Хэллоуин по-русски, или Купе на троих

Рассказ Станислава, часть первая

…Эта история произошла несколько лет назад, но я до сих пор помню все так отчетливо, словно все случилось не далее чем вчера. И не сказать, что я рад этим воспоминаниям. Если бы было возможно сделать так, чтобы этого кошмара в моей жизни не было, я бы дорого за это заплатил. Но увы: тот северный поселок стоит у меня перед глазами и, подозреваю, так и будет стоять до самой смерти.

Наша группа насчитывала восемь человек: три офицера и пять бойцов сопровождения. Одним из офицеров был я, Станислав Курганов, вторым — мой друг Алексей Одоевский, третьим — капитан Андрей Величко, командовавший полувзводом из пяти человек. Наше задание, которое я по понятным причинам вам не озвучу, подразумевало, что мы должны были проследовать в восточном направлении вдоль побережья Баренцева моря.

В очередном райцентре нам поступил приказ сопровождать курьера с важными документами — довести его до определенного пункта и передать другой группе, а самим продолжить выполнение основного задания. Но судьба внесла коррективы в наши планы.

После отказа местного начальства выделить нам вертолет я уже не надеялся, что у пристани нас будет ожидать судно на воздушной подушке типа «Тритон» или хотя бы средний сторожевик. Но то, что мы узрели у шестого причала, повергло всех нас в состояние глубокого уныния.

Когда-то, вероятно, задолго до моего рождения, это судно было малым рыболовецким траулером. После того как он доставил к причалам стахановское количество селедки и пришел в полную негодность, траулер подлатали, переоснастили и снова выпустили в море уже в роли судна каботажного плавания, способного пусть с небольшой, зато постоянной скоростью перемещаться от одного рыболовецкого поселка к другому, не отходя от береговой линии более чем на десять миль. Впрочем, с того момента тоже минуло немало лет.

Широкий и тупоносый, как калоша, корпус, сплошь покрытый ржавчиной, неровный, многократно латанный фальшборт, мутноватые, потрескавшиеся стекла в иллюминаторах обшарпанной надстройки — все это производило невероятно тягостное впечатление. Судно носило гордое имя «Помор»…

— Корабль-призрак… — буркнул кто-то из бойцов, столпившихся у нас за спиной.

— Р-разговорчики! — привычно, скорее по инерции, прикрикнул на него Величко.

— Ладно, пошли грузиться. — Лешка зло сплюнул. — Вон, кажись, и морячки нарисовались.

Команда данного конкретного плавсредства по виду ничем не уступала своему судну. Небритые и оборванные, одетые в разномастные бушлаты и телогрейки, они вполне соответствовали антуражу корабля смертников.

Капитан выделялся из общей массы только засаленной и давно потерявшей форму фуражкой на голове. Особенно нас не порадовал его лиловый нос заядлого алкоголика. Когда капитан подошел к нам поближе, у меня перехватило дыхание от разившего от него перегара. Судя по остекленевшим глазам и нетвердой походке, команда мало в чем уступала своему капитану…

— Блин! И как же они нас повезут? Первая же мель будет наша! — сокрушенно покачал головой Величко.

— Да ладно! Они же тут небось последние четверть века плавают! Знают фарватер назубок и могут провести судно даже в доску пьяными, — преувеличенно бодро отозвался Лешка.

Величко только вздохнул, подхватил свой баул и, бурча что-то под нос, отправился за бойцами вниз по трапу — размещаться в единственной наличествующей на этом суденышке каюте.

Наши опасения по поводу траулера и его команды подтвердились очень быстро — как только мы вышли из бухты. Видимо, прежде чем отдать швартовы, экипаж привычно принял по паре стопок за попутный ветер, за семь футов под килем и еще за что-нибудь. Судно шло каким-то странным галсом, виляло и раскачивалось. От титанических усилий единственной дизельной машины лихорадочно содрогалась палуба, но скорость оставалась крайне низкой — чуть более пяти узлов. Похоже, для нашего корыта это был предел.

Когда, выполнив несколько загадочных маневров, включая двойную петлю, мы наконец-то легли на курс, стало ясно, что кошмар еще только начинается. Широкий и плоскодонный корпус «Помора» совсем не сопротивлялся волне. Качка была такая, что через полчаса половина бойцов отряда прочно оккупировала борта, прощаясь с ужином. Мне, признаться, тоже было не по себе. В горле висел горький ком, а желудок неделикатно намекал, что еще немного, и он будет готов последовать примеру моих товарищей.

Как бы там ни было, но судно медленно и верно продвигалось вперед. Вспомнив, что лучший способ избавиться от морской болезни — лечь и уснуть, я отправился в каюту, забрался в спальник и, к собственному удивлению, почти сразу провалился в сон под судорожные вибрации двигателя и мерный скрип ржавого корпуса.

Следующий день принес некоторое облегчение. То ли мы притерпелись, то ли волна стала какой-то другой, но чувствовали мы себя гораздо лучше, чем вчера. И хотя пара бойцов все еще имела зеленоватый цвет лица, на бортах больше никто не висел.

Петляя как зайцы, мы пересекали бухту, изобиловавшую мелями и каменистыми банками. Недалеко справа по курсу виднелась полоска суши, являвшая собой мертвый и безрадостный сентябрьский пейзаж: чередовавшиеся с дюнами и редкими кустами сопки безо всяких следов жилья. Скалистый изрезанный берег напоминал собой бок покусанного и заплесневевшего пряника. Из облаков изредка проглядывало низкое холодное солнце и тут же пряталось обратно.

