Хозяин моей судьбы

11

Утром Роми в полном унынии вышла из дома и проверила содержимое почтового ящика в надежде, что там наконец‑то лежит письмо от матери. В ящике, как всегда, не оказалось ничего.

— Эх, мама, мама! — со вздохом прошептала она. — Если бы ты знала, как ты необходима мне именно сейчас!..

Настроение, ее упало еще больше, когда в сарае не обнаружилось лестницы и некоторых инструментов. Опять Клод! Или кто‑то из его сообщников?..

Ей захотелось зареветь во весь голос от обиды на весь мир. Но она представила, какое удовлетворение должен был бы испытать при виде ее слез этот современный феодал, и решила поступить иначе.

Вооружившись словарем и выучив пару‑тройку фраз по‑французски, она отправилась в мэрию, поскольку полицейского участка в поселке не было. В мэрии, однако, сделали вид, будто не понимают ни слова из того, что она сказала. Немногочисленные служащие лишь недоуменно пожимали плечами и всем видом показывали, что она мешает им работать. Устав от всего этого цирка, Роми обреченно двинулась домой. Обращаться с заявлением о краже в полицию ближайшего городка вряд ли имело смысл: там ей наверняка скажут, что такие мелкие вопросы решаются на уровне местной власти. Неужели стена недоверия и вражды совершенно непреодолима? — упав духом, думала она по дороге к дому.

Следующие дни выдались жаркими и душными. Каждый вечер собирались тучи, раздавались раскаты грома, но на этом все и заканчивалось. Мать не писала и не звонила, от французского агента по продаже недвижимости не приходило никаких известий.

В конце одного такого особенно знойного дня Роми, закончив побелку потолка в комнатах второго этажа Старой Кондитерской, решила прогуляться по берегу реки Жиро и, может быть, искупаться.

Путь ее лежал через площадь, и, едва выйдя туда, она сразу почувствовала, что произошло неладное.

У ее мотоцикла, припаркованного на общественной стоянке, не хватало обоих колес. А около него сидел на корточках Клод Ларош. Только у него одного в поселке могла быть такая широкая мускулистая спина. Итак, он наконец, пойман на месте преступления! Какой же все‑таки мелкий и подлый тип! И это — тот человек, который заполнял ее мысли днем и снился по ночам!

Клод выпрямился и оглянулся, словно бы высматривая на почти пустынной площади кого‑то из знакомых. Крайняя степень недовольства на его лице сменилась ошеломлением, когда взгляд его наткнулся на Роми.

— Полагаю, у тебя наготове какое‑нибудь объяснение? — холодно спросила она, остановившись на расстоянии нескольких шагов от него. — Умираю от желания услышать его. Только не говори, что случайно шел мимо и… прочие сказки для дурачков.

— Но именно так и произошло, — насупив густые темные брови, сообщил Клод. — Я шел на почту и вдруг заметил, что у мотоцикла сняты колеса. Это правда! — рявкнул он в ответ на ее саркастическую улыбку. — Не представляю, как это могло произойти. Я в таком же недоумении, как и ты. У нас здесь не воруют.

— Ишь ты, он в недоумении! — ядовитым голосом прошипела Роми. — Эх, Клод, как ты мог! Это мое единственное средство передвижения! Я могу пережить украденную лестницу и разбитые окна, но это… это просто подло! — Она в волнении провела рукой по волосам. В глазах девушки стояли слезы отчаяния. — Я без мотоцикла, как без рук. Без него мне вообще теперь никуда не выбраться… Мне и без того приходится ездить за покупками в соседний город, потому что здесь никто меня не обслуживает. А без мотоцикла мне остается только помереть с голоду, это ты, надеюсь, понимаешь?!

Окинув девушку внимательным и — если только это ей не показалось — сочувственным взглядом, Клод с легкой хрипотцой в голосе сообщил:

— Бога ради, только не голодай! Твои формы меня вполне устраивают. Терпеть не могу тощих женщин. Они все злые и желчные.

