Хозяин моей судьбы

8

— Ну, — требовательно спросила Роми, скрестив руки на груди, — и что же вы здесь делаете?

— Хочу проверить состояние Печного дома, — спокойно ответил Клод. — Надо посмотреть, какие потребуются ремонтные работы.

Роми сжала кулаки.

— А что здесь делала ваша белокурая приятельница или кем она там вам приходится? Распоряжаетесь здесь, как в своих владениях! Она с вами в сговоре? Вы оба вознамерились выжить меня из поселка?

— Нам это удалось? — спросил он, с интересом рассматривая ее выцветшую старую футболку, облегающую полную грудь.

Роми вызывающе вскинула голову.

— Черта с два! — прошипела она и угрожающе шагнула вперед. — Я решила остаться в Ла‑Роше надолго. Возможно, даже переселюсь сюда. А теперь попрошу вас покинуть мой сад, и не дай Бог вам и вашей подружке оказаться рядом с одним из моих домов!

Лицо Клода вытянулось.

— Вы… вы не можете остаться здесь, Роми! — запинаясь, сказал он. — Это неудачная идея! — Он беззвучно пошевелил губами, словно не в силах подобрать с ходу нужные аргументы. — У вас скоро истечет срок визы…

— Предположим! Продлю.

— Но привести дома в порядок не в ваших силах…

— Почему это не в моих силах? — самодовольно спросила она. — Между прочим, я нашла способ получить нужные средства…

— Чушь, нонсенс! — тряхнул головой Клод. — Хочу вас предупредить, Роми: если вы останетесь, об этом придется пожалеть нам обоим — и вам, и мне.

— Это угроза? — бодрясь, спросила Роми.

— Это факт, — мрачно ответил Клод. Воцарилось тягостное молчание. От этого красавца‑француза так и веяло угрозой. В конце концов, он был силой, с которой приходилось считаться. Но, черт побери, я никому на свете не позволю выпихнуть себя из Ла‑Роша! — подумала Роми и вызывающе вскинула подбородок. Тоже мне, феодал нашелся!

— Итак, насколько я поняла, вы собираетесь сделать мою жизнь здесь непереносимой?

Клод бросил на нее пронзительный взгляд.

— Жизнь станет непереносимой для нас обоих, мисс Стэнфорд.

— В силу чего?

— В силу того, что вы — это вы, а, кроме того — еще дочь Софии. Думаю, что и без моего участия найдется масса людей, которые захотят превратить ваше здешнее существование в ад.

— Не сомневаюсь, — вызывающе ответила Роми. — Ваша белокурая пассия, например!

На лице Клода заиграли желваки.

— Не впутывайте ее в это дело. И прислушайтесь к моему совету: уезжайте!

— Я не могу уехать, месье де Ларош, — сказала Роми твердо. — Вы говорили мне о долге и ответственности, так знайте, что мне тоже не чужды эти понятия. Две семейные пары стали моими постояльцами, и отпуск, которого они так ждали, явно не соответствует их ожиданиям. За то время, пока не придут новости от матери, я намерена выправить ситуацию — и не только финансово. Мой первый шаг — привести два коттеджа в какой‑то порядок: украсить комнаты цветами, залатать то, что можно залатать, покрасить заново стены в кухонных помещениях.

— Вы надеетесь загладить тем самым разочарование, которое пережили ваши соотечественники в день приезда? — скептически спросил Клод.

— По крайней мере, они увидят, что хозяйка пансиона делает все, что в ее силах. — Роми вдруг ощутила в себе прилив уверенности и широко улыбнулась. — Я хочу пробыть здесь весь туристский сезон, до самой осени. Это вопрос чести, месье де Ларош. Мне стыдно, от того, что мои постояльцы живут в таких условиях. Я должна сделать хоть что‑то, чтобы облегчить свою совесть. Кроме того, есть в такого рода деятельности, элемент романтики. Между прочим, я уже починила электроплиту на кухне…

— Вы? — недоверчиво ухмыльнулся Клод.

— Представьте себе, я! — пропела тоненьким голоском Роми. — Дома, в нашей с отцом квартире, плита частенько выходила из строя. Поскольку мастерам приходилось довольно много платить, я сама стала маленьким специалистом по ремонту электроплит.

— Ничего себе! — присвистнул Клод.

