Хочу тебя жестко

Глава 9

Какое-то время назад.

— Слышала, наш Петр Василич уволился? — произносит Алена, нанося перед зеркалом женского институтского туалета на губы мазь. — Вроде как у него сын заболел, и пришлось ему отчалить в Новосиб, чтобы за ним ухаживать. Говорят, кого-то нового на его место уже взяли. Блин.

Она убирает от губ блестящий от мази палец и, нахмурив бровь, рассматривает себя со всех сторон.

— Я только подколола губы, и они все в синяках. Что, если он симпатичный, а я с таким лицом, а?

— Боже. — вздыхаю я. Я единственная, кто скучающе ждет всю эту бабскую толпу, которая внезапно решила навести марафет, словно впереди не три пары, а конкурс “Мисс Институт”. — Где ты видела симпатичных преподавателей, кроме женщин? Мужики поголовно предпенсионного возраста.

— У моей знакомой в колледже есть симпатичный препод. — отзывается с другой стороны зеркала Лиза. Она поправляет колготки, заколов длиннющие блондинистые волосы на макушке, и задрав юбку по самые уши, и ее даже не смущает, что в любой момент может открыться дверь и выставить на всеобщее обозрение ее зад в трусиках “танга”.

— Это редкость...

— У моего друга тоже есть симпатичный препод по физкультуре, так что не такая уж редкость.

— Это тебе друг рассказал? Он гей?

— Ты нормальная? Он не гей, просто обмолвился как-то.

— И какой нормальный парень будет говорить о другом мужике, что он симпатичный? Стопудов дрочит в кармашке во время урока на бицепсы физрука.

— Господи, Света, ты озабоченная кретинка...

— Блин. — Алена хмуро закручивает тюбик с мазью. — Лиз, дай свою помаду. Она ведь хорошо перекрывает?

— С ума сошла? — вздрагивает блондинка. — Тебе же сказали, что нельзя помаду, пока губы заживают!

— Дай сюда! — Алена выдирает у Лизы сумочку и начинает в ней рыться, под дикие вопли подруги, которая бросается на нее, забыв поправить юбку. — Лучше я попаду в больницу, чем появлюсь перед симпатичным преподом с такими жуткими губами.

— Это мамина Живанши! Отдай, у тебя герпес, дура!...

— Боже, не толкай меня своей жопой в трусах! Извращенка!

Вздохнув, я забираю с подоконника свой рюкзачок и бормочу, понимая, что в этом дурдоме долго не выдержу:

— Пойду пока, займу места в аудитории.

— А-а, давай. — летит мне вслед, когда я направляясь к двери. Судя по их болтовне и дракам, они зависнут тут еще минут на двадцать, а я хоть спокойно поем булочку, не слушая стоны подруг “Господи, это же так калорийно, это же быстрые углеводы, Катя, да у тебя жопа вырастет больше глобуса в ректорском кабинете”.

Распахнув дверь, я выхожу в коридор и тут же с силой влетаю в кого-то. В первый момент мне кажется, что меня сбил грузовик - настолько твердым было мое столкновение. Ахнув, я хватаюсь за плечо, которое пронзает резкая боль.

— Черт, придурок. Смотри куда идешь! — выпаливаю недовольно я. Он что, выбил мне плечо? Этого еще не хватало. Мне завтра сдавать нормативы по физкультуре, которые я пропустила из-за месячных. Гребаная дылда!

Я поднимаю взгляд и замираю, увидев, в кого влетела. Похоже, это один из старшекурсников. Выглядит взрослее, чем наши парни. Но я его впервые вижу. Кажется, девушки знают всех симпатичных парней в институте, начиная от зеленых пугливых абитуриентов и заканчивая мажорами на папиных БМВ, приезжающих в институт от силы раз в месяц, чтобы дать взятку, и я, невольно, была вынуждена тоже запомнить эти смазливые рожи.

