Засунь, пожалуйста, свой экспресс-курс... мне в другое место. Вот что мне хочется сказать.
После поцелуя в губы, он спускается ниже. Его дыхание касается кожи возле выреза рубашки. Она покрывается мурашками и начинает пылать. “Ах ты, сволочь” — мелькает мысль, когда я чувствую, как профессор еле прикасается губами и скользит по этой границе между обнаженным и прикрытым телом.
Дразнить он умеет превосходно. Где научился? Этот навык парням точно не выдают при рождении. Мне обычно все эти попытки залезть под одежду и облизать тело казались немного нелепыми... но... не в этом случае.
Затем он внезапно спускается ниже. Моя грудь прикрыта его рубашкой, но он все равно проводит языком по ней. Даже сквозь ткань это прикосновение словно током прошибает меня, а затем я чувствую его зубы, едва прикусывающие верхушку груди. Почему-то это резко обостряет все ощущения внизу.
Я стискиваю зубы. Это не так плохо, как я боялась? Даже нежненько. Почти. Его действия между моих ног немного отличаются от того, как он обращается со мной выше.
Открыв глаза, я смотрю на него. Встретившись с взглядом профессора, меня будто прибивает к кровати. Ух, блин... А нельзя хотя бы в этом процессе на меня смотреть не как на объект для экспериментов? Ладно, я выкидываю эти мысли из головы. Он на всех, как на дерьмо смотрит. Подозреваю, что другие эмоции использовать он не умеет. Я чувствую, как горят мои щеки, когда я открываю рот и произношу:
— А ты раздеваться не будешь? Мне неуютно одной.
— Тебе природа зачем руки дала? — отвечает он мне. — Ты можешь занять их этим.
— Язык, блин, как жало... — бормочу недовольно я, но все-таки тяну руки нему. Мои пальцы прикасаются возле талии, затем скользят выше, задирая ему футболку, а профессор - только гляньте на него. Он будто бы и рад помочь мне, подавшись ближе, чтобы мне было удобнее это с него снимать.
Какой внезапный акт послушания. Даже смущает.
Блин. Поверить не могу, что мне позволили сейчас раздеть эту секс-фантазию большинства студенток. И пока подушечки моих пальцев скользят по бесчисленному сплетению твердых мышц, по бесконечному, горячему рельефу тела этого чудовища надо мной, задирая его одежду, я все больше и больше понимаю, что не зря по нему все равно прутся, несмотря на его заскоки в институте.
Слишком уж... хорош.
— Что за лицо, Цветкова? — профессор опускает голову и мы почти соприкасаемся лбами. Я чувствую, как его волосы щекочут мой лоб, а взгляд у него такой, будто он ошибку в дипломной нашел и радуется, что может меня завалить. С легкой искоркой подъеба. Затем я моргаю. Блин, а что у меня с лицом?! Не говорите, что я выглядела сейчас очень глупо. — Такой вид, будто бы ты сокровище откопала.
У меня дергается нервно уголок губ.
— А можно мне такую же самооценку? — интересуюсь я. Охренеть скромняжка. “Сокровище откопала”. Это я тебя раздеваю, ненормальный. Я правда так тупо смотрелась? Почему он делает комплименты себе, а не мне? Мне бы это очень помогло, я тут с раздвинутыми ногами под ним лежу и стесняюсь.
— С твоей какие-то проблемы? — он помогает мне избавить его от одежды почти окончательно, достав свободную руку из рукава, а затем стянув через голову. Вторую руку, которая занята мной, он не достает, и футболка так и остается висеть у него возле запястья. Я забываю, что хотела ответить ему.
М-м...
Мой взгляд против воли приковывается к его груди. У меня слабость не только на руки, но и на накачанные мужские сиськи? Будет ли странно выглядеть, если я...
Не додумав эту мысль, моя рука сама по себе тянется и ложится на его грудь, затем сжимает твердую мышцу. Боже. Чувствую, как у меня сердце заходится. Затем кончиками пальцев веду вниз, трогая линию пресса, а в голове крутится одна мысль “Охренеть”. Вот это да. Красиво.
Затем я резко опоминаюсь и вскидываю взгляд. Профессор все это время наблюдает за моими попытками изучить его.
