Хэллоуин по-русски, или Купе на троих

Рассказ Станислава, часть пятая

…Я безвылазно сидел в наблюдательном пункте и смотрел на дюны. Настроение было не просто минорным, а я бы сказал — упадническим, поэтому, как только проснулся, я ушел ото всех, чтобы никого не смущать своим кислым видом. Я чересчур сильно был обнадежен Лешкиным планом, я просто не мог допустить возможности, что он не сработает! И зря: нелепая случайность, вызванная общей нервозностью и по большому счету совершенно предсказуемая, — и вот результат: Тварь по-прежнему жива и практически невредима. Капли крови, обнаруженные утром неподалеку от маяка, говорили о том, что Тварь ранена легко, и все, чего мы в итоге добились, — это лишь того, что еще сильнее разозлили ее.

— Хандришь? — раздался за моей спиной голос Лешки.

— Нет, блин, пейзажем любуюсь, — огрызнулся я.

— А головой поработать желания нет?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты мне нужен как аналитик. Хочу вывести некие закономерности относительно нашей зверюшки.

— Не думаю, что из меня выйдет хороший помощник — сам понимаешь, я не зоолог, в звериной психологии не разбираюсь.

— А я от тебя отнюдь не этого прошу. Просто хочу определить, по каким именно критериям Тварь отбирает свои жертвы. Так что собирайся, пойдем к старосте, будем выяснять, кто же именно погиб от ее лап. Авось накопаем что-нибудь интересное.

Я ничего не ответил, лишь пожал плечами в ответ и отправился вниз следом за Лешкой. Среди своих я действительно считался неплохим аналитиком, но сейчас у меня в мозгах была сплошная каша. Мне казалось, что грежу наяву в каком-то бесконечном кошмаре, и стоит мне только как следует напрячься, я проснусь и забуду все как страшный сон. Я ловил себя на том, что словно наблюдаю за всем происходящим со стороны, этакий бесчувственный чурбан с глазами. Нет, я боялся — боялся, как и все остальные, но даже собственный страх ощущал словно чужой, будто робот, выполняющий заложенную в него программу: «При возникновении угрожающей жизни ситуации включить режим паники…» Я по-хорошему завидовал Лешке, который умудрялся еще как-то сохранять ясность мысли и поддерживать в бойцах надежду на успешный исход дела. Впрочем, и моему несгибаемому другу приходилось несладко: под глазами его залегли темные круги, лицо осунулось, и четче обозначились идущие от уголков губ морщинки.

На этот раз староста неожиданно легко пошел на сотрудничество, с охотой и готовностью отвечая на наши с Лешкой расспросы. Даже помог нарисовать примерную карту поселка и его окрестностей и указал, где были обнаружены тела погибших.

Фактически поселок располагался на большом острове, образованном двумя протоками разлившейся реки. Рядом с ним, также разделенные протоками, находились еще несколько островов и полуостровов, поросших лесом — редким, но по большей части непролазным. Местные охотники промышляли дичью, изредка им удавалось взять забредшего с юга случайного оленя или лося. Зверье обходило поселок стороной, поэтому охотникам в поисках добычи приходилось уходить от жилья километров на десять — пятнадцать.

По большей части жертв Твари находили на островах ближе к скалам, при этом какой-либо системы в том, где и как они были убиты, я не заметил. Кресты, обозначающие печальные находки, хаотично усеяли карту с севера и с юга, кто-то был обнаружен практически на побережье, кто-то — в лесной чаще. Шансы нарваться на Тварь были одинаково велики как вблизи поселка, так и километров за двадцать от него.

Что до личностей покойных, то первые две пропавшие группы охотников были недавно вернувшимися в поселок шабашниками, искавшими на стороне лучшей доли. Судя по всему, погоня за длинным рублем ни к чему их не привела, и они предпочли возвратиться в родные пенаты. По словам старосты, им всем было где-то от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Жаль, еще бы жить да жить ребятам…

Следующей жертвой, относительно которой у Лешки были самые большие сомнения, стала бабка, за каким-то бесом попершаяся весной на реку, где и сгинула бесследно. За бабкой последовала еще пара охотников, пропавших в разное время и в разных местах. На труп одного из них примерно через месяц после исчезновения наткнулись далеко влево от поселка, в лесу. Тело второго так и не было обнаружено, человек числился без вести пропавшим. После этого исчез ребенок — мальчик одиннадцати лет, дальний родственник старосты. Про него староста затруднился сказать что-либо определенное: никто не видел, куда тот пошел. Тело его тоже до сих пор не нашли.

Затем в поселок приехал навестить родных один мужчина, вот уже лет десять как переехавший отсюда на постоянное жительство в райцентр. Через пару дней он отправился рыбачить на острова и бесследно пропал. А еще через месяц в поселке появились мы, и следующей жертвой Твари пал Семен Рыбалин. За ним в мир иной отправились девушка Анна и пьянчужка Поликарпыч…

Выйдя от старосты, я честно признался Лешке, что мы фактически впустую потратили время. Как я ни старался, не мог найти хоть какие-то зацепки, позволяющие связать воедино все убийства, совершенные Тварью. Скорее уж представлялось, что она, не решаясь впрямую напасть на поселок, подкарауливала свои жертвы на его окраине или в лесу, никогда не нападая на большие группы людей.

— А тебе не кажется это странным? — тут же уцепился Лешка за мои последние слова. — Когда-то, чтобы утихомирить Тварь, потребовалась не одна сотня человек. А сейчас ей даже наша группа не по зубам. Она ведь могла напасть на нас тогда, когда мы устроили засаду в кустах, но не сделала этого. И я задаюсь вопросом: почему? Она ведь не могла не почуять нас! Но вместо того чтобы подкрасться и втихаря передушить нас поодиночке одного за другим, устроила образцово-показательный сольный концерт!

— Осторожничает?

— А с чего бы это вдруг?

— Ну, допустим, раньше не было огнестрельного оружия.

— А наша Тварь настолько продвинутая зверюга, что мигом сообразила, чем может для нее обернуться тесное знакомство с охотничьими ружьями?

— Видимо, именно так. Могу сказать наверняка: интеллект у этой гадины имеется, причем изощренный. За исключением Поликарпыча и нас, ее никто не видел, она крайне осторожна и предпочитает не попадаться на глаза — видимо, как раз из-за того, чтобы ее не сняли метким выстрелом. Помнишь, как она вчера после выстрелов тут же в тень бросилась? Ведь сразу просекла, что там она будет в безопасности. А что до ее замашек — очевидно одно: если она все-таки нападает, то нагло, не боясь ответных действий со стороны жертвы. Следовательно, либо нападает со спины, либо в тот момент, когда жертва просто не способна дать отпор.

— Рыбалин…

— Рыбалин успел ее заметить и даже выхватил оружие. А вот воспользоваться им уже не смог. Отсюда добавляем к прочим качествам Твари еще и отличную реакцию. В противном случае если бы Семен ее не убил, то шкуру бы он ей как минимум подпортил, и солидно подпортил.

— Но тогда я не понимаю, как это Поликарпыч перед смертью закричать успел? Меня еще тогда, позавчера, этот момент насторожил, но я так и не понял, что именно царапнуло. А сейчас вот четко вижу валяющегося в воде Поликарпыча с напрочь снесенным затылком и понимаю, что не мог он — просто физически не мог завопить!

— Но кто же тогда кричал? Крик-то ведь был человеческий! Может быть, Поликарпыч увидел Тварь, заорал, бросился от нее бежать, тут-то она ему по затылку и заехала?

— Может быть, — проворчал под нос Лешка. — Да только тогда еще один вопрос: куда бежал Поликарпыч? Я бы на его месте уж никак не в воду бы ломился, а пытался уйти по побережью.

— Скорее всего именно так он и поступил. А в воде оказался из-за сильного удара. Его просто подбросило и швырнуло от берега.

— Не знаю, вроде бы все логично выходит, да только все равно чувствую какую-то лажу, а в чем дело — не понимаю, хоть ты тресни, — признался Лешка. — Опять же есть у меня один такой вопрос, совершенно физиологического свойства. А чем питается наша зверушка? Да, она уродует тела своих жертв, но, судя по всему, она их не ест!

— Ягель жрет, как северные олени, — мрачно предположил я. — А вообще, Лех, без понятия. Кто знает, может, ее тошнит от человечины и вообще она — вегетарианка?!

