Хозяйка Горячих ключей

Марьяна Брай Хозяйка горячих ключей

1.

Как говорится: «Если бы бабушка имела другой пол, она была бы дедушкой». Так и Светлана Борисовна Некрасова жизнь свою жила. Как она любила говорить: «Согласно купленным билетам».

Сегодня выпадала «галёрка», а завтра можно было легко оказаться в «партере». В пятницу, махнув рукой, она заказывала на последние деньги такси, а в понедельник лихо семенила по гололеду пешком, потому что до зарплаты оставалась пара дней, а на автобус уже не хватало.

Так вот, «Согласно купленным билетам» дожила она до своих шестидесяти двух лет. На пенсию не торопилась, так как дома ее, кроме фикуса Анатолия и еще одного цветка с названием «Женское счастье», никто не ждал. Она хотела дать этому самому «счастью» удобоваримое имя, типа Верочки или Зинаиды, но поскольку он требовал очень много внимания, то чаще назывался «Несчастье ты мое чахлое».

Десятый день на пенсии позволил доразгадывать кроссворды в туалете и дочитать книгу о женском эгоизме, которую оставила жиличка, снимавшая комнату на период сессии. Светлана Борисовна доела запеченное с грибами мясо и за пять вечеров, как это делают пенсионеры в развитых странах, допила бутылку какого-то дорогого до неприличия вина, подаренного заведующей при выходе на ту самую пенсию.

Это вино она видела в подарочном пакете у одной из мамочек, но не специально, а совершенно случайно, когда у пакета оторвалась ручка и Светлана поймала его, тем самым не оставив заведующую, а потом и себя без подарка. Вино было прекрасным, но вечера казались все страшнее и страшнее. Усталости не было, а значит, и сна…

Муж Светланы Борисовны умер пятнадцать лет назад, сдав смену. Он работал машинистом поезда. «Палка» - так он ласково именовал рейс «Владивосток – Москва». Потому что рейс был первым. Да, а обратно номер рейса был вторым. И он гордился тем, что его направление – самое первое на железной дороге.

Светлана Борисовна долго обследовалась, чтобы понять, почему у них нет детей. Но когда обоим стукнуло по тридцать, решили, что раз Бог не дал, значит, так оно и нужно было.

Детский сад никогда не был для нее работой. Он был отдушиной все последние годы без мужа. Она придумывала такие веселые праздники для детей, что родители советовали всем, кто отдает детей в сад, разбиться вдребезги, но попасть в ее группу.

От подарков она отказывалась. Но родители научились отправлять к ней старших детей, и если она не брала пакет, полный фруктов или билеты в театр или цирк, они просто оповещали ее, что «оставят принесенное на площадке, и деньги их родителей, заработанные честным трудом, пропадут даром».

Одиночество вечеров и выходных Светлана Борисовна глушила книгами, а пару лет назад записалась в спортзал, где становилась случайной свидетельницей разговоров между женщинами. «Ох и изменились нынче нравы» - думала она, но не винила никого. Понимала, что время сейчас совсем иное. А потом книги… в них же тоже все теперь наперекосяк!

Допустим, три психолога подряд учат женщин «правильно вертеть мужчинами». И при этом, двое из них мужчины! Вот когда она это увидела, то решила прочесть книгу одного из них. Тогда все разговоры в спортзале, где она занималась аэробикой и танцами, ей стали понятны. Новая техника «укрощения строптивых» ни капельки не отличалась от известной ей, но теперь мужчины с женщинами поменялись местами. Хорошо, что Валентин не застал это. Хотя, он и слушать бы ее россказни даже не стал. Как всегда, закатил бы глаза и выдал свое дежурное: «На завод их всех надо, Светик, на завод. В смену по двенадцать часов, да еще и в «горячий» цех, а не гузками трясти во весь экран».

Сейчас она с удовольствием слушала бы его брюзжание, но в квартире только ходики тикали, напоминая, что заканчивается абсолютно все.

Дочитав книгу о «мужских манипуляциях и способах их пресечения» она сняла очки, потерла переносицу и задумалась. Вы не подумайте, что этот бред был ей интересен, просто Гашек, Поляков и прочие юмористы были прочитаны, а острая, как бритва память не позволяла читать их по третьему кругу. А эти современные «откровения от любого, умеющего писать», как она их называла, очень даже веселили.

«Почему-то у меня нет номера Людочки, племянницы Валентина, которой я отписала наследство?» - вдруг подумала Светлана, но потом посмеялась глупой мысли и выключила ночник. Утром снова придется придумывать, чем занять себя.

«На случай, если я не проснусь, у меня есть соседка Берта Григорьевна. Коли не принесу молока и кильки ее котам, она забьет тревогу уже к обеду», - подумала Светлана Борисовна и открыла глаза.

— Вот только давай не будем сейчас взывать к самокопаниям и прочему бреду. Все, больше не читаем дряни. Утром идем с тобой в парк, а потом купим ту фиолетовую лампу для рассады. Может, хоть с ней наше «женское несчастье» зацветет, - сказала она себе совершенно серьезно и громко, будто в комнате кто-то был и она разговаривала совсем не с собой.

Она всегда громко разговаривала сама с собой: “котлетки у нас сегодня нежнейшие, Светик” или “Необходимо с раннего утра начать ходьбу, ведь сон приходит именно от усталости”. И ее совсем не беспокоили эти громкие разговоры, к которым привыкли и соседи, и ее немногочисленные подруги.

Светлана заснула успокоившись, представляя, как белый бутон распахивает свое желтое нутро. Она улыбалась и, засыпая,

повторяла себе: «вот видишь, зацвел, зацвел».

Но, утром она не проснулась. Вернее, проснулась… но совсем не там, где ожидала.

Чей-то визгливый голос подгонял кого-то. И у Светланы возникло ощущение, что именно ее. Но такого в ее жизни не было никогда, даже в школьные и студенческие годы. Самоорганизация ее была на таком высоком уровне, что пугала маму.

— Александра, ты меня не слышишь, или притворяешься? – теперь голос стал еще ближе, и Светлане даже показалось, что если она откроет глаза, то увидит стоящую над собой хозяйку этого отвратительного фальцета.

— Девка, поди, до утра книги свои читала. Никак не поймет, что все написанное ее матушка и нянька знают куда лучше, – другой голос. Более мягкий, и к тому же очень зрелый. Его хозяйке лет семьдесят, не меньше.

— В книгах есть тайна, а в ваших пустых понуканиях, Дарья, один укор, - третий голос был размеренный, и Светлана даже представила себе, как могла бы выглядеть его хозяйка: женщина чуть младше ее, ухоженная, терпеливая. Наверное, преподаватель. Нет, не воспитатель, а именно преподаватель. Так разговаривают с учениками старших классов или студентами.

— Саша-а, - первый визжащий голос прямо над ухом дал понять, что теперь Светлана точно не спит. Она почувствовала запах давно забытых духов «Ландыш» и дуновение ветерка над ухом.

— Прекрасное утро за окном, дитя мое, - голос «преподавателя» прозвучал одновременно с моментом, когда она открыла глаза.

Довольно просторная комната с белыми потолками и стенами, ровные рамки из молдингов - планок на стенах, большая картина с закатным солнцем над горами.

Светлана повернула голову и, сев в незнакомой кровати, открыла рот: перед ней стояли три незнакомые женщины.

***

— Александра, не делай вид, что тебя ударили пыльным мешком и ты потеряла память. Мне достаточно твоего батюшки-проходимца, от брака с которым отговаривала матушка. Но мой батюшка, в свою очередь, тоже был проходимцем и поэтому решил, что его дочь будет жить в веселье. В итоге только глаз дергается, - тонкая и высокая, как указка, женщина лет сорока – сорока пяти говорила со Светланой так, словно имела на это право.

— Это что за спектакль? Вы кто? – тихо спросила она, продолжая рассматривать пигалицу, решившую пошутить над Светланой. Тонкая талия, высокая грудь, закрытое платье с длинным рукавом. Тонкая, явно дорогая шаль на плечах. Сейчас такую купить – надо постараться. Видно, что вязали из пуха руками. Каштановые волосы с редкими седыми штрихами высоко подняты и заколоты то ли заколкой, то ли шпилькой. Ее лицо портило лишь одно – привычка щуриться, словно она плохо видела.

— Браво, милая, браво! Я горжусь тобой, детка, - третья, которую она идентифицировала, как преподавателя, оказалась совсем не такой, как она представляла себе. Невысокая девушка лет двадцати пяти, пухлая, с веснушками, которые скидывали еще пару-тройку лет с этого и без того озорного лица в обрамлении рыжих кудряшек, которые она, видимо, пыталась стянуть на затылке, но они выскакивали, как пружинки. Бежевое платье, из-под которого торчали только носы кожаных светлых туфелек, готово было лопнуть от натяжения. «И почему она надела платье, которое ей мало?» - подумала Светлана.

Светлана Борисовна закрыла глаза и снова открыла. Эти трое не пропали, причем третья, словно сошедшая из книги, была настолько колоритна, что костюмом дело не закончилось. Ее выражение лица говорило: «А я вам говорила!». Здесь поверил бы даже Станиславский. Темная юбка с синей полоской по подолу, такая же синяя, как полоса, сорочка, заправленная в юбку. И туда же, под пояс просилась грудь.

Светлана поняла, что рассматривает чужую грудь и ей стало стыдно. Рубашка под сорочкой делала такими явными эти детали… «и какого черта она не носит бюстгалтер?»- подумала она и подняла глаза к лицу женщины.

— Батюшка не говорил, что головные мозги отдыхают только ночью, и коли не спать, то они ссыхаются? – с каким-то запредельно важным видом женщина лет шестидесяти, по-сути ее ровесница, объясняла Светлане странные вещи. Редкие волосы ее были совсем седыми, но ровно подстрижены чуть ниже мочки уха, и от уха до уха от лица их сдерживал то ли ободок, то ли гребень. Походила она на Мордюкову не только из-за прически… хорошая актриса. Давно таких Светлана не видела ни в театре, ни тем более в кино.

— Спасибо, милые женщины, мне все очень понравилось, а теперь откройте мне тайну – кто вы? – Светлана начала уже немного пугаться от всего происходящего, но тут поняла одну вещь, которая напугала ее еще сильнее: ее голос не был ее голосом. Воздух выходил из ее легких, благодаря привычным движениям языка и губ становился словами, но голос… это был тонкий и нежный голосок девушки, а не привычный уже Светлане свой. Хоть она и сюсюкалась с детьми, он сильно поменялся, да и не был таким низким.

Раньше она отшучивалась тем, что была не «тонкой-звонкой», а толстой и тихой. Каждый кусок торта откладывался на ее талии моментально, и эту свою часть жизни она тоже строила «согласно купленному билету», то есть следила за весом всю жизнь. А с голосом работала - старалась говорить мягче, нежнее. Тем более разговаривать приходилось в основном с детьми.

— Александра, милая, наверное, у тебя шок. Запоздалый. Ты накануне не поняла всей серьезности ситуации, а теперь, вот… полежи чуть. Дарья тебе чаю сделает, а Ольга почитает стихи, или что вы там читаете с ней обычно, - высокая и тонкая вдруг сменила тон и заговорила со Светланой ласково, как с ребенком.

Светлана опустила глаза и увидела свои ноги, торчащие из-под одеяла. А потом руки…

И все потемнело.

2.

«Какие еще могут сниться сны после такого чтива?» - проснувшись, думала Светлана Борисовна. Он открыла глаза и смотрела в потолок.

Шелест бумаги отвлек ее от мысли. Она опустила глаза и увидела окно из своего сна. Перед ним в кресле сидела девушка с газетой. Лица ее не было видно, но по одежде она сразу поняла, что это та самая из сна… Преподаватель.

Светлана лежала, не шевелясь, и старалась дышать ровно. Пара шагов отделяли ее от газеты, и она легко смогла прочитать заголовок страницы, повернутой к ней.

«Царская семья проведет Рождественские каникулы в Москве и Санкт-Петербурге». Дальше мельче, но все еще разборчиво: «Эта ежегодная традиция – дань памяти прежним столицам Российской Империи».

В глазах поплыло. Даже не от сути прочитанного, а от того, что она смогла без очков прочитать что-то мельче вывески на аптеке. Не двигаясь, она повертела глазами, осматривая комнату: хороший трехстворчатый шкаф, письменный стол, заваленный книгами и бумагами, зеркало в деревянной раме на стене и столик на двух ножках под ним. Такую мебель можно увидеть только в музее или домах очень зажиточных людей, любящих окружать себя дорогими раритетными предметами роскоши.

Девушка в кресле свернула газету и заметила, что Светлана не спит. Она не заторопилась моментально подскочить и заговорить с ней. И они обе молча смотрели сейчас друг на друга.

— Прошу, скажите, где я и кто вы? – прошептала Светлана, надеясь, что она вот-вот проснется у себя дома, на улице услышит привычный шум города, сирены и стук двери в подъезде, который так раздражал ее бессонными вечерами.

— Сашенька, ты Сашенька. Александра Прохоровна Уманская, - тихо ответила девушка, будто боясь спугнуть Светлану.

— Нет. Я Светлана Борисовна Некрасова, воспитатель детского сада, но сейчас на пенсии и должна пойти в парк, а после… - Светлана замолчала и подняла руку, чтобы привычным жестом поправить волосы.

Волос на голове было как-то уж очень много. И она, наконец, поняла, что мешает ей поднять эту самую голову! Она лежала на косе. Потянувшись к шее, она вытащила из-под себя волосы и ахнула. Темная коса с красной лентой не была шуткой. Она дернула за нее, и голова метнулась на подушке.