— Так что, — бойко подытожила Роми, — привести в порядок этот коттедж для меня не составит проблемы. Я самостоятельно придам ему вполне товарный вид. К тому же отсюда, из сада и из окна спальни, вид на реку и долину просто потрясающий. Такие пейзажи то же ведь многого стоят. Вот увидите — дела у меня пойдут на лад, и очень скоро! Она торжествующе взглянула на Клода, ожидая от него полной и безоговорочной капитуляции.

— Но в вашей собственности находятся еще два здания, и они требуют удвоенного внимания, — сдержанно заметил Клод. — А потому дайте мне знать, если все‑таки решите продать дома. Я какое‑то время буду еще заинтересован в этом, но учтите: с каждым днем цена будет опускаться все ниже и ниже, — добавил он и вальяжно направился к калитке.

Роми буквально закипела от ярости. Шантажист! Опять он ей угрожает и при этом хочет оставить за собой последнее слово. Слишком многие издевались и над ней, и над ее чувствами, чтобы она могла стерпеть это сейчас.

— А я уже решила, — крикнула она ему вдогонку, — выставить один из коттеджей на рынке недвижимости!

Клод окаменел. Потом медленно повернулся. Роми уже не была уверена в том, что поступила правильно, раскрыв свои карты. Этот человек так страстно жаждал вернуть себе утраченную его отцом фамильную собственность, что ради этого мог пойти на все.

Глупо! Он явно заслужил, чтобы ему слегка прищемили хвост. Он ей угрожал. Прокрался в сад, распоряжался здесь как хозяин. Она имела полное право быть к нему беспощадной, не говоря уже о том, что ей как воздух нужны деньги на ремонт коттеджей.

— Если вы так решили, то мне остается только пожелать вам успеха, — с деланным спокойствием сказал Клод.

Роми мгновенно обуяла тревога. Что он имеет в виду? Почему не повторяет своего предложения? Впрочем, он не ушел. Это давало какую‑то надежду.

Несмотря на его внешнюю беззаботность, напряженность ощутимо витала в воздухе. Теперь он у нее на крючке! — поняла вдруг Роми и приободрилась.

— Вы не могли бы подойти поближе. Я хочу сказать вам кое‑что личное, — небрежно бросила она.

Клод послушно подошел к ней вплотную, и Роми пришлось поднять голову, чтобы видеть его лицо.

— Отлично! — сказала она, еще не зная, что скажет в следующую секунду. — Элементарная вежливость требует, чтобы я предупредила вас о своих планах. Если говорить конкретно, то я хочу продать именно этот коттедж — Печной дом — тому, кто предложит самую высокую цену. На худой конец какая‑нибудь строительная фирма может купить дом под снос, чтобы использовать черепицу и камень для других целей.

Судя по остекленевшему от ужаса лицу Клода, ее импровизация удалась.

— И вы полагаете, что цена продажи одного дома покроет расходы на восстановление двух других? — спросил он, снова придав лицу непроницаемо‑холодное выражение.

Роми невольно восхитилась его умению держать свои чувства в узде.

— Если все это буду делать я сама, то да.

— Вы?

И он разразился хохотом. Роми пришла в ярость. Ну, погоди у меня! — подумала она. Еще не вечер! Посмотрим, как ты запоешь, когда я обведу тебя вокруг пальца.

— Я хотела проконсультироваться с вами по одному вопросу, — сказала она, невинно хлопая ресницами. — Но вы, как я вижу, спешите. Оно и понятно, вы человек занятой и до пустяков не снисходите!

— Вам нужен не совет, а трезвая голова на плечах, — со смешком сказал Клод. — Эта ноша вам не по плечу!

— Посмотрим, — пробормотала Роми. Клод вздохнул.

— Вы, как я понимаю, настроены крайне решительно, но это ничего не меняет. Однако совет я вам все же дам: не спешите выставлять дома на продажу. Приходите послезавтра в шесть вечера в замок — выпьем, поговорим по душам. У меня есть основания полагать, что за эти два дня вы сильно перемените свое мнение. Считайте, что я прошу вас об одолжении.

Роми придала лицу выражение неуверенности.

— Послезавтра и увидим. По крайней мере, мы могли бы поговорить о вашем предложении, — уклончиво сказала она.

