…Встал я с тяжелой головой, будто с похмелья. Было противно вспоминать, как я трясся вчера в кустах в ожидании неминуемой смерти от когтей Твари, да и в целом было как-то не по себе. Впрочем, другие бойцы выглядели не лучше. Наш маленький отряд бесславно пал жертвой уныния, и я прекрасно понимал: если не встряхнуться, не выйти из этого состояния, нас можно считать заведомо проигравшими. И даже то, что я был прав, когда доказывал Лешке, что Тварь и в самом деле существует, меня нисколько не радовало.
И тут я узрел в комнате еще одного персонажа, который явно не имел к нашей группе никакого отношения. Маленький смешной мужичонка в изрядно потрепанном жизнью ватнике корчил настолько уморительные гримасы, силясь изобразить из себя важную персону, что я не удержался от хмыканья.
— Леш, а это кто?
— Знакомься, это Поликарпыч!
— Тот самый, что…
— Да-да, гражданин начальник, это я Тварь видел, чтоб ей ни дна, ни покрышки! — перебил меня суетной мужичок и перекрестился. — Тут ведь как дело вышло: пошли мы с кумом моим, Колькой, на дюны за скальничек, чтоб литрушечку раздавить. Жена-то у кума того, строгая без меры, если только увидит, что мы с ним употребляем, может и сковородкой оприходовать. Вот мы и решили подальше от нее убраться, у нас и место облюбованное имеется между камней, если не знаешь, что там кто-то есть, ни за что не узреешь! Сидим, значитца, за жизнь разговариваем — ну, понятное дело, с устатку и закемарили прямо на песке. Сколько я там дрых — не знаю, но глаза открыл — смотрю, идет, окаянная! Огромная, жуткая, одно слово — Тварь! Я лежу ни жив ни мертв, только об одном и мечтаю, чтоб она в мою сторону морду свою не скосила, а то ведь никуда от нее не скроешься, мигом догонит и на тот свет отправит. Но Бог миловал, ушла Тварь в лесок и не показывается оттуда. Я для порядка еще минут пять подождал, потом Кольку растряс, объяснил ему, в чем суть-дело, мы ноги в руки подхватили, да ходу до дома! Бежим, а сердце от ужаса аж заходится! Никогда еще такого испуга не терпел, как в тот раз! После Твари кумова жена нам не страшнее комара показалась, хоть Кольке в тот раз изрядно от нее перепало. Как узнал, что вы у нас появились — все ждал, когда же вы меня на помощь позовете?! А тут смотрю из окошка — идут ваши! Ну все, точно, думаю, за мной! Так и оказалось! И когда отправляемся?
— Куда отправляемся? — Спросонья я туго соображал, поэтому адресовал вопрос Лешке, который явно встал задолго до меня и уже успел раздать бойцам кучу поручений. Вот ведь неугомонный человек!..
— Решил я, Стас, прочесать тот остров, на котором курган для Твари насыпан. Хочу посмотреть, нет ли там ее логова или еще чего-нибудь интересного…
Последние слова Лешка многозначительно выделил, быстро скосив глаза в сторону Поликарпыча. Ясное дело, при нем говорить не хочет. Ну да, тут самому себе не доверяешь, что уж говорить о каком-то неизвестном товарище с сизой физиономией завзятого любителя крепких напитков. Ладно, на остров так на остров. Давно пора своими глазами увидеть то место, откуда, по словам шамана, явилась в поселок Тварь.
На остров мы перебрались на двух лодках, которые Поликарпыч упорно звал ветками. Чем-то они мне неуловимо напоминали индейские пироги — такие же длинные и узкие. Впрочем, в поселке хватало и обычных речных плоскодонок, и поморских карбасов, но Поликарпыч авторитетно заявил, что лучше веток для такого путешествия нам и искать нечего: мол, легонькие да верткие и в управлении не чета железным будут. Лешка в ответ лишь махнул рукой: ветки так ветки, не всели равно.
До острова мы добрались быстро, минут за сорок, а может, и того меньше. Первым делом отправились смотреть на разоренный курган, в качестве гида выступал неугомонный и словоохотливый Поликарпыч:
— Да, да, вот тут ее и закопали, вражину проклятую! Специально грунт лодками с Большой земли возили и курган большой ей насыпали, чтоб не выбралась, гадина! Это он с годами осел, а раньше-то, поди, и вовсе огромный был! И вот когда последнюю лодку с землей высыпали, шаман тогда строго-настрого всем запретил здесь бывать, чтоб никто ее не тревожил и обратно не вызывал! А тут весной дети прибегают и говорят: там, мол, курган разворошили! Ну, им сначала и не поверили — кому он сдался-то, курган этот?..
Поликарпыч болтал не переставая, успев по третьему разу пересказать нам легенду, каждый раз с новыми подробностями, но в целом, как ни странно, не раздражал. Словно радио бормочет над ухом, а ты делаешь свое дело и не сильно прислушиваешься к тому, что тебе вещают.
Среди прочих островов, раскиданных по дельте реки, этот был самым крупным и сильнее всех прочих выступал в море. Издали он чем-то напоминал коготь — вытянутый и кривой. В длину остров навскидку составлял что-то около четырех километров, в ширину — более полутора. Практически весь остров зарос лесом — искривленными от постоянных ветров редкими соснами да невысокими елями. Серые камни, устилающие остров, были покрыты лишайниками, навевая мысль о том, что мы находимся в каком-то «больном» месте. Впрочем, для севера это совершенно обычный пейзаж, а требовать от меня непредвзятого отношения к данной местности в тот момент было просто глупо.
Берег острова был скалистым, кое-где сменявшийся галечными пляжами. С той стороны, где была дельта реки, на пляжи нанесло песок и ил. Мы же держали курс к северной оконечности острова, по словам Поликарпыча, курган располагался именно там, на возвышенности.