— Ниже тоже много чего интересного. — говорит он, а я снова загораюсь. Не думала, что могу реально краснеть лицом. — Там тоже посмотри.
— Нет, это как-то слишком для меня. — я отвожу взгляд, чтобы не посмотреть случайно “ниже”. Я что ему, распутница какая, чтобы набрасываться и сдирать штаны? Мне как-то постепенно привыкать к этому... легче. А он, я смотрю, вообще без комплексов.
— А лежать с раздвинутыми ногами, пока я тебя рукой удовлетворяю - не слишком?
— Прекрати. — я закрываю глаза, смутившись совсем, и опускаю руки вниз, прикрывая ладошкой все стратегические места. Нафига он напомнил? Я только научилась это игнорировать.
— Да ладно тебе, Цветкова. — он будто бы издевается над моими нервами, продолжая находиться так близко к моему лицу - буквально нос к носу, и не давая отвернуться. Он внезапно достает пальцы из меня и кладет ладонь на мое бедро, погладив его. Затем она перемещается ближе к моей заднице. И ее он тоже сжимает. Будто бы успокаивая. — Если сделаешь это, то и я тебе сделаю что-нибудь хорошее.
В этой ситуации... что он хорошего мне, интересно, может сделать?
Я открываю один глаз.
— Например?
Ух... мне было странно, когда он был пальцами внутри меня, но когда он их достал, я хочу, чтобы он вернул все назад. Это и есть неудовлетворенность?
Я смотрю ему в глаза, ожидая ответа на вопрос. Сейчас почему-то его ледяной взгляд без эмоций кажется мне даже привычным. Даже чем-то привлекает. Он чуть опускает ресницы, словно раздумывая, и что-то мелькает за темной зеленью его глаз, что мне совсем не нравится.
— Например, отлижу.
Мои глаза чуть не вылетают из орбит, а воздух застревает в легких. Увидев мое изменившееся резко выражение лица, профессор тихо смеется. Второй раз за день слышу его способность к смеху, и второй раз я в шоке.
Больной, что ли?! Я сгораю от стыда, когда он там мне трогает, а он предлагает спуститься туда языком? Наверняка это был розыгрыш. Не представляю его в таком положении. Его Величество в отеле карточку отказался сам с пола поднимать, а тут... отлизать.
— Н-не говори больше такие слова. — начинаю заикаться я. — С ума сошел, что ли? Не надо мне ничего делать. Ладно, я раздену тебя. — бормочу я, решив больше не вести переговоры с этим психом. Предложения просто отпадные. Я хватаюсь за пояс штанов и тяну его вниз, отключив полностью разум. Стягиваю его наполовину, затем смотрю в ступоре на черное нижнее белье, под которым заметны четкие очертания явно вставшего достоинства, и мои руки замирают.
Я как-то нервничаю.
Мне кажется, или оно просто блин... огромное? Или это обычные размеры? Ладно. Наверное, это хорошо. Было бы обиднее, если такая высокомерная сволочь вызвала немного иные вопросы о размерах достоинства, непохожие на комплимент.
Решившись и немного отвернувшись, а затем закрыв глаза, я цепляю кончиками пальцев край белья и стягиваю его тоже.
Затем слышу, как цыкает профессор.
— Так и знал, что ты сделаешь это именно так. Там правда нет ничего страшного, Цветкова. — он внезапно хватает мою руку и заставляет обхватить ладонью что-то очень горячее, твердое и толстое. Я в шоке распахиваю глаза, но не поворачиваю голову, чтобы не посмотреть случайно.
— Эй... — вырывается у меня.
— Что “эй”? — спрашивает у меня профессор. Его пальцы обхватывают мои сверху, сжав, и заставляют мою руку двигаться вверх-вниз немного грубыми движениями. Я пытаюсь ослабить захват, но он сжимает еще сильнее, и я хмурюсь.
— А это не больно? Так сжимать...
— Да нет. Очень даже приятно. — я внезапно слышу его усмешку. Профессор находит мое спрятавшееся лицо и целует, скользнув языком внутрь рта. Он делает это уже более нагло, прикусывая мои губы и облизывая их.