— Тогда почему она нападает на жителей поселка, если на ее драгоценный ягель никто не претендует?

— Считает, что люди занимают ее территорию. Мстит за разоренный курган…

— Нет, Стас, месть — это предположение, возникшее из легенды. А я пытаюсь выяснить мотивацию Твари, исходя из того, что она все-таки зверюга. Странная, диковинная — но зверюга, живущая преимущественно рефлексами и инстинктами. Видишь ли, мне кажется, что мы имеем дело с неким реликтовым животным, возможно даже динозавром или одним из его ублюдочных потомков. Тут куда ни плюнь — вечная мерзлота, значит, эта зверюга могла без особого ущерба для здоровья храниться здесь не одну тысячу лет…

— Лех, подожди, но как же быть с легендой? Допустим, ты прав и некая ископаемая нечисть по каким-то неведомым нам причинам ожила и приперлась в поселок. Но ведь все твердо уверены, что Тварь убили, а тело закопали на острове. И каким же образом она снова вдруг жива и невредима?

— Есть как минимум две версии. Первая — мы имеем дело с необычайно живучей Тварью. Во время битвы ее здорово покалечили, но не убили до конца. Сочли мертвой и отволокли на остров. Пока она лежала в своем кургане, медленно, но верно регенерировала, пока вновь не пришла в норму. Выбралась наружу и тут же дала всем прикурить.

— А вторая версия?

— Кто тебе сказал, что Тварь непременно одна? Тогда, давным-давно, поселок сражался против некой нечисти, которую в итоге доблестно замочил. Опять же, это мы знаем исключительно из легенды, и как во всякой сказке, в ней может быть полно преувеличений. В любом случае проверить, как все было на самом деле, мы уже не можем. И на что была похожа та Тварь, тоже не знаем. Я долго рассматривал рисунок на кургане, но так и не понял, что хотел сказать художник. А сейчас мы имеем дело с совершенно другой зверюгой, которая знать не знала о своей предшественнице, просто появилась и стала терроризировать поселок.

— А кто тогда курган разрыл?

— Да кто угодно! Сам же слышал, как шаман говорил: мол, никто сначала этому значения не придал, на дворе конец двадцатого века, а тут такие махровые суеверия! Следовательно, табу на посещение острова уже практически не действовало. Кто-нибудь вполне мог позариться на некие сокровища, которые могли находиться зарытыми в кургане рядом с телом Твари. Не нравится эта версия — на тебе другую: на этот курган могли нацелиться какие-нибудь археологи и втихаря от местных, чтобы по шапке не получить, исследовали его. Да мало ли кто и почему это сделал?!

— А Тварь?

— Что Тварь? Если она действительно восстанавливала силы, отлеживаясь в кургане, то вылезла, сказала «спасибо» добровольным помощникам и отправилась бродить по островам. Этакая Несси из Лох-Несса, только в отличие от своей товарки эта оказалась крайне кровожадной особой.

— А если нет?

— Значит, мы имеем дело со случайным совпадением. Собственно, если бы не оно, народ скорее всего решил бы, что имеет дело с шалым медведем, да и завалил бы зверюгу. Потом, правда, долго бы удивлялся, но в любом случае жертв было бы меньше. А так — все дружно решили, что перед ними та самая Тварь, испугались и стали медитировать на тему апокалипсиса в отдельно взятом поселке. И разумеется, как только здесь появились мы, тут же сделали все возможное, чтобы переложить свои проблемы на наши плечи.

— Да, похоже на то, — согласился я.

— Как ни крути, гадать на тему «что было бы, если бы…» бессмысленно. Останавливать эту Тварь придется нам, это уж к бабке не ходи. Смерть Рыбалина я ей не прощу. Впрочем, думаю, как и любой из нас.

— Слова словами, но на самом деле нам просто некуда деваться, — поморщился я. — Вертолет за нами не пришлют, и траулер наш не отремонтируют, это уже и ежу понятно. Нас загнали в западню. Вернее, мы сами в нее угодили.

— А вот насчет траулера — это ты зря! Величко со своими ребятами уже вплотную занимаются этим вопросом. Я велел парням хоть из-под земли отыскать всю команду судна и ремонтников, после чего на доступном им языке объяснить, что если к сегодняшнему вечеру траулер не будет готов к выходу в море, про поимку Твари они могут даже не заикаться. Нам надо исследовать острова, а на чем мы будем это делать — на ветках, что ли? Вот уж на чем больше никогда в жизни в море не выйду, так это на них! А что, если Твари придет в голову запрыгнуть в лодку и устроить там резню? Стрелять мы в нее не сможем, потому что тогда точно по своим же попадем. Поэтому траулер, и только траулер! Да, и еще одно: я приказал обшить нос траулера стальными листами. Так, на всякий случай, нам лишняя защита от лап Твари не повредит. А то разнесет нам весь траулер в мелкие щепы и даже не заметит!

— Слушай, а ты не слишком круто с ними? И с чего ты взял, что ремонт займет от силы полдня?

— Так нам же об этом сам капитан сказал — помнишь? Мол, три-четыре часа, не больше. Так что пускай вертятся, как хотят, но уже к завтрашнему дню судно должно быть на ходу. Надеяться на то, что Тварь снова подойдет к маяку, глупо. Она уже доказала, что интеллектом не обделена. Значит, остается лишь одно: обшарить все окрестные острова. Сдается мне, разгадка где-то на них. Либо берлогу Твари найдем, либо еще на что-нибудь интересное наткнемся…

— Например, на истлевший труп очередного пропавшего без вести бедолаги, — предположил я.

— Стас, завязывай с пессимизмом! Нам всем трудно, однако сдаваться я не намерен. И вам не позволю, слышишь? То, что лежка Твари не может быть около поселка, — это факт. Иначе бы ее видели многие, а не только Поликарпыч. Днем эта пакость отсиживается на островах, а здесь появляется ближе к вечеру, с тем чтобы утром вновь убраться восвояси. Весь вопрос — куда именно?

— А что, идею насчет контрабанды ты решил пока не развивать?

— Как ни крути, но первым номером в программе у нас все-таки идет Тварь. Вот разберемся с ней, тогда и выясним, кто и какие делишки тут под шумок проворачивает.

Я промолчал. Идея обшаривать острова меня нисколько не прельщала, хоть я и понимал, что Лешка прав. Опять же нельзя было сбрасывать со счетов возможность того, что нам повезет и мы заметим Тварь в тот момент, когда она будет переплывать протоки. Церемониться мы с ней в таком случае точно бы не стали, а просто разорвали бы автоматными очередями в клочья. Значит, наш путь лежит на острова.

Как Лешка и говорил, уже к пяти часам траулер был отремонтирован. Впрочем, другого выхода у команды не оставалось: Величко церемониться не стал, выполняя вместе с бойцами роль надзирателей и погонщиков. Разумеется, никого из ремонтников подобный оборот событий не обрадовал, но идти с нами на открытый конфликт они тоже не решились. Слабые попытки саботажа — мол, запчастей не хватает, поломка сложная — Величко жестко пресек в самом начале, заявив, что, если к вечеру судно не будет способно к самостоятельному передвижению, он за себя не ручается, и изобразил самое зверское выражение лица из тех, на которые был способен. Запчасти тут же волшебным образом обнаружились. Проверять, насколько страшен в гневе наш капитан, никому не хотелось.

Вечером этого же дня мы уже спустили траулер на воду и устроили ходовые испытания. Пройдясь туда-сюда вдоль побережья, мы сочли, что в целях безопасности будет лучше оставить судно на рейде, не швартуясь к берегу. Мало ли что придет в голову нашему неведомому противнику?

Как и следовало ожидать, в эту ночь Тварь вблизи маяка не появилась. Впрочем, то ли чудесный ремонт нашего траулера так на меня подействовал, то ли нечто иное, но факт остается фактом: от уныния не осталось и следа. Я предвкушал, как завтра мы отправимся в рейд по островам и отловим гадину. С этими мыслями и уснул.