— Сашенька, сейчас не время шутить, - лицо девушки становилось все более озадаченным, и она принялась кусать пухлую губу.

— Говорю же, я не Сашенька, а вы с кем-то меня спутали, - чувствуя, как паника начинает охватывать ее всегда «холодную» голову, Светлана села и откинула одеяло. Плотная сорочка из сатина сильно измята, ноги, торчащие из-под нее, гладкие, а икры ровные и красивые.

Светлана Борисовна не страдала варикозом – хорошая наследственность и много движения даже в шестьдесят лет позволяли носить летом юбки без колготок, но это были не ее ноги. Она подняла сорочку выше. Два колена «улыбнулись» ей милыми ямочками. Протянув руку к одной из них, она ущипнула и тут же почувствовала боль.

— Не пугай меня, дорогая. Такими вещами мы занимаемся без привлечения матушки. Вчера она чуть не волком выла от безнадеги и пила свой вонючий эликсир для сердца пока не заснула.

— Какими это вещами? – напряглась Светлана.

— Выдумывать истории, которых не может быть, - свернув газету, рыжеволосая девушка встала и положила ее на кресло. - Похоже, мы заигрались. Или ты все же решила написать книгу, и теперь используешь нас как мышей для опытов?

— Я не выдумываю. Можете позвонить в детский сад номер три тысячи сто восемь. Попросите к телефону Лидию Александровну, и она скажет вам, кто я, - выпалила Светлана, боясь даже думать, что эти ноги и коса принадлежат именно ей.

— Сашенька, милая, у нас остался день на сборы. Без тебя никак. Ты же знаешь, что твоя матушка как фабричная труба…

— Почему это… труба?

— Гуд один, а толку ноль. Ты же сама это сказала, - девушка опустилась на колени перед кроватью и взяла Светлану за руку. Вернее, взяла незнакомую руку, прикосновение к которой Светлана почувствовала, как будто это ее рука.

— Как вас зовут? – спросила Светлана, поняв, что разбираться в происходящем придется долго, но то, что произошло с ней – очень серьезно и… невозможно.

— Я Ольга! Ольга Гразовская. Твоя подруга и твой учитель, - девушка встала с колен. В глазах ее засверкала надежда на то, что ее, наконец, услышали.

— Я ничего такого не помню. Вообще ничего. Где мы находимся?

— Дома, в Москве, в вашем доме, и нам пора его покинуть.

— Покинуть?

— Да, ваш батюшка, царствие ему небесное, - девушка с душой перекрестилась и продолжила: - как оказалось, заложил перед смертью все имущество в Москве, и даже в Тюмени, чтобы закончить строительство железной дороги к Пятигорью.

— Мой батюшка, царствие ему небесное… - Светлана тоже перекрестилась незнакомой рукой и обнаружила, что на животе под рубашкой нет привычного небольшого валика, который она тщательно скрывала утягивающим бельем. – Так вот… мой батюшка был строителем и получил эту квартиру в тысяча девятьсот пятьдесят третьем своим трудом. И закладывать он ее не стал бы даже за три железных дороги. Что за бред вы несете, милочка?

Светлана встала с кровати и поспешила к окну. Она привыкла видеть из него дом напротив, красивые кованые балконы, на которых теперь можно было наблюдать не детишек, пускающих мыльные пузыри, а молодых богатеев с фужерами. Дома в этом районе раскупали за огромные деньги, но она не сдавалась, решив дожить свою жизнь именно здесь.

— Сашенька, - Ольга кинулась за ней, подумав было, что та решила свести счеты с жизнью.

— Черт побери, - только и смогла сказать Светлана, глядя из окна третьего этажа вниз. Там, по мощеной камнем, но чистой и красивой улице, шли люди, одетые как эта сумасшедшая Ольга, или те две женщины, которых она видела вчера с ней в этой комнате. Короткие приталенные пальто с мехом делали их еще сильнее похожими на женщин из девятнадцатого века. Мужчины в костюмах, которые можно было разглядеть под распахнутыми пальто, и папахах. Кто-то в простенькой куртке и брюках, заправленных в сапоги. Один в меховой шубе и с тростью остановил коляску, которую тянула настоящая лошадь.

— Здесь что, кино снимают? – только и смогла сказать Светлана. В Москве тут и там можно было встретить подобные съемочные группы. Перекрывали целые улицы. А ее исторический район страдал от этого чаще всего. Для этого с домов снимали современные вывески, телевизионные «тарелки» и кондиционеры.

— Нет. Зачем снимать кино в Москве? Присядь. Расскажи мне, что случилось, - голосом той самой преподавательницы сказала Ольга, и Светлане захотелось ее послушаться. Она шагнула к кровати и увидела движение слева. Обернулась и вздрогнула. В зеркале отражалась незнакомая девушка. Высокая и стройная, темноглазая, темноволосая. Лет восемнадцать или чуть больше. Она подняла руку и помахала ей. И тут до Светланы дошло, что это она только что помахала.

— Нет, я так не могу. Этот сон должен закончится, - она легла в кровать, чтобы даже краем глаза не увидеть снова незнакомку.

— Ангел мой, ты проснулась, - голос той высокой тонкой тетки ворвался в комнату, как ветер. Светлану заподташнивало.

— Да, все уже хорошо. Сейчас мы соберемся, спустимся к завтраку и начнем сборы. Сашенька уверила меня, что до вечера мы все осилим, а утром рано сможем выехать, - Ольга щебетала, как птичка, видимо, пытаясь успокоить женщину, «пившую весь вечер эликсир».

— Да, все хорошо. Скоро мы «спустимся к завтраку», - повторила Светлана, чтобы эта женщина вышла.

— Ну, Слава Богу, Слава Богу, - прошептала она и вышла, прикрыв за собой дверь.

— Я готова играть в эту игру, если кто-то объяснит мне, что со мной? Вчера я была шестидесятилетней женщиной с седой головой и морщинами на лице. Сегодня я проснулась девушкой, а за окном девятнадцатый век, - скорее для себя, чем для собеседницы сказала Светлана.

— Нет, что ты, сейчас двадцать первый век. Две тысячи двадцать третий год. Январь… Семнадцатое… Билеты на поезд на восемнадцатое января. Завтра, - делая очень длинные паузы, ответила Ольга и замолчала.

— Кто эта женщина, что только что входила?

— Твоя матушка, Сашенька. Степанида Ильинишна.

— Матушка, значит? А мне сколько годков-то?

— Девятнадцать будет в сентябре.

— А тебе? – Светлана подняла голову.

— Двадцать три, - как-то уж очень грустно ответила Ольга.

— А ты, значит, мой учитель?

— Да, но больше подруга, напарница, советчица и…

— Шума от тебя много, напарница. Недавно фильм смотрела американский про полицию. Так вот там тоже были напарники, - пролепетала Светлана, обдумывая все происходящее?

— Сашенька, не пугай меня, душенька, - девушка не притворялась, она вот-вот могла заплакать.

— Скажи, ты веришь в то, что со мной могло такое приключиться? – серьезно спросила Светлана. Она понимала, что с тем же результатом она могла спросить свой фикус, но здесь не было и его.

— Конечно, - по слогам ответила Ольга.

— Ты поможешь мне во всем разобраться и все расскажешь об этой твоей Сашеньке? – Светлана села и снова посмотрела в это чертово зеркало, стараясь принять все то, что оно показывало.

— Да, но тогда тебе нужно взять меня с собой… а… матушка твоя не хотела этого делать, поскольку денег для содержания моего у вас нет…

— Значит, без оплаты ты не поедешь? – серьезно посмотрев на Ольгу, спросила Светлана. Эту девочку ни в коем случае нельзя было отпускать! У кого она еще сможет выспросить все?

— Ну, поеду, конечно, как же я брошу свою подругу и…

— Напарницу, - подсказала ей Светлана.

— Да, - глупо улыбаясь, Ольга закивала головой. – Да и… кто знает… как там обернется в Пятигорье. Может, там у вас и будет возможность платить …

— А ты откуда? И где твоя семья?

— Это теперь такая тмутаракань, Сашенька, что и думать не хочется вернуться туда…

— Неужели из… - Светлана вспоминала какие-то названия деревень, чтобы брякнуть любое, но Ольга наконец решилась и ответила:

— Из Санкт-Петербурга, ты же знаешь. И напоминать мне о том – моветон. Еще скажи, что из моих волос плохо выветрился запах нафталина, - она растягивала улыбку, но видно было, что ей и правда, стыдно.

— Вот это да! – только и смогла ответить Светлана. – Хорошо, идем, успокоим матушку и эту, как ее… с карэ…

— С чем? – удивленно посмотрела на Светлану Ольга.

— Ну, та, которая вчера тут кричала про усохшие мозги и вред чтения…

— Дарья, это ж няня твоя. Она точно едет с вами. Без нее Степанида Ильинишна ни шагу не ступит, - Ольга, довольная тем, что ее увозят непонятно куда, лишь бы подальше от Петербурга, выпорхнула из комнаты, а Светлана принялась натягивать платье прямо на рубашку. Разбираться, что с чем тут носят, она решила после завтрака.

3.

Светлана вышла из комнаты в коридор, щедро застеленный ковром. Лестница находилась ровно посередине дома. Она знала эту лестницу, как пять своих пальцев, только вот раньше она была общей для всего дома.

Сейчас двери в правое и левое крыло не было. Видимо то, что раньше было квартирами, здесь стало комнатами. Три этажа огромного дома в центре города принадлежали одной семье?

Когда отец Светланы получил квартиру здесь, им полагались две комнаты. Сначала кухня была на этаже. Потом густонаселенную коммуналку начали расселять, и ремонт в доме включил обустройство кухонь в каждой квартире. Это ей рассказывала мама. Два жилых этажа в двухтысячных продались за бешенные деньги. И трехэтажка с элитным магазином на первом этаже стала совсем малолюдной. Соседи из крыла, где выросла и прожила всю свою жизнь Светлана Борисовна, не удержались от выгодных предложений. И теперь рядом с ней жила семья не очень-то и приличных буржуев. Именно так их называла Светлана.

— Деточка, мы и есть не начинаем, тебя ждем, - женщина, которую Ольга назвала ее матерью сегодня заискивающе улыбалась. А часть магазина с вывеской «Картье» теперь представлял собой огромную столовую. Видимо, остальные его части здесь были прихожей, гардеробом, и, вероятно, кухней.

— Что у нас на завтрак? – чтобы что-то сказать в ответ и снова услышать свой новый голос, спросила Светлана.

— Как ты любишь, милочка, - из смежной комнаты с большой сковородой, на которой все еще шкворчала яичница, вышла Дарья. – со сливошным маслом и гренками, - она даже голосом пыталась передать всю и без того прекрасно передающуюся запахами вкусноту.

— Тебе бы в актрисы, Дарья, - ответила Светлана, в очередной раз подметившая ее сходство с Мордюковой.

— Нет уж, увольте, увольте, деточка, стыд и позор этому вашему кино. Послушалась я было подруги своей и лучший свою костюм надела. Вышла, дура старая, отправилась в это ваше кино, - накладывая в тарелку Светлане щедрую порцию глазуньи, рассказывала Дарья и цокала языком.

— И что же? – не удержалась после долгой паузы рассказчицы Ольга.

— И то! Профурсетки эти ваши актрисы! Целовалась там, аки с супружником! На весь зал! А я не хотела блажить-то, видит Бог, не хотела. Переспросила у Настасьи Давыдовны – муж он ейный, или как? – Дарья опустила сковороду, посерела в лице и с чувством продолжила: - Нет, говорит. Это тоже актер, и с кем только они уже этих сцен не играли! Во-от тогдаа-то я вста-ала, да как пошла чихвостить всю эту непотребщину! – в образе, которым она передавала саму себя, Дарья забыла, что в руках у нее сковорода с остатками глазуньи и размахнулась ею с такой силой, что та вылетела из рук, пролетела столовую, миновала дверной проем в кухню и громко там обо что-то ударилась.

Ольга засмеялась так, что Светлана просто не могла удержаться и тоже покатилась со смеху. Она согнулась пополам и хохотала от всей души не над сковородой, а над Дарьей.

— Степанида Ильинишна, душенька, прости дуру старую, прости безрукую, - со словами мольбы Дарья бросилась в кухню, чтобы оценить масштабы ущерба, нанесенного ее постановкой.

— Сашенька наша, наконец, в себя пришла. Все благодаря тебе, Дарья. Так что, не больно причитай. Спроворь себе что-нибудь, да иди к нам, - «матушка» улыбалась, глядя на дочь, заливающуюся смехом, как раньше. – Думала, она умом тронулась от беды. Хотела ведь в Тюмень учиться ехать, а теперь и дома там нет. Да и денег на обучение.

Светлана Борисовна, кроме огромной любви, родившейся к этой Дарье, обрела в эти секунды понимание, что вот так вот, исподволь, она куда больше узнает о том, что здесь произошло. Вернее, что произошло с ней.

Дарья ела за одним столом со всеми, не стесняясь, просила передать хлеб и горчицу, которую намазывала на хлеб, как варенье. Матушка не касалась темы отъезда, пока Дарья не заговорила о нем:

— Это ж надо-о, - осторожно отхлебывая чай из огромной щербатой кружки, качала она головой, - домища какой в Москве, два доходных дома в Тюмени, поместье в деревне Липовке у самого Байкала…

— Только выть не начинай, Дарья, и так тошно, - сворачивая льняную салфетку и выглаживая на ней уголки, потом снова разворачивая и сворачивая её, обмолвилась Степанида и быстро глянула на дочь, внимательно слушающую слова няньки.