А я вновь и вновь переживал про себя события прошедшей ночи, думая о том, что в каждом из нас живет первобытный страх. Живет очень глубоко, до поры до времени ты вообще можешь не догадываться о его существовании, но это не означает, что его нет. И когда ты сталкиваешься с чем-то сверхъестественным, вроде этакого вот чудовища, терроризирующего мирный рыбацкий поселок, страх вылезает наружу и берет над тобой власть. И ты за считанные минуты превращаешься в дрожащее и скулящее существо, мечтающее лишь об одном — выжить любой ценой! С этим страхом очень трудно бороться. Он деструктивен, он мешает тебе сосредоточиться и дать отпор неведомому противнику — потому что когда ты боишься, ты уже заведомо проиграл. Он сковывает тебя по рукам и ногам, он лишает тебя способности связно и быстро мыслить. И в итоге оказывается куда более страшным врагом, чем то зло, с которым тебе пришлось столкнуться…
Состоящий из смеси земли и мелких камней курган и впрямь был немаленьким и довольно древним. На самой его вершине лежала плита, на которой еще можно было с трудом различить рисунок: странных очертаний зверь и фигурки людей вокруг. Память о той далекой битве… К сожалению, как я ни вглядывался в контуры зверя, никак не мог понять, на что же тот похож. Большой — это правда, если судить по размерам человеческих фигурок рядом с ним. Клыки из пасти вроде как торчат… Или не клыки это, а слюна течет? Нет, уже не разобрать…
А вот раскопу от силы можно было дать полгода, что соответствовало информации о том, что впервые разрытый курган заметили в апреле. В таком виде он чем-то напоминал мне потухший вулкан. А что — кратер присутствует, к тому же довольно глубокий; что там внизу деется — хрен его знает, но лезть и проверять почему-то не хочется.
Видимо, ровно те же самые мысли посетили и Лешку, поскольку, вдоволь налюбовавшись на уходящую вглубь дыру и, разумеется, не обнаружив поблизости ни единого следа крупного зверя, он приказал бросить в раскоп гранату. Так, на всякий случай. Вероятность того, что Тварь прячется днем в своем разоренном кургане, была крайне мала, но и ее не стоило сбрасывать со счетов. Взрыв сотряс курган, но на Тварь, если она и была внутри, не произвел ни малейшего впечатления.
После этого мы рассредоточились и отправились бродить по острову в надежде отыскать хоть что-то стоящее внимания. Увы, побаловать нас увлекательными открытиями островок не спешил. Сплошь камни, скалы, скрюченные деревца — и ни пещер, ни нор, ни тем паче схронов. Даже обычного человеческого мусора вроде смятых сигаретных пачек, ржавых консервных банок или обрывков газеты не было. Значит, и впрямь запретный остров, раз его до сих пор не изгадили…
Часа через два мы вновь сошлись на холме у подножия кургана подвести итог нашей вылазке.
— Все на месте? — первым делом осведомился Величко.
— Все, только вот наш гид-экскурсовод куда-то задевался.
— Где его черти носят?!
— Я его, кажется, видел, — сообщил один из бойцов. — Он минут двадцать назад к лодкам пошел.
— Никак у него там заначка припрятана?! — предположил Величко. — То-то он всю дорогу вертелся, как уж на сковородке. Видимо, ждал, пока мы все разойдемся и он сможет самогонку в одиночку оприходовать.
— Ладно, это его трудности. Честно говоря, уже жалею, что его взяли — никакого от него проку, зато шуму хоть отбавляй…
Резанув по нервам, от лодок раздался и тут же захлебнулся дикий вопль. Мы переглянулись и дружно бросились туда. Так мог кричать только человек, которому угрожает смертельная опасность.
Увы, мы опоздали. Незадачливый выпивоха Поликарпыч лежал с размозженным черепом в воде около разбитых ударами когтистых лап лодок. Весла тоже были переломаны, на них виднелись следы зубов. Мы тут же, не сговариваясь, встали спина к спине, надеясь высмотреть Тварь, только что забравшую с собой еще одну человеческую жизнь.
— Ну, и кто нас уверял, что днем эта гадина не нападает? — ни к кому конкретно не обращаясь, зло спросил Величко, ставя автомат на боевой взвод.
— Очередная сказка, — отозвался Лешка, — которая едва не стоила нам всем жизни.
— И как мы теперь назад попадем?
— Надо срочно ремонтировать лодки и валить отсюда до темноты, иначе хана.
— Ладно, не каркай! Эх, зачем мы только этого пьянчужку послушали — нет бы нормальный алюминиевый баркас взять, так ведь польстились на какие-то деревянные поделки, тьфу!
— Теперь поздно слезы лить. У кого какие мысли по поводу ремонта?
— Может, это… борта прутьями заплести, а для надежности затянуть плащ-палатками? Ну а грести не веслами, а шестами ото дна отталкиваться, тут не так уж и глубоко.
— А ты гений, Сапогов! Если живы останемся, не забудь мне напомнить тебе благодарность вынести! Итак, двое к кустам — резать ветки, двое к лодке — чинить, остальные держим оборону! Через полчаса сменимся!..
Выход, который предложил боец, и впрямь оказался неплох. Разрезав на куски одну из плащ-палаток, мы вполне качественно затянули ею поврежденные и заплетенные прутьями борта одной из лодок. Пробный спуск на воду показал, что ветка хоть и подтекает, но незначительно. Вторую лодку решили не восстанавливать, а взять с собой на буксир, используя ее для перевозки тела Поликарпыча. Покойник и так успел полежать в воде, так что промокнет ли тело больше или меньше — значения уже не имело.
Плохо было лишь то, что ремонт занял у нас куда больше времени, чем планировалось. День незаметно перетек в сумерки, а сумерки вот-вот должны были смениться полноценной ночью. Промедление же, говоря словами классика, для нас было «смерти подобно». Так что нервничали мы все изрядно, что и неудивительно при таком невеселом раскладе.
— Смотрите! Вон там! — громко крикнул вдруг один из часовых, указывая на верхушку скалы метрах в трехстах ниже по течению.
Мы повернули туда головы и увидели силуэт странного и очень крупного зверя. У него была непропорционально вытянутая морда с длинной пастью, чем-то отдаленно напоминающая крокодилью. Тварь — а мы уже не сомневались, что видим именно ее, — запрокинула морду вверх и завыла также тоскливо и протяжно, как и в прошлую ночь.
По правде говоря, в тот момент я оцепенел. Одно дело, когда ты не знаешь своего врага в лицо и строишь догадки, кто бы это мог быть и почему. Но совсем другое — получить более чем весомое подтверждение правдивости местной легенды. Такого зверя на земле не существовало, и если бы — я своими глазами не видел его сейчас на скале, ни за что не поверил бы в то, что он есть на самом деле. Я почувствовал, что схожу с ума, и вскинул автомат, целясь в сторону противника. То же самое проделал стоящий неподалеку от меня Лешка…
Нас всех опередил Величко, наугад полоснувший очередью по Твари. Вой оборвался, а сама зверюга мигом исчезла со скалы.
— Пуганая, сволочь! Боится свинца, хоть и нечисть! — сплюнул Величко себе под ноги.