Но оказалось, мы недооценили упрямство наших «гостеприимных» хозяев, до крайности не желающих, чтобы мы покидали их. Кто-то ночью выбил дверь в ходовую рубку и разбил нактоуз, навигационное оборудование и машинный телеграф. Злоумышленники наивно надеялись, что мы решим, что здесь похозяйничала Тварь. Что ж, при определенном стечении обстоятельств мы бы, возможно, так и сочли, да только вот следы от ударов по навигационной панели приборов, нанесенных обухом топора, спутать с чем-либо иным было просто невозможно. Тем более что здесь же валялись щепки от топорища.

— Деревня непроцарапанная! — взорвался Лешка, глядя на изувеченную рубку. — Идиоты непуганые!

— Как раз пуганые, — возразил ему Величко. — Очень уж они боятся, что мы их здесь без помощи бросим.

— Ага, и как мы теперь на Тварь охотиться будем?! Или эти кретины считают, что мы аки супермены можем летать по воздуху? Им же вчера русским языком сказали, для чего траулер нужен, так нет же: решили все по-своему сделать! Они что думают — я с ними шутки шутить буду? Или у меня на стариков рука не поднимется? Придется их разубедить!

— Леха, стой! — схватил я приятеля за рукав. — Со старостой мы, конечно, поговорим. Но только и ты сгоряча не руби, ладно? Да, они несчастные, скудные умом люди. Но их тоже можно понять. Если вдруг мы их обманем и уедем, они вновь останутся один на один со своим страхом. Вот они и сражаются за себя и за своих близких как могут.

— Ага! Это называется — сражаются? Лучше бы вместо того чтобы траулер уродовать, взяли бы свои двустволки да карабины и шарахнули по Твари! Куда больше пользы было бы! И на чем прикажешь теперь острова исследовать? Опять на ветках?

— Зачем же? — мотнул головой Величко. — Кто нас без транспорта оставил, тот пускай теперь и думает, что нам взамен выдать. Я так полагаю, что моторки для похода на острова нам в принципе было бы вполне достаточно. Конечно, защита у нее не та, что у траулера, зато со скоростью все в порядке.

— А это мысль! — подхватил я. — Действительно, потребуем у старосты моторку, и пусть берет ее, где хочет. В конце концов, это уже не наши проблемы. Раньше надо было думать, когда он со своими сообщниками наш траулер ломал. И ведь только подумать: не побоялись ночью на корабль пробраться! И это при их нелюбви к прогулкам под луной! Куда только Тварь смотрела?!

— Сдается мне, — буркнул Лешка, — что все-таки нет никакой Твари. А есть нелюди, выдающие себя за нее. Когда я ее прошлой ночью в свете прожектора увидел, то подумал, что в принципе это вполне мог быть человек. Ходит на двух ногах, две руки, хвоста нет или его практически не видно.

— А череп зубастый и вытянутый?

— Профанация. Карнавальная маска, что угодно.

— Мне тоже так кажется, — поддержал Лешку Величко. — Да и слишком уж она умная для животного. Как ни верти, а не может такого быть.

— А вой ее? Человек ведь не может так выть!

— Не знаю, кто там за нее воет, но думаю, этому тоже есть разумное объяснение.

— А следы когтей и зубов на телах погибших?!

— Стас, не вынуждай меня повторяться. Мы ведь с тобой уже рассматривали возможность того, что это посмертные отметины, нанесенные именно для того, чтобы списать все на нападение Твари.

— Хорошо, а несколько снесенных черепов — это как?

— Тоже работа человека. Весь вопрос — чем били и какой силы был убийца.

— Полагаю, что немаленькой, — хмыкнул Величко.

— Кстати, мужики! — спохватился Лешка. — На всякий случай примечайте: есть ли в деревне люди крепкого телосложения. Где живут, чем занимаются. Шумиха нам не нужна, так что аккуратнее действуйте.

— Полагаешь, кто-то из местных решил в оборотня поиграть?

— Скажем так, практически в этом уверен.

— Может быть, тогда под благовидным предлогом обойдем все дома один за другим?

— Не глупи — из этой затеи вышло бы что-нибудь хорошее только в том случае, если бы нас было, скажем так, несколько больше чем семеро. Иначе мы деревню не оцепим, а раз не оцепим — наш злоумышленник может запросто ускользнуть у нас из-под носа. Пока мы в его дом стучимся — он уже у соседа отсиживается. Зайдем к соседу — а его уже и след простыл. Понимаешь, к чему я веду?

— Но ведь земляки его должны соображать, кого от нас прячут!

— Да откуда? Он что, так им и признается: «Это я, господа, народ потихоньку на тот свет спроваживаю!» Держи карман шире, его бы свои тут же на месте порвали за такие художества! Кроме того, на что угодно ставлю: его карнавальный костюм не дома хранится, иначе бы кто-нибудь уже засек Тварь в районе поселка, и не раз.

— А где?

— На островах, полагаю. Больше негде.

— Все упирается в эти проклятые острова!

— Ладно, хорош из пустого в порожнее переливать, — подытожил Лешка. — Сейчас идем проводить воспитательную работу со старостой, а дальше видно будет. Все равно, пока транспорта нет, нечего и думать на острова соваться.

Староста, как я и предчувствовал, вновь решил ломать перед нами комедию, изображая из себя убогого глухого старика, ни бельмеса не понимающего по-русски, но с Лешкой такие фокусы уже не проходили. Встряхнув его пару раз, Леха задушевно пообещал старосте, что если он, пень старый, будет вставлять нам палки в колеса и мешать расследованию — пусть пеняет на себя. Вызовем вертолет и улетим отсюда к чертовой матери, пускай он сам с Тварью разбирается. Если в течение получаса на траулере не появятся ремонтники, мы нанесем каждому из них личный визит, и запертые двери нас не остановят. А пока наше судно восстанавливают, в наше распоряжение должна поступить моторка — причем на ходу и с запасом топлива. Где и как возьмет ее староста нас не волнует. Раньше надо было думать, когда с подельниками траулер разносил.

Оставив старосту размышлять над ультиматумом, мы отправились обратно на маяк — обедать.

Ремонтная бригада на траулере появилась — правда, не через полчаса, как было условлено, а через полтора. Хмурые и угрюмые, они, не глядя на нас, принялись убирать следы собственного же беспредела.

— Все-таки наивные люди, — сказал Лешка, наблюдая с берега за тем, как велись работы по восстановлению траулера. — Даже до такой малости не додумались, что Тварь — кем бы она в итоге ни была — явно не радуется нашему присутствию в поселке. Значит, ей выгодно, если мы поскорее отсюда уберемся, — это первое. А второе — я просто хренею: как они, выдавая себя за нее, не нашли ничего лучше, чем взять в руки топор! На что рассчитывали — просто не понимаю! Или держат нас за таких же идиотов, как они сами?

— Лех, не суди ты их по себе! Тем более что сделано — того не воротишь. И новое навигационное оборудование здесь взять просто неоткуда — это ты сам прекрасно понимаешь. Значит, с траулером как таковым придется распрощаться. Отсюда мы однозначно только вертолетом улетим…

— Стас, вот только не надо меня, как сопливого пацана, уговаривать, ладно? — огрызнулся Лешка. — Тем более что пока мы с Тварью не покончим, никуда отсюда не денемся. Да и когда еще за нами соизволят выслать вертолет — тоже большой вопрос!

— Это точно.

— Ну а раз так — нечего из пустого в порожнее переливать! Кстати, гляди-ка, какая к нам делегация пожаловала!..

Честно признаться, при виде этой колоритной парочки в рясах я несколько опешил. Отец Георгий и дьяк Анфисий — так они нам представились — сообщили, что хотят побеседовать с нами накоротке.

— Проходите, что ж на ветру-то стоять? — пригласил их Лешка в домик при маяке.

Отец Георгий склонил голову в знак согласия и, поглаживая бороду, вошел внутрь. Смешной худосочный дьяк последовал за ним.

— Так с чем пожаловали к нам? — осведомился Лешка, когда гости расселись.

— Хотим помочь в борьбе с супостатом дьявольским, — с достоинством сообщил отец Георгий.

Помимо воли у меня перед глазами тут же возникла картинка — отец Георгий с крестом в руках выходит против Твари, говорит: «Изыди, сатана!» Тварь тут же трусливо драпает с поля боя, а отец Георгий на манер персонажа из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» восхищается: «Вот что крест животворящий делает!»

Я потряс головой, чтоб избавиться от наваждения.

— И как же вы нам помогать думаете?