Команда пошатывалась, но вполне уверенно суетилась на палубе, вселяя в нас робкую надежду, что мы все-таки доберемся, куда нам надо. Впрочем, как оказалось, радоваться было рано…

Мы с Лешкой стояли у ограждения на баке, подставив лица ветру, и любовались унылыми видами побережья, когда к нам подошел капитан нашего корыта. Неловко коснувшись рукой мятого козырька своей фуражки и не озаботившись приветствием, он сразу перешел к делу:

— Двигатель перегревается, одна из помп вышла из строя. Завтра утром мы будем проходить мимо одного поселка — придется там причалить, чтобы поменять помпу.

— Это надолго? — напрягся Лешка. — Вы же знаете, мы спешим!

— Если машина встанет, мы вообще не дойдем до пункта назначения, — меланхолично пояснил капитан. — А так это займет максимум три часа.

— Что ж, хорошо. Действуйте, как сочтете нужным. Да, и еще один вопрос: почему мы перемещаемся такими странными зигзагами?

— Дык лоция такая! Сплошные мели да камни, только зазеваешься — и все, кирдык! — Капитан красноречиво провел рукой у себя под горлом. — Крайне опасный район!

— И еще одно: мы уже второй день на море, а других судов поблизости не наблюдается. Так и должно быть?

— Ну, этот район вообще для судоходства считается закрытым. Если кто и сможет здесь пройти — так это транспорт типа нашего, да и то только если знаешь залив как свои пять пальцев. — Капитан выразительно хмыкнул, давая нам понять, что он-то как раз относится к числу бывалых мореходов.

— А большие корабли?

— Ну, теоретически — может быть, но четко по фарватеру и во время прилива. Ну и лоцман должен быть толковый, без этого никак!

Лешка кивнул, после чего капитан молча козырнул и удалился, напоследок обдав нас еще одной волной крепкого перегара.

— Вот ведь попали! — Я в сердцах сплюнул за борт.

— Да уж! — Лешка был раздосадован не меньше меня. — Подсуропил нам тот майор в комендатуре, нечего сказать!

— Может, попробуем из этого поселка запросить вертушку? В связи с поломкой… Оттуда максимум три часа лету до базы.

— Сомневаюсь я, что начальство так расщедрится… Раз сразу не дали, значит, вряд ли дадут теперь. Но попытаться стоит. Особенно если ремонт затянется.

— Типун тебе на язык! Только этого нам еще не хватало!..

На следующий день где-то около полудня наш «фрегат» издал странный звук, после чего движок его захлебнулся и заглох. Суденышко по инерции еще некоторое время шло вперед, после чего со скрежетом влетело на мель и накренилось. Переглянувшись с Лешкой, мы пошли выяснять у команды, что же произошло.

Капитан, накануне еще державшийся на ногах, был пьян настолько, что не мог связать и двух слов, лишь мычал что-то нечленораздельное и размахивал руками. Отловленный и с пристрастием допрошенный помощник капитана сам, похоже, не до конца понял, что же они наделали. Пришлось отпускать его и спрашивать следующего члена команды, что же случилось.

В итоге выявилась следующая картина: то ли от старости, то ли не выдержав варварского обращения и постоянного перегрева, стуканул двигатель. Та часть команды, которая еще была способна самостоятельно передвигаться, кинулась в моторный отсек, предоставив суденышку плыть дальше по воле волн, поэтому заметить вольготно раскинувшуюся по курсу мель было просто некому.

Мы попали в довольно сложное положение, которое усугублялось наличием на борту курьера с секретной документацией. Наше собственное задание не было жестко привязано к каким-то срокам, а вот пакет следовало безотлагательно доставить на место. В итоге после длительных переговоров по радио с райцентром и консультации с нашим непосредственным начальством мы пришли к следующему соглашению. За курьером вылетает вертолет с группой охраны, а мы, поскольку все равно все в вертолете не поместимся, пока чинится наш несчастный траулер, расположимся на постой в ближайшем поселке. Досадная задержка, но два-три дня нам погоды не делали, поэтому мы не особенно и беспокоились.

На траулере обнаружился ветхий, но все еще действующий мотобот, на котором мы переправились в поселок. На наше счастье, авария произошла не так далеко от берега, милях в трех-четырех, не больше, поэтому добрались, что называется, с ветерком. Еще через пару часов мы сдали с рук на руки курьера, снабдив его на всякий случай радиостанцией, а сами отправились знакомиться с местными жителями.

Название этого поселка вам ничего не даст, поэтому, следуя традиции, я буду именовать его поселок N, или просто поселок. Он небольшой, в нем едва ли наберется сто пятьдесят домов. Поселок стоит на самом краю моря около дельты широкой, но относительно неглубокой и неспешной реки. Население в основном сплошь рыбаки да их семьи. Судя по всему, гости в поселке появлялись нечасто, и каждый раз для местных это становилось почти что событием, так что нас встречала целая делегация во главе со старостой — невысоким коренастым мужичком с обветренной физиономией и хитрющими раскосыми глазами.

Что меня поразило — это обреченное выражение, застывшее на их лицах. На нас эти люди смотрели с такой надеждой и мольбой, словно мы были для них посланцами с небес, не меньше. Я несколько смутился, но сделал вид, что все в порядке. Судя по гримасе, пробежавшей по Лешкиному лицу, ему тоже было не по себе от столь горячего приема.

— Здравствуйте, здравствуйте, вы надолго к нам? — заговорил староста, и я с удивлением поймал себя на мысли, что ожидаю от него, что он вот-вот начнет мелко и часто кланяться, как это принято на Востоке. Видимо, сработал стереотип восприятия: меня смутила его физиономия с узкими щелочками глаз и почти плоским лицом, как у китайца.

— Надеюсь, что нет, — ответил Лешка. — Вот только траулер отремонтируют, и отправимся дальше.