Вторая его рука находит мою и переплетает наши пальцы, прижав ладонь к постели. От этого сердце почему-то начинает биться быстрее. И внизу живота бабочки. Такое тревожное, странное ощущение, пока я лежу, прижатая к постели этим человеком и принимаю его умелый, очень долгий поцелуй.
Мое самообладание как-то тает и потрескивает, словно хрупкий весенний лед. Хочется неожиданно какой-то большей близости, большего контакта тел. Я немного сдвигаю ноги, чувствуя, как прикасаюсь внутренней стороной бедра к нему. Грубая ткань одежды. Я не сняла до конца с него штаны.
Мне немного жарко.
Еще и рука, которую профессор использует, чтобы доставить себе удовольствие, мокрая... я даже не знаю, это мое или его. Он будто замечает, как я замешкалась, прерывает поцелуй, оставив мои губы тоже влажными и горячими, а затем как-то так получается, что мы вместе смотрим вниз.
Он отпускает мою руку и я растопыриваю пальцы. Правда мокрые. Затем мой взгляд падает на другое и мои глаза расширяются. Этим же... убить можно. Орудие возмездия. Но, черт, выглядит не отталкивающе, как я думала всегда. Я снова краснею и отвожу взгляд, а потом замечаю, что профессор смотрит куда-то в изголовье кровати.
Он внезапно с лицом “я кое-что тут придумал”, тянется к ящику тумбочки, которая стоит возле кровати, открывает его а затем смотрит внутрь.
Затем запускает туда руку и достает... россыпь прямоугольничков. Раскрыв их в руке, как карты, он показывает их мне, а у меня вырывается вместе с резких выдохом:
— Нет!
— Смотри, как нам повезло. — этот монстр будто игнорирует мой вопль, и кладет все прямоугольнички, кроме одного, на кровать рядом со мной. Затем один из них надрывает зубами, пока мое сердце испытывает приступ панической тахикардии. — Похоже, тут любят развлекаться.
Я жду, когда это чудовище достанет из этого пакетика презерватив, окончательно разбив мою психику, но вместо этого он выдавливает что-то прозрачное себе на руку, и я моргаю.
— Что это? — вырывается у меня. Профессор смотрит на меня, как на дурочку. Так невинно. Типа “Боже, ты и это не знаешь?”
— Смазка, Цветкова. Ты что подумала?
— А-а. — вылетает у меня дрожащим голоском. А я что? Я будто знала, что такая бывает. В аптеке я только в тюбиках видела. — Я думала, что... защита. А зачем она?
Он опускает взгляд на россыпь прямоугольников на постели.
— Презерватив-то есть. Размер не мой. — у него на этих словах появляется такая снисходительная усмешка, что будь тут владелец этого безобразия - и он бы почувствовал себя униженным. — Зачем что?
— Смазка... — отвечаю я, а он снова смотрит на меня.
— Тебе полегче будет, Цветкова. Скользит лучше. — с этими словами он снова засовывает мне пальцы внутрь, и я резко ахаю от этого. Он двигает ими несколько раз, и я действительно чувствую, что скользит оно.. намного проще. И из-за этого исчезает легкий дискомфорт, который был в прошлый раз. Профессор наклоняется ко мне, целует, а затем произносит в губы: — Давай я все-таки тебе вставлю.
— Н-нет, что? — заикаюсь я, пытаясь остановить его руку, которая толкается в меня настойчивее. Тело от этого прошибает странная дрожь. — Сам же сказал, размер этих штук... не подходит.
— Я аккуратно. — его голос опускается до тона дьявола-искусителя. Если бы он таким лекции читал, половина стульев в аудитории была бы мокрой. Прежде чем я успеваю возразить, он снова легко целует меня в губы, но делает это так, будто просто желает заткнуть. Чтобы из моего рта больше не слышать эти мешающие ему звуки. — Вытащу до того, как сделаю тебе детей.
— Нет. — я хватаюсь за тонкую ниточку самообладания и изо всех сил держусь. Я, похоже, знаю, в кого переродился змей из райского сада, и не могу обвинить Еву в глупости. — Мне будет больно. Это действительно мой первый раз!