— А чем скажете — тем и поможем. Вам лишние бойцы в отряде не помешают, а мы с Анфисием — люди крепкие и духом твердые. Не можем мы в стороне оставаться, когда прихожане наши один за другим гибнут.

Я посмотрел на отца Георгия с невольным уважением. В его словах не было даже и тени позерства — только искреннее желание помочь и покончить с Тварью раз и навсегда.

— А что вы сами-то считаете — что это за зверь у вас орудует?..

Пока Лешка вел беседу, я исподволь рассматривал отца Георгия. Сколько ему навскидку? Лет тридцать — тридцать пять, не больше, хотя окладистая борода, безусловно, придает ему солидности. Широкоплечий и, кажется, даже повыше меня, хотя я на свой рост пожаловаться не могу. Под рясой не видно, но, судя по всему, весьма крепкого телосложения мужик. Против такого врукопашную идти — мало счастья. Буйные каштановые кудри до плеч, высокий лоб с намечающимися залысинами. Интересно, откуда он? Выговор чуть окающий, голос басовитый, хорошо поставленный. Наверное, выходец с юга России? Скулы широкие, сам румяный, пышет здоровьем. Насмешливые карие глаза за очками в тонкой стальной оправе. Ох, непрост батюшка!

Да и спутник его — Анфисий — тот еще кадр! Неопределенного возраста, где-то между сорока и шестьюдесятью годами, точнее и не скажешь, но, может быть, и старше. Некогда высокий, а теперь сгорбленный, тщедушный человечек с редкими седыми волосами и обширной лысиной. Жиденькая бородка, про которую обычно в народе говорят «козлиная», вытянутые в линию поджатые губы — настолько тонкие, что со стороны казалось, будто их и нет вовсе. Вытянутое желчное лицо с впалыми щеками и желтоватой кожей наводило на мысль, что у дьячка не все в порядке с печенью, а красноватые белки глаз непрозрачно намекали на то, что мужичок не прочь втихую приложиться к бутылочке. Впрочем, как я успел убедиться, эта особенность была присуща практически каждому без исключения жителю поселка.

Дьячок обладал крайне неприятной манерой — впиваться в тебя цепким взглядом водянистых глаз и ждать, пока ты первый сдашься и отвернешься в сторону. Со мной у него этот номер не прошел, но чувствовал я себя после нашей «дуэли» не в своей тарелке. Казалось, что он подозревает меня во всех смертных грехах, вместе взятых, и только и ждет повода, чтобы уличить меня в чем-нибудь этаком вельми непристойном.

Пока отец Георгий говорил, Анфисий все больше отмалчивался, но когда он все-таки раскрывал рот, мне тут же хотелось заткнуть уши — настолько визгливым и неприятным был его голос. Высокий фальцет с дребезжащими нотками звучал как старая циркулярная пила. По мне так подобный голосок запросто мог бы принадлежать базарной торговке, но уж никак не священнослужителю.

Когда Лешка задавал вопросы отцу Георгию, дьячок косился на него и бурчал что-то себе под нос. Я не большой мастак читать по губам, но слово «ироды» в его монологе явно присутствовало. Анфисий не был рад нашему обществу и не скрывал этого. Судя по всему, если бы не батюшка, он бы вообще обходил нас десятой дорогой. Чем мы заслужили такую горячую неприязнь дьячка, я не знал, но инстинктивно не доверял ему ни на йоту.

А вот что до отца Георгия — тут все обстояло с точностью до наоборот. Его негромкий и размеренный говор, а также чрезвычайно простая и подкупающая манера держаться выдавали в нем крайне харизматичного человека. Думаю, прихожане его очень любили — и было за что. Он излагал свою позицию столь красиво и продуманно, что его хотелось слушать еще и еще; батюшка, безусловно, был прирожденным лектором и проповедником. Опять же, как показала его реакция на некоторые провокационные вопросы со стороны Лешки, чужое мнение, веру и взгляды на жизнь он уважал. Когда тот поинтересовался, как они ладят с шаманом, отец Георгий ответил:

— Он — дитя природы, но и порождение Господа Бога нашего. А детям свойственно заблуждаться и считать, будто они знают все лучше родителей своих.

А затем добавил, ухмыльнувшись в бороду:

— Вы его больше слушайте, нехристя нетрезвого! Он у нас горазд сказки рассказывать, особенно когда пол-литрушечку осушит.

Дьячок с осуждением посмотрел на отца Георгия, но ничего не сказал, лишь громко вздохнул.

— Тебя, Анфисий, это тоже касаемо! А то я не знаю о грехе твоем! Опять намедни самогоном причащался, али не так?

Тот вздохнул еще громче и засопел, и я едва сдержался от того, чтобы не хмыкнуть — настолько комично выглядел пристыженный дьяк.

— И все-таки: что, по-вашему, есть Тварь? — вернулся Лешка к волновавшему всех нас вопросу.

Отец Георгий мгновение помолчал, а затем произнес:

— Может, это адское создание, а может, и происки злых людей — сие мне неведомо. Суть одна — и то, и другие дьяволу служат. А значит, это дело и церкви касаемо.

— Тварь — это прямое порождение сатаны, посланное на головы наши за грехи великие! — горячо высказался Анфисий.

— И что же теперь ждать и смотреть, как она по одному всех ваших односельчан вырежет? — Лешка в упор посмотрел на дьячка.

— Я человек маленький, но праведный и во служении Господу твердый! Если понадобится — жизнь свою положу, чтоб ее извести! Иначе бы и ноги моей тут не было!

Со стороны было видно, как отчаянно трусит Анфисий, до дрожи боясь Твари, но его искренний порыв не мог не вызвать у нас ответную симпатию.

— Если что — справитесь с такими? — спросил Лешка, передавая отцу Георгию свой автомат.

Тот взвесил оружие, привычно передернул затвор.

— «АКМ-74», калибр пять сорок пять — недурственно. Полагаю, что да, справимся. Заодно и молодость вспомню…

Мы с Лешкой переглянулись. А батюшка действительно непрост, видимо, и в армии послужить успел, да и навыки не растерял. Впрочем, нам это только на руку — бойцов у нас немного, каждый на счету. Не факт, что от Анфисия будет хоть какой-то прок, а вот в лице Георгия мы точно получили сильное подкрепление.

— Ну что ж, вот и договорились, — подытожил Лешка, забирая автомат обратно. — Где вас искать, если что?

— Вестимо где — в церкви, — улыбнулся отец Георгий. — В любое время дня и ночи мы в вашем распоряжении. Ну что ж, не будем вас отвлекать от важных дел. Пойдем, Анфисий. Благослови вас Господь, дети мои, — размашисто перекрестил он нас с Лешкой и вышел из дома.

Дьячок подпрыгнул со стула, словно поймал занозу в причинное место, и, не прощаясь, выскочил за батюшкой.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил меня Лешка, глядя вслед удаляющимся священникам. — У меня так лично такое чувство, что какое-то кино смотрю, причем уже по второму кругу. Не поверишь, еще как только их силуэты завидел, тут же понял, что это к нам попы пожаловали, хотя рясы тогда еще и не разглядел толком. Вот хоть режь ты меня — ну было это уже, было! Лютующая Тварь, погибшая в дюнах девушка, пришедший на помощь священник…

— А мне кажется, Леха, — только без обид, лады? Так вот, сдается мне, что ты просто устал, вот сознание у тебя чудит.

— Да? Может быть, — как-то неопределенно отозвался Лешка и тут же сменил тему: — Ну а как тебе наши визитеры, что думаешь о них?

— Прямо-таки церковный спецназ какой-то, — хмыкнул я. — Но Георгий мне понравился. Нормальный мужик, без закидонов. Не то что Анфисий.

— Да, у этого субъекта такой вид, что от него молоко надо прятать, иначе скиснет. Неприятный тип, да к тому же фанатик. Трудно с такими.

— В любом случае, если решим, что нам нужна их помощь, обуздывать дьячка будем не мы, а Георгий. Анфисий слушается его беспрекословно.

— Я заметил.

— Вообще такое впечатление складывается, что на весь поселок всего два нормальных человека — учитель да батюшка. Остальные все либо умом слабые, либо законченные алкоголики.