Староста ничего не ответил, только кивнул, внимательно изучая наш небольшой отряд.

— Милейший, не подскажете, где нам было бы удобнее остановиться? — на правах старшего спросил его Лешка. — А то вечереет уже, пора о ночлеге думать.

— Да-да, покажу, конечно! Идите за мной! — засуетился смешной староста и, развернувшись, бойко потопал в глубь поселка. Мы двинулись за ним, сопровождаемые почетным эскортом из зевак.

Староста привел нас к большому обветшалому дому, на поверку оказавшемуся местным клубом. Мы прошли за нашим провожатым через пустой, замусоренный актовый зал, оттуда попали в коридор с множеством дверей, ведущих в подсобки. Комнату нам выделили аккурат за самой сценой — с единственным наглухо заколоченным окном, зато большую и чистую, так что мы все без особых проблем в ней разместились.

— Ну, спасибо, отец, уважил! А не подскажешь еще: чем у вас народ по вечерам занимается, как отдыхает?

Староста дернулся, словно от удара, и быстро-быстро забормотал:

— Вечер — дурное время! Как стемнеет, дома сидеть надо, иначе Тварь придет, не спасешься!..

Староста произнес слово «Тварь» с таким значением, что у меня побежали по спине мурашки. Думаю, у остальных членов нашего небольшого отряда тоже.

— Тихо, отец! О чем это ты? — нахмурился Лешка.

— Не мастак я говорить, лучше пойду за шаманом пошлю, он вам все складно расскажет! — заторопился староста.

— Погоди, а может быть, не надо шамана? Ты уж как-нибудь в двух словах объясни, чего боишься-то?

— Нет-нет, шаман лучше! Он умный! Он вам все как надо растолкует! У меня так не получится! Пойду за шаманом, без него никак нельзя!..

Как ни силился Лешка вызнать, что это за Тварь, которую так боится староста, тот упорно отмалчивался и твердил о шамане, так что пришлось моему товарищу отступиться от несговорчивого мужика да отпустить его с миром.

Минут через десять к нам и впрямь явился самый что ни на есть настоящий шаман, разодетый в меховую куртку и в меховую же шапку, на которой болталось что-то непонятное, какие-то висюльки, веревочки… Шаман был весьма преклонного возраста, смуглое лицо его было сильно изборождено морщинами, но, судя по всему, он не утратил природной живости, и в глазах его то и дело мелькали лукавые искорки. Выбивающиеся из-под шапки длинные волосы были собраны в косицу на затылке. На шее старик носил ожерелье из клыков и ракушек. В правой руке шаман держал посох, на котором сверху был присобачен череп какого-то некрупного животного, возможно — песца. Под мышкой у него был зажат бубен.

При взгляде на бубен нас с Лешкой, да и бойцов разобрал дикий ржач. Мы изо всех сил давились смехом, пытаясь не расхохотаться, обидев тем самым шамана. Тот из деликатности дал нам полминуты, чтобы мы справились с эмоциями, после чего уселся и принялся рассказывать. В моем изложении, опуская все непременные воззвания к богам, старейшинам и предкам, эта легенда выглядит примерно так:

«…Давным-давно, много-много зим назад, в этих краях стоял не один поселок, а целых четыре селения: два на одном берегу реки и два на другом. Их жители относились к разным ветвям одного и того же рода, что не мешало им враждовать между собой. Впрочем, до открытых столкновений дело не доходило, мудрые старейшины, понимая, к чему это может привести, всеми силами старались не допустить междоусобицы.

Это шаткое равновесие продолжалось ровно до той поры, пока не пролилась первая кровь. Повздорила горячая молодежь, забыла про заветы старших да схватилась за ножи. В той драке погиб единственный сын шамана одного из селений. Беременная жена погибшего, узнав о трагедии, умерла преждевременными родами. Ее ребенок тоже не выжил.

По такому случаю был созван совет старейшин, который запретил мстить за смерть сына шамана. Нашлись свидетели, которые уверяли, что тот сам активно лез в драку, так что назвать его безвинно пострадавшим — погрешить против истины. Так ли это или нет, но старейшины сказали свое веское слово.

Обезумевший от горя отец, разом лишившийся всей семьи, решил пойти наперекор старейшинам. Обратившись к древнему запретному знанию, он призвал лютую Тварь, чтобы та покарала обидчиков. Но то ли он что-то напутал, то ли переоценил собственные возможности, да только первой жертвой Твари стал он сам. А затем началась кровавая жатва. Тварь, желающая лишь одного — убивать и убивать, — в короткий срок сократила население всех селений более чем наполовину. Оставшиеся в живых, забыв про распри перед лицом смертельной угрозы, решили объединиться и убить Тварь. У них не было другого выхода: либо погибнут вызвавшиеся на бой смельчаки, либо весь род. Бежать людям из селений было некуда, да и покидать землю предков они тоже не хотели. Становиться изгоями на чужбине — удел недостойных.

В той схватке полегло много славных воинов, но и Тварь не ушла от расправы. Ее труп оттащили на остров неподалеку и захоронили там, насыпав над ее телом высокий курган. Этот курган сохранился до сих пор. Остров объявили запретным. Шаманы сказали, что тот, кто потревожит или осквернит могилу Твари, поплатится за это: она может вернуться и отомстить тому, кто нарушил ее сон.

Совсем недавно, в марте, в поселок прибежали дети и рассказали, что курган выглядит так, словно из него кто-то выбрался наружу. Взрослые удивились, сходили посмотреть — да, действительно: кто-то разворошил курган, и теперь там посередине зияет огромная дыра. Особого значения происшествию никто не придал. Как-никак на дворе конец двадцатого века, а тут какие-то суеверия — смешно!