Она была не прочь поиграть с этим самоуверенным красавцем в кошки‑мышки и, что греха таить, посмотреть настоящий средневековый замок.

Вернувшись к себе, Роми провела предварительную инспекцию помещений. Стены в нескольких комнатах следовало очистить проволочной щеткой от плесени, промазать трещины раствором… Что ж, подобная работа ей вполне по плечу.

Охваченная, энтузиазмом, Роми ходила из комнаты в комнату, отмечая недостатки и составляя список возможных покупок. В кухне имело смысл провести перестановку с тем, чтобы хватило места для новой, большей по размерам раковины и сушильной доски. Страшный, затоптанный линолеум и выцветшие, в сальных пятнах обои она тут же ободрала и выкинула во двор…

Старая Кондитерская была самым большим из трех коттеджей, и в ее четырех спальных комнатах можно было разместить до восьми человек. Если бы ей удалось выручить хорошую цену за Печной дом и на какое‑то время затянуть пояс потуже — к чему ей, собственно, не привыкать, — то где‑нибудь через полгода она будет обладательницей действительно ценного доходного дома.

И самое главное — это вполне реально. Конечно, нужно было выяснить, как долго она сможет на законном основании оставаться во Франции, но и тут не предвиделось никаких осложнений: если потребуется, она на короткое время вернется домой и оформит новую въездную визу.

— Я справлюсь! — торжественно объявила она себе самой и села, чтобы составить список инструментов и материалов, которые ей понадобятся.

Потратив следующий день на заказ стройматериалов в одном из соседних городков и вернувшись домой совершенно измотанная, Роми решила, что пришло время немного отдохнуть и заодно хорошенько обследовать сам поселок.

В путанице улиц она обнаружила‑таки закономерность: извиваясь подчас самым причудливым образом, в конце концов они выходили к одним из четырех арочных ворот: южным, северным, западным или восточным. Роми спустилась с холма, на котором располагался поселок, и оказалась в поле. Как зачарованная, она побрела в сторону реки, туда, где, опустив головы в траву, желтевшую цветами одуванчика, паслись две лошади.

Еще раньше она заметила маленькую часовню возле моста, где вдоль реки цвели маки, а плакучие ивы опускали свои ветви в зеркальную гладь воды.

Через деревянные ворота она вошла на маленькое кладбище, и какое‑то время бродила среди могил, вглядываясь в надписи на надгробиях.

«От любимой супруги». «Скорбим». «Нашей любимой тете». «Моей ненаглядной…» Эти слова были понятны Роми даже без перевода. Тихо улыбнувшись, она зашла в часовню и постояла в центре маленького зала, впитывая всем своим существом царящий здесь мир и покой.

— Не возражаете, если я нарушу вашу уединенность?

Давно Роми не чувствовала себя такой спокойной и уверенной, а потому она с дружеской улыбкой обернулась к Клоду и кивнула.

— Входите! Часовня, вероятно, тоже принадлежит вам.

— Скорее Богу, — уточнил он, поднял голову и вдохнул полной грудью. — Какая тишина и покой вокруг, не правда ли?

— Да, удивительная тишина, — согласилась Роми и замолчала. Атмосфера в часовне неумолимо изменилась, между ними двумя повисло неуловимое напряжение. — Как давно она построена? — спросила девушка, чтобы как‑то прервать молчание.

— Ее возвели в XV веке, — ответил Клод, и в голосе его сквозила гордость.

Он бережно коснулся рукой белено стены, и жест этот глубоко тронул Роми. Средневековый поселок и в самом деле был плотью и кровью этого человека. Неудивительно, что он готов был сражаться до последнего, охраняя и приумножая то, что досталось ему от предков. Все так, но дома были переданы ее матери его отцом по доброй воле и на законном основании. Роми понимала, что София и Клод — враги, но он и без того владеет по сути дела всем поселком, а ей, Роми, нужны всего лишь эти три ветхих здания, чтобы обеспечить свое существование.

Возможно, со временем, эти древние Камни станут и для меня родными? Роми улыбнулась при этой мысли, и на душе ее снова стало легко и спокойно.

— Что это вы на меня так пристально смотрите? Может, хотите сказать, что я должна восстановить и эту часовню? — спросила она с улыбкой.

Клод ухмыльнулся.

— Не думаю, что вам это по карману.

— Разумеется, не по карману.