— Ну а что ты хотел? Такая глухомань! Неоткуда тут Ломоносовым взяться, а если бы вдруг и нашелся такой уникум — здесь бы и зачах на корню. Чтоб зверя да рыбу добывать, университет не требуется — были бы реакция да глазомер хороший. Все остальное вторично. А если и были у человека изначально какие-то особые умения, так самогонка их быстро под ноль изводит. Что батюшка, что учитель родом не отсюда, да и к спиртному довольно равнодушны — вот тебе и все объяснение, почему они так среди всех прочих выделяются. Цивилизация есть цивилизация, свой отпечаток на человека жестко накладывает. Кроме того, что один, что другой — люди сами по себе начитанные и образованные. Ладно, пошли, что ли, вопрос с моторкой проясним, а то что-то не вижу я, чтоб нам хоть какое-то корыто пригнали.

— Пошли…

…Поезд замедлил ход, и Станислав прервался.

— Никак, станция?

Сашка прильнула к вагонному стеклу, до боли всмотрелась в темноту.

— Не похоже. Огни не горят, да и рельсы на несколько путей не расходятся. Наверное, опять кого-то пережидаем.

— Жаль. А я уж было размечтался, что наконец-то дорвусь до нормальной пищи, — грустно улыбнулся Стас.

— Не травите душу! — отозвалась Сашка. — Сама о том же думаю, боюсь, скоро живот начнет на все купе рулады выводить.

— Значит, дуэтом выступим, — усмехнулся Станислав. — Мой тоже вот-вот запоет.

— Я на минуточку отойду! — сообщила Полина, которой явно пришлось не по душе то, что ее попутчики вновь нашли общую тему для разговора. — Смотрите тут без меня, ведите себя прилично, приду — проверю! — напоследок кокетливо погрозила она пальчиком Стасу и выскользнула в коридор.

Поезд качнулся, и под столом звякнули пустые пивные бутылки. Одна из них упала и выкатилась на середину купе, а затем, словно испугавшись, закатилась обратно.

— Надо намекнуть нашей соседке, чтоб вынесла, а то всю ночь будем под перезвон стеклотары ехать, — кивнул Стас в сторону пивной батареи. — Еще удивительно, как это она на ногах держится после такой дозы? Ведь бутылку за бутылкой глушит, я бы и то, наверное, с такого количества пива уже вырубился, а ей хоть бы хны!..

Сашка, у которой жарко забилось сердце и вспотели ладони, лишь пожала в ответ плечами. Вот она и осталась наедине со Станиславом, теперь все зависит только от нее. Но что же такого сказать? Признаться в том, что она и сама не знает, что чувствует к нему и никогда раньше с ней такого не происходило? Да нет, как-то глупо получится. А может, сделать вид, что ничего такого не происходит, и пусть он сам сделает первый шаг навстречу? Заманчиво, но вдруг этого заветного шага так и не последует? И откуда только навалилась такая глобальная робость, еще немного, и она от смущения заикаться начнет. Смешно, право слово, ведь взрослая баба, скоро двадцать семь исполнится…

Станислав разрешил ее сомнения, спросив:

— Саша, а вы, как я понимаю, из командировки возвращаетесь?

— Ну да, — подтвердила она. — В этот раз повезло, заодно и родителей с сестрой навестить удалось. Обычно я в свой родной город нечасто попадаю, все больше по стране километры наматываю.

— Трудная у вас работа?

— Да не особенно, я уже втянулась. Первое время, конечно, сложно было, да и в мозгах сидело, что я торгаш — сильно на психику давило, мне ведь с детства талдычили: будешь плохо учиться, в продавцы пойдешь! А потом я сама себе сказала: ну и что, что торгаш? Это тоже почетная и уважаемая профессия, да и непростая к тому же. Если я сама себя за это уважать не буду, то кто же станет? Вот с тех пор я и кручусь белкой. Пока что простым торговым представителем работаю, но в принципе есть перспективы роста. Шефиня в приватном разговоре намекнула, что, если не напортачу, в ближайший год отдаст под мой контроль весь уральский регион. А это и ответственность о-го-го, и одновременно такой простор для деятельности открывается! Впрочем, вам, наверное, это неинтересно, да?

— Было бы неинтересно, я бы не спрашивал, — поощрительно улыбнулся Станислав. — Кстати, как прошло свидание с родными? Наверное, сильно обрадовались, когда вы приехали?..

Сашка мгновение колебалась, а потом ее словно прорвало, и она рассказала Стасу все: и о своей обиде за сестру, которой родители исковеркали жизнь, заставляя придерживаться придуманных ими правил, и о том, что она больше никогда туда не вернется, потому что ей невмоготу видеть, во что превратились близкие люди. Сашке ужасно, до дрожи, захотелось выговориться, сбросить с себя этот нелегкий моральный груз и, паче чаяния, услышать слова одобрения, подтвердить, что она поступила правильно, и по-другому просто и быть и не могло.

Странно. Она ведь и в мыслях не держала, что когда-нибудь откроется и поведает о том, что ее гнетет. Сашка считала, что ее вопрос слишком личный, слишком болезненный, чтобы делиться им с окружающими.

Однако же на тебе: взяла и выложила все первому встречному, словно в исповедальню наведалась. И что теперь подумает о ней Станислав? Что она — моральная уродка, возомнившая себя лучше и умнее собственных родителей? Впрочем, и поделом. Нельзя взваливать на чужих людей груз собственных проблем, это некрасиво и непорядочно…

Впрочем, самоедство Сашки длилось недолго. Выслушав ее горячий монолог, Стас на мгновение задумался, а затем выдал резюме:

— Да, пожалуй, я бы от таких родственничков на другой конец страны сбежал, лишь бы подольше их физиономии не видеть…

Сашка подняла лицо. Неужели она не ослышалась, и Стас на ее стороне?..

— …у меня, впрочем, ситуация не лучше. Пока отец по белой горячке не окочурился, он мне столько хлопот доставил, что и вспоминать противно. Собственно, я именно из-за него в училище подался. Надоело каждый день его пьяную физиономию лицезреть. А уж когда он кулаками размахивать начинал, тут хоть вовсе из дома беги. Милиция к нам по нескольку раз на неделе наведывалась — соседи вызывали, когда отец орать начинал и нас по стеночке строить. Сеструха моя старшая, как только ей восемнадцать исполнилось, замуж выскочила и к новой родне свалила, ну а я один на один с папашей остался.

— А что сестра? Разве она вам больше не помогала?

— Сестрица была до чертиков рада, что отец больше у нее над душой не маячит, и даже ради меня встречаться с ним не собиралась. Впрочем, я ее не виню. Девчонке тоже несладко после смерти мамы пришлось, а тут еще и дебил этот в пьяный разгул ударился и окончательно совесть потерял. В общем, после замужества она про нас и знать-то не хотела. У нее своя семья, детишки и все такое, ну а я — это часть ее кошмарного прошлого со всеми вытекающими, как говорится.

— И что же, вы так больше и не виделись никогда? — ужаснулась Сашка.

— Ну почему же, я к ней после училища заехал как-то раз. Даже не узнал сперва: поправилась, раздобрела. Была худющая как доска, а стала вполне себе упитанная тетушка. Ну, почаевничали мы с ней, да и разошлись. У меня своя жизнь, у нее своя. И я в эту жизнь лезть не собираюсь.

— А отец?

— Что — отец? Пока я в училище обретался, он совсем под откос пошел. Едва квартиру не пропил, пришлось мне вмешаться, пока он бумаги не подписал. Ну, покупателя я в итоге под суд отдал — классический черный маклер, сдуру еще угрожать мне пытался, кретин. Говорят, его где-то на зоне пришили в итоге. Вот уж о ком не жалею, так это о нем! А отец — он еще полгода после того случая прожил и загнулся. Печень отказала. Я, когда его хоронил, все прислушивался к себе: екнет хоть что-нибудь внутри или нет? Так и не дождался. Словно чужого кого на тот свет провожаю, никаких эмоций на этот счет, пусто и глухо. А ведь когда мама умерла, несколько дней белугой ревел, сестра меня тогда валерьянкой отпаивала, чтоб хоть как-то в себя привести.