Лешка, мотнув головой, словно стряхивая с себя наваждение, скомандовал:
— Ладно, нечего тут рассусоливать, живо все в лодку, пока эта дрянь к нам с ответным визитом не пожаловала!
Мы тут же принялись споро грузиться, и уже через пару минут отчалили от острова.
Пока двое бойцов шестами направляли ветки к поселку, мы, сжимая автоматы, заняли круговую оборону. После сегодняшнего дневного нападения Твари на Поликарпыча мы уже не могли верить ничему, что нам о ней рассказывали. Никто не говорил, что она умеет плавать — но факт остается фактом: она запросто добиралась со своего острова на материк и обратно. Значит, мы не были застрахованы от того, что она не набросится на нас, пока мы находимся на воде. А с учетом того, что наступила ночь — ее любимое время, — наши шансы на удачный исход дела резко таяли. Небо по-прежнему было затянуто облаками, только луна изредка пробивалась через мутноватый завес, чтобы через пару минут спрятаться обратно. Видимость была отвратная, но призывать народ к повышенной бдительности было ни к чему: все и так напряженно всматривались в темноту, стараясь не пропустить атаку чудовища.
На море как назло разыгрался ветер, поднимая высокие волны, так что соваться туда сейчас было бы форменным самоубийством. Нашу утлую протекающую ветку разбило бы или перевернуло в первые же пять минут плавания. Поэтому пришлось делать изрядный крюк и возвращаться в поселок по протокам, огибая острова по южной оконечности. Осознание того, что нам придется провести на воде лишний час, а то и все два, радости, мягко говоря, не приносило. Тварь с легкостью разнесла в щепы борта ветки там, на острове. А что, если она подкрадется сейчас к нам и проделает то же самое? В воде мы окажемся беспомощны, как новорожденные котята. Вода ледяная, до берега не сказать чтоб близко. Нет, лучше и не думать об этом!
Знаю, это прозвучит как оправдание, но могу сказать: не я один боялся Твари. Я четко слышал, как клацают зубы у сидящего со мной спина к спине Лешки. А уж заставить дрожать такого бывалого бойца, как он, — это надо очень сильно постараться. Но Твари это удалось.
— Кстати, в этот раз примета все-таки сработала, — сказал он, поймав мой взгляд, когда я обернулся посмотреть, все ли у него в порядке.
— Что ты имеешь в виду?
— Как там нам говорили? Воет — нового покойника предвещает? Вот все и случилось! Только мы думали, это она по нам воет, а оказалось — по Поликарпычу.
— И что из этого?
— Да ничего! Просто мысли вслух…
Как мы добрались до берега, я просто не помню. Нас встречали перепуганный староста и еще несколько мужиков. Мы, в двух словах описав, что произошло, передали им тело Поликарпыча, чтобы они отнесли его на ледник, а сами отправились к клубу, ставшему нам за это недолгое время почти домом. Заперлись изнутри и, по очереди дежуря, провели эту ночь словно в осаде. Многим из нас тогда привиделись кошмары, а кое-кого пришлось расталкивать не раз и не два, вырывая из плена тяжелых навязчивых сновидений, чтобы своими воплями не будили усталых товарищей…
На следующий день мы держали военный совет. Пришел ответ из райцентра, но, как мы и предполагали, ни о каком содействии оттуда говорить не приходилось. Нам пообещали выслать при первой же возможности подкрепление и транспорт, но, учитывая погоду, все это могло растянуться на чёрт знает какой срок. Низкая облачность, временами дождь и туман, но скажу по совести, для любого нормального пилота это были смехотворные трудности. Нам просто не хотели помогать и цеплялись за любой повод, лишь бы этого не делать. Значит, рассчитывать мы могли на себя, и только на себя.
— Не вижу другого выхода, кроме как снова попытаться ее выследить, — высказался Величко.
— Все бы ничего, да только что толку сидеть в засаде, когда, во-первых, не видно ни хрена, а во-вторых, если Тварь к кому-то из нас сунется, мы даже стрелять не сможем, иначе своих же положим в такой темноте?!
— И что предлагаешь, командир?
— Не знаю, сработает ли это, но мне кажется, вполне подходящим местом для засады мог бы служить маяк. Во-первых, мы там в безопасности — вряд ли Тварь настолько сильна, что сможет в одиночку вынести железные двери маяка. Во-вторых, там есть откуда наблюдать — и при этом оставаться незамеченными. На первом этаже окон нет, но они нам и не нужны. Достаточно будет окон на башне. Они, кстати, бойницы напоминают — узкие и высокие, так что огонь через них будет вести вполне удобно.
— Да, остается только надеяться, что эта Тварь не умеет ко всему прочему лазить по отвесным стенам или, того пуще, проходить через них, — хмуро отозвался Величко. — А что — она ж типа призрак! Значит, и не на такое способна!
— Вряд ли, — задумчиво произнес я. — Да и от очереди твоей она вчера шарахнулась — будь здоров, значит, уязвима, иначе бы вообще ничего не боялась. Нет, капитан, что бы это ни было — оно создано из плоти и крови, а значит, его можно убить!
— Кстати, а у кого какие мнения относительно того, с чем мы все-таки столкнулись в этом долбаном поселке? — спросил Лешка.
Мнения разделились. Кто-то считал, что мы имеем дело с неким реликтовым животным — сильным, опасным, но все-таки животным. Кто-то склонялся к мистической подоплеке, допуская, что раз Тварь не оставляет следов, она вполне способна и на более крутую демонстрацию своих возможностей, а значит, надо держать ухо востро.
Я наблюдал за тем, как выслушивал Лешка версии бойцов, и, судя по тому, как скептически кривятся уголки его губ, понимал: его не устраивает ни одно из объяснений:
— А сам-то ты что думаешь? — толкнул я его в бок, когда все по очереди высказались.
— Тварь тварью, но кто-то из поселка с ней заодно. Или даже, не так: он использует Тварь в собственных целях, ни больше ни меньше.
— И какие у тебя основания так считать? — поинтересовался я.
— Да много чего, — неопределенно отозвался Лешка. — Мы все вчера видели Тварь. Мы слышали ее вой. Но мы ни разу не видели ее в деле!
— То есть как?! — опешил я. — А Поликарпыч?..
— Давай отделим мух от котлет, ладно? Мы слышали крик Поликарпыча, мы видели его тело. Но мы не были свидетелями того, как все случилось! Следовательно, убить Поликарпыча мог кто угодно, не только Тварь.