В начале апреля еще по снегу ушли из поселка и не вернулись двое молодых охотников. Розыски ничего не дали, а через несколько дней исчезли еще четверо. На сей раз искать пропавших поднялся весь поселок. К исходу дня удалось найти разрозненные останки двоих: одного парня из первой группы и одного — из второй. Тела были в ужасном состоянии, валялись вперемешку головы, руки, ноги, все вокруг было залито кровью. В поселке поползли упорные слухи, что Тварь вернулась и, согласно древнему пророчеству, мстит за свой нарушенный покой.

Милиция, обнаружив на телах следы огромных когтей, списала все на бешеного медведя-шатуна, забредшего с юга, либо на случайно попавшего на берег полярного медведя.

С той поры в поселке регулярно пропадают люди, в месяц примерно по два-три человека. Иногда их останки находят, иногда нет. Как правило, тела жертв растерзаны в клочья, а у тех немногих «счастливцев», кого нашли не в разрозненном состоянии, либо проломлены ударом когтистой лапы головы, либо перекушены шеи. Никаких следов Твари ни рядом с телами, ни просто в лесу не обнаружено — словно она и впрямь бесплотный дух.

Милиция, игнорируя полное отсутствие медвежьих следов рядом с жертвами, упорно придерживалась версии о диких зверях и никакой помощи поселку не оказывала. Люди, на глазах которых один за другим гибли их близкие, потихоньку впали в отчаяние…»

Мы с Лешкой несколько раз спрашивали у шамана, как же выглядит эта самая Тварь, но он не сказал нам ничего определенного. Бормотал про страшные клыки и когти да пару раз упоминал душераздирающий вой, с которым Тварь забирает с собой в ад души загубленных ею людей.

После ухода шамана мы долго веселились и выдвигали версии, какой крепости самогон гонят в этом поселке и какие экзотические северные травки используют при его изготовлении. Старик не был похож на алкоголика, но рассказанная им история была настолько нелепа, что наводила на мысль о водке либо ее производных. Так и сяк прикинув, что из этого правда, что ложь, мы сошлись во мнении, что милиция права, а местным стоило бы устроить большую облаву и вычислить своего лесного обидчика, вместо того чтобы вспоминать старые байки и пугать ими друг друга до потери пульса.

Проводив шамана, мы с Лешкой отправились изучать клуб. Оказалось, из коридора можно было выйти на задний двор к небольшому пустырю и стоящему на нем перекошенному дощатому сортиру. Рядом располагались огромный сарай и пара хозяйственных построек неизвестного назначения. Покрутившись там-сям и не найдя для себя ничего интересного, мы решили пройтись по поселку. До сумерек оставалась еще пара часов, так что мы в любом случае ничем не рисковали.

Наше с Лешкой внимание привлек один дом на краю поселка. Среди своих собратьев он выделялся словно лебедь в утиной стае. На фоне черно-серых, покривившихся, выглядевших неухоженными изб свежее деревянное строение казалось настоящим дворцом. Дом украшали резные ставни, причудливая резная вязь вилась по перилам крыльца. Сказочная избушка, да и только! Мы, не сговариваясь, постучали.

— Входите, не заперто! — раздался изнутри приветливый мужской голос.

Мы зашли и осмотрелись. Дом был настолько уютным, насколько это вообще можно себе представить. Повсюду на стенах были развешаны резные доски вперемежку с картинами маслом, в горнице высились очень удобные книжные полки, судя по украшающей их затейливой резьбе, выполненные тем же мастером, что поработал над внешним оформлением дома.

Хозяином оказался моложавый человек лет тридцати пяти — сорока с добрыми и чуть печальными серыми глазами, судя по всему, не местный уроженец. В отличие от прочих жителей он не имел ни широкого, словно из камня вытесанного лица, ни сощуренных глаз. Мужчина был одет просто, но не без изящества: мягкие шерстяные брюки и нечто вроде стеганого шлафрока.

— Добрый вечер! С кем имею честь?..

Мы представились. В ответ хозяин также назвал себя:

— Анатолий Борисович Кедров к вашим услугам. Работаю в поселке учителем, веду все: от ботаники до литературы с физкультурой и уроков труда. Глобальная нехватка кадров, сами понимаете, вот и приходится крутиться… Вы пока располагайтесь, а я пойду чайку поставлю! Давненько у нас гостей не было…

Словоохотливый хозяин вышел из комнаты, оставив нас с Лешкой осматриваться, благо что поглядеть и впрямь было на что. Казалось, здесь нет ни уголочка, которого бы не коснулась рука неведомого мастера. Филиал музея народного творчества, да и только! Деревянные статуэтки, пейзажи, резные барельефы окружали нас со всех сторон. Около стены расположилась старая швейная машинка «Зингер» на чугунной платформе без единого пятнышка ржавчины, словно только вчера с конвейера сошла. Видимо, хозяин, помимо всего прочего, занимался и портняжничеством. Я бы не удивился, если бы узнал, что наряд, в котором он нас встретил, изготовлен его собственными руками.

Лешку особенно заинтересовала мозаичная столешница, набранная из разных пород дерева со вставками из перламутра и моржового бивня. Он восхищенно зацокал языком, затем, чтобы получше рассмотреть узор, отодвинул в сторону лежащую на столе старую книгу в выцветшем коричневатом переплете. Я машинально посмотрел на ее обложку. Шарль Де Костер, «Легенда об Уленшпигеле». Что ж, у хозяина действительно богатая библиотека, это я уже отметил, так что неудивительно, что здесь есть даже этот раритет неведомого года издания. Анатолий не производит впечатления жмота, так что если станет особенно тоскливо, всегда можно будет прийти и попросить у него что-нибудь почитать. Впрочем, я надеялся, что в этом поселке мы надолго не задержимся. Наш поломанный траулер уже сдернули с мели и отбуксировали к берегу двумя рыболовецкими суденышками, и протрезвевший капитан клятвенно заверил нас, что в пределах трех, максимум четырех дней его посудина вновь будет на ходу.