— Не знаю, я себя так неуютно сейчас чувствую, — призналась в ответ Сашка. — Ведь у меня родители вполне приличные люди, по крайней мере по сравнению с вашим отцом. И сестра вот тоже неплохой человечек, а на душе все равно тоска и одиночество, словно я в одночасье сиротой стала. Раньше я была уверена: что бы ни случилось, мне всегда есть куда вернуться и где мне будут рады. А сейчас понимаю, что, кроме как на себя, мне полагаться не на кого.

— Знакомо, — кивнул Стас. — Я ровно то же самое чувствовал после свадьбы сестры. Помню, сижу я в своей комнате, дверь закрыл и изнутри шкафом припер, чтобы отец ее спьяну не вышиб, а сам думаю, как же мне жить дальше. И в какой-то момент на меня словно озарение сошло: а ведь, кроме меня, никто мне не поможет! Не нужен я никому, кроме себя. Сначала огорчился: больно сознавать себя лишним человеком, который всем в тягость. А потом разозлился сильно и решил, что за других не в ответе, а вот себе я, пожалуй, еще как нужен! Значит, еще повоюю за себя, не дам отцу втоптать меня в грязь, сделать из меня такого же, как он. Прикинул варианты, получилось так, что лучше в военное училище определиться и желательно подальше от дома, чтоб отец до меня не добрался. Выждал пару лет, школу окончил. Разузнал, куда документы подавать, тесты прошел, ну и свалил из отчего гнезда.

— А отец не возражал?

— Он, по-моему, сначала и не понял, что произошло. Ему в тот момент вообще на всех начхать было, лишь бы на опохмел денег раздобыть, уже потихоньку мебель из дома распродавать начал. А так одним голодным ртом меньше стало, только и всего.

— А потом?

— Потом, конечно же, озверел, что я без его ведома свою судьбу решил. Пытался письма моему начальству писать, мне тоже на мозги капал, но я его уже нисколько не боялся и посылал по известному адресу. В скором времени с Лешкой познакомился, мы с ним на один курс попали, спали на соседних койках. Сначала подрались, затем сдружились, стали не разлей вода. Ну а когда у тебя есть друзья, ты уже не одинок.

— Везет вам.

— Это еще почему? — опешил Станислав.

— У вас есть такой друг, как Лешка. А у меня так друзей и не завелось. Знакомые — есть, хорошие знакомые — немного, но есть, а вот друзей-подруг нет. Сначала мне казалось, что это нормально, а сейчас вот и не знаю. Наверное, я какая-то неправильная. Но вот сколько уже раз так было: набивается кто-то ко мне в друзья, и все у нас так расчудесно и замечательно, а в итоге выясняется, что человеку просто было что-то нужно от меня, и стоит это «что-то» ему получить, как он тут же испаряется с моего горизонта. И так на душе обидно делается: зачем было обманывать и устраивать целый спектакль? Ну что стоило честно сказать: будь добра, окажи мне такую-то услугу?! Или я такая жадная, что у меня, кроме как «по дружбе», ничего не попросишь?

— И теперь, когда кто-то желает подружиться с тобой, ты подспудно боишься, что это очередная подстава?

— Где-то так, — согласилась Сашка, мимолетно отметив, что Стас перешел на ты.

— Даже и не знаешь, что тут посоветовать, — грустно улыбнулся Станислав. — Разве что ждать и надеяться, что когда-нибудь ты все-таки повстречаешь того, кто станет тебе верным другом.

— А как ты думаешь, мужчины и женщины могут дружить? — задала Сашка провокационный вопрос, на всякий случай тоже перейдя на ты.

— В каком смысле? — прищурился Стас.

— Я даже и не знаю, как бы это поточнее выразить. Просто иногда мне кажется, что я — романтичная идиотка, невесть что себе выдумавшая, а иногда мне кажется, что по-другому и быть нельзя. Вот жила я с одним парнем в гражданском браке. Долго жила, больше года. А друзьями мы с ним так и не стали! Ему было все равно, что у меня на душе, о чем я беспокоюсь, чем дышу. Все, что нас связывало, — это секс и жратва. Даже отдыхать мы предпочитали каждый в своей компании. И вот пришла я как-то вечером домой, вымотанная донельзя — у меня большой заказ сорвался, и шефиня по этому поводу на меня собак спустила. А он встречает меня с порога вопросом, где ужин? Он ведь прекрасно видел, что меня из стороны в сторону шатает, и глаза мои красные тоже не мог не заметить. Но спросить, что со мной стряслось, он не догадался. И ужин сам приготовить тоже поленился, хотя я чуть ли не на три часа на работе в тот день задержалась. В общем, расстались мы с ним. Он, правда, не понял, «какая меня муха укусила», удивлялся сильно, с чего это я его попросила шмотки собрать и валить из моего дома. А мне — не поверишь! — даже объяснять ему что-либо не хотелось. Я смотрела в его глаза и понимала: до этого типа мне не достучаться. Он все равно не осмыслит, что я от него ждала и не получила. Вот теперь думаю: это я чего-то нереального и редкого хочу или мне просто не везет в личной жизни?

— Полагаю, что второе. Правда, мое мнение по данному вопросу недорогого стоит; я ведь тоже одинок и свою вторую половинку так и не нашел. Хотя порой мне казалось, что вот оно, мое счастье, рядышком — ан нет! Очередная осечка. Значит, собираю себя по осколочкам и иду дальше — жить-то надо!

— А что так?

— Сложно сказать. Каждый раз по-разному. Но в основном барышни жалуются, что с такой профессией, как у меня, они еще до свадьбы вдовами станут. И начинают — кто давить, кто канючить, чтобы я со службы уходил и подыскивал себе что-нибудь иное. А я не хочу. Может быть, когда-нибудь я пойму, что пора на покой, что я свое уже отпахал и пора молодым дорогу давать, но до этого еще далеко. Да и, честно признаться, в роли бизнесмена я себя никак не вижу. Не мое это, увы, нет нужной жилочки.

— Видимо, каждому свое. Кому по роду быть солдатом, кому-то торгашом.

— Наверное, — согласился Станислав.

— Но все равно, ты уж извини меня, но я твоих подруг не понимаю. Мне всегда казалось, что менять человека, в которого ты влюбился, — последнее дело. Может быть, что-то со временем и получится, если действовать аккуратно и исподволь, да только это уже будет немного не тот мужчина, которого ты когда-то выбрала себе в спутники жизни. А требовать и шантажировать своей любовью — это и вовсе последнее дело!

— К сожалению, из женщин, что были мне близки, это мало кто понимал, — грустно усмехнулся Стас. — Впрочем, я не жалуюсь на судьбу. Того, что со мной за последние десять лет произошло, кому-то и за семьдесят лет не испытать. Одиночество — это закономерная расплата за тот образ жизни, который я веду, только и всего. Может быть, когда-нибудь найдется та, что примет меня таким, какой я есть, и полюбит меня не за что-то конкретное, а просто так. Ну а если нет — что ж, и такое бывает. Кому-то везет, кому-то нет. Так что, возвращаясь к твоему вопросу, возможна ли дружба между мужчиной и женщиной, особенно если они близки друг другу, — я считаю, что да, возможна. Более того, именно так и должно быть, если между этими двумя настоящая любовь, а не тот расчетный суррогат, который частенько за нее выдают. Иногда просто за голову хватаешься и хочешь крикнуть: люди, остановитесь, задумайтесь — что же вы делаете? Куда ни глянь, сплошные браки по расчету, книжные лотки ломятся от брошюр «как заарканить миллионера». А что, кроме миллионеров, достойные мужчины уже перевелись? Или они не стоят того, чтобы тратить на них свое драгоценное внимание?

— Знаешь, я иногда заглядываю на один форум — ну, самый обыкновенный женский, кулинария, наряды и все такое, — так вот, там у одной девушки в профиле надпись «Где же ты, мой принц?». Мне эти слова глаза мозолили-мозолили, так что я решила разузнать про эту девушку подробнее: как живет, чем интересуется. И не поверишь, в ужас пришла! Девчонке всего двадцать лет, но она твердо уверена, что российские парни и мизинца ее не стоят. Если уж выходить замуж, то непременно за иностранца. Поэтому она терпеть не может русские фильмы, русские книги и, подозреваю, вообще все русское. Ей кажется, что там, за бугром, медом намазано, птицы поют и ангелы летают. Сначала хотела ей личное сообщение отправить, а потом подумала: ну и чего я добьюсь? Она все равно ничего не поймет, только разозлится на меня.