Роми восприняла его слова, как издевательство. Уперев руки в бока, она набросилась на него:

— Ты мне зубы не заговаривай! Я на такие штучки не поддаюсь! Единственное, что мне от тебя надо, — чтобы меня оставили в покое. Уж лучше бы ты подбрасывал мне в дом каждый день по дохлой кошке, чем…

— Я уже давно не мальчик‑подросток, чтобы заниматься подобной ерундой.

— А какой же ерундой ты занимаешься теперь? — язвительно спросила она.

Клод нахмурился.

— Ты сообщила в полицию, что у тебя украли лестницу, инструменты?

— Бесполезное дело! И вообще, Бога ради, не строй из себя невинного агнца! — вспылила Роми. — Ты не можешь не быть в курсе происходящего! Лучше признайся прямо, что ты мне мстишь и готов на все, чтобы выжить меня из… — Она оборвала фразу на середине. Ей вдруг стало гадко оттого, что она находила этого негодяя обаятельным. — Закончим разговор! — устало сказала она. — Верни мне колеса и можешь каждый день подбрасывать мне в дом дохлых кошек.

— Но у меня нет твоих колес, — спокойно произнес Клод, — потому что я их не снимал с мотоцикла.

— Хорошо, — поколебавшись, сказала Роми. — Но, по крайней мере, ты наверняка знаешь, кто это сделал.

— Возможно, — пробормотал он, отводя глаза.

— Кто‑то пытается травить меня, а ты, судя по всему, поощряешь этого человека. Интересно: этот кто‑то действует один или весь поселок принимает в травле активное участие? Не правда ли, увлекательное зрелище для истинного аристократа — борьба беззащитной женщины с целым поселком?

Клод молчал, но в глазах его появилось выражение искреннего сочувствия, даже симпатии. Или он просто‑напросто потешается над ней?..

— Знаешь, Роми, — вдруг заговорил он, — я ужасно сожалею о случившемся. Согласен, — игра зашла слишком далеко. Надеюсь восстановить свою репутацию в твоих глазах тем, что приложу все усилия к тому, чтобы тебе вернули твои колеса.

— Как хочется поверить тебе! — без особого энтузиазма откликнулась Роми. Ох, как действительно она хотела ему поверить!

— Обещаю тебе, что подобное больше не повторится.

— И ты прекратишь травлю, которую развязали против меня жители поселка с тобою во главе?

Клод вздрогнул.

— Скажем так: я намерен довести до сведения всех заинтересованных лиц, что не потерплю дальнейших выходок подобного рода в отношении тебя.

— Если так, то доведи до их сведения, что я не чудовище, а такой же человек, как и все, что я имею право жить среди них, приводить в порядок мои — слышишь? — мои дома! В твоих руках изменить отношение ко мне жителей поселка.

— Возможно, ты права, — ровным тоном ответил он.

Лицо девушки сделалось серьезным.

— Клод, — прошептала она и в порыве чувств, схватила его за руку, — одного твоего слова, одной твоей улыбки при встрече со мной достаточно для того, чтобы отношение людей ко мне изменилось.

— Об этом меня лучше не просить.

— Но почему? Тебе ведь это ничего не стоит…

Клод опустил глаза на свои грубые запыленные ботинки, якобы с преувеличенным вниманием рассматривая их.

— Стоит, — произнес он, наконец. — И стоит слишком много.

— Опять юлишь! Ну и хитрец же ты! — удрученно покачала Роми головой.

— Нет, вовсе нет, — задумчиво произнес он. — А сейчас мне нужно идти. Меня заждались на почте. Разумеется, я приму меры, чтобы тебе вернули колеса, а местный механик поставит их на место.

— Ни за что на свете! — запротестовала Роми. — Я уже не доверяю никому из здешних жителей. Только сама.