— Вам какого чаю? Черного или с травками? — поинтересовался хозяин, ненадолго заглянув в горницу.

— Лучше черного, — быстро ответил Лешка и показал мне за спиной кулак, чтобы я не вздумал смеяться — после визита шамана мы все еще находились в несколько возбужденном состоянии, поэтому упоминание «травок» могло вызвать неадекватную реакцию.

Хозяин вновь исчез, чтобы через пару минут вернуться с подносом, на котором вольготно расположились пузатые чайники — большой и помельче, три чайные пары, сахарница, креманка с вареньем и ложки. Поблагодарив Анатолия и рассевшись вокруг стола, мы принялись прихлебывать горячий ароматный чай, подспудно приглядываясь друг к другу.

— Какими судьбами к нам? — начал разговор хозяин.

— Задание у нас, — нейтрально ответил Лешка. — А на траулере как назло с мотором проблемы. Так что ждем, пока починят.

— Понятно, понятно, — закивал Анатолий. — А то смотрю: люди в форме по поселку бродят, решил — по поводу нашей… хм… зверушки пожаловали.

— Да, мы уже в курсе, что у вас тут страшный монстр завелся, староста с шаманом предупредили. Сами-то что по этому поводу думаете?

— Да что-то странное и непонятное у нас творится, — пожал плечами хозяин. — Тут уж и не знаешь, куда бежать и что предполагать. Как начали с апреля люди пропадать, так и пропадают. Все как один порваны диким зверем. Я сам несколько тел осматривал, тут ошибки быть не может. Следы когтей и зубов я ни с чем не спутаю. Да и курган разрыт. Тут уж поневоле начнешь во всякую мистику верить.

— И все-таки?..

— То, что это зверь, сомнения нет. То, что эта Тварь умна, хитра и опасна, — тоже факт. Ее практически никто не видел, зато многие слышали…

— Стоп-стоп, с этого места поподробнее! Кто-то из местных все-таки видел Тварь? Я не ослышался?

— Ну, есть у нас один пьянчужка, Поликарпычем звать, утверждает, что чуть ли не в десяти метрах от него Тварь прошла, когда он по своей надобности в дюны отправился. Чудом, мол, уцелел. Спрятался за камнями и отлеживался там ни жив ни мертв. Подождал, пока она подальше отойдет, и в поселок побежал.

— И на что она похожа, по его словам?

— А вот здесь самое интересное начинается. Поскольку ничего внятного рассказать он не мог, привели этого товарища ко мне. Я ему давай книги с картинками зверей подсовывать, чтобы он хоть что-то похожее указал. Так что вы думаете — Поликарпыч наш выбрал в итоге гориллу и крокодила! Мол, и на того, и на этого похожа! Я уж ему каких только животных не подсовывал — уперся, и все тут!

— Да уж, действительно загадочный выбор. Даже представить не могу, как мог бы выглядеть подобный гибрид.

— Сдается мне, Поликарпычу эта зверюга с пьяных глаз померещилась. Кроме него, никто эту заразу даже издали не видел. Ну, за исключением тех, кому не повезло…

— Ладно, насчет ее внешнего вида — проехали. А что по поводу того, что ее слышали?

— Ну, с этим-то все проще. Повадилась эта дрянь по ночам выть. Не каждую ночь, но частенько мы ее концерты слышим. Скажу честно, когда мне ее вой первый раз по ушам ударил, волосы дыбом встали, хотя к числу трусов себя не отношу. Да, и еще одну вещь заметили: если Тварь ночью голосит — непременно утром кого-нибудь недосчитаемся, словно она своими воплями новую жертву предвещает. Шаман тут же сказал, что Тварь так загубленные души в ад провожает, ну и понеслось. Теперь уже все так в поселке считают от мала до велика.

— А почему ж вы тогда всех мужиков не соберете и не отправитесь на этот вой, не накостыляете вашей Твари по первое число?

— Ну, она все-таки не во всякую ночь воет, это во-первых. А во-вторых, и в главных, напуган народ очень. Как солнце за горизонт уходит, таятся по домам, как мыши, и собственной тени боятся. Может, с десяток человек и наберется из бывалых охотников, а может, и того не будет. Да и что это за облава получится? Ночью в лесу хоть глаз выколи, а стоит Твари хотя бы одного задрать, все тут же врассыпную бросятся.

— Смотрю, вы невысокого мнения об односельчанах? — проверяя реакцию хозяина, словно невзначай заметил Лешка.

— Эх, молодой человек! Скепсис хорош ровно до того момента, пока сам не столкнешься нос к носу с какой-нибудь чертовщиной и не окажешься на волосок от гибели. Как пела группа «Гражданская оборона»: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Мы здесь ровно в осаде находимся, и помощи ждать неоткуда. А впереди зима. И сколько она еще жизней унесет, одному лишь Богу ведомо…

Меня так поразило упоминание учителем старой панковской группы, что на некоторое время я просто потерял нить беседы. Отчего-то мне казалось: то, что иногда слушаю я, вряд ли придется по душе высокообразованному и начитанному педагогу. Неужели наши вкусы сходятся? Как странно…

— …поэтому я не могу обвинять их в том, что они вряд ли откликнутся на чей-то призыв и отправятся сражаться с Тварью.