— Дайте мне гарантии, что дома вернутся их законному владельцу! — сказал Клод негромко, но твердо. — Мне больше ничего от вас не нужно.

Роми молча повернулась и вышла из часовни на кладбище. Остановившись около ближайшей от часовни могилы, она уставилась на нее ничего не видящим взглядом.

— Здесь покоится один из моих предков, — произнес Клод тихо. — Люсьен де Ларош. Родился в середине XVIII века, как вы можете увидеть. Воевал в Испании, в Луизиане… — Клод рассмеялся, поймав выражение недоверия на ее лице. — Мои предки перебывали везде, где только возможно… Моя бабка была русской княгиней. И если бы не революция в России, то…

— Достойный человек, любимец фортуны, — со вздохом констатировала Роми, сожалея, что практически ничего не знает о собственной родословной. Ей стало немного понятнее, откуда в этом красивом мужчине врожденная надменность и чувство собственного достоинства.

— А вот от отца фортуна отвернулась… — с горечью заметил Клод.

Роми посмотрела на него чрезвычайно серьезно.

— Это так ужасно — обнаружить, что твой отец изменил твоей матери? — спросила она.

— Да, особенно если учесть, что до этого мы были неразлучны.

Роми участливо коснулась его руки.

— Извини!

— Я потерял одновременно и отца и друга.

Клод подошел к другой могиле, и только сейчас Роми поняла, что в этом ряду покоятся представители рода де Ларош — об этом можно было судить не только по повторяющейся от одного надгробия к другому фамилии, но и по кувшинам со свежими цветами. Кто их приносит сюда? — спросила она, кивая на цветы.

— Простые жители поселка и его окрестностей, — ответил Клод, и в голосе его Роми уловила удивительную нежность. — Свежие цветы приносят на каждую могилу. За одним исключением…

Роми проследила за направлением его помрачневшего взгляда и в конце ряда увидела свежую могилу без надгробия. — Ваш отец?

Клод кивнул.

Неужели все отвернулись от него лишь потому, что он покинул вашу матушку? — тихо спросила она. — А лучше было бы, если бы он продолжал жить с нею, притворяясь, изворачиваясь, нагромождая одну ложь на другую? — Нет, конечно. Но если бы он обращал больше внимания на чувства близких и помнил о том, что от него зависит благополучие проживающих здесь людей, отношение к нему было бы гораздо лучше, — резко ответил Клод. Вы… ведь знаете мою мать. Расскажите, какая она. Вы сразу догадались, что я, ее дочь, когда мы познакомились?

Клод прислонился к нагретой солнцем каменной стене часовни и перевел отрешенный взгляд на цветущие кусты шиповника возле могильной ограды.

— Да, я подумал об этом и обратил внимание на очевидное внешнее сходство… Ваша мать, вне всяких сомнений, была исключительно красива в молодости. Да она и сейчас весьма эффектна. Ее смех, похожий на журчание ручейка, и веселые, живые глаза подкупали с первого взгляда… Когда ее связь с отцом перестала быть секретом, он говорил мне, что в ее присутствии теряет разум, что она — как наваждение! Впрочем, я не желал его слушать. Мы ссорились и скандалили. Я узнал из его слов, что София француженка по отцу, хотя родилась и воспитывалась в Англии. Что она из бедной семьи, была несчастлива в браке, поскольку муж не понимал ее устремлений, и потому, мол, она сбежала от него, не желая хоронить себя под спудом семейной жизни, которая была ей в тягость.

Роми вздрогнула.

— Мать вышла замуж за моего отца очень рано, — словно извиняясь, пробормотала она, следя глазами за шоколадного цвета бабочкой, которая порхала возле плеча Клода. — Если бы ее детство и ранняя юность прошли в более благополучной обстановке, ее судьба могла сложиться иначе.

Клод внимательно посмотрел на нее.

— Но тогда на свет не родились бы вы. Как я понимаю, это она назвала вас столь необычным для Англии именем — Роми? От Рамоны?

У Роми перехватило дыхание.

— Да, именно так. А вообще‑то я не привыкла проливать слезы над прошлым, когда слишком много дел в настоящем.

