самом деле?»

«Так всегда делают. — Челеста отвернулась к вазе с горечавками. — А теперь, мадам, я должна идти. Я уже и так немного опаздываю». Она поставила последние цветы и встала на ноги, но Дженнифер взяла ее за руку.

«Один только вопрос… Я должна поблагодарить за цветы для кузины».

«Это мелочь».

«Это очень много — то, что вы ухаживали за ней и старались сделать, чтобы ей было хорошо». Дженнифер задумалась, не зная, как продолжить.

Девушка покраснела и опустила голову. «Это мелочи. Я… Она мне нравилась. Очень жаль, мадам, правда. И что вы узнали это так…» Она неопределенно шевельнула рукой и прикусила губу, глаза ее были заполнены слезами.

Перед явно искренней печалью Дженнифер окончательно растерялась, в этот момент кто-то заговорил прямо за ее спиной: «Челеста!»

Голос доньи Франциски. При его звуке девушка резко обернулась, краска исчезла с ее щек, будто смытая волной. Дженнифер почувствовала, что и сама задышала по-другому, когда обернулась и увидела высокую черную фигуру казначейши, двигающуюся по траве. Она постаралась победить растерянность и сказала очень вежливо: «Надеюсь, из-за меня Челеста не опоздала в церковь, донья Франциска. Сестра Луиза сказала, что она помогала ухаживать за кузиной, и я ее благодарила».

Мрачные глаза испанки повернулись в сторону Челесты. «Ты должна была находиться в своей комнате полчаса назад. Где ты ходила?»

Девушка ответила тихо: «Собирала цветы для могилы нашей сестры Ламартин». Она не смотрела на донью Франциску, нервно перебирала руками подол платья.

Что-то вроде озабоченности мелькнуло в глазах женщины, но заговорила она достаточно ровно: «Добрая мысль, но не следует из-за этого опаздывать. Даже добрые импульсы не должны превращаться в искушения и отвлекать от выполнения долга».

«Нет, сеньора». Лицо Челесты стало очень бледным, она с несчастным видом смотрела в землю.

«Немедленно отправляйся и готовься идти в церковь. — Донья Франциска взглянула на Дженнифер, как на пустое место. — И приходи ко мне сразу после еды».

«Да, сеньора».

«Только еще один вопрос…» — начала Дженнифер, напряженно и несколько слишком громко, но донья Франциска легко пресекла все ее поползновения своим патрицианским голосом: «Немедленно, Челеста».

Щеки Дженнифер вспыхнули, но ее слова не содержали ни капли раздражения. «Разрешите, сеньора. Подожди, Челеста! — Казначейша явно очень растерялась, а девушка застыла на середине движения. Явно испанке не часто возражали, эта мысль принесла Дженнифер определенное облегчение. Она сказала быстро: — Я бы хотела вернуться завтра, сеньора, если можно, опять посетить могилу кузины и попрощаться. И принести цветов».

Донья Франциска напряженно ее разглядывала. «Конечно. Когда преодолеете сегодняшний шок, возможно, вы захотите еще о чем-нибудь спросить. Попросите проводить вас ко мне, когда придете».

Царственное разрешение и величественное повеление. Дженнифер подумала, что, возможно, этот поступок и имеет смысл, а вслух сказала: «Спасибо, сеньора. — А потом мягко Челесте: — Почему ты выходила собирать эту горечавку? Я бы подумала, что розы ничуть не…»

Но девушка нервно, неожиданно мелким движением суетливо шагнула назад. Ее все еще бледное лицо сделалось непонимающим, почти придурковатым, в красивых глазах показался страх. Она торопливо сказала: «Мне разрешили… Донья Франциска знает. Она сказала, что я могу…» Казначейша не взглянула на нее, наблюдала за Дженнифер. Ни лицо, ни глаза абсолютно ничего не выражали. Она сказала неожиданно напряженно: «Иди, Челеста». Девушка повернулась и убежала в темную дверь церкви, колокол на башне зазвонил о начале службы.

Дженнифер повернулась и встретила темный напряженный взгляд доньи Франциски. «Я лучше тоже пойду. Аи revoir, senora».

«Аи revouir, мадмуазель. И вы придете завтра?» «О да. Приду».

«Cest bien», — сказала донья Франциска невыразительно, повернулась, бесшумно двинулась по траве и исчезла вслед за девушкой в церкви.