— Но ведь однажды это уже произошло, если верить легенде. Почему же вы считаете, что это больше никогда не повторится?

— Алексей, вы не помните, сколько человек жило в тех четырех селениях, о которых говорит легенда?

Мы с Лешкой переглянулись.

— Нет, шаман нам об этом ничего не говорил.

— Я подробно изучил эту историю, поспрашивал местных старожилов, побеседовал с тем же шаманом и сделал кое-какие выкладки. Так вот: в каждом селении было не меньше пятисот — шестисот человек. Итого, по самым скромным подсчетам, имеем две тысячи на все селения. Пока жители не объединились и не поднялись на борьбу с Тварью, она унесла жизни примерно восьмисот — девятисот человек. В схватке из семисот вызвавшихся охотников выжили двести. Итого, осталось порядка шестисот человек, преимущественно женщины и дети. Поскольку почти все охотники погибли в последней битве с Тварью, а те, кто выжил, были серьезно покалечены, им пришлось несладко, и в последующие пять — десять лет число жителей сильно сократилось. Сначала обезлюдело одно селение, его жители перебрались к своим дальним родственникам-соседям. Затем второе. Еще через несколько лет третье. Недавно я нашел место, где стояло одно из них. Жуткое зрелище, уж поверьте мне на слово. Сейчас в нашем поселке проживает что-то около шестисот пятидесяти человек. И как вы думаете: есть ли у них шанс справиться с Тварью при таком раскладе?

— Да, мрачноватые прогнозы, — согласился Лешка. — А вы-то сами верите в эту легенду? Я не говорю о том, что творится в поселке сегодня.

— Скажем так — занимаю чисто исследовательскую позицию. Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть данную историю; все, что мне остается, — собирать хотя бы крупицы информации и пытаться воссоздать из них некую единую картину. Но, учитывая то, что творится с нами сейчас, я уже почти готов поверить в то, что Тварь реально существует.

— Что ж, спасибо за беседу и за чай! Пойдем-ка мы, пожалуй, к своим, пока они волноваться не начали. — Лешка встал, я последовал его примеру. — Кстати, если не секрет: а кто это тут такой искусный резчик?

— Вам понравилось? — оживился Анатолий. — Это я в свободное время развлекаюсь, ну и ребятишек тоже учу, кому это интересным кажется. Тут же ничего сложного нет, главное — рукам своим доверять, ну и дерево чувствовать, не без этого.

— А инструменты как достаете?

— Ну, когда бываю в райцентре, заказываю. Пару лет назад вот съездил друзей навестить, тоже много чего с собой оттуда захватил. В общем, верчусь помаленьку.

— Понятно. Ну что ж, бывайте!

— Заходите еще! Всегда рад! — улыбнулся нам радушный хозяин.

Когда мы вышли на улицу, над землей уже сгустились сумерки. Поскольку после рассказов о неведомой Твари нам было несколько не по себе, мы с Лешкой, не сговариваясь, ускорили шаг. Кто его знает, что за нечисть бродит в окрестных лесах, еще не хватало бесславно закончить свои дни в этакой глуши!

Слава Богу, в клубе было электричество, иначе бы пришлось добираться до нашей комнаты при помощи фонариков. Разумеется, у нас был с собой аварийный запас батарей и аккумуляторов, но расходовать их понапрасну тоже не стоило.

Перекусив на скорую руку приготовленным из полуфабрикатов ужином, мы легли спать, рассудив, что утро вечера мудренее…

…Стас закашлялся, и Полина тут же воспользовалась этим, чтобы вставить свою реплику:

— Какая отличная легенда! Обожаю всякие древние тайны! Вы такой замечательный рассказчик! У вас все так мрачненько, готичненько выходит, аж мурашки по коже!

Станислав еле заметно скривился от неуместной похвалы Полины, но та, не обращая никакого внимания на его мимику, продолжила заливаться соловьем:

— И знаете — вот эта ваша Тварь — я ведь даже не представляю, на что она могла бы быть похожа, но уже ее боюсь!

— Я тоже боялся тогда, как никогда в жизни. И нисколько этого не стесняюсь. Видите? — Стас показал седую прядку волос на виске. — Это я заработал после нашей первой ночи в поселке. Да и у остальных наших бойцов в шевелюрах ощутимо седины прибавилось.

— Боже мой, — охнула Полина. — Вот уж действительно наглядная иллюстрация того, как человек поседел за одну ночь от пережитого ужаса! Бедненький! Что же вам там довелось вынести!..

— А почему вы все время говорите «Лешка решил», «Лешка предложил», — перебив Полину, спросила Сашка. — У меня такое чувство, что вы постоянно принижаете себя, мол, мое дело маленькое, я тут вообще стороной проходил, а вот он-то…

— Да? Как странно, — отозвался Стас. — Никогда бы не подумал, что мои слова могут быть расценены подобным образом.

— Извините, я ни в коем случае не хотела вас обидеть. Просто у меня и в самом деле складывается такое впечатление, что вы постоянно выдвигаете вашего приятеля на первый план, а свою роль в тех событиях преуменьшаете.

— Ну это, наверное, потому, что формально именно он командовал тогда нашей группой.

— А как же Величко? Простите, я не очень-то в курсе вашей субординации, просто не поняла, кто же из вас троих был главным?

— Общее руководство группой осуществлял Лешка, а Величко командовал полувзводом и, в свою очередь, подчинялся нашим распоряжениям. Впрочем, вот уж не думал, что вас заинтересуют такие подробности!

— Видите ли, я всегда люблю представлять себе максимально полную картину, иначе начинаю что-то домысливать сама. Поэтому и спросила про Лешку и Величко. Извините, если чем-то огорчила.