И как этого они пропустили? Такого высокого брюнета с зелеными глазами и симпатичным лицом? Мне хочется потыкать пальцем в его лицо, чтобы убедиться, что это чудо с каменной рожей не манекен, на атлетически сложенное тело которого натянули черную рубашку и брюки.

Но что делает старшекурсник в этой части института? Здесь две аудитории, одна из которых закрыта на ремонт, и женский туалет.

— Что вылупился? — грубо бросаю я в ответ на его внимательный до дрожи взгляд, ощупавший меня с ног до головы. — Тут женский туалет. Извращенец, ты подглядывал?

— Скажи свою фамилию. — произносит он, и я выпадаю в осадок от его голоса. Это что, шутка? Откуда у нас в институте обладатель такого завораживающе мягкого, подавляющего тембра, от которого у меня чувство, что под ногами не твердый пол, а зыбучие пески?

— Еще чего тебе сделать? В ножки поклониться? — фыркаю я и нервно дергаю сползшую из-за удара лямку рюкзака на плече, отчего он подпрыгивает, и из раскрытого чертовой Аленой кармашка, в котором она рылась в поисках влажных салфеток, вылетает розовая ручка с ламой, ключи на цепочке с бабочками и студенческий в милой обложке с единорогами. — Придурок, это все из-за тебя!

Я нагибаюсь, начиная сгребать все с пола и слышу усмешку.

— Ну, ты, все же, поклонилась. Цветкова Екатерина.

— Заглохни. — советую ему я, хватая раскрытый студенческий на полу. После я запихиваю все в сумку, и, резко развернувшись к студенту спиной, бросаю на прощание: — И сотри ухмылку со своего смазливого лица, а то все в институте узнают, что ты извращенец, трущийся возле женских туалетов.

Я ухожу, чувствуя между лопаток до дрожи пристальный взгляд. Брр. Мне нравятся симпатичные парни, за исключением избалованных и наглых мажоров, но этот из другого теста. После него остается тсранное ощущение, словно я чудом сбежала из террариума. Может он и впрямь извращенец? Я людское нутро хорошо чую.

В аудитории я занимаю сразу шесть мест, разложив на них тетради, и, достав из рюкзака булку, с удовольствием вгрызаюсь в нее, унимая урчащий от голода живот. Господи, люблю своего брата, который запихнул мне с утра эту плюшку в рюкзак. Он самый заботливый брат в мире.

— Катя, опять булки жрешь? — звучит над головой недовольный голосок Светы, и я поперхиваюсь от неожиданности. Черт, явились, не запылились. Быстро же они. — Жопа не влезет в двери института.

— Отстань ты уже. — огрызаюсь я.

— Бове, у мевя вубы бволят. — шепелявит рядом Алена, и я, удивленно обернувшись, лицезрю эту дуру с кроваво-красными варениками, накрашенными далеко за контур. Она плюхается рядом со мной на стул, растопырив перед лицом пальцы. — Я фоть новмально вывляву?

— Отвратительно. — выдаю я. — Похоже на жопу мартышки. Еще и слюна стекает. Тебе же сказали, что нельзя красить губы после процедуры? Что, если они у тебя сгниют?

— Но нофый фрефод...

— Ой, забей. — мрачно произносит Лиза, у которой, все-таки, умудрились, похоже, отобрать мамину “Живанши”. — Отрежут ей вареники, оставив на лице дырку - будет знать. Тупица тупая. У нее они уже опухли больше, чем надо.

— Эфо тфоя франая фомада!

— Это ты сраная, а помада - Живанши!

— Возьми салфетку и сотри, пока не поздно. — советую ей я, протягивая бумажный квадратик, который брат заботливо закинул в пакет вместе с булкой.

— Она фто, ф фаренье? — подозрительно смотрит на нее Алена. Кажется, адекватная часть ее личности начинает побеждать, и она, все же, нехотя тянется к салфетке. Конечно. Ее губы будто бы на глазах растут. Похоже, помадой она спровоцировала еще больший отек.