— Ей так, может, полегче, пусть выговорится, - ответила на ее взгляд Светлана и улыбнулась. Она решила, что надо подыгрывать, и тогда малой кровью отделаются все.

— Хоть и геенна огненная – эти ваши книги, а дело девка говорит, - мотнула на Светлану головой Дарья. – Две тройки лошадей, карета зимняя да летняя, прогулочных колясок… - задумалась Дарья.

— Три… - вставила Светлана реплику Бунши из известного всем фильма и, осмотревшись, поняла, что посмеяться над удачной шуткой не с кем.

— Две, но какие! – продолжила Дарья, не обращая внимания на девушку.

— Ладно, и куда это все? – аккуратно переспросила Светлана.

— Туда, туда! – в сердцах Дарья снова махнула рукой, указывая на потолок. Все подняли голову. – В трубу! – закончила она свой монолог и, как ни в чем не бывало, продолжила пить чай.

— Ясно, - выдохнув, сказала Светлана Борисовна. – И что же дальше? – стараясь не задавать вопросов, которые могут показаться глупыми или снова укажут на то, что она не в себе, спросила она.

— А дальше, милая, поместье в Пятигорье, голос матушки задрожал.

— Не смейте уросить, Степанида Ильинишна. Это нам сейчас непозволительно, - взяв ее за руку, приказала Дарья, и та короткими кивками закачала головой, видимо, поняв, чем это может грозить для дочери.

— Батюшка ваш рассказывал ведь, что там все обустроено и даже железная дорога есть. Практически до поместья. За пару часов на коляске до места и долетим, - в разговор вступила Ольга, видимо, поняв, что Сашенька и правда, несколько не в себе.

— «Долетим»? - переспросила матушка, выпрямившись. – Кто сказал, что ты едешь с нами? Я беру Дарью и рассчитываю только на свои украшения, которых не коснулась опись…

— Матушка, а м-мои украшения, которых не косну-лась о-пись?… - начала аккуратно Светлана.

— Твои? – Степанида заводила глазами по столу и остановила взгляд на Дарье.

— А твои, девонька, не так дороги, да и то, пришлось продать. Там-то кому продашь? Медведям али зайцам? - Дарья решила ответить за матушку.

— А матушка кому там продаст? Медведям али зайцам? – мастерски спародировала няню Светлана. – Я без Ольги не еду!

— Как это? – у матушки снова затряслись губы.

— Так это. Останусь, буду… допустим, работать пойду… на завод! – Светлана встала, чтобы дать понять, что она не отступит.

— Завод? – совершенно серьезно переспросила матушка.

— Или фабрика? – неуверенно спросила Светлана.

— Ты еще скажи, в прачки пойдешь, - Дарья спокойно отхлебывала свой бесконечный чай.

— И пойду! – Светлана топнула ногой.

— Все, хватит. Пора собираться и багаж отправить на вокзал. Мои пять чемоданов собраны. Сейчас мы с Дарьей соберем серебро и еще… по мелочи, а вы обе… соберите свое. Алексей уже ждет с самого утра, - матушка положила, наконец, салфетку на стол и встала. – Едем все… Четверо!

4.

Дальше становилось все интереснее и интереснее: вечером некто Алексей, мужчина лет пятидесяти, высокий, бородатый и одетый в… это можно было бы назвать дубленкой, но больше походило на тонкий тулуп со стриженой на воротнике шерстью, вынес из дома бесчисленное множество чемоданов, коробок со шляпами и обувью.

Все «нажитое непосильным трудом» уместилось в трех санях. Олюшка помогла собрать вещи Александры, к которым Светлана Борисовна проявила особый интерес. Хорошенькие шубки, три пальто с широкими «боярскими» рукавами сочных цветов, бесчисленное количество платьев, чулок и нижнего белья. Трикотажа в этом месте Светлана не увидела.

Олюшка владела тремя чемоданами и тремя коробками со шляпами, бесчисленным количеством книг и рукописных тетрадей. Сашины тетради и свертки с письмами Светлана Борисовна собирала сама, выспрашивая свою напарницу, нет ли где-то еще архива. Потому что важно было взять все, что хоть немного расскажет о ее новом теле. Именно так она называла Сашеньку, которой теперь стала.

Отрицание пыталось укрепиться в ее молодой теперь голове, но Светлана Борисовна решила думать позитивно: если это сон, то она проснется, а если же это теперь ее новая жизнь, то вовсе неплохая, раз уж на то пошло.

Утром пили кофе из старых кружек: хорошая посуда была собрана и уже ожидала хозяек на вокзале.

— Даст Бог, все наладится, Степанидушка, - шумно прихлёбывая крепкий чай с пятью ложками сахара, разорвала гнетущую тишину добрыми, как ей казалось, словами, Дарья.

— Даст Бог, Дарьюшка. Только вот откуда оно все наладится, даже представить не могу, - ответила матушка, внимательно рассматривая Сашеньку.

— Все и правда, не так уж и плохо, - улыбнулась новая Александра. Эх, если бы они знали, кто теперь на ее месте…

— Карета подана, Степанида Ильинишна, - Алексей прошел в столовую, не сметая с огромных валенок снег, и остановился перед столом.

— Значит, договорились мы с тобою, Алексей… Сам тут закончишь с лошадьми да упряжью, - поставив недопитый кофе, матушка встала из-за стола и подошла к нему.

— Договорились. Как Петр Михалыч отправится к вам, так мы и привезем все. Не переживайте, да берегите там себя. Василий-то Василич хороший паренек. Ему Прохор Данилыч ой как доверял! А это, знаете ли, большая редкость, - Алексей натянуто улыбнулся и пошел к выходу. Наверное, все здесь понимали масштабы произошедшего, кроме Сашеньки, считающей все это либо сном, либо подарком от Бога.

Александра не отрывалась от окна, проезжая знакомые улицы, которые выглядели совсем иначе. Были здесь и незнакомые ей дома, видимо новостройки. Но они тоже не упирались крышами в небо. Самыми высокими были пятиэтажные. Кирпичные, с красивыми эркерами, небольшими коваными балконами, заваленными сейчас снегом.

Ей начинало нравиться то, что она видит и настроение поднималось все заметнее. Жаль было только одного: уехать из Москвы, не осмотрев ее хорошенько. Лавки на первых этажах, украшенные аккуратными не броскими вывесками, были уже открыты: выходящие из них несли в бумажных упаковках свежий хлеб, мясо или тряпичную сумку с чем-то еще, нужным ее хозяину.

Меховая шубка сидела на Александре идеально. В отличие от Олюшки, сидящей напротив с Дарьей. Они с трудом поместились на обитом натуральной кожей мягком диванчик в своих «пОльтах», как выразилась Дарья. А Ольга тут же сморщилась от произнесенного ею слова.

— А этот Василь Василич… он… - начала Александра, не зная, как спросить кто он такой. Да и хотелось понять, где они будут жить, с кем, и чем там заниматься.

— Он помощник вашего папеньки. Ни на шаг от него не отходил. Ни в химическом кабинете, не в докторской, - быстро сориентировавшись, ответила Ольга, стараясь отвоевать свою часть дивана, чтобы высвободить руку, сильно зажатую Дарьиной. Та не ущемляла себя в пространстве, рассевшись, как ей удобно.

— Значит, хоть он в курсе, что там да как? – спросила Саша, не отрывая глаз от окна.

— Сопляк этот ваш Василь Василич, вот и вся правда, - вставила свои «пять копеек» Дарья и наклонилась вперед. – Прохор Данилыч уж больно много ему разрешал, как по мне.

— Теперь это нам на руку, Дарьюшка, хоть кто-то знает, что там творится, в этом «Пятигорье», - ответила матушка, и все снова замолчали.

Вокзал был неописуемо красив: дым от паровозов делал картину, представшую перед Сашиными глазами, еще более волшебной. Поезда просились назваться ретро, но они были новыми, черными, с выкрашенными золотистой краской гербами. Мундиры на работниках вокзала и даже на проводниках сидели, как влитые. Синее и зеленое сукно с лампасами и золотыми пуговицами в два ряда, суконные шаровары, заправленные в сапоги, двубортные пальто с такими же пуговицами, на которых были выбиты перекрещенные топор и якорь.

Сашенька внимательно рассматривала детальки, о которых Светлане Борисовне рассказывал муж, знавший всю историю Российской, а потом и Советской железной дороги. Она будто слышала его голос, поясняющий все детали, и понимала теперь, видя своими глазами, что форма из сукна и правда – лучший вариант в холодные зимы, где проводникам приходилось выскакивать на станциях.

— Пять дней, целых пять дней, - покачала головой матушка, рассматривая написанный рукой кассира билет. Она тяжело вздохнула и посмотрела на Алексея.

— Пять дней это только до Кисловодска, а там на ветку до Пятигорья. Василь Василич письмо прислал, все понял, что и как. Встречать вас будет на станции Пятигорье, - утвердительно ответил Алексей.

— Значит, все шесть, а то, гляди, и неделя, - добавила горечи Дарья и вздохнула так глубоко, что грудь поднялась, как кузнечные меха.

— Ну, не будем горевать, нам открывается столько нового! – с деланой радостью улыбнулась Олюшка и пошла в сторону платформы, осматривая «морды» паровозов, стоящих перед вокзалом.

— Нам бы твоей радости, профурсетка деревенская, - прошептала Дарья, подхватила большую тряпичную сумку и двинулась за ней. Матушка пошла следом, глянув на Сашу. Алексей вез на тележке два короба и несколько сумок. Это была «ручная кладь» путешественниц: пирожки в дорогу и необходимое белье, полотенца для умывания и расчески, дорожная посуда и много еще чего.

«Да уж, если Питер им – деревня, то что сейчас в Тюмени, которая нынче значится столицей?» - подумала новая Александра и шагнула за Алексеем.

Купе поезда, следовавшего до Кисловодска, поразило Александру не меньше, чем вид города, вокзала и людей. Двухместные купе Саша назвала бы, скорее, каютами, потому что здесь не было привычных диванов, на которых с трудом можно было вытянуть ноги. Одна такая каюта занимала два привычных купе, и тут располагались две комфортные кровати, два кресла, умывальник и столик. Шторы от потолка до пола делали купе похожим на комнату.

— Никогда не ездила в «СВ», - осмотревшись, сказала Ольга и аккуратно поставила свой дорожный чемоданчик в кресло. Саша последовала ее примеру и принялась снимать шубку. У входа имелись крючки с висящими на них «плечиками».

— Наконец мы одни, и я хотела бы, чтобы ты рассказала мне все, - Саша поставила чемодан на пол, уселась в кресло, налила воды в стакан из кувшина с широким дном, и принялась слушать.

— Александра, яа-аа думала ты пытаешься войти в роль для своей книги, ве-едь мы много говорили о ней…

— Ольга, я взяла тебя с собой только затем, чтобы ты помогала мне, а не спорила.

— Значит, ты продолжаешь настаивать, что ты не Александра Уманская, а некто Светлана…

— Борисовна… шестидесяти двух лет от роду…

— На пенсии, - закончила Ольга и присела в кресло напротив.

— Именно. Матушке и Дарье не стоит этого знать, думаю, и не поверит никто. А ты, судя по тому, что я услышала, очень продвинутая девушка, - улыбнулась Александра и, допив воду из стакана, громко ударила им по столу, накрытому плотной зеленой скатертью. – Поэтому, давай с самого начала. Ты же хорошо знаешь историю?

— Конечно…

— Тогда, давай с… скажем с семнадцатого года.

— Шесть лет назад я еще не работала у вас… вернее… не была напарницей.

— А! Нет, я не об этом, милая. Я о тысяча девятьсот семнадцатом.

Почти пять дней пути Саша под увлекательный, кажущийся фантастическим рассказ о Российской Империи наблюдала в окно зимние пейзажи и особенно много внимания уделяла городам, которые они проезжали. А на станциях даже выходила, чтобы купить газеты. Жалела она лишь об одном: не удалось задержаться на подольше в Москве. Новые виды ее родного города захватывали до дрожи. Этого просто не могло быть!

— Завтра будем на месте. Васильич этот ваш бумагу прислал. Написал, что все готово, - брякнула Дарья, когда все собрались на ужин в вагоне-ресторане. Обед и ужин были для Саши развлечением на протяжении всей поездки. Она рассматривала людей, целыми семьями едущих в Кисловодск.

— Бумагу? Как он ее прислал? – автоматически спросила Сашенька и уставилась на Дарью.

— Укачало тебя, видать, птичка ты моя суетная, - хмыкнув, ответила Дарья.

— В любом поезде есть факс, ну… тот который Дарья до сих пор называет телеграфом, - засмеялась Ольга.

— А… точно, - закивала головой Саша, благодарно посмотрев на Ольгу.

— Что ни год, то наука все дальше движется к новым вершинам, - матушку явно радовали эти самые «достижения науки».

«Знали бы вы, что в моем мире есть уже и космос, и телефоны у каждого,» - подумала Александра и посмотрела на только что вошедшую пару. Женщины, скорее всего, мать с дочерью, путешествовали вдвоем, приходили к обеду и ужину разряженными в новые платья.

Мамашка явно девушку загнобила, и каждую минуту Саша слышала от их стола шепоток с очередным: «Ешь медленнее и не опускай глаза в тарелку», «Подтянись и не сиди, как филин на ветке»

Александре, а точнее Светлане Борисовне, стало жаль девушку. Ровесница Сашеньки, а забитая, как волчонок. Мать ей салатов заказывает постных да воды с газом, «чтобы щеки из-за ушей меньше торчали». Да, прямо так и выражается. А девушка вечером к проводникам тайком бегает. Потом шоколад в фойе ест с таким упоением, что даже Светлана один раз следом за ней пошла и купила шоколадку, хоть и не любит вовсе сладкое. Лучше мяса или рыбы съесть – вот это уж истинное удовольствие!