— Да я уже догадался. — эта сволочь будто бы считает, что от поцелуев я сдамся. Потому что он использует их каждый раз, убеждая меня. И язык. И смотрит на меня так, словно уверен в том, что уговорит. — Больно тебе не будет.
Я, не сдержавшись, издаю шипение.
— Хватит меня обманывать. Всегда больно!
— Ну давай поспорим с тобой. Если будет больно... — он делает паузу и смотрит в сторону, снова раздумывая. Даже прекращает все движения пальцами во мне. Я мрачно смотрю на него.
— То что?
— Напишу за тебя ту работу. Тебе ее в понедельник сдавать же.
Я моргаю.
Мне хочется со злости укусить его за такие слова, потому что только что он оценил мою девственность в какие-то сраные несколько листков текста?
— Ты издеваешься? — вылетает у меня.
— Тогда курсовую? — с этими словами я внезапно чувствую, как к двум пальцам во мне присоединяется третий, и от этого появляется пусть легкая, но колющая боль. Там... очень тесно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не измениться сильно в лице и не издавать звуки, и выдыхаю:
— Мне уже больно. Я не хочу спорить. Прекрати запихивать в меня все больше и больше пальцев... Ты мне руку скоро туда засунешь?
— Нет, конечно. Член у меня явно поменьше руки. — он толкает в меня эти пальцы так, что у меня сводит ноги и я судорожно сжимаю бедра, и зажмуриваюсь. Боже. Что это? — Цветкова, это будет приятнее, чем так.
“Кого ты обманываешь?” — мелькает в голове мысль, но я даже не очень с ней соглашаюсь. Я уже ни в чем не уверена. Отвернувшись на бок, я зажимаю рот и снова переживаю атаку на мое самое сокровенное. Этот садист явно становится более грубым и настойчивым в своих движениях. Такое чувство, будто он точно знает, куда надавить, чтобы я мучилась.
— Ах, боже. — вырывается у меня случайно при очередном толчке. Я опускаю руку, стараясь его остановить. — Стой, я чувствую себя странно.
— Давай посмотрим, что из этого выйдет. — слышу я его насмешку. Затем его большой палец ложится повыше, и надавливает на маленький комочек нервов. Через меня словно разряд пропускают и я испуганно выгибаюсь, ахнув.
— Не тро...гай... — едва выдыхаю я, а затем беспомощно вцепляюсь в лежащую рядом подушку. Он вообще меня не слушает. Его пальцы вытворяют что-то безумное, заставляя мир перед глазами потемнеть. Внизу живота назревает странное, зудящее ощущение, от которого хочется поскорее избавиться, а каждый толчок его пальцев в меня приближает этот момент.
Я уже забываю про выражение своего лица и поведение. Черт, еще немного...
Внезапно профессор останавливается и достает пальцы.
За секунду до какого-то откровения. Они выходят с таким влажным и пошлым звуком, что ужас, но мне как-то плевать уже. Я чувствую, как мои мышцы внутри беспомощно сжимаются, потеряв стимуляцию, и, распахнув глаза, я в шоке смотрю на профессора.
А он на меня.
— Демо-режим окончен, Цветкова. Продлевать будешь?
— Ненавижу. — выдыхаю я, и меня начинает трясти. Он это специально сделал. — Верни.
У него появляется усмешка.
— Я же говорил, что ты перестанешь смущаться.
— Пожалуйста. — выдыхаю я беспомощно. Я боюсь, что не смогу повторить это дома. Он правда лучше меня... понимает в этом. Я окончательно сдаюсь. Ниточка обрывается, и я лечу в пропасть, в которую так боялась оступиться. — Хорошо, давай сделаем это... только осторожно. Пожалуйста.
Снова эта усмешка на его губах, и он, опустив ресницы, обхватывает меня за талию двумя руками. Его ладони сначала скользят по рубашке с тихим шорохом, а затем оказываются на обнаженных бедрах и сжимаются, подтянув меня ближе.
— Как с тобой иначе, Цветкова? Это ж твой первый раз. — произносит он, а я тихо выдыхаю напряжение в воздух.
Иногда он так успешно умеет строить из себя заботливую лапочку, что становится даже страшно.