В этот момент дверь справа в аудитории с тихим стуком открывается, и большая часть студентов дружно поворачивают головы в ее сторону.

— Только уголок запачкался в варенье. — продолжаю я, не обращая внимания. Краем глаза я вижу темную фигуру, спускающуюся к преподавательскому столу, но я не Алена или Света, надеющиеся узреть Аполлона вместо препода, и уверена, что там нет ничего интересного. — Алена! Ты... — я смотрю, как она выпускает салфетку из руки и та планирует на грязный пол. — Ты дура?

— Ф жопу тфою салфетку! — подруга даже меньше начинает шепелявить. Она сидит, уставившись широко открытыми глазами вдаль, в сторону электронной доски. — Ты только пофмотри на него! Новый пфрефод! Вот это экфемфляр!

Что?

Я резко оборачиваюсь, чувствуя, как взлетает громкость и напряженность шепотков во всей аудитории. Что они там увидели, что...

Я даже не успеваю додумать мысль, как пересекаюсь с пронзительным и пристальным взглядом знакомых зеленых глаз. Так и замерев с недоеденной булкой в руке, я пялюсь шокировано на того самого извращенца, встреченного возле туалета.

Он небрежно кидает какую-то папку на преподавательский стол. Обычно, человек, оказавшийся под пристальным вниманием десятков студентов, немного смущается, и нервничает. Все по-разному: кто-то слишком лучится дружелюбием, начиная подыгрывать студентам, кто-то спешно пытается начать вести урок, даже не познакомившись как следует.

Но этот, кажется, вообще чувствует себя отлично. По крайней мере, быстрый взгляд, которым он окидывает аудиторию, показывает, что мы для него не больше, чем глупые мартышки в клетках.

И он снова смотрит на меня!

— Создайте тишину. — его голос звучит так, словно он не сомневается, что ему все повинуются - ну, так и происходит. Разговоры тут же становятся ниже и превращаются в едва шелестящие шепотки. — На ближайшее время - я ваш новый преподаватель по информационным технологиям.

“Блин” — мелькает в сознании. Я что... Я наехала на своего будущего препода? Боже мой. Катя, ты идиотка. Я чувствую его давящий взгляд, который по-прежнему направлен на меня. Он все запомнил.

— Катя, спрячь булку, дура! — шикает Света, и я растерянно опускаю руку.

— Она сражена наповал. — хихикает Таня слева от меня. — Кажется, мы нашли экземпляр, которому Катькина девственность, наконец, будет принесена в жертву.

— Пошли вы. — шепчу я.

— Скафите, фто я ф бфольницфу. У феня фейфяс фуфы ффорфуффя. — совсем неразборчиво стонет рядом Алена, и, резко смяв в руке бумажку, поднимается и выбегает из аудитории, прикрывая рукой лицо.

— Тупица. — хмыкает Лиза, вытирая салфеткой свою дорогую помаду. — Все-таки, ей ампутируют ее жуткие губищи.

Мне сейчас плевать на Алену - сама виновата. У меня другие проблемы. Я в шоке держу под столом булочку, чувствуя, как сахар на ней подтаивает в руке. Что мне теперь делать? Подойти после пар и извиниться? Он такой молодой, может и не воспринять извинения. Только взрослые преподаватели милостивы к глупостям студентов.

Как я его обозвала? Извращенцем и придурком? Боже...

— Цветкова Екатерина. — словно топор палача, обрушивается на меня его голос, и я вздрагиваю, подняв растерянный взгляд. О, нет. Он реально меня запомнил. Теперь я это точно знаю. На его лице мелькает тень издевательской усмешки. — Верно?

— Ага... — бормочу я.

— Отлично. Именно вы расскажете мне последнюю тему, которую вы проходили на последней паре.

Вот так и начались мои бесконечные мучения в институте.