— Подожди, что ты городишь? Мы же обшарили остров вдоль и поперек и никого там не нашли…
— Мы и саму Тварь проморгали, хотя она там была. И что мешает предположить, что она пряталась на острове не в одиночку, а в компании с кем-то? Знаю, ты скажешь, что я спятил, но этой ночью я лежал и просчитывал, насколько возможен вариант того, что Тварь кто-то приручил, а теперь манипулирует ею по собственному желанию. И пришел к выводу, что это вполне осуществимо. Вспомни, как погиб Рыбалин: его порвало крупное животное, но вот кровь на стенах сарая — дело рук человеческих. Да и принесла его с побережья к нам во двор явно не Тварь, а кто-то двуногий. Еще один довод в пользу моей гипотезы.
— Ладно, пускай помимо Твари и нас на острове был кто-то еще. Но как он туда добрался? Кроме наших лодок, на побережье никаких других плавсредств не было!
— Значит, мы что-то упустили, не слишком внимательно осмотрели остров. Я более чем уверен, что там был искусно замаскированный схрон!
— Предлагаешь скататься туда еще раз? — осведомился я у Лешки.
— Вот уж нет! Надо дать бой Твари на нашей территории и покончить с этим раз и навсегда. Выследим ее с маяка, снимем, а затем уж возьмемся за тех, кто Тварью прикрывался.
— Есть конкретные мысли?
— Пока что никакой конкретики. Слишком многие в поселке в курсе наших перемещений, а подозревать всех скопом — сам понимаешь, глупо. Так что основная наша задача — ликвидировать Тварь и заодно разобраться, что же она все-таки такое. А за ней настанет черед и дрессировщика.
Я был вынужден признать, что определенная логика в Лешкиной гипотезе присутствует. Действительно, без человека здесь не обошлось, и обстоятельства гибели Рыбалина лучшее тому доказательство. Но это никоим образом не объясняло, откуда взялась Тварь и что она собой представляет. Поликарпыч все-таки был прав, зря ему никто не верил: в Твари определенно было что-то и от крокодила, и от гориллы. Не сказать, чтоб я запомнил ее во всех деталях — все-таки далековато я от нее находился, да и видели мы только темный силуэт на фоне пасмурного неба, но все равно вытянутая зубастая пасть вкупе с крупным мохнатым телом не принадлежала ни одному из ныне живущих на земле животных.
Эх, знать бы, что увидел Поликарпыч в последние мгновения своей жизни!
— А может быть, гид наш и был этим самым дрессировщиком? — задал вопрос один из бойцов.
Мы с Лешкой и Величко переглянулись. А ведь действительно…
— Смотрите, — продолжал боец, — Твари лодка не нужна, она и так доплывет. Поликарпыч зачем-то пошел к лодкам, хотя мы договаривались встретиться на холме. Никаких заначек в лодках мы так и не нашли. Вопрос: зачем он туда отправился, если не за самогоном? Может быть, как раз для того, чтобы подозвать Тварь? Или он решил испортить лодки, а потом приманить Тварь — чтобы мы дружно на нее полюбовались — и свалить все на нее? Это он ведь настоял на том, чтобы мы взяли ветки — их куда легче сломать, чем все остальное…
— Тормози, — прервал бойца Величко. — А почему он тогда погиб, если он ее дрессировщик?
— Ну, мало ли чего, — пожал плечами боец. — Укротители тигров тоже, бывает, на тот свет по милости своих питомцев отправляются. Что-то Твари в этот раз не понравилось, вот она его и грохнула.
— Пусть так. Но зачем ему было портить лодки?
— Чтобы мы как следует испугались и окончательно поверили в то, что Тварь существует. Решил нам экскурсию в комнату ужасов организовать, да сам по дурости и поплатился.
— Но ведь лодки были разбиты ударами лап! Ты же не мог не видеть следы когтей! Да и весла тоже отнюдь не человеком прокушены, это как объяснить?
— А это уже сама Тварь постаралась. Убила Поликарпыча и в бешенстве порвала пахнущие им и нами лодки, а потом слиняла и уже до вечера на глаза не показывалась.
— Ладно, принимаем как еще одну гипотезу. Но вот что странно: если Поликарпыч каким-то образом сумел договориться с Тварью и хоть чуть-чуть ее приручить, то зачем он растрезвонил всем и каждому, как выглядит Тварь?
— Может быть, тщеславие? — предположил Величко. — Никто Тварь не видел, один лишь он сподобился. Теперь он в центре внимания и вообще знаменитая личность.
— Хм, возможно. Но зачем Поликарпычу вообще потребовалось это странное сотрудничество с Тварью? Он-то что от нее хотел? Какие такие далеко идущие планы могли быть у заурядного сельского алкаша? И зачем он подбросил к нам под дверь останки Рыбалина?
— Может быть, он по пьянке окончательно спятил и воспринимал все, что творилось в поселке, как личную забаву? Утратил чувство реальности, не различал, где добро, где зло. Вот и решил, чем больше народа будет вовлечено в эту историю, тем ему веселее. Не удивлюсь, если вдруг выяснится, что в тот вечер кто-нибудь видел Рыбалина в компании с Поликарпычем.
— Хочешь сказать, выманил и отдал на растерзание Твари?
— Почему бы и нет? Кто знает, что на уме у больного человека? А Поликарпыч впечатления здорового никак не производил, уж прости меня.
— Ладно, все наши измышления вилами по воде писаны. Так ли это или нет, потом узнаем. А пока собирайте-ка, парни, манатки, и отправимся на маяк. Пора новое место обживать. Чую, нам там с вами не одну ночь провести придется.
Раскрашенный в яркие красно-белые полосы маяк стоял на высокой скале на мысу, примерно в полукилометре от поселка и метрах в четырехстах от реки — фактически посередине между поселком и дельтой, — и для наших целей подходил как нельзя лучше. Крепкое каменное строение — одноэтажный дом и примыкающая к нему башня из крупных, в три кирпича, силикатных блоков — могло выдержать прямое попадание снаряда.
Открывший нам дверь сменный смотритель маяка удивился нашему визиту, а когда узнал, что мы собираемся пожить здесь некоторое время, обрадовался. Быстро показал нам свое немудреное хозяйство, пообещал зайти ближе к вечеру — включить маяк и отправился домой в поселок.
На маяке не было ни радио, ни метеостанции, только флюгер-ветряк, указывающий направление и силу ветра. Маяк не относился к категории приводных, он просто отмечал собой место, поэтому оборудования в нем было по минимуму. Работал маяк от собственного дизель-генератора, расположенного в одной из трех комнат домика. Во второй комнате располагался пульт управления, а также склад запчастей и оборудования. Третья комната была жилой, из нее можно было пройти в башню.