Из груди Клода со свистом вырвался воздух.

— Уж не думаешь ли ты, дорогая Роми, — чуть слышно спросил он, — что я готов подстроить для тебя дорожную аварию?

Роми осталась непоколебимой.

— А что прикажешь мне еще думать? Откуда мне знать, что ты или кто‑то другой задумали? Я не желаю никакого риска. Признайся честно, ты был бы рад увидеть, как я со всех ног удираю из твоих «владений»? Тоже мне, феодал нашелся!

Воцарилось тягостное молчание.

— Готов признаться в том, что ты создаешь мне проблемы, без которых я предпочел бы обойтись. И в том, что я обдумываю меры, с помощью которых мог бы добиться твоего отъезда, — тихо сказал он и, повернувшись спиной, двинулся в направлении почты.

На обратном пути Роми обнаружила, что дверь почтового отделения заперта и на ней висит объявление: «Закрыто по причине траура. Приносим извинения».

Сквозь оконное стекло Роми разглядела высокую статную фигуру Клода, скорбно‑сочувственное выражение его лица и бурно рыдающую пожилую женщину, которую он порывался обнять. Роми почувствовала вдруг, что еще секунда, и заревет она сама.

Господи, сколько заботы о жителях поселка проявляет этот противный тип, а с ней обращается, как с прокаженной! Как же ей доказать ему, а значит, и всем остальным, что она никому здесь не желает зла? Неужели это ей так никогда не удастся?

Она все еще в оцепенении стояла возле здания почты, когда в дверях появился Клод с печальным, осунувшимся лицом.

— Что‑нибудь случилось? — спросил он сразу же.

— Ничего… Просто я случайно заглянула в окно. Кто‑то умер?

— Да, муж Матильды Гасьон. Она здешний почтальон. Скоропостижная смерть. Инсульт. Матильда прожила с ним сорок лет душа в душу.

— Ужасно! Бедная женщина! Надеюсь, у нее есть родня?

— Целый поселок, — коротко ответил Клод. — Мы все — ее родня. А дети разъехались: кто в Париже, кто еще дальше — в Квебеке…

— Переживаешь? — с искренним сочувствием спросила Роми.

— Ее муж, Луи Гасьон, — местный гробовщик. Он организовал, похороны отца и уговорил местных жителей проводить его в последний путь. Он же отыскал меня в Штатах, и сообщил о случившемся. Без него бы я, возможно, еще долго не узнал о смерти отца. Мне больно, что он умер, так и не увидев, как родной поселок возрождается…

— Ты можешь быть таким добрым, таким чутким, Клод, — дрогнувшим голосом заметила Роми. — Вот уж не подумала бы…

— По отношению к тем, кто заслуживает моей доброты, — резко сказал он.

— Я заслуживаю! — тихо, но настойчиво сказала она. — Даже если моя мать виновна во всех бедах, обрушившихся на жителей поселка и на тебя лично, я к ним не имею отношения. Я не общалась с матерью много лет… Или ты осуждаешь меня за то, что я пытаюсь своим трудом обеспечить себе средства к существованию?

— Я осуждаю тебя за твои методы! — заявил он жестко. — За двуличность. За ложные обещания, которыми ты меня кормила.

— Я уже объясняла тебе, почему вынуждена была так поступить. К тому же это не основание для того, чтобы бить стекла в окнах или снимать колеса с мотоцикла… Впрочем, ты уже пообещал, что жизнь моя будет отныне спокойной.

Клод отрицательно покачал головой.

— Я обещал, что будет положен конец травле. Легкой жизни я тебе не гарантировал. Изменить отношение окружающих к тебе я не в силах…

Роми тяжело вздохнула.

— Тогда у меня к тебе одна просьба… Нет ли у тебя мелочи для телефона… Я хотела бы позвонить. Телефон в моем доме ведь до сих пор не работает.