Дженнифер быстро прошла через ворота в душистый сад, они закрылись за ней со звоном. Узкая тень арки прокладывала ленту прохлады среди жары, девушка остановилась, прислонилась к металлическим прутьям ворот. Она обнаружила, что дрожит, сменяющие друг друга волны возбуждения, злости и озабоченности теснились в ее душе, с удивительной силой разбивались о пустоту, оставленную первым шоком скорби. То она почти умирала сама, то ее бросало к фантастической надежде, которая, почему-то, была еще страшнее. Она почти перестала себя контролировать, руки притянули ее тело к воротам так, что металл почти сросся с плотью. Сердце безумно билось и, казалось, заполнило ее всю, то пыталось вырваться сквозь горло, то ударялось об ребра, то поворачивалось в животе, вызывая боль и слабость. Руки ее заледенели, но не отцеплялись от прутьев. Колени ослабели. Она кусала губы, чтобы заставить их перестать трястись, и крепко зажмурила глаза.

Постепенно душа и тело прекращали бунт. Она уже более естественно прислонялась к воротам, мускул за мускулом расслаблялись под лаской душистого воздуха. Открылись глаза и немедленно с целебной волной тепла краски и запахи сада поглотили ее. Мята, тимьян, абрикосы, лаванда… Цикада спряталась в ветках персика и нежно урчала. Дженнифер отошла от ворот, медленно выпрямилась, потерла руки друг об друга и постаралась начать думать.

Первое, что ей пришло в голову и совершенно ее захлестнуло, было убеждение, что она права. То, что началось, как слабое ощущение неправильности, неловкости, переросло в прямое подозрение, а теперь превратилось в почти доказанный факт. Что-то не так. Не важно, правдивы ли дикие надежды-догадки и можно ли объяснить историю с горечавкой. То, как вели себя донья Франциска и Челеста при последнем разговоре, ясно свидетельствовало о том, что что-то очень даже не так. И необходимо выяснить, что. Казначейша, определенно, не собиралась допускать разговора с Челестой наедине, но Дженнифер, не менее определенно, намеревалась добиться именно этого.

Колокол умолк. Дженнифер взглянула на арку, открывающую тоннель во двор. Веревка колокола еще качалась. Пусто. Все в церкви, а потом донья Франциска будет общаться с Челестой и учить ее не отвечать на вопросы. Очень даже может быть, что настороженная испанка помешает встретиться завтра и с матерью-настоятельницей.

Дженнифер опять начала кусать губы, на этот раз от задумчивости. И приняла решение. Для собственного душевного спокойствия и по всем прочим возможным причинам она должна задать как можно больше вопросов сегодня. Она останется здесь, спрячется в саду до окончания службы, а потом, если получится, найдет мать-настоятельницу и расспросит ее. Совершенно откровенно, потому что невозможно, чтобы целый монастырь погряз во лжи. Сестра Луиза честна, как маргаритка, и проста, как Господь Бог, и даже Челеста казалась естественной до определенного момента, а именно — до вопроса о горечавках. Нет, мать-настоятельница не может быть в это замешана, это все так и не произведение миссис Рэдклифф… Нужно найти ее после службы и узнать все, что она может сказать. По крайней мере, она даст посмотреть документы, которые были у Джиллиан с собой…

Пение в церкви затихло, орган заиграл что-то мощное и медленное. Мелодия достигала сада и заставляла вибрировать травы и виноград. Дженнифер опять прислонилась к воротам. Звук шагов в тоннеле сказал ей, что молящиеся тихо покидают храм. Девушка наклонилась и стала смотреть сквозь ветки. Голубые сироты, белые послушницы, черные монахини двигались в порядке и тишине. Дверь трапезной закрылась за последней монахиней. Шум детских голосов. Двигаются стулья. Вся компания села за стол.

Дженнифер тихо проскользнула в кладбищенский сад и направилась по траве к двери церкви. Если пройти через нее, очень даже может быть, что удастся незамеченной пробраться в верхний коридор. Дженнифер была уверена, что большая дверь наверху ведет именно в комнату матери-настоятельницы. Вполне можно предположить, что она выходит из трапезной первой, а если подойти к ней, даже очень важная и могучая казначейша не сможет помешать с ней заговорить.

Чего можно добиться этим разговором, Дженнифер точно не знала, но в состоянии подозрений и неопределенности любой план — это лучше, чем ничего. С нарастающим ощущением возбуждения девушка тихо открыла дверь и ушла с солнечного света.