Башня условно насчитывала пять этажей, соединенных винтовой железной лестницей. Обозначали этажи решетчатые площадки, через которые до самого низа были видны внутренности башни. С уровня третьего этажа начинались окна — узкие и высокие, как бойницы, застекленные и забранные снаружи решетками. На пятом этаже была полноценная комната с каменным полом и потолком, около пяти метров в диаметре. По ее периметру шли большие круглые окна общим количеством десять штук. Мы сразу же окрестили эту комнату наблюдательным пунктом. Для удобства смотрителя маяка и его посетителей в ней стояли диванчик, стол и пара кресел.
Из наблюдательного пункта по лестнице можно было добраться до люка в потолке и через него выйти на галерею вокруг маяка. Там же наверху находились фонарь с зеркалами и поворотные механизмы, приводящие в движение всю конструкцию. Находиться на галерее во время работы маяка мог лишь откровенно безрассудный человек — яркий свет прожекторов вполне мог лишить зрения если не навсегда, то на несколько суток точно.
Немного постояв на галерее, мы с Лешкой вернулись в наблюдательный пункт.
— Тю, а моря-то отсюда и не увидишь! — присвистнул он, указывая на заколоченные фанерой пять окон, обращенных в сторону водной глади. — С чего бы это вдруг?
— Может, во время шторма повыбивало? — предположил я.
— Может быть. Да только что-то мне это подозрительно… Что ж это за маяк такой, с которого моря ни фига не видно?
— Ну так выйди на галерею и любуйся сколько влезет!
— А если я хочу ночью на море посмотреть, тогда что?..
Мы с Лешкой переглянулись.
— Ты действительно считаешь, что кто-то из местных балуется контрабандой? — спросил я, памятуя Лешкины выкладки относительно смерти дочери ремонтника.
— Стас, пока что все один к одному: по ночам никто на море любоваться не станет под страхом смертной казни, ибо Тварь не дремлет. И случай с девушкой лучшее тому подтверждение. Смотритель маяка тоже ничего не увидит — ему весь обзор ликвидировали. И, судя по тому, что фанера на окнах свежая, еще не успела почернеть, все случилось не далее чем полгода назад. Не слишком ли много совпадений, не находишь?
— Но Тварь…
— Я не знаю, кто она и откуда взялась. Но то, что кому-то крайне выгодно и удобно ее появление, — это факт. И я хочу найти эту мразь!
— И что ты предлагаешь? Расшить одно из окон и выслеживать через него корабль-призрак?
— Если придется, так и поступим! Но сначала покончим с Тварью. Она, конечно, может пробраться к поселку, минуя маяк, и зайти туда не с севера, а с юга, но мне отчего-то кажется, что ее маршрут пролегает где-то неподалеку. Сейчас попрошу ребят: пускай помудрят с зеркалами и прожекторами, чтобы они еще и побережье освещали. Потом вернем все обратно, как было. Вряд ли эта дрянь ожидает нападения с маяка, и в этом наше преимущество. Пусть в поселке считают, что мы перебазировались сюда исключительно из-за трусости. Я ж не просто так смотрителю восторги по поводу толщины стен маяка выказывал. Уверен, к вечеру уже каждый будет знать, что мы заперлись здесь и дрожим от страха после вчерашнего столкновения с Тварью. Вот и славно. А мы тем временем подготовим ей горячую дружескую встречу.
В ожидании вечера время пролетело неожиданно быстро. Все мы пребывали в нервно-возбужденном состоянии, мечтая о том, как буквально через несколько часов покончим с преследующим нас кошмаром.
После того как у нас побывал смотритель маяка и, включив его, ушел обратно в поселок, мы заняли позиции у окон и принялись выслеживать Тварь. Час, второй, третий… Я чувствовал, как по вискам и спине катится холодный пот, а в ушах размеренно грохочет «бу-бум, бу-бум». А вдруг это все напрасно и в эту ночь Тварь не появится? Что ей вообще делать в поселке в темное время суток? И сколько еще ночей нам придется провести в засаде, прежде чем мы снова ее увидим?
Стоило мне только подумать это, как я заметил Тварь, пробирающуюся вдоль побережья. Нахальная зверюга и не думала таиться, неспешно держа путь по дюнам. Теперь-то я смог разглядеть ее повнимательнее: прямоходящая, похожая на огромную бурую мохнатую обезьяну, которой по странной прихоти создателя прилепили голову не то крокодила, не то птеродактиля. Навскидку Тварь была огромна, но все-таки воображение не потрясала. Двести — двести пятьдесят кило живого веса, не более. Да, в бою с ней один на один не продержишься, можно и не пытаться. А вот насчет того, что у нее бронированная шкура, я бы поспорил. Одна автоматная очередь и…
Словно иллюстрируя ход моих мыслей, прозвучали выстрелы. Зверюга издала не то стон, не то короткий вопль, и тут же метнулась в сторону, а затем быстро-быстро скрылась в стометровой мертвой зоне вблизи маяка, куда не доставали прожекторы.
— Мать твою! — послышался голос Величко. — Кто стрелял?! Не могли, что ли, подождать, пока она поближе подойдет, чтобы наверняка бить?! Всю малину попалили, ироды!
Проштрафившийся боец и сам понимал, что виноват. Сдали нервы, палец, давно лежащий на спусковом крючке, привычно пошел вниз, и… что случилось, то случилось. Радовало лишь одно: судя по всему, ему все-таки удалось ранить Тварь. Но насколько серьезно? Понятное дело, что выходить на пустошь, где еще минуту назад разгуливала Тварь, никто не рискнул, поэтому, поторчав для порядка еще полчаса на позициях в тщетной попытке повторно выследить зверюгу, мы отправились спать. Осмотр местности решили оставить на утро.
Так бесславно окончился еще один день…
— Ой, станция! — прервала рассказ Станислава Полина. — И смотрите, вроде крупная! А у меня как раз пиво закончилось. Стас, вы не проводите меня на перрон? А то, знаете ли, темно уже, мало ли кто прицепится к одинокой девушке!
— Если одинокая девушка наденет недостающие детали туалета, то ей можно будет не опасаться за свою безопасность, — широко улыбнувшись, сообщил Стас. — Кроме того, чрезмерное количество пива вредит здоровью, поэтому будет разумно, если девушка перестанет глушить его, как портовый грузчик, и обойдется без очередной порции алкоголя.