*********
Наверное, это будет самая моя большая ошибка в жизни. Сделать своим первым мужчиной этого ненормального. Я ж сама когда-то гадала - кто с ним рискнул переспать? Разве можно без ужаса делать это с тем, кто в жизни ведет себя так неожиданно и равнодушно к другим, как стихийное бедствие?
Посмотрите на меня. Я боялась, что он может применить силу, а он меня уломал. И я как-то совсем недолго ломалась.
— Цветкова. Руки мне на плечи положи. Или на шею. Удобнее же так будет. — слышу я голос профессора, который отвлекает меня от секундного приступа рефлексии.
Я хмуро смотрю на него, но послушно делаю это. Что за тон был? Будто снова лекцию в институте читает.
Мне не очень понятно, как его удобно обнять за шею, поэтому одной рукой я просто обнимаю, а второй проскальзываю пальцами ему в волосы. Чувствую себя потом не очень уютно. Ох, это такой романтичный и близкий жест у меня вышел.
— Ну, предположим, так. — говорит мне профессор. Одна из его рук ложится мне на бедро и задирает его, потому что я все время пытаюсь от волнения закрыться. Затем он наклоняется к моему уху и я слышу, как он говорит тише, чем обычно:
— Расслабься ты. В этот раз я тебя не съем.
— Да я... — я от волнения забываю все слова, а затем они вовсе вылетают, когда он без предупреждения, одним легким толчком входит в меня.
Тело будто замирает, трепеща. Это... правда далеко по ощущениям от пальцев. Я сжимаю волосы на его затылке, чтобы сдержать себя от желания оттолкнуть. Это не больно... но по ощущениям я слишком заполнена. Прямо на грани, прежде чем мне станет действительно фигово.
— Все? — вырывается у меня шепотом, и в ответ я чувствую на ухе дуновение. Профессор дует на него, будто пытаясь меня отвлечь и расслабить, и это действительно работает. Я медленно выдыхаю.
— Какая наивная. Даже наполовину не вставил.
С ума сойти можно. Куда он собирается дальше вставлять? Мне хватит.
— Не напрягайся. — я чувствую, как он отпускает мое бедро и гладит ладонью по талии, поверх рубашки, сминая ткань. Так странно, что он не снял с меня верх, но почему-то это позволяет чувствовать себя немного комфортнее сейчас. — Тогда больно не будет. Я начну двигаться.
Я едва киваю, находясь все еще в легком шоке и растерянности. А как же та ужасная боль, про которую мне все рассказывали? Все. Абсолютно все. Может, я потеряла где-то девственность до этого и не заметила?
Я не додумываю эти паршивые мысли, потому что профессор поворачивает ко мне лицо и затем целует. Медленно, без нажима, так же, как и начинает двигаться во мне. Я выдыхаю ему в губы, цепляясь за него и стараясь расслабиться. От его поцелуев тело действительно расслабляется, и я чувствую ,как он проникает глубже в меня. Понемногу. Действительно дает время привыкнуть, не делая резких движений.
Через какое-то время его рука проскальзывает мне под попу и приподнимает ее, а затем он с нажимом толкается в меня, очень глубоко, и я вздрагиваю, впервые ощутив болезненный укол внутри живота. Прервав поцелуй на секунду и открыв глаза, он смотрит на меня. Мне впервые не так сложно выдерживать его прямой взгляд.
— Сожалею, Цветкова. — внезапно произносит он. — Размерами мы не совпадаем.
— Что? — вырывается у меня растерянное.
— До конца не входит. Здорово тебя обделили.
Да что ты за сука? Я в немой ярости прикусываю губу и вгоняю ногти ему в спину, когда замечаю, как он с усмешкой прячет лицо у меня возле плеча после этого пассажа. Он меня даже в постели подъебывает.
Но вообще... правда не входит? И что теперь делать? Я думала, оно только в ширину может не войти.
— И что теперь делать? — вырывается у меня вопрос. Я слышу его усмешку, и профессор после этого целует меня.
— Забей. — произносит он, и прежде чем я что-то снова спрошу, затыкает меня очередным поцелуем, более глубоким, жестким и долгим.