— Но что делать, если мы до сих пор живем в тени прошлого? — возразил Клод с ожесточением. — Из‑за вашей матери мой отец бросил на произвол судьбы жену и единственного сына. Он сделал нас изгоями в нашем собственном жилище. Память об этом останется со мной на всю жизнь, и раны, нанесенные тогда, уже никогда не заживут. Когда сталкиваешься с несправедливостью и не в силах ей противостоять, поневоле начинаешь обвинять во всем жизнь.

Роми поежилась. Клод де Ларош во что бы то ни стало, стремился поквитаться с судьбой, и самое печальное заключалось в том, что она невольно оказалась на его пути.

— А как поступила ваша мать? Она боролась за себя? — спросила она после короткой паузы.

— Нет, она была слишком горда для этого. Мы уехали из Франции и поселились у ее замужней сестры в Соединенных Штатах. Мать, преподавала французский, однако уроки не приносили много дохода, так что главным добытчиком в семье пришлось стать мне. Пять лет назад она скончалась.

— А дальше? — быстро спросила Роми. Клод помолчал немного и вдруг предложил:

— Думаю, нам не мешало бы узнать друг друга немного поближе. Пойдемте к реке — подальше от могилы отца…

Они брели вдоль живых изгородей из кустов шиповника, мимо полуразрушенного каменного моста и домов золотисто‑медового цвета, придавленных к земле, тяжестью известняковой черепицы. Сердце девушки сжималось от сочувствия к Клоду, хотелось прикоснуться к его руке, утешить, сказать, что ей самой до боли знакомо чувство сиротства, брошенности, и одиночества.

Миновав сосновую рощицу и подойдя к берегу реки, они уселись в тени плакучей ивы, прислонившись спинами к стволу, Клод — вытянув перед собой ноги, Роми — подогнув их под себя.

— Итак… вы хотите побольше, знать обо мне? — начал он медленно, и Роми, не сводя с него глаз, кивнула. — Иногда мне кажется, — сказал Клод, — что вы потрясающе похожи на свою мать.

Роми на мгновение, стало не по себе. Ей показалось вдруг, что Клод читает ее как открытую книгу.

— Вы мне льстите или, наоборот, укоряете? — с нерадостной усмешкой спросила она.

Глаза мужчины, начавшие было оттаивать, снова подернулись ледком.

— Все это, никому на нужная лирика, — пробормотал он. — Итак, сын аристократа, избалованный, не знавший ни в чем отказа, был брошен на переплавку в совершенно иную, жестокую, среду. Жизнь в Штатах стала для меня поистине великой школой выживания, и, пройдя ее, я понял, что смогу, если потребуется, пробить стену лбом для достижения поставленной перед собой цели.

Клод горделиво вскинул голову, словно сам от себя принимая вызов.

— Ваша участь, видимо, оказалась горше моей, — тихо заметила Роми. — Я никогда не знала ничего иного, кроме как повседневной борьбы за существование, а вы потеряли и отца, и родину, и привычный образ жизни, столкнувшись с необходимостью зарабатывать себе на кусок хлеба. Утраченный рай — так это, кажется, называется?..

— Нет худа, без добра. Жизнь на чужбине, по крайней мере, меня закалила.

Роми с уважением взглянула на его сильные руки.

— Были трудности с поиском работы?

— Нет, гораздо труднее было совладать с унижением, которое приносил мой род занятий, — усмехнулся Клод. — Я устроился на работу помощником повара на кухне, потом переквалифицировался в официанты довольно солидного ресторана.

Клод угрюмо почесал затылок:

— Став официантом, я узнал о жизни массу новых и неожиданных вещей. Невольно становишься наблюдательным… Именно там я научился смотреть и молчать, держать в узде свой нрав, скрывать от посторонних глаз свои истинные мысли и чувства.

— Спасибо, что предупредили, — иронично заметила Роми.

— Вы не ожидали от меня подобных откровений?

Роми кивнула и спросила:

— Но ведь вы не остались официантом. Что было дальше? Вам начало неудержимо везти?..

— Да, свалилась с неба манна небесная, — со смешком ответил Клод, — в виде дочки владельца нашей сети ресторанов. Не скрою, я с самого начала поставил себе цель вернуться во Францию богатым человеком и сил для этого не жалел. Благодаря ее папаше я стал управляющим ресторана, а уж потом… — Он помедлил и, поколебавшись, закончил: — А затем она мне сообщила, что я стану отцом.