— Фи, Стасик, не будьте таким букой! В конце концов, это ваш святой долг — защищать женщину, особенно если она о том попросит! Посмотрите на часы, уже одиннадцать! Мало ли какая шушера шляется по перрону! Что вам стоит сопроводить даму? Неужели вы настолько ленивы, никогда не поверю! Пойдемте же, проветримся хоть немного, а то вы наверняка засиделись!..
Сашка не стала слушать, чем закончатся их препирательства, а просто встала, взяла дубленку и вышла из вагона.
Морозец покалывал щеки и нос, недвусмысленно намекая, что зима не за горами. Сашка потянулась, посмотрела на небо. Очень ясная сегодня ночь, звезды видны как на ладони. Вон Большая Медведица свой ковш запустила, а вон и Полярная звезда сияет. Пронесся светящейся точкой спутник, вызывая острую жалость, что под рукой нет телескопа, чтобы разглядеть все это великолепие поближе.
— Долго стоять будем? — спросила Сашка у проводника.
— Двадцать пять минут. Здесь меняется локомотив, а к составу должны привесить прицепные вагоны. Так что гуляйте смело!
Что ж, двадцать пять минут — это значит можно пройтись без опаски, что вновь придется вскакивать на подножку уже тронувшегося поезда. Впрочем, гулять-то особо негде: перрон налево, перрон направо, а посреди торговые лотки, половина из которых уже закрыта, несмотря на гордые надписи «24 часа» и «Работаем круглосуточно». Придется наведаться в те, продавцы которых еще не отправились на заслуженный покой. Желудок уже впрямую намекает, что не желает оставаться без полноценного ужина и одним чаем довольствоваться не собирается.
Представленный в ларьках ассортимент энтузиазма у Сашки не вызвал. Пиво с газировкой да чипсы с сигаретами — вот и весь выбор. И как назло ни одной бабушки-лоточницы с расфасованной по пакетам домашней снедью. Эх, надо было на предыдущей станции этим вопросом озаботиться, а сейчас уже поздно сокрушаться. Да и вагон-ресторан тоже наверняка уже закрыт. Видимо, придется голодать до Москвы. Жаль, конечно, но ничего не попишешь. Сама виновата, прощелкала клювом. А ведь должна была предусмотреть такой вариант, чай, не в первый раз по железной дороге путешествует!
Сашка медленно двинулась к своему вагону, размышляя, выдержит ли она еще пять минут на морозце без шапки или лучше не рисковать и вернуться в купе. В конце концов, если она там кому-то помешает — это не ее проблемы! У Полины вообще билета нет, так что пусть молчит в тряпочку со своими претензиями, ну а Станислав…
У Сашки защемило сердце. Чем больше он открывался ей как человек, тем сильнее нравился. Понятно, конечно, что сам про себя гадости говорить не будешь, наоборот, что-нибудь да приукрасишь, но Стас, словно опровергая эту аксиому, старался рассказывать обо всем без утайки, не умалчивая даже о том, что дико боялся Твари. Хотя что ему стоило наплести семь верст до небес и поведать, как бывалые бойцы падали в обморок от ужаса, лишь он один не страшился никого и ничего. Такая откровенность весьма импонировала Сашке, которая терпеть не могла вралей и хвастунов, пускающих окружающим пыль в глаза. Стас же к этой неприятной категории граждан явно не относился.
Но увы, пока что он ни словом, ни намеком не давал понять Сашке, нравится ли она ему хоть капельку. А вести себя подобно Полине, навязчиво предлагая свою кандидатуру в спутницы жизни, — это как-то чересчур. Да она себя уважать перестанет, если так поступит!
Может быть, завтра на вокзале словно невзначай оставить ему свой номер телефона? Ага, а потом месяц изводить себя в ожидании звонка, который никогда не раздастся — вот уж не надо ей такого счастья! У Стаса своя жизнь, бурная, полная событий и приключений, пусть порой вынужденных — все равно! — и она в эту жизнь никак не вписывается. Ну кто она такая? Обычный менеджер-торгаш без особых перспектив. Конечно, она симпатичная, веселая — но разве этого достаточно, чтобы ею заинтересовался такой человек, как Станислав? Да у него небось таких, как она, целый десяток наберется, стоит только пальцем поманить!
Неудачница. Сашка повторила это слово еще и еще, катая во рту, словно пробуя на язык. Да, кажется, это все-таки про нее. Живет по каким-то устаревшим принципам, от которых временами никакой пользы, сплошной только вред. Ведь забила бы на приличия, послала бы она Полину еще тогда, когда та только заикнулась о совместной поездке, и все было бы иначе. Но нет же, ей ведь обязательно надо быть хорошей со всеми, даже с такими прохиндейками, как ее бывшая одноклассница! Вот и результат: дорога превратилась в сплошную нервотрепку, а уж если у Полины что-то там со Станиславом не заладится, можно и не спрашивать, кто в этом виноватым окажется.
Навстречу ей из вагона выскочила Полина, повертела головой и метнулась к ближайшему ларьку. Сашка отметила про себя, что Стас ее не сопровождал. Что ж, значит, все-таки не договорились. Видать, не все так безоблачно у этой парочки, как можно было бы подумать, глядя на физиономию Полины, когда та вернулась в купе после сеанса совместного курения. Пойти, что ли, поболтать со Станиславом, пока эта барышня пополняет пивные запасы? Ну и что она ему скажет? «На Полину не смотри, на меня смотри!» Но если она правильно поняла его мимику, Стасу успела осточертеть мышиная возня вокруг его персоны, затеянная попутчицами. Еще нарвется на грубость с его стороны, чего доброго. А плакать в кулачок от горькой обиды уже как-то не солидно в ее возрасте.
Сашка от нечего делать еще минут пять послонялась по перрону, быстро обнаружив, что она не в восторге от подобного времяпрепровождения. Кончики ушей уже ощутимо пощипывало морозом, да и под расстегнутую дубленку исподволь пробирался холодок. Ладно, решено — она возвращается. А там будь как будет.
Сашка встала одной ногой на ступеньку, как ее весьма бесцеремонно дернули обратно.
— Слышь, не торопись! Мне с тобой накоротке поболтать надо! — Полина поставила очередной пакет с пивом прямо на перрон и недружелюбно посмотрела на Сашку. Та сморщилась — от Полины ощутимо несло перегаром, и даже мятная жвачка нисколько не заглушала это мерзкое амбре.
— Представь себе, а я не горю желанием с тобой общаться. Кроме того, я замерзла.
— Ничего, потерпишь! Я тебя надолго не задержу. Значит, так, слушай внимательно, дважды повторять не буду. Стас — мой, чего бы ты там себе на этот счет ни думала. Будешь лезть в наши отношения — крепко пожалеешь.