— Вот-вот, именно то, о чем я и говорю, — подтвердил Стас. — Еще хуже, если такая вот фифочка, как эта твоя восторженная малолетка, на тебя глаз положит — туши свет, сливай воду! Была у нас одна операция, сидели мы в ночном клубе, связного ждали, впрочем, это несущественно. Соваться туда как есть — это сразу же запалиться, такой контингент, как мы, подобные места обходит стороной, поэтому было принято решение о смене имиджа. Надо сказать, загримировали нас с Лешкой весьма качественно, мы с ним больше шести часов в салоне красоты провели. Сама представляешь, на что стали похожи: зализанные да ухоженные, дорогие костюмы, родные швейцарские часы у обоих — в общем, лепили из нас преуспевающих топ-менеджеров, решивших со скуки спустить несколько сотен грина в дорогом ночном кабаке. И вот нацелилась там на меня одна барышня. Мигом мой прикид оценила, аж в глазах калькулятор зажегся, в общем, решила она, что я — выгодная партия. И тут такое началось! До сих пор ту историю с некоторым трепетом вспоминаю. Я тогда начальству сказал: да чтоб я еще хоть раз в подобное место отправился — никогда и ни за что! И ведь самое противное, что бабе реально от меня были нужны только бабки, а я сам для нее — пустое место. Вернее, не так: кошелек для ее денег! Даю ей понять, что она меня не интересует, так ведь еще настырнее лезет, чтоб никто из конкуренток поперек ее меня не захомутал и руку в мой карман не запустил. Не поверишь, я после этого даже слегка сочувствую тем мужикам, что сдуру в подобные места суются. Самые отвратные ощущения из всех возможных!

— Это в какие такие места? — раздался голосок Полины, и Сашка едва не застонала. Черт побери, приперлась и все испортила!

— В злачные, — ответил ей Стас, судя по хмурой физиономии которого, явление Полины народу он тоже к радостным событиям не причислял.

— Ну надо же, стоило ненадолго отлучиться, а тут уже такие интересные темы поднимаются! — всплеснула руками Полина. — Да, Санечка, золотце, выйди, пожалуйста, на минуточку — хочу с тобой посекретничать немножко. Станислав, вы уж простите меня, что краду вашу собеседницу, но поверьте, это ненадолго!

Сашке ничего не оставалось, как выйти в коридор, гадая, какую очередную пакость припасла для нее попутчица.

Убедившись, что дверь в их купе плотно закрыта, Полина, пошатываясь, оттащила Сашку в самый конец вагона и жарко зашептала, обдавая ту крепким перегаром, отчего у Сашки мгновенно подступила к горлу тошнота:

— Значит, так. Я только что договорилась с седьмым купе, сейчас берешь свои манатки и отправляешься туда спать…

— С какой это стати? — опешила Сашка. — Позволь тебе напомнить, это ты у нас зайцем едешь, а я занимаю место согласно купленного билета. И я, хоть ты тресни, не вижу причин, по которым мне надо переезжать, да еще так экстренно! «Хватай мешки, вокзал отходит!»

— Санька, ну не будь ты занудой! Пойми, мне просто жизненно важно остаться сейчас один на один со Стасиком. Ты бы знала, чего мне стоило найти и уболтать народ, чтобы они тебя пустили к себе переночевать! Десять минут перед ними соловьем пела!

— Слушай, если ты так хочешь, то иди и спи где угодно, а меня оставь в покое! — рассвирепела Сашка. — Ты хоть соображаешь, о чем меня просишь? Да мне начхать, сколько ты там усилий приложила, чтобы найти, куда меня сплавить! Я не собираюсь стеснять людей только из-за того, что у тебя в причинном месте засвербело!

— Ой, да успокойся: ты никого не стеснишь! Там семейная пара едет, я им семь верст до небес наплела, что у нас со Стасиком медовый месяц, очень хочется побыть вместе, а завтра ему на службу. Не поверишь, баба аж слезу от умиления пустила, говорит, себя в молодости вспомнила!

— Повторяю для особо глухих: мне нет дела до твоих выдающихся актерских и прочих качеств. Если ты считаешь, что своим враньем чего-то добилась, то глубоко заблуждаешься. Я из своего купе никуда не тронусь. Ищи себе дураков в другом месте! Надоела!

— Значит, придется мне стеснить твою квартирную хозяйку. — Полина сделала вид, что очень огорчилась. — Сама понимаешь, мне в столице податься не к кому; если ты мне расклад со Стасом поломаешь, придется мне воспользоваться твоим гостеприимством…

— Хватит меня шантажировать! — рявкнула Сашка, оттолкнув от себя Полину. — Я тебе русским языком сказала, что в моей квартире ты появишься только через мой труп! Я тебе ничем не обязана и ничего тебе не обещала. Поэтому, будь добра, отстань от меня со своими бредовыми идеями! Возьмешь завтра на вокзале обратный билет и отчалишь к своему спонсору, мужу, или кто он там у тебя! А мне больше на глаза не попадайся, по-хорошему предупреждаю! Ты и так мне за эту поездку все нервы измотала! Знала бы, что так выйдет, сразу бы тебя на три веселых буквы послала!

— Санечка, лапочка, умоляю: сделай так, как я тебя прошу! — заныла Полина, сообразив, что обычные методы давления уже не срабатывают. — Заклинаю тебя: уйди в седьмое купе, оставь нас со Стасиком вдвоем! Даже вещи можешь не брать, просто зайдешь за ними утром, и все, никуда они не денутся, мы ж люди честные.

— Нет, — ответила Сашка, не собираясь сдавать позиции.

— Ну, Санечка!

— Я же сказала — нет!

Сашка развернулась, намереваясь вернуться в купе, как тут Полина превзошла саму себя. Плюхнувшись на колени, она схватила Сашку за ноги и громко запричитала, не особенно стесняясь выглянувших на шум пассажиров из соседнего купе:

— Санечка, ну пожалуйста! Что тебе стоит, драгоценная ты моя! Только ты одна и можешь мне помочь, умоляю — спаси! Мое счастье — в твоих руках, солнышко! Что угодно для тебя сделаю, в ножки поклонюсь, землю целовать буду…

В более глупом положении Сашка уже давненько не оказывалась. Будь они с Полиной наедине, она бы нашла, что ответить наглой девке, упоенно размазывающей по лицу слезы и разыгрывающей театр одного актера. Но под недовольными взглядами пассажиров, которых подняли с постели вопли Полины, она стушевалась и невнятно буркнула:

— Хрен с тобой.

— Ура! — завопила Полина, подскочила и попыталась расцеловать в обе щеки уворачивающуюся от нее Сашку. — Ты не представляешь, как я тебе благодарна! Санечка, ты просто вернула меня к жизни! Пойдем же, я отведу тебя к новым попутчикам. Вот увидишь, они тебе обязательно понравятся! Такие милые люди — это просто что-то! Тебе с ними будет хорошо!

— Э нет, — замотала головой Сашка. — Сначала я зайду и захвачу свою сумочку. Я без нее никуда! У меня там и документы, и деньги, я ее ни за что не оставлю.

— Ой, да подумаешь — я тебе ее сейчас принесу! Уже бегу!

— Стой! — рявкнула ей вслед Сашка, так и не смирившаяся с мыслью, что Полина все-таки добилась своего. — Либо я сама забираю свою сумку, либо ты идешь к черту со своими идиотскими идеями! Или ты меня уже и в собственное купе впускать не хочешь?

По лицу Полины было видно, что именно этого она и желает, но, боясь, как бы ее задумка не сорвалась в тот момент, когда все уже, казалось, обговорено и согласовано, предпочитает промолчать.

В купе Сашка с мрачным видом сгребла сумочку, запихала туда томик Стивена Кинга и, не глядя на Стаса, сообщила ему:

— Счастливо оставаться, а я спать пойду.

— Куда же это? — искренне изумился Стас.

— В седьмое купе, — мрачно ответила Сашка. — Там вроде семейная пара готова взять меня на постой.

— Подожди, но разве ты не хочешь узнать, что было дальше? Выходит, я такой плохой рассказчик!

— Что ты! — встрепенулась Сашка. — Я бы с огромным удовольствием послушала продолжение, но…

— Так что же мешает тебе это сделать? В принципе развязка близка, так что я не отниму много времени. Ну а потом все дружно отправимся на боковую. Как тебе такой вариант?