— Да нет, что вы! Это вы меня простите, из меня действительно неважный рассказчик. Да я как-то и не рассчитывал, что когда-либо вспомню эту давнюю историю и, более того, буду делиться ею с кем-то…

Стас замялся, не в силах подобрать слово.

— Посторонним, вы хотели сказать? Ну да, две малознакомые попутчицы — это, пожалуй, не та аудитория, которой хочется открывать что-то сокровенное, — подсказала Сашка.

— Да что ты такое говоришь, Санька! — одернула ту Полина. — Стас, не обращайте на нее внимания, это она из вредности! Просто ее история вашей и в подметки не годится, вот она и бурчит!

Сашка почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Вот мерзавка, смогла-таки вывести ее из себя! Даже грязными методами не гнушается, лишь бы очернить ее в глазах попутчика! А сама-то меж тем все пододвигается и пододвигается к Станиславу! Наверняка уже прикидывает, как броситься к нему в объятия «от страха» в какой-нибудь особо драматический момент повествования. И наплевать ей по большому счету, что конкретно творилось с группой Стаса в том заброшенном северном поселке. Ей вообще до его истории как до фонаря. Лишь бы себя выгоднее преподнести.

— Полина, вы не правы, — возразил Станислав. — Просто история Александры — она, если так можно выразиться, бытовая. Да и особого вреда в итоге никому причинено не было — ну, разве что за исключением морального и материального. А мой случай — он довольно уникален по целому ряду моментов и, увы, реально страшен. Образно говоря, просто разная весовая категория, только и всего.

Стас пристально посмотрел на Сашку, чуть виновато улыбаясь уголками губ, и той отчего-то стало все равно, выскажет ли Полина еще какую-нибудь каверзу в ее адрес или нет. И тогда она тихо попросила его:

— А расскажите нам о вашем приятеле, пожалуйста!

— И что же вы хотите о нем узнать? — весело осведомился Станислав. — Вес, рост, цвет волос и глаз, любимые блюда?

— Все, что сочтете нужным нам сообщить. Я так понимаю, что вы поведали нам только самое-самое начало этой истории, а раз так, мне было бы гораздо легче слушать ее, представляя в лицах ее главных участников.

Полина вопреки обыкновению промолчала, видимо, сочла, что чрезмерная настойчивость может повредить ее имиджу.

— Ну, что я могу сказать о Лешке? Чуть ниже меня, подвижный как ртуть, темноволосый, но не брюнет. Цвет глаз? Хм, пусть будет серый, хотя радужка у него то отливает в зелень, то в голубизну — в зависимости от настроения. По характеру, как вы уже, наверное, поняли, — типичный холерик, пяти минут на одном месте не усидит. Отличный профессионал. Вот, пожалуй, и все вкратце.

— А Величко?

— Ну, это наш человек-гора. Крупный парень, выше меня на голову и примерно в два раза шире. Не хотел бы я с ним врукопашную сходиться — переломит тебя пополам и не заметит как. Если бы он был актером, то наверняка бы играл роли былинных богатырей. Когда волосы до плеч отпускает, сходство просто потрясающее! Тоже темноволосый, но светлее, чем Лешка. Глаза карие. Сам спокойный как слон. Ну как, этого достаточно?

— Да, спасибо, вполне, — ответила Сашка и уже собиралась задать следующий вопрос, как ее перебила Полина:

— Кстати, Стас, а как насчет пива? Давайте берите, я же вижу, у вас горло пересохло! Я угощаю! Конечно, это не чешское, но вполне приличное, уверяю вас! Я по крайней мере уже третью бутылку пью и еще не отравилась.

— Благодарю за заботу, но спиртного мне пока что не хочется.

— Ой, да не смешите меня, тут спирта меньше четырех градусов!

— И все равно: на ваше пиво я не претендую.

Станислав умудрился произнести это так, что проняло даже толстокожую Полину. Сашка не удержалась от кривой ухмылки: будет знать, как к человеку приставать!

— Ладно, девушки, я вас ненадолго оставлю, а когда вернусь, продолжим. Хорошо?

С этими словами Стас вышел из купе и аккуратно прикрыл за собой дверь. Полина выждала еще секунд пять, после чего набросилась на Сашку:

— Ты чего все время лезешь, а? Не можешь, что ли, заткнуться и помолчать в кулачок хоть немного?

— Ну ты, подруга, совсем совесть потеряла! — восхитилась Сашка, когда к ней вернулся дар речи. — Это кто еще к кому лезет! Докопалась до незнакомого человека, заставила его байки травить…

— Между прочим, он сам вызвался! — мгновенно парировала Полина.

— Он спать хотел, а не истории тебе на потеху рассказывать!

— А сейчас уже спать не хочет! И вообще, не переводи разговор на другое! А то я вся из себя дурочка такая и не понимаю, что ты затеяла!

— Ой как любопытно! И что же?

— Ты пытаешься разрушить мою личную жизнь!

Полина произнесла эту чушь с таким неизбывным пафосом, что Сашка даже обомлела: она что, серьезно так считает?

— Слушай, дорогая, я о тебе лет восемь ничего не слышала и сильно надеюсь, еще столько же не услышу и не увижу. Так какого ляда мне чего-то там у тебя разрушать?

— Из вредности и зависти! — как по написанному отбарабанила Полина. — Ты не можешь смириться с тем, что мужчины на меня западают, а тебя игнорируют!

— Закусывать надо! — веско сообщила Сашка и отвернулась, дав тем самым понять, что разговаривать с Полиной более не намерена.