— На возьми! — сказал он достав из кармана горсть монет. — Я сейчас иду в гараж, а потом… — Он помедлил и вдруг спросил: — Ты хочешь попробовать связаться с матерью?

Роми, чувствуя, как замирает у нее сердце, кивнула.

— Тогда я подожду.

— Зачем? — удивленно спросила она.

— На тот случай, если я тебе понадоблюсь. Роми густо покраснела.

— Нет, Клод, не надо. Если вендетта, как ты и говорил, прекращена, то с остальным справлюсь я сама.

С этими словами она повернулась и зашла в телефонную будку, чтобы позвонить домой.

— Папа! — закричала она с облегчением, услышав его голос на другом конце провода. — Это я, Роми! У тебя все в порядке?

— Какое там, в порядке? — срывающимся на хрип голосом ответил отец. — Я, уже больше двух недель, жду не дождусь, когда ты соизволишь сообщить о себе хоть что‑то. Ты что, совсем обо мне забыла! Мне здесь нужна кое‑какая помощь. Когда твоя матушка, наконец приедет?

Роми застыла, словно громом пораженная.

— Разве… разве она не с тобой?

— О чем ты говоришь, дочка! Если бы она появилась здесь, я это как‑нибудь да заметил бы! — раздраженно прокричал отец.

— Боже, папа, но София должна быть вместе с тобой! — задыхаясь от волнения, произнесла Роми. — Она так сказала… Она звонила мне, передавала от тебя привет…

— Разумеется, ее здесь нет. Я все это время ждал и от нее и от тебя вестей, чуть с ума не сошел от волнения. Правда, звонил какой‑то американец, спрашивал о ней.

Чувство вины захлестнуло Роми. Все это время отец, оказывается, оставался один! Она покинула его, приготовив, на какое‑то время еду, закупив продуктов, и обещала, что вскоре вернется. Конечно, есть соседи, но все же…

— Боже, папа, как ужасно! Мама сказала, чтобы я не звонила тебе, потому что она хочет вывезти тебя к морю и связываться с вами какое‑то время будет бесполезно…

— Что толку в твоих извинениях? Я перебираюсь к Джудит, соседке напротив. Я больше не могу со всем управляться сам! — сварливо произнес отец, начал о чем‑то говорить дальше, но раздались короткие сигналы, и связь оборвалась.

Роми с обреченным видом повесила трубку. Лицо ее стало серым, как пепел. Получалось, что мать, зная о ее привязанности к отцу, и о том, что Роми не оставит его надолго одного, обманула родную дочь, с которой, хотя и спустя много лет, решила наладить отношения. Все, что она сказала ей, было ложью. Все?!

Перед глазами у девушки плыли красные круги. Переступив порог телефонной будки, Роми споткнулась и, вероятнее всего, упала бы на землю, если бы ее не подхватили крепкие руки Клода.

Словно из тумана выплыло его встревоженное лицо. Его темные волосы сосульками спадали на лоб, и она вдруг поняла, что идет долгожданный дождь.

— Ее там нет? — спросил он настойчиво.

— Нет! — закричала она в истерике. — Нет! Ты доволен теперь?

— Роми, милая Роми, успокойся, — прошептал он нежно.

Роми изумленно подняла глаза, и при взгляде на его красивое мужественное лицо ей так неудержимо захотелось броситься в его утешающие объятия, прижаться к его широкой груди, что она в панике отпрянула и побежала прочь.

Сквозь слезы и струи дождя она ничего не различала перед собой. Она мчалась по улицам поселка, превратившимся в потоки вспененной воды, вздымая тучи брызг, до самой Старой Кондитерской. При виде ставших в последнее время родными стен она с облегчением вздохнула, как вдруг новая волна ужаса накатила на нее: через весь обновленный фасад дома отвратительной желтой краской была намалевана какая‑то надпись по‑французски.