— У меня сил больше нет слушать такие унизительные речи, матушка, - девушка, наконец не выдержала, бросила салфетку на стол и выбежала из вагона-ресторана.

— Стой, Софья, не бесстыдствуй прилюдно! – женщина встала и выкрикнув во всеуслышание ее имя, присела обратно и осмотрелась, выражая полное извинение за дочь своим видом.

— Я схожу в купе. Принесу конфеты, - Сашенька встала и, улыбнувшись матушке, последовала за девушкой. Она знала, что ее «дружная» семья не покинет ресторан еще час, как и все эти люди, кому надоел уже однотипный вид из окна, и возможность понаблюдать за другими пассажирами здесь – единственное развлечение. Сейчас вот, с выходкой этой Софьи, можно было смело сказать, что десерты закажут по второму кругу.

Саша прошла из вагона ресторана в следующий, где было всего четыре каюты. Две из них занимала семья Уманских, а еще две семья с пятью детьми, от которых у матушки были страшные головные боли. А вот Сашенька нарадоваться не могла малышне. Когда становилось совсем уж скучно, выходила и играла с ними, бегая по вагону, который можно было закрыть с обеих сторон, чтобы ребятишки не проскользнули в тамбур.

Саша прошла в следующий вагон. Там-то и ехала эта Софья. Пухлая и вечно смущенная, испуганная даже тем, чего еще и не сделала.

— Софья, откройте, - постучав в дверь, Саша прислушалась. За дверью поутихли рыдания, которые были слышны в фойе вагона.

— Уходите, я не знаю вас, - крикнула девушка и глухо зарыдала. Видимо, старалась реветь в подушку.

— Я помочь вам хочу, милая. Откройте, идемте ко мне, я вас конфетами угощу. Дарья наша сама их делает. Представляете, размачивает в сиропе чернослив, в него ядра грецкого ореха, и всю эту прелесть заливает шоколадом. Она даже темперировать его научилась, - засмеялась на последних словах Саша. – Вы ее видели, мы рядом с вашим столом сидим всегда. Она все еще ругается из-за поцелуев в кино, если герои не в браке.

— Метеор? – голос за дверью перестал плакать.

— Что? – не поняла Саша.

— Конфеты эти. «Метеор» называются.

— А! Может, и «Метеор», я не в курсе. Вот, бастурму от колбасы отличу, а «Метеор» от «Белочки» - это вряд ли, - засмеялась Александра, сказав чистую правду.

Дверь открылась, и за ней Саша увидела красное лицо Софьи. Она все еще продолжала всхлипывать, как малыш, которого мама оставила в детском саду.

— Иди, я тебя обниму, девочка, а потом мы напишем твоей матушке записку, что ты ушла в гости к своей подруге во второй вагон, - Саша раскинула руки, и белокурая девушка бросилась в ее объятия, снова начав рыдать.

5.

Софья в свои девятнадцать с половиною лет ранима была на все шестнадцать. Как оказалось, ее богатая и знатная семья, кроме нее, имела еще троих сыновей, которые служили в царском полку и имели звания, от которых у матушки Софьи срывало крышу. Ну, как срывало… на фоне гордости она вдруг решила, что все ее дети без исключения должны были быть идеальны.

— Значит, вы едете в Кисловодск? – переспросила Саша.

— Да, запивая третью конфету чаем, ответила Софья и глубоко вдохнула.

— И там матушка собирается тебя лечить водами от болезни, которой у тебя нет… - констатировала правду Александра, откусив конфету, чтобы проверить, так ли действительно они хороши.

— Чтобы фигуру, как у моей матушки иметь, и при этом ни в чем себе не отказывать… это надо продать душу дьяволу, Сашенька, а не лечиться водами, - уже перестав плакать, сказала Софья и зачем-то перекрестилась.

— Да я уже поняла, что у нее метаболизм, как у … - она хотела сказать «курицы», но не стала.

— Что у нее? – подняла на Сашу глаза Софья.

— Обмен веществ. Я про это читала, а потом и тренер говорил, - забывшись проболталась Александра, но спохватилась: - Моя напарница – отличный тренер по этим делам, знаешь ли. Ты не поверишь… я раньше пухлая была и круглощекая, - засмеялась Саша, чтобы отвлечь девушку от того, что она сказала ранее.

— Никогда бы не поверила, - девушка разворачивала очередную конфету, когда в дверь постучали. Саша успела заметить, как она сунула шоколадный шарик в карман прямо без обертки, и сама схватила со стола фантики.

— Вот они. Можете не переживать, Надежда Карповна. Моя дочь очень добрая девушка… - рядом с матушкой с лицом надзирателя, который моментально оценил обстановку и отметил две кружки чая на столе, стояла мать Софьи.

— Мне стыдно за тебя, Софья. Ты заставила Александру волноваться, бросить обед и побежать за тобой, - совершенно н меняясь в лице сказал жандарм в юбке, которого матушка назвала этим прекрасным именем «Надежда».

— Она ни капли не помешала мне, знаете ли, - Саша встала между мамой и дочкой, словно защищая девушку. В этот момент в купе просочилась Ольга.

— Мы должны оставить вас. У меня есть к ней разговор, - Надежда аккуратно отодвинула со своего пути Сашеньку, подала руку Софье, и та встала.

— Извините, Александра, - пробурчала Софья и двинулась за матерью, которая принялась благодарить Степаниду Ильинишну.

— Приходи, когда сможешь, - только и удалось прошептать Саше, и Софья чуть заметно улыбнулась.

Все разошлись, и в купе снова восстановилась тишина. Ольга читала книгу под названием «Результат давления книг на подростков младше семнадцати лет».

«Давления» - десятый раз про себя прочитала Саша и десятый раз ее лицо скривилось от этого понятия. Неужели здесь все так плохо с литературой? Тем более с литературой для учителей и этих вот… напарниц?

— О чем книга? – спросила Саша.

— Тебе такое не интересно, милая, - слишком уж учительским голосом ответили Ольга.

Саша встала с кровати:

— Откуда тебе знать, что мне интересно? Где училась ты? Я помню, что я училась дома, и меня, как ты говоришь, «вели лучшие преподаватели». А ты? Значит, если ты меня доучиваешь, тебя должны были учить еще более лучшие? – засмеявшись над своими словами, Саша присела на подлокотник кресла рядом с Ольгой.

— Ты знаешь. Я училась в Смольном…

— Институт благородных… - удивленно растягивала Саша слова. Она искренне удивилась тому, что он еще существует.

— Да, и ты это знаешь. Попрекать меня этим не стоит, - на лице Ольги опять появилась эта маска «угнетенного буржуями пролетария», как назвала ее еще в прошлый раз Саша.

— А я не попрекаю, потому что не знаю ничего. И тебе тоже говорила. Если ты собираешься делать вот такое лицо каждый раз, то учти, я тоже умею обижаться, - Саша вовсе не собиралась обидеться на девчонку, которой Ольга и была для Светланы. Но для дела надо было научить напарницу не быть такой обидчивой.

— Ну да, и мне приходится играть в твою игру, где ты каким-то чудом попала в чужое тело.

— Можешь называть это так. Я не обижаюсь, потому что «обидеть может только равный», - брякнула Саша фразу, прочитанную в одной из тех дурацких книжек, которыми напичканы были в ее родном две тысяч двадцать третьем году все магазины и интернет площадки.

— Так значит?.. Ты считаешь, что я ниже тебя? – Ольга даже встала, задев локтем Сашу, и той пришлось отскочить с насиженного места, чтобы не свалиться.

— Вот ты и попалась на своей эмоциональности, дорогуша. Там ведь сказано, что равный.

Там не сказано, что я считаю себя выше. Может, я, наоборот, считаю выше тебя, и поэтому мы не равны? – Саша внимательно наблюдала, как на лице Ольги творится сейчас отражение мыслительного процесса, и еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— Ну, курочки, чего раскудахтались? – как всегда, не стукнув, не брякнув, дверь растворилась, и за ней девушки увидели Дарью. – Матушка к себе позвала. Давайте, за мной, надо много обговорить. Завтра пересаживаемся уже, - так же неожиданно дверь закрылась.

— Идем, «неравная» ты моя, - Саша обняла Ольгу за плечи, но та, по всей видимости, все еще соображала над сказанным Сашей.

Когда Саша и Ольга, постучав, открыли дверь соседнего купе, матушка пила свой кофе с молоком, а Дарья, вероятно, десятую кружку чая с килограммом сахара.

— Мне неспокойно, девочки. Я все эти ночи спала кое-как, - начала Степанида.

— Может, не стоит столько кофе пить? Особенно вечером? – предположила Саша, но матушка, словно не услышав ее, продолжила:

— Денег у нас хватит ровно на столько, чтобы пару месяцев прожить. Вот тогда нам придется что-то продавать снова.

— Так Дарья же сказала, что украшения проданы, мебель, еще что-то, - Саша не понимала, какие могут быть проблемы у людей, путешествующих практически в собственном вагоне.

— Билеты сюда, в это «Пятипопье» стоили почти четыреста тысяч! Новые платья вам перед отъездом матушка заказала… - начала было Дарья.

— Новые платья вот в это вот самое место, куда ты назвала? – Саша встала из кресла и подошла к окну. – А сколько, говоришь, билет в обычном купе стоит?

— Тысяч двенадцать, ну, может, шестнадцать, - ответила матушка, словно речь шла о совсем незначительных цифрах.

— И вы, значит, на последние деньги купили эти «покои», зная, что жить больше не на что? Заказали платья туда, где, как выразилась Дарья: «только зайцы и медведи»? – тон Саши становился все выше и выше. – И вы только сейчас говорите, что на жизнь осталось всего ничего, и нам с трудом достанет денег на месяц? А люди, которые там живут? Им же батюшка тоже зарплаты платил? Так?

— Так, - Дарья так и держала кружку у рта, не отпивая, а глаза вылупила, словно увидела привидение.

— Сашенька, милая, я поняла, что ты имела в виду, дорогая моя, и больше не обижаюсь, ни капельки, – смеясь от души, Ольга совершенно неожиданно налетела сзади и обняла Сашу.

— Господи, дай мне сил, - прошептала Саша и присела на край кровати.

***

Саша всю ночь думала о Софье, хоть и ловила себя на том, что надо бы и о себе сейчас начать думать. Она уже решила, что если в этом самом Пятигорье не склеится, то в нынешнюю Тюмень поедет. Там-то точно работу найдет. Как-никак столица, да и любопытно до мурашек как тут нынче все устроено.

«Софью матушка везла на пару месяцев на воды в Кисловодск, значит, водичкой здесь лечебной промышляют, исследовали. Только, вот, те проблемы, которые матушка своей дочке прописывает, совсем не так лечатся.» - думала Саша, ворочаясь с боку на бок. Потом села и посмотрела в темное окно.

В бегущей за стеклом темноте стояли леса. Самый темный час вот-вот должен был разорваться тонкой полосой рассвета на горизонте. Потом подъем, завтрак, сборы, а к обеду они расстанутся с Софьей, и, наверно, никогда больше и не увидятся.

— Оль! – прошептала Саша, но Ольга сопеть не перестала. – Оля! – громче сказала Саша в сторону соседней кровати.

— М? – раздалось сквозь сон.

— А там, в Пятигорье, усадьба или дом?

— А усадьба тебе не дом? – откашливаясь ответила напарница недовольно.

— Ладно, сколько комнат там? – уже настойчиво и достаточно громко спросила Саша.

— Три этажа там. На первом кухни, залы, кабинеты, а на остальные комнаты ваши, - Ольга зевала, но теперь уже точно проснулась.

— А ты откуда знаешь?

— Васенька рассказывал.

— «Васенька»? – переспросила Саша и ухмыльнулась.

— Василь Василич, - поправила саму себя Ольга. – когда приезжал с батюшкой твоим. Да и писал много про Пятигорье. Мол, красоты там, воды, и жизнь тихая, не то, что в городах.

— Значит, ты с ним переписку вела?

— Вела, - как-то очень осторожно ответила Ольга и затихла.

— Вот значит истинная причина твоего желания отправиться с нами, - прошептала Саша, но Ольга услышала.

— Еще чего. Просто, мне и правда, интересно было еще как, - фыркнув, ответила Ольга и откинув одеяло, села. – Совсем весь сон мне разбила своими разговорами.

— Надо Софью спасать, - Саша тоже села и уставилась на Ольгу.

— От кого? – Ольга встала и накинув халат, направилась к двери. – Кипятка принесу, да кофе заварю.

— Мне тоже принеси, - Саша поняла, что сон так и не придет, да и покоя не давала плакавшая на ее груди девушка.

Ольга принесла кипяток и насыпала в кружки кофе. Дарья мелко намолола его для матушки, чтобы в дороге можно было не варить, а просто залить кипяточком. Саша попросила у Дарьи кофе на третий день дороги. Жалела, что молока нет, так как привыкла пить с молоком и без сахара в своей прошлой жизни. Здесь приходилось пить с сахаром.

— Ты ведь идею эту не бросишь, - отхлебывая горячий кофе сказала Ольга.

— Не брошу. А давай ее к нам пригласим? – вдруг предложила Саша.

— Это как это? Мы сами едем непонятно куда, и не понятно на что будем там жить еще, - привычно уже хмыкнула Ольга.