— Ты мне, никак, угрожать вздумала? — осведомилась Сашка, машинально сжав кулачки.
— Что ты, Санечка, всего лишь дружеское предупреждение! — расплылась в предельно неискренней улыбке Полина. — Сама посуди: раз ты не собираешься помогать мне с жильем, значит, я должна сама как-то решить этот вопрос…
— И Станислав как нельзя лучше подходит тебе для этого! — перебила Сашка. — Ты именно это имела в виду?
— Вот видишь, ты сама все прекрасно понимаешь, — еще фальшивее пропела Полина. — Поэтому сделай милость, не строй ему глазки и не вздыхай многозначительно, как принцесса в изгнании. Все равно не поможет. Этот мужик мой, и только мой!
— Ну а если ты так в этом уверена, то какого черта развела передо мной этот цирк? — осведомилась Сашка. — Или это в тебе ревность взыграла?
— Ой, да не смеши меня! К кому ревновать — к тебе, что ли? Да ты на себя давно в зеркало смотрела, моль канцелярская? Ты мне никаким боком не конкурентка!
— Ну а раз так, то я иду в купе.
— Стой!
— Что еще?
— Запомни: будешь мне палки в колеса ставить, пеняй на себя. Я обид не прощаю! — Полина помахала пальцем прямо перед носом Сашки и пьяно икнула ей в лицо.
— Тогда и ты слушай меня внимательно, — вскипела Сашка и сгребла Полину за грудки, сильно тряхнув ее и едва не приложив спиной к грязному вагону. — В следующий раз я просто возьму твою же бутылку и расколочу о твою блондинистую голову! А потом попрошу проводника вышвырнуть тебя на ближайшей станции за пьяный дебош! Надо будет — до начальника поезда дойду, не проблема! Ты мне вот уже где сидишь! И лимит моего терпения исчерпала до донышка! Если полагаешь, что я так и буду беспрекословно сносить твои выходки, то глубоко заблуждаешься. И на испуг меня можешь не брать — не поможет! У меня таких борзых клиентов, как ты, на дню до пяти штук бывает! Хочешь доехать до Москвы — сиди тихо, как мышка, и не зли меня! Усекла?
Сашка выпустила куртку Полины и демонстративно вытерла руки, словно не желая, чтоб к ним пристала грязь.
Судя по ошарашенному виду барышни, та была явно не готова получить такой отпор от своей попутчицы. Да, выдержка вкупе с воспитанием порой дают обманчивый эффект, что перед тобой безответный и безропотный человек, готовый поступиться чем угодно, лишь бы не было скандала. Впрочем, Сашка и сама не ожидала от себя такой реакции. Но Полина таки сумела вывести ее из себя, за что и поплатилась.
Оставив растерянную одноклассницу на перроне, Сашка прошла в свое купе. Не застав там Станислава, мимоходом огорчилась, но рассудила, что ей все равно не о чем с ним говорить. Вот не было бы поблизости раздражающего фактора в виде третьей лишней — тогда может быть. А сейчас лучше не лезть к человеку. Ну что она ему скажет за те две-три минуты, пока они будут наедине? «Станислав, вы мне очень-очень нравитесь!» А то он слепой и не видит, как она на него смотрит! Но раз он никаких действий в ее сторону не предпринимает, значит, не сильно-то она его заинтересовала. Вот и весь расклад.
В купе появилась Полина. Стрельнула по сторонам глазами, выяснила, что они с Сашкой здесь одни и, осторожно прикрыв за собой дверь, промолвила:
— Санечка, ты меня извини, ладно? Сама не знаю, что на меня нашло! Видимо, и впрямь чуток пива перебрала, вот и болтаю невесть что. Санечка, умоляю, скажи, что ты на меня не сердишься? Просто вот пойми меня как женщина женщину: я ж как Стаса увидела, тут же поняла, что не могу без него! Ну и начала перед ним стелиться, заигрывать всячески. Да, да, я в курсе, что это, наверное, со стороны ужасно выглядит, но у меня словно помрачение сознания приключилось! Санечка, я влюбилась — как кошка влюбилась! Да я за один только поцелуй Стасика готова для него что угодно сделать. Мне бы хоть разочек с ним наедине оказаться, чтобы он как следует меня рассмотрел, оценил…
Полина и дальше несла восторженно-сентиментальный вздор, время от времени для пущего эффекта роняя слезы. А Сашка не знала, что ей делать — плакать или смеяться от столь резкого виража в поведении попутчицы. Не мытьем, так катаньем, не катом, так волоком! Нахрапом не сработало, значит, надо подлизаться, авось так пройдет. Так горячо и с чувством про свою любовь говорит, словно и не были ею же пять минут назад сказаны слова о том, что Стас ей нужен исключительно как плацдарм для освоения столицы.
И ведь надо отдать Полине должное, будь на месте Станислава любой другой мужчина, Сашка в итоге сказала бы: «Да подавись ты!» — и максимально самоустранилась бы из этого треугольника. Но сейчас нашла коса на камень; Сашке самой был нужен этот человек, и терять последнюю надежду, великодушно пожертвовав ею в пользу бывшей одноклассницы, она не собиралась. Но говорить об этом Полине она не стала — к чему? Пусть думает, как хочет, а делиться с ней самым сокровенным — себя не уважать.
Тихонько приоткрылась дверь, и в купе вернулся Станислав, судя по его виду, чем-то раздосадованный. Полина тут же замолчала, лишь многозначительно стрельнула глазами в Сашкин адрес, видимо, призывая помнить о ее слезной просьбе. Сашка на это никак не прореагировала; доморощенные игры в шпионов ей успели изрядно поднадоесть.
— Эх, заболтался я с вами и еду купить забыл, — грустно сообщил Стас. — А здесь ничего более пристойного, чем сухарики, я не обнаружил. Даже быстрорастворимых супов и бульонов не нашел, я уж не говорю про вторые блюда.
— Сухарями, как и чипсами, сыт не будешь, — подтвердила Сашка. — А я тоже как назло ничего в дорогу не прихватила, думала, по пути что-нибудь раздобуду. Теперь вот тоже сижу голодная.
— А вы рассуждайте об этой проблеме в позитивном ключе! — вклинилась Полина. — Считайте, что устроили себе разгрузочный день, это же так полезно! Один день без ужина — полтора килограмма минус!
— Видимо, у вас никогда не болел желудок, — оборвал ее Станислав, — иначе бы вы знали, что это такое. Да и корчить из себя веселого идиота, который радуется собственной глупости, — увольте. Это как-нибудь без меня.