— О Боже! — простонала она. — Что еще им от меня нужно! Это была капля, переполнившая чашу терпения. Обмякнув, она сползла на землю по стене, совершенно разбитая и отчаявшаяся.

— О Господи, — раздался у самого уха голос Клода. И тут же, к ее удивлению и безотчетному восторгу, руки его обвились вокруг ее плеч.

На этот раз Роми не пыталась вырваться, а, напротив, прижалась к нему с благодарностью.

— Клод! — всхлипнула она, дрожа всем телом не то от холода, не то от нервного потрясения. Руки его сжались крепче.

— Пойдем отсюда, — сказал он.

— Я хочу знать, что там написано. Переведи мне. Что там написано?! — пронзительно закричала она. — Что?

В глазах Клода появилась боль — то, чего Роми могла ожидать от него меньше всего. И ей вдруг стало все равно. Главным было, что этот мужчина, такой близкий и чужой одновременно, жалеет ее и что сейчас она надежно защищена его объятиями.

— Там написано: «Убирайся домой, дочь шлюхи!» — процедил он почти сквозь плотно стиснутые зубы.

— О нет! — вырвалось у Роми. Ее затрясло. — Дождь… Пойдем в дом, — пробормотала она.

— Нет, — сказал Клод, удерживая ее. — Ты пойдешь ко мне домой. В мой замок!

— Зачем? — испуганно спросила она. В новом своем качестве, нежный и чуткий, Клод пугал ее не меньше, чем раньше. Пугал и… завораживал. Сейчас он мог вить из нее веревки. Роми попыталась вырваться, но длинные твердые пальцы не отпускали ее. — Клод, пожалуйста!

— Я не могу бросить тебя, — сказал он резко. — И я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Роми окаменела.

— Ты думаешь, меня может подстерегать какая‑то опасность?..

— Я не знаю, что тут можно думать, но рисковать тобой я не желаю. Бога ради, пойдем скорее ко мне, пока ты совсем не окоченела. Через эту крышу в час проливается доброе ведро воды, поэтому ты пойдешь ко мне, хочется тебе этого или нет! Понятно?

Роми вдруг и в самом деле ощутила себя слишком несчастной и бессильной, чтобы спорить с ним.

— В чем ты сейчас нуждаешься, так это в тепле, — сказал Клод нежно.

Роми подняла глаза и невольно сжалась. Если его мокрая от дождя рубашка просвечивала насквозь, то, что должно было твориться с материей ее тонкой светлой блузки, прилипшей к груди!

— Клод! — жалобно всхлипнула она. — Мне не по себе оттого, что здесь есть кто‑то, кто желает причинить мне зло. А потом, как это ни ужасно, я начинаю приходить к заключению, что моя мать, возможно, и в самом деле… лгунья!

— Этого‑то я и боялся… Того, что рано или поздно ты откроешь для себя эту правду.

— Ты как будто догадывался, что она не с отцом, а поэтому ждал меня за дверью телефонной будки?

— Я весьма неплохо знаю ее, чтобы понять, что она может обмануть и тебя, — нехотя ответил он.

Слезы заструились по щекам, мешаясь с дождем.

— Как это больно, — прошептала девушка со слезами в голосе. — Я так верила ей, Клод. Я ведь сказала ей, что не смогу оставить папу надолго. Я накупила продуктов и наготовила ему еды на неделю или около того, а потом должна была приехать мать и остаться с ним, пока я буду находиться здесь. Она и заявила, что находится с ним, когда звонила сюда сразу после приезда. София ведь знала, что он не в состоянии самостоятельно обслуживать себя. Как она могла так жестоко поступить по отношению к нему?!

Не выдержав силы отчаяния, Роми разразилась потоком слез и прижалась щекой к его щеке. Клод обнял ее еще крепче. Тела их, казалось, слились воедино.

Боже, как я хочу, чтобы он никогда не выпускал меня из своих объятий! — с отчаянием подумала Роми. Пусть вечно он обнимает меня!..