— Говоришь, комнаты есть, да и матушка сказала, что на месяц денег хватит, а если матушке на месяц, значит, если самим распоряжаться, то и на три хватит, - размышляла вслух Саша.

— Кто же тебе позволит ими распоряжаться? – Ольга засмеялась.

— Условие поставлю.

— Софью матушка не отпустит без дела, - довод Ольги был резонен, но Светлана Борисовна редко отступала от намеченных планов, и теперь, когда озвучила свои мысли, уже не могла от них отказаться.

— Значит, мы придумаем дело, Олюшка, - улыбаясь в кружку, сказала Саша и уставилась в окно, где на горизонте расцветал рассвет. Деревья на его фоне казались волшебно – красными кораллами из-за налипшего на ветвях снега. Жаль, поезд ехал достаточно быстро, чтобы рассмотреть их. Светлана Борисовна в эту минуту была благодарна судьбе за этот подарок: снова видеть красоты юными зрячими глазами, чувствовать радость от наступающего дня и строить планы.

6.

Саша рассказала Ольге только что родившийся в ее голове план, и хоть та и отнекивалась, заставила ее поддержать перед матушкой. Олюшка сидела молча, широко раскрыв глаза, смотрела, не мигая на свою подопечную и понимала, что это и правда, не та Сашенька, которую она знала больше двух лет, как себя.

— И чего вас неловкая принесла в такую-то рань? – косматая Дарья растворила двери, впуская девушек в купе. Матушка щурилась от зажженного Дарьей огня, непонимающе глядя то на одну, то на другую. На голове ее вместо привычной высокой прически сейчас лежали две косы, заплетенные «колоском» по кругу. «Вот откуда такие пышные волосы всю дорогу» - подумала Сашенька.

— Мы по делу, не терпящему отлагательств, - важно ответила Ольга.

— С вашими словами можно голову сломать, не то что язык, - буркнула Дарья и принялась завязывать шнурки халата. – Я кофею заварю, матушка, - с теплом обратилась она к Степаниде и вышла.

— Что стряслось, дорогие мои? – матушка встала, надела халат и потянулась.

— Матушка, выслушай меня, - присев в кресло напротив матери, сказала Саша. – Я придумала, как нам денег заработать в этом вашем Пятигорье.

— Не «вашем», а нашем, милая, - потерев лицо, ответила Степанида.

— Да не важно, чьем. Сама сказала, что денег на месяц хватит, а потом будем по миру ходить.

— На два, коли экономить, - перебила матушка.

— Матушка, я вижу, какая ты экономная. С твоим подходом мы и правда, скоро на улице останемся. Едем, как царская семья, - огрызнулась Саша, а Ольга пихнула ее в плечо. – Предлагаю дать мне проявить себя. Вот, допустим, дать мне хоть половину оставшейся суммы, чтобы я попробовала сама хозяйство вести, - Саша заметила, что матушка начала открывать рот и подняла ладонь: - Погоди, погоди, дослушай. А заработать мы можем быстро, и начать надо прямо с сегодняшнего дня.

— Как это? – матушка сощурилась, явно заинтересовавшись второй частью Сашиного монолога.

— Соседки наши, что в Кисловодск на воды едут…

— Ну, и что они?

— Чего бы им у нас-то не лечиться?А?

— Так… У нас там непонятно что… - матушка не сказала «нет». Это было хорошим началом, как посчитала Саша и продолжила:

— «Понятно что», маменька. Ольга говорит, там и дом, и воды эти, лечебные.

— Ни врачей, ни горничных нет, милая…

— А об этом Надежде Карповне знать не стоит. Василий этот ваш врач? Врач! Нам его достаточно будет, тем более, Софья и не больна вовсе. Просто матушка ее заклевала, ты и сама видела, как она ее унижала при всем вагоне. Девке дай три месяца радости, она и думать забудет про свои конфеты.

— С такими данными Софье ни замуж, ни при дворе не показаться, сама понимаешь, - прикусив губу, ответила матушка. – Нет, дорогая моя, или это глупость твоя детская, или очередная выдумка, как с книжками. Эх-хх, Прохор, Прохор, как же я теперь одна с этим буду справляться? – матушка, сначала вроде заинтересовавшаяся идеей, вдруг резко оборвала разговор нытьем об отце.

— Значит, без меня будете с Дарьей жить, - встала Саша и направилась к двери. Я выйду в Кисловодске и сяду на поезд обратно. Билет в дешевый вагон куплю, да хоть в грузовом поеду, а там уж и работу найду, видит Бог, - Саша говорила отрешенно, будто старица, познавшая весь этот мир, и оттого не боящаяся его, что, кстати, было немного правдой.

— Еще чего! – вошедшая Дарья помешала Саше выйти. Поставила на стол пузатый медный чайник, укрытый полотенцем, вернулась к двери, закрыла ее изнутри и принялась заваривать кофе. – До места в нашем купе доедете, горлицы, а то натворите мне дел.

— Не сможете под замком держать. Хоть на вокзале, хоть и до Пятигорья доедем. Всяко сбегу. А если по лесу придется пешком с этих ваших «вод» идти, то еще хуже, попаду на зайца этого вашего, много раз помянутого, или медведя, вот и поминайте потом, - не сдавалась Александра.

— Молчи, Дарья, она не много и просит. Только вот не пойму, зачем ей это надо, - матушка взяла Дарью за руку, и та промолчала, хоть и хотела уже что-то сказать.

— Думай, матушка, думай, времени не много. Пока Надежда Карповна не сошли с поезда, время есть. Вы предложите, а мы с Олюшкой все остальное расскажем, обскажем, слова нужные из книжек подберем.

Матушка сидела, сжав губы, минут пять, потом велела Дарье сходит за соседкой и принялась одеваться. Я впервые за время знакомства со своей родительницей увидела, что мать без прически вышла в люди, или позвала кого-то к себе.

Надежда Карповна, была при параде. Видимо, готовилась уже сойти с поезда во всеоружии. Она удивленно обвела взглядом всех, сидящих в комнате-купе, а потом и саму комнату:

— Видать, вы раньше успели купить такое купе. Когда я отправила за билетами, все уже распродано было. Первым классом пришлось ехать, - поджав губу, сказала она, приняв из рук Дарьи кружку с кофе.

— Да, мы за неделю брали, Надежда Карловна. Но и первый класс неплох здесь, скажу я вам, не плох! – матушка елейно заулыбалась, только завидев, как Сашенька сжала губы, давая понять, что надо прийти к решению вопроса как можно быстрее.

— Хорошо, скоро выходить. Устала от дороги. Лишь бы тут еще дочь устроить с комфортом, да врача подобрать правильно. Они ведь только на словах все хороши, а как за дело, так сразу: «таково течение нашего лечения», - Надежда сама засмеялась получившейся рифме и собеседники тоже засмеялись.

— Значит, не купили еще номера? – поинтересовалась матушка.

— Нет, да и мне вернуться надо. Пристрою ее и обратно, - все еще не понимая, зачем ее пригласили, Надежда Карповна оглядывалась.

— Хотела еще в тот день сказать, да вам не до этого было, милая. А чего бы вам Софью в нашу лечебницу не пристроить? У нас ведь там благодать, - наконец перешла к делу Степанида.

— У вас своя? И молчали… А чем лечебница славится? – Надежда свела брови на переносице, будто вспоминая хоть что-то связанное с Пятигорьем.

— Вот на меня гляньте, Надежда Карповна. Я ведь в два раза ширше была, - вставила Саша и привстала, показывая себя. Ольга за десять минут до этого затянула и без того узкую талию Саши в корсет.

— Вы похудели там, милочка? – в глазах Надежды загорелся наконец тот огонек, который так хотела увидеть Саша.

— Да, стыдно признаться, сколько я весили. А сейчас вот… отбою нет от женихов. Всего три месяца Василь Васильич со мной занимался. Так ведь не только это. Я веселее стала, и матушка не нарадуется, - Саша заметила, что Надежда переключила свое внимание на Степаниду, и снова состроила матери рожицу, мол, давай, «не нарадуйся».

— И то верно. Ходила… бука букой, ни слова от нее, ни пол слова, а теперь вот рот не затыкается, а как в люди выходим, все внимание к Сашеньке, порой даже неудобно, что на других девушек не смотрят, - матушка наконец вошла в раж, и понесла таких небылиц, что Саша еле сдерживалась, чтобы не засмеяться.

— А дорого ли? – наконец, нужный вопрос прозвучал.

— Курс, что я прошла, всего четыреста тысяч, - успела ввернуть Александра, внимательно наблюдая за лицом «потерпевшей». В этот момент Саша чувствовала себя Остапом Бендером и боялась, что собственная честность может помешать, и сказать слишком низкую цену. А это могло ой как напрячь любительницу ездить самым дорогим билетом.

— Всего? – прозвучал еще один важный в ценообразовании вопрос.

— Ну и проживание, воды, обслуга… еще миллион, - чувствуя, как по спине потекла холодная струйка, выпалила Саша.

— Ну, это даже очень неплохо, хоть я и не видела той лечебницы.

— Ой, у нас же фотографические картинки есть, сейчас принесу, - вдруг подскочив, выпалила Олюшка и Саша напряглась.

— Я ей найти помогу, - выскочила за ней Саша, и поймала напарницу за руку уже в их комнате.

***

— Да стой ты, наконец! – Саша с трудом смогла остановить Ольгу, чтобы та не перевернула собранный уже саквояж с тетрадями на пол. – Что за самодеятельность? Что ты ей покажешь? Дом на полянке? У этой Надежды запросы, как у королевы Елизаветы.

— У какой Елизаветы? – наконец, оставив в покое тетради, обернулась Ольга.

— У слепой!

— Нет слепой королевы, я хорошо знаю, - у Ольги на лице явно прослеживался мыслительный процесс.

— Так, смотри сюда, Олюшка, - поняв, что с напарницей нужно обращаться нежнее, начала с улыбкой Саша. – Если ты ей сейчас покажешь плохое место, она убежит от нас, как от огня.

— Ничего оно не плохое! Ты сама восторгалась этим карточкам, когда батюшка их привез.

— Ладно, показывай быстро! – Саша уже сама с интересом потянулась к саквояжу и раскрыла его, чтобы Ольга достала нужное.

— Вот, - Ольга протянула Саше толстую тетрадь.

— Это тетрадь.

— Между страниц! – Ольга сама принялась листать страницы и в какой-то момент между ними мелькнули краски. – Вот, это усадьба.

— Вот это да-аа, - протянула Саша, принимая яркую, словно обработанную в фотошопе фотографию. Трехэтажный каменный дом, построенный буквой «П», на фоне которого ровными рядами высились деревья, удивительным образом подобранные так, что они не мешали друг другу, а наоборот, дополняли всю эту идеальную компиляцию. Дорожки красиво вились между раскидистых ветвей и беседок, увитых плющом и диким виноградом.

— Это карточка источников, - Ольга протянула еще одну, сделанную зимой. Ровные каменные ванны в земле парились уютным туманом, а вокруг в сугробах стояли ели и самшиты.

— Есть еще?

— Конечно! Батюшка что только ни присылал тебе, чтобы ты поехала к нему и посмотрела на это, а ты уперлась в этот Царский Тюменский Университет.

— А ты неужто была против, чтобы я училась? Давай сюда, - Саша выхватила из ее рук тетрадь и понеслась обратно к Надежде Карповне. Поезд прибывал в Кисловодск. У нее осталось несколько минут. Она восстановила дыхание в фойе, и с чувством небывалого внутреннего достоинства вошла в купе.

— Думаю, в следующий раз, дорогая, - сказала Надежда, когда за Сашей в купе влетела Ольга.

— Стойте, дело в том, что я вижу, как вам нужна помощь, Надежда Карповна. Врач через месяц не будет брать девушек. После того, как все знакомые увидели меня, списки уже заполнены на полгода вперед. Василий Васильевич уже набирает мужские группы, знаете ли, это сейчас стало модным, - стараясь не выдать свою особую заинтересованность, Саша присела. – Вот фото. Мы едем туда первыми, чтобы насладиться тишиной, пока лечебницу не заполонили юные феи, желающие скорее выйти замуж.

— Конечно! Ведь осенью всех девушек ждет Царский бал. Петр Александрович будет выбирать себе невесту! – Надежда Карповна смотрела на карточки, но Саша заметила, как она прикусывает губу.

Остап Бендер внутри Светланы Борисовны рос с каждой минутой, и она молила Бога, напоминая ему, что это вовсе не бизнес-план, а план по спасению девицы Софьи.

— Думаю, нам пора, Сашенька. Надежда Карповна уже приняла решение, и не стоит ее сейчас так вот, сполошно… Мы люди немолодые, нам нужно пощупать, посмотреть, а потом уж и выбирать, - матушка очень не кстати открыла рот, за что получила очередной взгляд от дочери, напоминающий, что ее по дороге к Тюмени будут глодать беспощадные зайцы именно из-за матушкиного языка.

— Да, что это я, - Саша подошла к матушке и обняла ее. – Главное, я успела пройти эту волшебную программу. Сейчас Олюшка наша тоже ее начнет, и к осени, думаю, ее с руками оторвет какой-нибудь граф.

— Не меньше, душенька, не меньше, - вдруг влезла в разговор Дарья. – А сейчас нам нужно выходить, да отправить за багажом человека.

— А сколько на лошадях до вашего этого… - рыба-Надежда наконец открыла рот, но все еще присматривалась, принюхивалась к наживке.

— Какие лошади, Надежда Карповна. Это дичайший заповедник. У нас единственный в Империи личный поезд, и личная железная дорога, - Сашенька забрала из рук Надежды фото. – Всего доброго, нам и правда, пора.