Ну, мне и не до вопросов становится.
В итоге все действительно дошло до таких отношений.
Я обнимаю его обнаженное тело, от которого у меня когда-то пошла кровь из носа, а он двигается во мне. Это так неожиданно горячо и откровенно. Глубоко. Так странно, что я пускаю этого человека так близко к себе, позволив соединить наши тела и мне это нравится. Хотя я представляла раньше все иначе. То есть... близость между мужчиной и женщиной. Более нежной. Не так остро. Все отличается от фантазий.
Но не в худшую сторону.
Я понимаю, что это могло бы быть действительно болезненным и неприятным. Этой твердой штукой огромных размеров сложно быть аккуратным. Да и когда профессор берет меня, прижимая, поднимая и двигая, как ему удобнее, я осознаю, что наши силы и габариты далеко не равны. Он уже раньше делал мне больно. Мог бы и сейчас спокойно нагнуть, прижать к кровати одной рукой и вставить.
Но вышло так, и мне это нравится.
Вообще все.
Поцелуй, который кажется бесконечным.
Чувства и стоны, которые так сложно и стеснительно показать.
Руки, которые трогают мое тело везде, будто обжигая, надавливая и поглаживая, пробираясь под рубашку, сжимая ставшую чувствительной грудь. Поднимая мои бедра, чтобы проникнуть глубже под острым углом, сжать пальцами и оставить отпечатки. Дотрагиваясь до места, где соединяются наши тела, развратно и откровенно, заставляя забыться и потеряться в получаемых ощущениях.
Мои отчаянные объятия.
Бьющееся сильно и быстро сердце.
Жар под кожей. Болезненные следы, остающиеся на ней.
Тянущее, пульсирующее чувство в животе, которое сложно игнорировать. Мои дрожащие ноги и руки. Попытки ухватиться за это удовольствие, растущее с каждым движением все больше и больше. Срывающееся дыхание.
Полный финиш. Конец. Взрыв.
Спустя время я медленно открываю глаза, опоминаясь и переварив всю гамму ощущений, рухнувших на меня сегодня. Тело немного дрожит, несмотря на то, что мне явно не холодно, и я, как смогла, накрылась простыней. Усталость такая, какой не было у меня никогда в жизни, даже после длительного похода. Я просто не уверена, что смогу даже ногой двинуть, чтобы встать и налить себе попить.
Черт. Безумие. Чувствую ли я сейчас сожаление? Да нет.
Я медленно перевожу взгляд на профессора, который курит у окна с голым торсом, натянув обратно штаны. В принципе, до конца он их и не снимал, так что ему это было легко.
А он сожалеет? Пфф. Да вряд ли, разве он может о чем-то сожалеть? Но у меня другой, более важный вопрос: значит ли для него произошедшее сейчас, столь же много, как и для меня?
Я устало моргаю. “Да и вот это вряд ли” — говорит мне разум, но что-то внутри надеется, что нет. Серьезно. Я в курсе, что он бездушная скотина, но сейчас мне хочется, чтобы он хотя бы на сотую долю процента что-то испытал. Всего лишь этого достаточно. Достаточно просто какой-то легкой, вспыхнувшей искры привязанности.
Он выкидывает сигарету в окно, и я закрываю глаза обратно, чтобы не спалиться, что смотрела на него. Слышу, как он подходит ко мне и садится рядом на кровать. Его рука залезает под простынь, которой я накрывалась и пальцы находят мой живот.
— Цветкова, белье ж пачкаешь. — произносит он, потому что эти пальцы липнут к кое-чьим телесным жидкостям, оставшимся у меня на животе. — Нам под этим еще спать. Иди в душ.
— Господи. — вырывается у меня. — Замолчи и отстань.
Белье я ему пачкаю, видите ли.
— Как хочешь. — слышу его голос и он убирает руку. — Я в душ.
Он уходит, а я заворачиваюсь в простынь еще сильнее и прячу лицо в подушке, выдохнув.
Мда. Нежность сегодня больше не завезли. Хоть бы пообнимал после этого всего. Просто для вида. Притворяться-то он умеет отлично.
С этими мыслями я обессиленно вырубаюсь.