— Может, совершить набег на вагон-ресторан? — предложила Сашка. — Вдруг они еще открыты?
— Нет, — покачал головой Стас, — сегодня они в половине одиннадцатого начали народ выгонять. Я случайно слышал, как один мужик из соседнего вагона плакался по этому поводу. Если ресторан и откроется, то не раньше завтрашнего утра.
— М-да, незадача. Что же делать?
— Ну, если я и на следующей станции ничего пристойного не увижу, значит, останусь голодным.
— Боюсь, мне придется последовать вашему примеру. Не думаю, что лоточницы будут торчать на морозе после полуночи.
— А хотите — у меня карамельки есть? — не унималась Полина. — Вкусные, с начинкой!
При упоминании карамелек Станислав страдальчески скривился, но на Полину это не произвело ровным счетом никакого впечатления.
— Ну так что, доставать? — спросила она и уже потянулась за сумкой.
— Карамельками сыт не будешь, — пришла на выручку Стасу Сашка. — А вот гастрит спровоцировать — это запросто. Так что предлагаю заканчивать разговоры о еде, только хуже себе делаем. Дождемся следующей станции, тогда и будет видно…
— А мне вот, между прочим, все равно: есть еда — нет еды! — Полина, словно не слыша Сашкиных слов, упрямо гнула свою линию. — Я иногда могу сутками ничего не есть и даже не замечаю этого! А в итоге — никакого лишнего веса и проблем с фигурой!
— Пиво, между прочим, напиток калорийный, — заметил Станислав. — Если им злоупотреблять, обмен веществ потихоньку идет вразнос, так что рано или поздно обнаружится, что желудок атрофировался и разучился принимать нормальную пищу. Поэтому и аппетита нет, и проблем с фигурой… впрочем, фигуры тоже…
— Ой, это вы меня пугаете, да? — захихикала Полина.
Стас неопределенно пожал плечами, мол, понимай, как хочешь. Сашка только вздохнула про себя. Как любит повторять их шефиня, это пластырем не лечится; если человек глуп, ему хоть кол на голове теши, — ничего не докажешь.
— Ну ладно, не нравятся карамельки — никто не неволит. А я, пожалуй, еще бутылочку открою. Кстати, Станислав, вы же сами только что сказали, что пиво — напиток калорийный. Не желаете заправиться жидкими калориями? Я специально с запасом взяла в расчете на вас!
— Благодарю за заботу, но если бы я хотел пива, то купил бы его сам.
— Фи, какой вы бука! — скривилась Полина. — Такое ощущение, что вы на меня за что-то сердитесь. Я права?
Сашка едва не застонала. Чувство такта у этой особы отсутствовало по определению. В итоге и Стаса поставила в неловкое положение, и Сашку — за компанию, так сказать. И чего, интересно, она ждет в ответ? Что Станислав будет долго оправдываться, что и в мыслях не имел сердиться на нее? Ну да, на умом обиженных и серчать-то грех. Впрочем, с таким определением сама Полина вряд ли бы согласилась…
— Полина, считайте, как вам заблагорассудится, — устало выдохнул Стас. — Могу лишь сообщить, что когда я, как вы выразились, «сержусь», те, кто меня знает, предпочитают находиться подальше от меня. Это вам так, в качестве предупреждения.
— Ой, вы все-таки меня пугаете! — залилась смехом Полина. — Это совершенно не вяжется с вашим образом, вы такой милый и обаятельный мужчина…
— Полина, вы хоть краем уха слушали мой рассказ или как? — мрачно осведомился Станислав. — Я за свою жизнь столько раз со смертью за ручку здоровался, что и не сосчитать, а уж сколько мрази на тот свет отправил — лучше промолчу. И если я говорю вам, что от меня в определенные моменты лучше держаться подальше, следует воспринимать это не как повод для умильного щебетания, а как информацию к размышлению. Поэтому повторюсь: я на вас не сержусь. Но если вы, несмотря ни на что, собираетесь вывести меня из себя, советую трижды подумать, стоит ли это делать.
Сашка подумала, что Стас выглядит весьма убедительным, хотя слегка и лукавит: если судить по тонкой жилке, бьющейся на его виске, Полина все-таки сумела нарушить его душевное равновесие. Лично она на месте Полины предпочла бы свернуть разговор на безопасные темы, а то и вовсе помолчать.
Разумеется, Полина поступила по-своему. Она вдруг вспорхнула со своего места у окна и весьма целомудренно поцеловала Станислава в щеку, после чего произнесла:
— Ну, извините вы меня, пожалуйста, только я вас все равно не боюсь! Я, наверное, слишком смелая для вас, вы к таким еще не привыкли!
После чего вернулась обратно и как ни в чем не бывало потянулась к открытой бутылке и сделала приличный глоток.
Сашка видела, что Стас едва не застонал от такой нарочитой непосредственности. И как же ей поступить в этой ситуации, вмешаться и одернуть Полину? Тогда потом не оберешься возмущенных криков с ее стороны о загубленной личной жизни. А в конце концов, Станислав — взрослый человек, уж как-нибудь сам разберется с навязчивой девушкой. Сочтет ли он нужным осадить зарвавшуюся особу или промолчит, это его дело. А она ему в няньки да телохранители не нанималась.
Поезд качнулся и плавно тронулся. Исчез за окнами перрон, поплыли огни большого города, готовящегося отойти ко сну.
— А чего молчим как рыбы? — поинтересовалась Полина. — Или продолжения истории не будет? Ну, я так не играю! Между прочим, Стас, это нечестно: заманили и бросили на половине дороги! Я теперь всю ночь спать не буду, и вообще: сказали А, извольте сказать и Б!
— Полина, вы — живая иллюстрация того, как раздуть спор на ровном месте, придумать и высказать за оппонента его доводы, а затем опровергнуть их. Разве я говорил вам, что история закончена? По-моему, нет, и Саша тому свидетель. Тогда с чего вы взяли, что я не собираюсь рассказывать ее дальше?
— Ну, вы молчите, дуетесь втихомолку — и не отрицайте! А то я не вижу! Вот я и решила, что продолжения не будет, но на всякий случай решила поинтересоваться, так ли это.
— Не так, успокойтесь.
— Да я спокойна как слон! — хохотнула Полина. — Но очень хочу понервничать и надеюсь, что вы расскажете нам что-то этакое, чтоб вся кожа мурашками покрылась и волосы дыбом встали!
— Что ж, слушайте. — Станислав ненадолго задумался, видимо, припоминая, на чем остановился…