— Стойте, мы ведь ничего не теряем, если я соглашусь? – рыба-Надежда захватила наживку, но пока была уверена, что это еда, поскольку рыбак еще не подсек ее.

— Ну, мы не знаем, каковы были ваши планы ранее. Если вам нужен результат, то вам просто случайно повезло, - с этими словами Саша направилась к выходу.

Светлана Борисовна любила ездить с мужем на рыбалку, и сейчас она чувствовала, как в ее руках свободно распускается леска, на другом конце которой рыбка Надежда свободно плавает, полагая, что во рту у нее солидный кусок питательного мотыля, доставшегося ей практически даром.

— Решено! Мы едем к вам! Я привезу дочь, но вынуждена буду на следующий день вернуться в Кисловодск, а потом через Москву отправиться домой в Петербург. Нужно продавать там усадьбу и перебираться куда-то на Урал, как минимум, - она одернула невидимые складки на корсете платья и улыбнулась.

— Надежда Карповна, дело в том, что наш поезд не поедет обратно до Кисловодска неделю. Если вы готовы переждать, - Светлана Борисовна начала подергивать «леску», чтобы рыбка посильнее села на крючок. Лишние люди в усадьбе не были нужны, да и кто знает, что там сейчас…

— Эх, но это же сложно и для вас, дорогие, - Надежда смотрела теперь на матушку Александры.

— Чем же? Там покой и уединение, лечение проходит без суеты, да и праздно слоняющихся пока нет. Смотрите, как решите сами. Коли сможете задержаться, то мы будем только рады, - матушка тоже почувствовала выгоду, но только денежную.

— Мне придется тоже оплатить пансион…

— Если это так сложно для вас… - Сашенька повернулась от двери.

— Нет, что вы. Просто, если ваш доктор сможет эту неделю заниматься и мной, я с удовольствием заплачу за два курса! – взмахнула руками Надежда Карповна.

— Конечно, дорогая вы наша. Думаю, он не откажет! – матушка, скорее всего, в своей голове умножила названные ранее цифры на два и старалась теперь не хуже Остапа.

Светлана Борисовна почувствовала, как рыбка на другом конце снасти плотно села на крючок. Теперь оставалось проверить крепость этих снастей, чтобы выловить ее без проблем.

Сашенька плелась за взвинченными от радости женщинами, среди которых была и Ольга с Софьей, и думала только об одном: «Дай Бог, чтобы у этого Василия хватило мозгов правильно вести себя перед гостями».

7.

Отправление личного состава семьи Уманских было назначено на семнадцать часов ровно. И пока первые гости лечебницы собирали свои вещи, объясняя служанке, путешествующей с ними, что придется ехать еще ночь, но на другом поезде, а потом «буквально пару минут» в карете, Саша «пытала» матушку:

— Ты должна рассказать что нас там ждет, матушка. Понимаешь? Важно, чтобы Карповна эта не забрала Софью и оставила её у нас.

— Что ты заладила? Это, безусловно, хорошие деньги для нас сейчас, но и гордость надо иметь! – Степанида сидела уже собранная в купе, из которого Дарья выносила дорожные чемоданы и передавала носильщикам.

— Гордость? Да ты сама говоришь, что скоро по миру пойдем. А идти сначала по лесу придется, так что давай хоть до весны продержимся, а то по сугробам, знаешь ли…

— Что ты еще от меня хочешь? – матушка надсадно вздохнула и всем своим видом показала, что адски устала.

— Сколько комнат у нас есть в Пятигорье?

— Там масса комнат, Александра!

— А хорошо обустроенных? – Саша поняла, что с матушкой надо говорить размеренно, чтобы не пугать. Суеты та страсть как не терпела.

— Ну, как написал Василий, две. Одну отец обустроил для нас с ним, вторую для тебя.

— Матушка, в них то мы и заселим гостей, - улыбнувшись, сказала Саша.

— Еще чего! А я где буду спать? Ты сама с Олюшкой где?

— На месте разберемся. Этот ваш Василий должен нас с поезда встретить?

— Должен. Что еще ты готовишь для своей несчастной матери?

— Я должна с ним поговорить, понимаешь? – Саша гладила ее ладонь, разговаривая, как с капризным ребенком в ясельной группе. А когда Дарья входила за очередным чемоданом, замолкала.

— Ох ты и лиса, Сашка, будто и не Уманской породы. Батюшка-то ваш простота Господняя, а вы вон как вцепились в денежную-то идею! – прошептала Дарья выходя из купе. – Хвалю. Кто-то ведь и денег должен добывать! Ильинишна, ты послушай ее. Я сначала думала, бредит она, а гляди-ка уже все продумала. Хватка, как у вашего батюшки!

— Иди, иди, Дарья, не прибалындывай, - Ольга вошла в купе, до этого она должна была постоять «на стреме» и последить, когда две «золотые рыбки» из семейства Карповны выйдут из своего купе. – Выходят, - шепнула она Саше.

— Матушка, отдай деньги, а? - быстро прошептал Саша. - Я успею в Кисловодске купить все необходимое.

— Потом обсудим, - матушка как за спасательный круг ухватилась за Дарью, вошедшую на этот раз уже за ней.

— Вы сказали, поезд в пять? – Карповна была в настроении, а уж Софья, та вообще от радости сияла, как начищенный самовар.

— Да, это время мы с Софьей по городу пройдемся. Ольга нас сопроводит. А вы, Надежда Карповна, с матушкой в кофетерии посидите, пообедаете хорошенько, а потом можете пойти в вагон, занимать места, - нашлась Александра и увидела, как Дарья ей подмигнула, мол, не все устою в лучшем виде. заполучить такую соратницу дорогого стоило!

— Права девка, пусть погуляют. Красивый город. Сколько им еще в глухомани жить, - вставила Дарья. – Надежда Карповна, давайте ваши чемоданы, я носильщику передам. Он их прямо к месту отнесет. И из багажного направлю все сама. Идемте, провожу вас.

Дарья очень помогла Саше своим вмешательством, но сейчас требовалось связаться с Василием. И Ольга что-то говорила про факс. Ну, хоть его здесь умудрились придумать, и то прок. Это, конечно, не сотовый, но информацию быстро донести можно.

— Думаю, Софье пора обедать, пусть с нами отдохнет, - приказала Карповна и выставила предплечье, давая понять, что та должна за него взяться. Не отпускала она дочку от себя, и это ох как усложнило задачу.

— Как скажешь, матушка, - девушка поникла лицом, опустила голову и поплелась за женщинами, оглядываясь на Сашу и Ольгу, все еще стоящих на перроне.

— Матушка, ты говорила, тебе что-то очень важное нужно купить, так я могу помочь. Мало ли, что тебе понадобится в Пятигорье, когда я в отъезде буду, - крикнула вдогонку Саша и потянула Ольгу за женщинами, что уже входили в здание вокзала.

— Ах, да, милая, держи. Ну, ты ведь все знаешь, что мне нужно, - матушка остановилась так резко, что Дарья, шедшая за ней, чуть не налетела на Степаниду.

Матушка вынула из ридикюля пухлый кошель и протянула дочери. На лице ее в этот момент отражалась вся горечь расставания с последними деньгами. Сашенька присела в реверансе, который увидела на перроне: встречающая родню или друзей, девушка присела в очень красивом книксене.

— А о каком отъезде говорит Александра? – спросила Надежда у Степаниды Ильинишы, когда Саша и Ольга вышли с вокзала в сторону города, а ни отправились к явно не дешевому ресторану.

— Это еще под вопросом, милочка. Она же говорила, что скоро в лечебницу приедет целая группа девушек… Это уже после вашего отъезда будет, не переживайте… Так вот, нужно прикупить всего для…

— Рукоделия, матушка, - помогла Дарья. Там же девушек будут ой как воспитывать! Смольный и рядом не стоял! Пригляд и присмотр, присмотр и воситание. После нашенского лечения они не только красавицами, но и умницами делаются! Знаете, как Александра вышивает! Ух, ее еще бабушка научила, как и нашу Степаниду Ильинишну! – выручила Дарья.

— Да, иначе, чем еще заниматься после лечения? Души нужно лечить не меньше, чем тело, знаете ли. Книги мы не больно поощряем. Кто знает, что из них может юная девушка вычитать, - поняв по лицу Надежды, что начала говорить в правильном ключе продолжила Степанида, но решила, что эту тему надо закрывать, иначе, провалится все. Не могла она, как дочка складывать предложения..

— Это в точку, милая. Я рада, что везу свою Софью к вам. Давайте угощу вас прекрасным обедом, - радостная Надежда Карповна «цвела и пахла». А Степанида, наконец выдохнула, потому что отдала дочери все деньги, чтобы не открывать его при чужих и не показывать как у них реально обстоят дела.

«Вот ведь цыганка, а? Вот ведь хитрая лиса: нашла время, когда спрашивать. Сначала их поймала, как рыбу какую, а потом на них и меня» - думала Степанида Ильинишна в то время, как ее дочь и напарница прибыли в «Дом Связи».

— Прямо вот «Дом»? – прочитав вывеску, хмыкнула Саша.

— В Москве, как и во всей Империи, он так и называется. Нечему удивляться… Ах, да, прости, ты ж из другого мира, - прижав ладонь к губам, Ольга старалась сделать удивлённое лицо.

— Не старайся, из нашей Дашки актриса куда лучшая, чем из тебя. Переигрываешь, а знаешь, почему? – глянув на Ольгу, Саша поднялась по высокой каменной лестнице и потянула дверь за большую ручку.

— Почему? – Оля была расстроена, но шла за ней. Обижаться на нынешнюю Сашу было совершенно невозможно да и бессмысленно.

— Потому, Олюшка, что, когда ты играешь, ты очень сильно переживаешь, как при этом выглядишь. От этого нет в тебе той простоты и естественности, как в нашей Дарье. Ей плевать, кто и что думает о ее фигуре, о ее прическе или заметны ли ее усы. А ты вон и живот подтянула, перед тем, как себя же, удивленную моими переменами, сыграть.

— Потом пойму. Идем, пока свободно, - потянула Ольга Сашеньку к стеклянной будочке, где стоял стол, пара стульев и телефон с факсом. Выглядел он, правда, совсем иначе, чем привычные Светлане Борисовне, но она была рада и этому.

— Так. Я сейчас напишу, что этому твоему Василию делать. Прямо по пунктам напишу. А ты все и отправишь по этой шайтан-машине сама, - Саша взяла из деревянного лотка лист бумаги, потом добавила еще один, подумала, и взяла третий.

— Это зачем столько? – поразилась Ольга.

— На доброе здоровье, Олюшка! Я буду писать так, чтобы понял даже самый глупый человек. Ну, как ты сказала, Васильич этот неглупый, да и папенька его зачем-то держал у себя. Значит, и правда не дурак…. Значит, «Вперед, на крепость!» - продекламировала Светлана свои мысли, заканчивая их словами, которые муж использовал и как тост, и как просто пафосную фразу перед началом важного дела.

8.

Вопреки ожиданиям Светланы Борисовны, аппарат, на который она возлагала массу надежд, оказался всего лишь громоздким телефоном, а написанный ею очень аккуратно текст Ольге пришлось начитывать.

Да, да, сначала она набрала три цифры и попросила переслать на названный ею номер все то, что она диктовала минут двадцать.

— Вот это да! И зачем я так старательно все расписывала? Значит Васильичу твоему придет длинная портянка, когда мы могли просто позвонить, и все ему рассказать? – спросила Саша, отходя от ощущения потерянного напрочь времени.

— Да, - Ольга, похоже, была довольна тем, что Александра как раз была недовольна.

— Звони ему! – Саша протянула только что положенную трубку Ольге. Та хотела ответить, что, мол, коли тебе надо, ты и звони, но потом выдохнула и набрала три цифры, чтобы попросить девушку соединить ее с номером.

— Держи, - протянула Ольга трубку и сложила руки на груди. Из головы у нее не выходило то, что сказала Саша на пороге этого здания.

— Василь Василич, доброго денечка вам. Это Александра. Да, Уманская, да, мы в Кисловодске. Вы получили мою телеграмму? Читаете? Так вот, отвлекитесь и ответьте на все мои вопросы, а потом с особым пристрастием прочтете то, что вам пришло, - Саша села прямо на стол, взяла в руки планшет с закрепленным на нем листом бумаги и карандаш. Что-то быстро записывая, она поглядывала на Ольгу. Та явно прислушивалась к голосу из трубки.

— Долго еще? У нас денег не хватит, так долго разговаривать, - прошептала Ольга.

— Значит, так, опишите мне, Василий все, что там у вас творится: сколько людей живет в доме, что делают, каковы запасы? Если не знаете, зовите того, кто знает. Это очень важно. От этого, можно сказать, зависит наша с вами жизнь. И не только наша. И Ольгина, и Дарьина, - Саша, похоже, вовсе не торопилась.

Через десять минут разговора подруги по телефону, Олюшка совсем заскучала уже, пытаясь разобрать все, что написала ее ученица на листе. Почерк был совсем другой. Это ее несколько вернуло на землю, и она принялась вслушиваться в то, что и как Саша говорит.

— А про поезд этот вы мне расскажете? Вы его видели, вообще? – Саша слушала, и глаза ее округлялись все сильнее. – Значит, там только одно купе? А еще? Хоть сидячие места есть? Для прислуги? Ну, они не под открытым небом? – Саша схватила чистую бумагу и, старательно выписывая буквы, составила текст для Ольги.

«Прямо сейчас беги в ресторан, забирай наших и веди к поезду. Размести гостей в хозяйском купе. Матушке передай, что так надо, и я сама с ней поговорю» - прочла Ольга и скривила губы.