— Неплохо, но…

— Ты так сильно хочешь спать?

— Я…

— Да, да, Санечка очень вымоталась, и ей пора на покой! — раздался от двери раздраженный голос Полины.

— А почему же она сама об этом не скажет? — иронично осведомился Станислав.

— Потому что стесняется! — не моргнув глазом заявила Полина.

— Я что-то не заметил, чтобы у Саши были проблемы с общением, — хмыкнул Стас. — К тому же мне кажется весьма странным, что мысли о скором отходе ко сну появились у нее ровно после вашей секретной беседы. Похоже, кое-кто мутит воду. Или я не прав?

— Конечно же, нет! Санечка…

— Вот что, Полина, завязывай! — устало попросил Станислав. — Хороший игрок умеет вовремя признать свое поражение. К тому же идея выгнать Сашу из купе — это уже перебор, как ни крути. Ты перебрала спиртного, остановись!

— Я так и знала! — всплеснула руками Полина, и лицо ее страдальчески скривилось. — Ты успел снюхаться с этой… с этой шалавой…

Еще секунда — и разъяренная Сашка ринулась бы в атаку, намереваясь задать Полине хорошую трепку, но Станислав опередил ее. Первым делом он втянул Полину в купе, а затем плотно закрыл дверь. Не выпуская ее руку, он заглянул в ее глаза и весьма проникновенно сообщил:

— Первое и последнее предупреждение. Еще одна подобная эскапада, и кое-кто всерьез пожалеет о своем поведении. Не знаю, есть ли в поезде вытрезвитель, но думаю, он обнаружится на ближайшей же станции. Или тебе так хочется продефилировать по вагону в сопровождении наряда милиции?

Полина открыла рот, намереваясь что-то возразить, но тут Стас еще сильнее сжал ее руку, одновременно выкручивая кисть. Полина пискнула и, кажется, впервые за все время по-настоящему испугалась своего попутчика.

— Отпусти ее, — устало попросила Сашка и плюхнулась на свое место у окна, сочтя, что ее переезд при таком положении дел уже точно не состоится.

Станислав тут же освободил кисть Полины от захвата и испытующе поглядел на стоящую перед ним девушку.

— Фашист, — со слезами в голосе выдохнула Полина. — Поднял руку на слабую женщину! Куда катится этот мир?!

— Слабой женщине не повредило бы, если бы в детстве родители не ленились охаживать ее ремнем, — поднял бровь Стас. — А пока пусть учится жить тихо, не доставляя неприятностей окружающим. И следит за своим поганым языком!

— Все вы одинаковые! — с неприкрытой злобой заявила Полина, не сводя глаз со Станислава. — Пока вам чего-то от нас надо, вы аж шелковые! А стоит только получить свое, тут же начинаете куражиться, подонки! Ну давай, бей меня — ты же всемогущий, тебе все можно! Пользуйся своим служебным положением, мерзавец! Тебе ведь все сойдет с рук, не так ли?..

Стас изменился в лице. Сашка видела, что ему стоит огромных усилий сдержаться и не встряхнуть Полину, от души приложив ее спиной к двери купе. А та, войдя в раж, продолжала, покачиваясь на нетвердых ногах:

— Как меня лапать да в тамбуре тискать — все в порядке! Едва из порток не выпрыгнул от усердия! А сейчас вдруг выясняется, что я ему рожей не вышла! Одну бабу завалил, теперь ко второй клинья подбивает! Да ты сравни ее и меня! Она ж на вареную медузу похожа!..

Полина говорила все громче и громче, едва не переходя на крик. Сашка обреченно подумала, что теперь-то уж половина вагона в курсе, что у них тут происходит. Господи, какой позор! За что ей это все?..

Сашка отвернулась, уставилась немигающим взглядом в окно, пытаясь внутренне отстраниться от этой безобразной сцены. На душе ее в этот момент было одно-единственное страстное желание: чтобы скандал как можно быстрее прекратился. Но увы, она прекрасно понимала, что заткнуть рот раздухарившейся Полине будет весьма и весьма сложно.

Вдруг поезд сильно дернулся, и в купе стало подозрительно тихо. Выждав несколько секунд, Сашка с опаской скосила глаза на попутчиков.

Полина безвольной куклой висела в руках Станислава, склонив голову на грудь.

— Что вы с ней сделали? — в ужасе спросила Сашка, прикрыв рот ладонью.

— Ничего. Барышня не устояла на ногах и впечаталась головой в дверной косяк. Не бойся, скоро придет в себя. Она не столько от удара, сколько от пьянства своего вырубилась. Лучше помоги мне ее положить, а то, боюсь, я ее случайно об стол задену. Тесно тут, не развернуться.

Сашка, действуя как сомнамбула, на полном автомате расстелила постель Полины и помогла Станиславу осторожно уложить ту под одеяло. Украдкой проверила — дышит, сердце бьется. Значит, и впрямь жива, не обманул…

— Да, вовремя поезд на стрелке подпрыгнул, — тряхнул головой Стас, — а то не знаю, что бы я с ней сделал! Просто чувствую — еще немного, и я ей точно шею сверну. Терпеть не могу пьяных баб с претензиями, но твоя Полина — это просто уникум какой-то! Инстинкт самосохранения у девки напрочь отсутствует! Несет сама не пойми что и ведь еще и верит в это!

— А что, разве в тамбуре между вами ничего не было?

Сашка не хотела задавать этот вопрос, но он сам, помимо ее воли, сорвался с губ.

Стас нахмурился.

— Извини, я не хотела! И вообще — не отвечай, это не мое дело, — затараторила Сашка, как Станислав предупредительно поднял вверх ладонь, призывая ее помолчать. Сашка осеклась.

— Я терпеть не могу стервятниц типа Полины, — медленно начал Стас, словно взвешивая каждое слово. — Особенно, когда они ведут себя так, словно все остальные для них — пешки, чье мнение не стоит того, чтобы с ним считаться. Единственное, о чем я жалею, что поддался на ее провокацию и поцеловал ее…

У Сашки екнуло сердце, но она призвала себя держаться и не показывать, как задело ее признание Станислава.

— …думал, что это оттолкнет ее от меня. Ан нет, не вышло. Более того, девушка решила, что теперь имеет на меня некие мифические права и может распоряжаться мной по собственному усмотрению.

— Извини, — осторожно вмешалась Сашка, — но я что-то не понимаю. Почему ты решил, что после твоего поцелуя она должна отказаться от тебя? Откровенно говоря, это нелогично.

— Я нарочно сделал ей больно. Разве ты не заметила, как опухли ее губы? Да, теперь ты знаешь, я — чудовище. Только умоляю — не смотри на меня с таким ужасом. Мне и так сейчас хреново, по совести говоря…

Стас отвернулся. Сашка, лихорадочно переваривая полученную информацию, пыталась сообразить, что же ей теперь делать? Ну, Полина допрыгалась и получила по заслугам. Вот уж кого нисколечко не жалко, так это ее. Но Станислав?! Он что, всерьез полагает, что его признание способно дискредитировать его в Сашкиных глазах? Похоже, что да. Иначе бы с чего он так переживал?

Но как ей после этого относиться к Стасу? Сашка прислушалась к себе и с некоторым удивлением констатировала, что ей все равно, что там произошло в тамбуре между ним и Полиной. Ей вообще не важно, сколько женщин было у него до нее. Все это пыль, мелочи, суета. Главное то, что он рядом, а все остальное ей безразлично.

Но как сказать ему об этом? Как отвлечь от нерадостных мыслей, вызванных последней выходкой пьяной попутчицы?..

— Стас, так ты расскажешь мне, что было дальше?

— Ты о чем? — не сразу врубился Станислав.

— О Твари. Или история так и останется оборванной на полуслове?

— Честно говоря, мне сейчас не до рассказов, — признался Стас. — Все никак не успокоюсь. Меня изнутри аж колотит всего, давненько я так из себя не выходил!

— А ты начни, попробуй! — предложила Сашка. — Все равно мы с тобой вряд ли уснем в ближайшие час-полтора. А так хоть какое-то развлечение. Да и ты на другое переключишься, меньше нервничать будешь.

— Думаешь? — с сомнением протянул Станислав. — Ну ладно, тогда слушай…