Оставшиеся до возвращения Станислава четыре минуты прошли в гробовом молчании. Полина экстренно обновляла макияж, а Сашка невидящим взглядом смотрела в раскрытую книжку и обдумывала произошедшую с Полиной метаморфозу. Беспринципный флюгер, вот кто она! Пока ей что-то от тебя надо, она впивается в тебя как клещ и готова беспрестанно подлизываться и лебезить. А как только понимает, что ловить здесь больше нечего, тут же меняется и ее отношение. Теперь она считает Сашку врагом, и только потому, что…

Стоп! А ведь самое-то интересное в том, что в данном вопросе Сашка ей действительно соперница. И пусть она не будет кидаться на шею симпатичному попутчику или кокетливо подмигивать ему, многозначительно намекая на продолжение знакомства, все равно: Полина чувствует в ней угрозу. Иначе с чего весь сыр-бор?

Вот тут-то Сашка впала в самый настоящий ступор. С одной стороны, соперничать за внимание мужчины, да еще и с такой склочной и наглой бабенкой, как Полина, — это себя не уважать. И выглядит это по-идиотски, и чувствуешь себя круглой дурой, да и вообще — это не в ее стиле за мужиками бегать. Надо будет — сами придут и все скажут. Тем более если Стас и впрямь западет на Полину — ну и зачем ей сдался такой товарищ, который в женщинах ни капельки не разбирается? Тут ведь и слепому видно, что Полина на него виды имеет исключительно потому, что человек обмолвился о том, что живет в Москве в отдельной квартире и не женат.

Но с другой стороны, на душе отчего-то неспокойно и маленький чертик нашептывает в ушко: наплюй ты на приличия и лови судьбу за хвост, а то уйдет, будешь потом локти с досады кусать, что упустила свое счастье!

Как же глупо-то! И ведь если так посмотреть, даже в случае неудачи она ничего не теряет: что с Полиной, что со Станиславом она завтра на вокзале расстанется и никогда их больше не увидит, поэтому о ее возможном позоре никто и ничего не узнает. Так чего бояться-то? Но нет, все равно: пятую точку словно свинцом залили и намертво прикрутили к полке, чтоб и не думала дергаться в сторону попутчика.

А может, она себя обманывает? Ну мало ли с чего ее вдруг влечет к Станиславу? В конце концов, последний раз она с любовником была больше месяца назад. Вот у нее и образовался, так сказать, естественный голод, а тут — на тебе! — красивый парень, да как раз того типа, что ей всегда импонировал. А принять простое влечение за влюбленность — это вечная ошибка всех экзальтированных барышень, к которым она, между прочим, не относится. Ведь нет ничего более смешного и нелепого, чем, мучительно подбирая слова, пытаться объяснить человеку с горящим взором, что испытываешь к нему банальное сексуальное вожделение и ни о каких чувствах здесь и речи нет. А в ответ получать страдальческое «ты меня нисколечко не любишь!».

Попасть в подобную ситуацию Сашка категорически не желала. Открыться в своих чувствах Станиславу и поставить его тем самым в неловкое положение, а потом краснеть и ругать себя последними словами, слушая, как он деликатно пытается донести до тебя простую мысль, что ты ему и даром не нужна… Лучше промолчать! Опять же Стас ничего не говорил о том, что он одинок. А фразу «не женат» можно понимать и так, что у него есть девушка, а может, даже не одна. Просто он не торопится придавать своим отношениям официальный статус. А если это так, тогда шансы на благоприятный исход дела и вовсе падают до критической отметки.

Сашка искоса поглядела на Полину. Вот уж кому все нипочем! Даже если Станислав сейчас признается, что он не одинок, Полине на это ровным счетом начхать. Она в себе на двести процентов уверена, любую соперницу с лица земли бульдозером снесет, если понадобится. Главное — любой ценой заполучить путевку в новую жизнь, и Стас для этих целей подходит как нельзя лучше. Лишь бы только не сорвалась с крючка рыбка золотая, не вильнула хвостом, обманув возложенные на нее надежды.

Так что же делать? Позволить Полине и дальше вести свою игру или все-таки вмешаться?..

Станислав вернулся в купе, тем самым положив конец Сашкиным размышлениям. Завидев попутчика, Полина мгновенно убрала косметичку в сумочку и широко улыбнулась ему:

— А мы уже ждем не дождемся продолжения вашей истории!

— Знаете, девушки, я тут вот что подумал: а вы действительно хотите знать, что было потом? Предупреждаю: то, что я вам успел рассказать, — это так, цветочки. Дальше все было куда страшнее. Не боитесь, что после моих баек вам ночью кошмары привидятся? Может быть, прекратить это все, пока не поздно?

— У меня нервы крепкие, — хохотнула Полина. — А за Саньку не беспокойтесь, судя по тому, что за книгу она читает, ей никакие ужасы сон не испортят!

Сашка мысленно поставила еще одну галочку в списке пакостей Полины. Впрочем, в чем-то та, безусловно, была права: любители Стивена Кинга, как правило, на плохой сон и слабый желудок пожаловаться не могут.

— Саша, вам тоже интересно, что было дальше? — обратился к ней Стас.

— Мне? Очень, — искренне призналась Сашка. — Да и вам, как мне кажется, хочется выговориться, снять этот груз с души. Или не так?

— Саша, я вас боюсь! — по-доброму усмехнулся Станислав. — Вы меня насквозь видите! Неужели у меня все на лице написано? В таком случае пора менять работу!

— Да что вы, — смутилась Сашка. — Ничего подобного, просто…

— Саня, не отвлекай человека! А то так и будете всю дорогу в реверансах расшаркиваться, — процедила сквозь зубы Полина.

— Неужели вам так не терпится услышать продолжение истории? — с иронией спросил Станислав.

— Ну разумеется!

— Что ж, тогда приступаю. Но не говорите потом, что я вас не предупреждал…