«Или отправимся по миру, а ты в свой захолустный Петербург. И и не видать тебе Василия, как своих ушей», - дописала Саша, не прекращая слушать голос на другом конце провода.

Ольга фыркнула так, что Саша приготовилась ждать, когда из ее ноздрей повалит дым, но все обошлось только звуковым эффектом. Громко хлопнув огромной тяжелой дверью, Ольга вышла из «Дома связи».

Договорив, Сашенька оплатила переговоры и факс в размере сто двадцать рублей. Вышла на улицу и вдохнула морозный воздух. Его не портил даже запах дыма от вокзала.

— Могу вещи до вокзала подвезти или даже вас, - мальчишка с санками явно хотел подзаработать.

— А давай-ка ты поможешь мне с покупками. Много чего надо в дорогу, а саней у меня нет, - Саша протянула триста рублей, только что полученных сдачей с тысячи.

— Легко, куда прикажете?

— Далеко ближайший рынок?

— Три минуты, падайте, - он развернул санки и предложил Саше сесть. Потом посмотрел на ее сапожки с каблучком и скривил лицо, давая понять, что так точно будет быстрее. Светлана Борисовна внутри Александры сначала скривилась, а потом решила: «а почему бы и нет?».

Казалось, последний раз в санках ее катали лет в двенадцать. Это было так давно, что казалось уже выдумкой!

— Вот. Не самый дешевый рынок, но и не самый дорогой. Что ищете? Меня спросите, я здесь все знаю, - хвастался запыхавшийся парнишка, помогая Саше выбраться из санок.

— Надо молочное и мясное, а потом веди к конфетам и письменным принадлежностям, - довольная Саша боялась, что потеряет счет времени.

Творог, топленое масло кругами, сливки и замороженные готовые уже сырники, отданные по цене творога, к закрытию рынка, стоили чуть больше пяти тысяч. Крупы и желтые, как в детстве, деревенские куры вытянули из кошеля еще столько же. Потом пришло время говядины и овощей, ящик с которыми продавец вынес из павильона. Яйца и рыба вошли в сани уже с трудом, а килограмм пять шоколадных конфет и тетради с карандашами Саша несла к поезду в руках.

— Вы навсегда, что ли? – еле справляясь с тяжелыми санями, спросил мальчик.

— Надеюсь, нет. Но надолго. Даст Бог, так и встретимся еще, - она поправила на его голове шапку, сползшую почти на глаза.

Часы на вокзале показывали, что осталось всего десять минут, и она, перекинув сумку с поклажей через плечо, принялась помогать своему помощнику, назвавшемуся Матвеем, толкая сани сзади.

— Этот паровоз, скорее всего, не ваш, матушка, - немолодой, чуть скрипучий голос сверху заставил Сашу поднять голову. Улыбка говорящего с ней седого мужчины была доброй, и отвечать ему, что: «если она матушка, то он Ален Делон», она не стала. Просто посмотрела на «борт» поезда еще раз. Там все еще было написано «Пятигорье». Кроме надписи на черном, давно не крашенном боку были нарисованы елки. Так, как если бы их нарисовали ее дети в яслях.

— Это вы сами намалевали или внук баловался? – спросила Саша и велела Матвею помогать с ящиками. – Помогли бы лучше, шутник. Я Александра. Уманская. Правильно пришла?

— Ой, деточка, милая, да как же это я не узнал-то тебя? – очень морщинистое лицо его, на котором то ли сажа собралась в этих самых морщинах, то ли загар как-то странно лег, растянулось в улыбке необычайной ширины.

— Уж не знаю, как вы не узнали, я вас тоже не особо помню, - уставшая Саша подала сумку машинисту.

Вопреки ожиданиям Светланы Борисовны, аппарат, на который она возлагала массу надежд, оказался всего лишь громоздким телефоном, а написанный ею очень аккуратно текст Ольге пришлось начитывать.

Да, да, сначала она набрала три цифры и попросила переслать на названный ею номер все то, что она диктовала минут двадцать.

— Вот это да! И зачем я так старательно все расписывала? Значит Васильичу твоему придет длинная портянка, когда мы могли просто позвонить, и все ему рассказать? – спросила Саша, отходя от ощущения потерянного напрочь времени.

— Да, - Ольга, похоже, была довольна тем, что Александра как раз была недовольна.

— Звони ему! – Саша протянула только что положенную трубку Ольге. Та хотела ответить, что, мол, коли тебе надо, ты и звони, но потом выдохнула и набрала три цифры, чтобы попросить девушку соединить ее с номером.

— Держи, - протянула Ольга трубку и сложила руки на груди. Из головы у нее не выходило то, что сказала Саша на пороге этого здания.

— Василь Василич, доброго денечка вам. Это Александра. Да, Уманская, да, мы в Кисловодске. Вы получили мою телеграмму? Читаете? Так вот, отвлекитесь и ответьте на все мои вопросы, а потом с особым пристрастием прочтете то, что вам пришло, - Саша села прямо на стол, взяла в руки планшет с закрепленным на нем листом бумаги и карандаш. Что-то быстро записывая, она поглядывала на Ольгу. Та явно прислушивалась к голосу из трубки.

— Долго еще? У нас денег не хватит, так долго разговаривать, - прошептала Ольга.

— Значит, так, опишите мне, Василий все, что там у вас творится: сколько людей живет в доме, что делают, каковы запасы? Если не знаете, зовите того, кто знает. Это очень важно. От этого, можно сказать, зависит наша с вами жизнь. И не только наша. И Ольгина, и Дарьина, - Саша, похоже, вовсе не торопилась.

Через десять минут разговора подруги по телефону, Олюшка совсем заскучала уже, пытаясь разобрать все, что написала ее ученица на листе. Почерк был совсем другой. Это ее несколько вернуло на землю, и она принялась вслушиваться в то, что и как Саша говорит.

— А про поезд этот вы мне расскажете? Вы его видели, вообще? – Саша слушала, и глаза ее округлялись все сильнее. – Значит, там только одно купе? А еще? Хоть сидячие места есть? Для прислуги? Ну, они не под открытым небом? – Саша схватила чистую бумагу и, старательно выписывая буквы, составила текст для Ольги.

«Прямо сейчас беги в ресторан, забирай наших и веди к поезду. Размести гостей в хозяйском купе. Матушке передай, что так надо, и я сама с ней поговорю» - прочла Ольга и скривила губы.

«Или отправимся по миру, а ты в свой захолустный Петербург. И и не видать тебе Василия, как своих ушей», - дописала Саша, не прекращая слушать голос на другом конце провода.

Ольга фыркнула так, что Саша приготовилась ждать, когда из ее ноздрей повалит дым, но все обошлось только звуковым эффектом. Громко хлопнув огромной тяжелой дверью, Ольга вышла из «Дома связи».

Договорив, Сашенька оплатила переговоры и факс в размере сто двадцать рублей. Вышла на улицу и вдохнула морозный воздух. Его не портил даже запах дыма от вокзала.

— Могу вещи до вокзала подвезти или даже вас, - мальчишка с санками явно хотел подзаработать.

— А давай-ка ты поможешь мне с покупками. Много чего надо в дорогу, а саней у меня нет, - Саша протянула триста рублей, только что полученных сдачей с тысячи.

— Легко, куда прикажете?

— Далеко ближайший рынок?

— Три минуты, падайте, - он развернул санки и предложил Саше сесть. Потом посмотрел на ее сапожки с каблучком и скривил лицо, давая понять, что так точно будет быстрее. Светлана Борисовна внутри Александры сначала скривилась, а потом решила: «а почему бы и нет?».

Казалось, последний раз в санках ее катали лет в двенадцать. Это было так давно, что казалось уже выдумкой!

— Вот. Не самый дешевый рынок, но и не самый дорогой. Что ищете? Меня спросите, я здесь все знаю, - хвастался запыхавшийся парнишка, помогая Саше выбраться из санок.

— Надо молочное и мясное, а потом веди к конфетам и письменным принадлежностям, - довольная Саша боялась, что потеряет счет времени.

Творог, топленое масло кругами, сливки и замороженные готовые уже сырники, отданные по цене творога, к закрытию рынка, стоили чуть больше пяти тысяч. Крупы и желтые, как в детстве, деревенские куры вытянули из кошеля еще столько же. Потом пришло время говядины и овощей, ящик с которыми продавец вынес из павильона. Яйца и рыба вошли в сани уже с трудом, а килограмм пять шоколадных конфет и тетради с карандашами Саша несла к поезду в руках.

— Вы навсегда, что ли? – еле справляясь с тяжелыми санями, спросил мальчик.

— Надеюсь, нет. Но надолго. Даст Бог, так и встретимся еще, - она поправила на его голове шапку, сползшую почти на глаза.

Часы на вокзале показывали, что осталось всего десять минут, и она, перекинув сумку с поклажей через плечо, принялась помогать своему помощнику, назвавшемуся Матвеем, толкая сани сзади.

— Этот паровоз, скорее всего, не ваш, матушка, - немолодой, чуть скрипучий голос сверху заставил Сашу поднять голову. Улыбка говорящего с ней седого мужчины была доброй, и отвечать ему, что: «если она матушка, то он Ален Делон», она не стала. Просто посмотрела на «борт» поезда еще раз. Там все еще было написано «Пятигорье». Кроме надписи на черном, давно не крашенном боку были нарисованы елки. Так, как если бы их нарисовали ее дети в яслях.

— Это вы сами намалевали или внук баловался? – спросила Саша и велела Матвею помогать с ящиками. – Помогли бы лучше, шутник. Я Александра. Уманская. Правильно пришла?

— Ой, деточка, милая, да как же это я не узнал-то тебя? – очень морщинистое лицо его, на котором то ли сажа собралась в этих самых морщинах, то ли загар как-то странно лег, растянулось в улыбке необычайной ширины.

— Уж не знаю, как вы не узнали, я вас тоже не особо помню, - уставшая Саша подала сумку машинисту.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— Данила, Илья, айдате быстренько, поднимите багаж, - крикнул он куда-то внутрь, и через пару секунд на платформу спрыгнули два молодых паренька. Грязные, серые от копоти, но какие-то очень уж довольные лица источали радость.

— Чем так довольны, хлопцы? – спросила Саша, страшась какого-то подвоха.

— Да рады, что ворочаемся в Пятигорье, хозяйка. Шумно больно тут, - они за пару минут подняли и ящики, и мешки, а потом подсобили Саше, которая решила посмотреть отправление от вокзала из кабины машиниста.

— Сообщите там матушке, что я «на борту», а то у нее и так нынче переживаний масса, - обратилась она к паренькам, лихо подкидывающим в печь уголь.

— Сию секунду, только накидаем, - ответил один из них.

— И узнайте, сколько человек там село?

— Дык, уже известно. Двое незнакомых, Дарья, Ольга и матушка ваша. Больно зла она была, что придется ночь на досках сидеть, но Дарья наша дело знает: отпоила ее уже Макаровым чаем с самогоном, - ответил второй.

— Ну и слава Богу, - Саша довольная присела на место рядом с машинистом Макаром и выдохнула. Муж столько раз собирался прокатить Светлану Борисовну в кабине, и все никак у них это не получалось: то напарник у него выпадал «не очень», то у нее были важные «утренники».

Поезд тронулся, раздался гудок, а через десять секунд крик матушки и голос Дарьи, успокаивающий ее. Сашенька улыбнулась и подумала про себя: «Видимо, не судьба мне прокатиться в кабине машиниста»

9.

В составе было всего три вагона. Первый вагон был забит углем, но не весь, а лишь четвертая его часть. Судя по запаху, здесь же ранее перевозили лошадей и скот.

Второй, судя по обустройству, должен был занимать обслуживающий персонал. Здесь было пять двухместных купе, где верхние полки занимал личный багаж слуг, машиниста с помощниками и повара, большое купе, где, судя по всему, планировалась кухня, отдел для багажа гостей и туалет.

В третьем вагоне было два двухместных купе и большой зал, в котором, по всей видимости, гости должны были проводить время в пути, собравшись вечерами на чай или ужин. Эта часть занимала две трети вагона. А одна треть - задняя его часть оставалась открытой. Из двери зала можно было попасть на как будто бы веранду. Там была только крыша и высокие перила, дабы гости, путешествующие данным экспрессом, не навернулись, когда захотят провести время на воздухе. Летом, вероятно и было свое очарование в этой задумке, ведь вагон был последним, и ничто не мешало любоваться красотами. А посмотреть в дороге было на что. Но прекрасные горы, нетронутые девственные леса, бурные реки, вдоль которых они проезжали, Александра увидела уже в пути.

Сначала Александра встретилась с матушкой в первом вагоне. Прикрыв лицо белоснежным платком, та размахивала руками, давая понять, что дочь ненавидит ее всем сердцем и устроила эту пытку специально, чтобы у нее случился сердечный приступ.

Саша, зная, что, если сейчас вести себя с ней, как с ребенком, истерика лишь обострится.

— Матушка, покажите, где вы обустроились, - взяв ее под руку, Саша говорила без всякой, намекающей на сожаление, интонации.

— Это невыносимо, Александра! Это нонсенс. На этих лавках не то, что я, здесь даже Дарья не сможет нормально отдохнуть, - когда они перешли из первого вагона во второй, сказала Степанида Ильинишна и встала перед распахнутой Дарьей дверью купе.

— Два места, столик, есть где повесить пальто, - осматривая купе, отмечала Александра.

— Здесь все еще не топлено! Этот Макар сказал, что через час будет уже достаточно тепло. Но сейчас, Александра!.. – она подняла руки и обхватила ладонями голову. – Сейчас я должна мёрзнуть?

— Матушка, выберите сами: мерзнуть час, или всю оставшуюся жизнь жить голодом, собирая грибы и ягоды на этой, как вы выразились давеча, «заимке». Я делаю, что могу. И заметьте, это я должна сейчас негодовать, что вы везете меня черт-те куда, вместо того, чтобы ехать учиться. Ваши с папенькой ошибки на меня сваливать не надо, - достаточно громко и уверенно сказала Александра и осмотрелась в поисках Ольги. – Я сейчас пойду в такое же холодное купе, прилягу, не раздеваясь, и отдохну. А если повезет, то Дарья накормит меня пирожными, которые вы точно прихватили для меня из ресторана, пока я металась по рынку, как прислуга. Прихватили же? – Саша уставилась на матушку, которая замолчала и теперь смотрела на нее широко распахнутыми глазами.

— Сейчас, душенька, спроворю что-нибудь вам с Олюшкой. Тут и кухонька есть, Макар показал. Там и печь в ней, и посуда кое-какая, вот только матушку усажу, укутаю потеплее, - Дарья провела опешившую хозяйку в купе, усадила ближе к окну, поскольку у наружной стены проходил короб, за которым тянулись по вагону батареи.

— Я сама налью у Макара чай. У нас осталось печенье. Вечер переждем, да ночь поспим, и на месте. Никто не оголодает. Как гости устроились? – Саша обращалась теперь исключительно к Дарье.

— Хорошо, душенька, даже по-царски, я бы сказала. Олюшка предупредила нас, успела. А потом вперед к поезду побежала, да там все разведала. Посадили их сразу в третий вагон. Там и нагрето уже было, и бойлер горячий: хоть чай, хоть кофий. Спят уже они, устали за день больно. Служанка стучалась в наш вагон, я ей приоткрыла, сходила, во всем помогла.

— То есть? Вы их закрыли там? – удивленно переспросила Александра.

— А как же? Конечно! – Дарья вышла, наконец, в тамбур, прикрыв за собой дверь. – Матушка больно переживала, что те узнают, как она поедет. Говорит, что так только рабочие ездят на добычу или солдаты какие-нибудь.

— С одной стороны она права, Дарья, незачем им знать, что у нас тут, как в поговорке: «снаружи чешуя, внутри ни…чего».

— Как-как поговорка-то? – переспросила Дарья.

— Никак. Кипятка найди, я хоть присяду на пару минут, - Саша, наконец, увидела купе, в котором, подняв воротник на пальто, сидя спала Ольга. – Только тихо давай, видишь, спит!

Дарья принесла чайник с заваренным ароматным отваром, где кроме крупного чайного листа точно была душица и зверобой. Эти травки Светлана Борисовна нашла бы в любом напитке, поскольку считала их самыми лучшими для банного чая.

Через час и правда стало тепло. Ольга перестала держать во сне ворот и даже несколько распарилась, на что указывали влажные у шеи волосы.

Саша пила одну чашку чая за другой, всматриваясь в удивительно красивый пейзаж за окном. Дорога была непростой: состав то, как горнолыжник, мчался с горы, то начинал подниматься, очень разумно используя набранную скорость. Рыжие каменные разрезы в горах говорили, что они были взорваны. И это тоже было сделано ради того, чтобы к месту можно было добраться со всеми удобствами.

Саша не заметила, как заснула, скинув пальто и уронив голову на руки, сложенные «по-школьному» на столике. Ей снилась деревня, куда она часто ездила с мамой в гости к каким-то дальним родственникам. Потом, когда мамы не стало, а у нее уже появилась своя семья, Светлана Борисовна и забыла, как здорово ехать на поезде день, второй, потом прибывать на небольшую станцию, где поезд стоит пару минут.

— Александра, - кто-то тронул ее руку, и она проснулась. Было светло, и она уже не сидела за столиком, а лежала хоть и на жестком, но матрасе, застеленном чистым бельем.

— Уже утро? – удивленно спросила она Ольгу.

— Конечно. Десять часов. Через пол часа прибываем. Не хотела тревожить тебя раньше. Ты спала как убитая. И даже когда Дарья пришла с бельем, я подняла тебя. Казалось, ты проснулась, но, усадив на застеленную полку, мы поняли, что ты все еще спишь. Так и проспала весь вечер и всю ночь, - Ольга рассказывала Саше эту историю с таким удивлением, что Саша засмеялась.

— Ну и отлично, значит, сегодня переделаем массу дел. Давай собираться. Хорошо, что мы не разобрали сумки!

— Это да, только…

— Что? – Саша запереживала. Что еще могло случиться за время, пока она спала?

— Мне очень неудобно появляться перед Василь Василичем, - Олюшка напоминала нашкодившую ученицу, а не учительницу, которая должна была наставлять Александру на путь истинный. Ей, судя по всему, самой нужен был еще педагог.

— Но он же знает, что ты едешь?

— Да.

— И чего стыдиться? Судя по всему, вы уже знакомы, чего сейчас переживать?

— Яа-а… ну… Ты же знаешь, видишь…

— Только не начинай. Я не знаю и не вижу того, что сейчас в твоей голове.

— Я поправилась, Александра. И ты знаешь, как тяжело дались мне эти последние полгода…

— Когда ты поймешь, наконец, что я не знаю, не помню и не притворяюсь, нам с тобой будет намного легче. А сейчас… ты в пальто, и этого совсем не заметно.

— А по дому я тоже буду ходить в пальто? – с полным ртом печенья, произнесла Ольга.

— Если не прекратишь есть печенье, то да, только уже не в своем, а в пальто Дарьи.

«Похоже, конфеты мне придется где-то прятать», - решила Светлана Борисовна. Избавляться от привычки лакомиться парой конфет с чаем на ночь она не собиралась.

10.

Когда состав остановился, Александра какое-то время слышала шипение, видимо, машинист стравливал пар. Но потом наступила полная тишина. Она выглянула в окно и увидела даже не платформу, а просто высокую насыпь, на другой стороне которой стоял двухэтажный добротный рубленый дом.

Вокзалы даже здесь, а их Светлана Борисовна успела увидеть два, страшно шумели: паровозы, люди. А сейчас тихо было настолько, что показалось, заложены уши.

Через несколько минут голоса машиниста и его помощников вернули Сашу к жизни. Она миновала вагон с углем, где его все еще было очень много, и вошла в кабину машиниста. Теперь ей видны были все красоты, что представали перед поездом.

Слева была еще одна ветка, но она не использовалась, скорее всего, никогда. Видимо, для того, чтобы можно было этот состав убрать от «платформы», и на нее мог подъехать еще один. «Но эта забытая всеми станция, видимо, так и не увидит больше ничего, кроме состава из трех вагонов», - подумала Саша и вздохнула.

Данила и Илья под чутким руководством Макара выгружали скарб на сани, с которых спрыгнул мужчина лет сорока в лохматой дохе. Еще одни сани стояли чуть поодаль, и от них на помощь шел еще один.

Когда Александра посмотрела из правого окна на «платформу», увидела карету. Тоже на санях, но в них была впряжена красивая тройка лошадей. Прикинув, что места там в лучшем случае для шестерых, Саша решила, что пора действовать.

— Матушка, вы с гостями поедете вторым рейсом. Можешь развлекать их пока, не знаю… хоть песни пой, хоть шарады загадывай. Но пока карета за вами обернется, я, может, хоть что-то и успею, - выпалила Александра, забежав в купе, где «смиренно» несла тяжелую жизнь, устроенную ей дочкой, Степанида Ильинашна.

— Что я им скажу? Да и чем здесь заняться? Я не могу дождаться, когда приму ванну и лягу в чистую кровать, - прошептала матушка, словно боясь, что их услышат.

— Хорошо, тогда я еду на санях. Как только первые загрузят, я уеду, а ты потяни время, прошу тебя, - Александра взяла ладонь незнакомой женщины в свою и улыбнувшись легонько ее пожала. – Матушка, это не моя причуда. Бог дал нам возможность заработать на жизнь, так не надо ее откидывать. Видишь, эти люди, что приехали за нами, Макар этот с мальчишками… они же все сейчас на нас надеются.

— Иди, яа-аа как смогу, так задержу, - матушка, как показалось Александре, чуть оттаяла.

— Я с тобой! – голос Ольги за спиной вывел Сашу из чувственного контакта с женщиной, которую ей теперь полагалось любить, как мать.

— Мы не поместимся, да и не очень удобно тебе будет ехать на этих коробах. Останься, проследи, чтобы все вещи загрузили и покупки мои не забыли, - развернувшись, Александра подошла к двери, за которой Макар опустил уже лестницу и орудовал лопатой, разгребая снег, чтобы хозяйки и гости не брели по сугробу до кареты.

— Спасибо тебе, Макар. Я поеду на первых санях. Присмотри тут за моими барышнями, - улыбнулась Саша. – А вы потом здесь остаетесь? – мотнула она головой на дом, из двери которого только что вышла дородная женщина в длинной юбке и цигейковой куртке «в талию». Такую Светлана Борисовна видела у своей бабушки. С воротником «шалькой», выточками на талии, на больших черных пуговицах. В ней она была похожа на множество керамических статуэток, стоящих на «горке».

— Да, вон, ишь, Марфа моя уже ждет. Поди, шанег «с молитвой» напекла. Вишь, какой запах стоит? – Макар повел носом. Александра глянула на дом. Из трубы шел дымок, и правда пахло сдобой.

— Хорошие вы здесь все, Макар. А до этого где жили? - спросила Саша, наблюдая за тем, чтобы не прокараулить, когда первые сани погрузят.

— Да-а много где, барыня. Жили и за горами, - он распрямился, ткнув лопату в снег. Вытер тыльной стороной рукавицы заиндевевшую бородку и расстегнул верхнюю пуговицу душегрейки. – Потом в Кисловодске. А тут Прохор Данилыч объявился. Искал машиниста. Я как его задумку-то услышал, так Марфе своей и сказал, что хошь не хошь, а ехать надо. Доброе дело! Да еще и машинистом буду единственным на этом вот железном «коне», - Макар с любовью смотрел на свой поезд, и Саше показалось, что даже теплее, чем на жену, которая явно специально разоделась для встречи мужа и гостей.

— Барыня, вы ли Степанида Ильинишна? – издали спросила Марфа. Но когда подошла ближе, хлопнула себя по бедрам и рассмеялась: - Вот слепошарая баба, молодая-то какая, как наш Данила! Значится, дочка вы нашего барина?

— Дочка, Марфа, дочка. Вот, знакомлюсь с Макаром, да вашим хозяйством, - Саша заметила, что сани погрузили, и мужичок собирается уже отъезжать. – Простите меня, я хочу первой уехать, но я обязательно вас навещу – уж больно хорошо пахнет от вашего дома.

— Конечно, душенька, приезжай, тем более не наш-то дом, а ваш тоже. Вот от этой станции земли-то и начинаются. А дорога, она, как мне Макар объяснил, вся принадлежит Империи, - широко улыбнувшись, ответила женщина лет сорока.

— Стой, стой! – Саша бежала за санями, путаясь в полах длинного пальто и платья. Снега даже на дорожке, которую явно часто прочищают, все равно было много. - С вами поеду, даже не сопротивляйтесь. Я удержусь. Вот, хотя бы тут могу, - указала Саша на два больших «узла» с тряпками.

— Ну, коли настаиваете, барыня, значит, поехали, - хмыкнул бородатый в дохе, пошитой из совершенно разных кусков меха. Одна передняя половина была белая в крупное черное пятно, вторая рыжеватая с опалиной, а зад почти черный.

— Из коровы шуба-то? – усевшись, Саша дождалась, когда тронутся, покачалась, чтобы проверить устойчивость груза под ней и повеселела.

— Из ней, а из кого еще-то тут шить? – мужичок засмеялся. А они тем временем въехали на дорогу, которая проходила по узкой вырубке, и с обеих сторон высились ели такой высоты, что захватывало дух.

— Не больно-то тут и высоко, значит, коли такие елки высокие растут? – вслух озвучила она свои мысли.

— Конечно, горы то вы перемахнули, а тут считай, уже на понижение, да и место такое, что долина в межгорье. Такого еще поискать надо! – мужик гордился этой красотой, словно сам ее тут создал. Так себя обычно ведут местные.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— А что там, внизу? Ну, там, ниже к морю? – закинула Саша удочку, понимая, что там, где в ее мире Грузия, здесь может оказаться и Турция. Историю Светлана Борисовна хорошо знала, но кто их знает, местных царей может и отдали земли, которые турки так страстно желали!

— Княжества грузинские. Туда лучше морем ехать, или берегом. Через горы-то больно сложно. Вот батюшка ваш и сделал великий труд – самый тяжелый путь дороги железной возвел.

— А он что, и дальше хотел? – Саша понимала, что этот мужик мог всего и не знать, но какие-то детали – очень даже.

— Пока нет. Да и смысла нет, туда и правда лучше по берегу.

— Ну и слава Богу, - выдохнула Саша. Значит, в этом его Пятигорье он тоже что-то путное нашел, раз такую работу продумал, - только подумала Александра, как за поворотом лес будто раздвинулся, и под горой она увидела картину, какую могла представить только в сказке!

11.

Тяжелые ветви исполинских елей, укрытые снегом, казались чем-то волшебным. Саша представила, как это может выглядеть на закате, и у нее перехватило дыхание.

Долина, к которой они выехали, представляла собой полукруглую вырубку среди стены из могучих елей. Каждая веточка зимних деревьев была не просто заснежена, весь обозримый лес был в изморози, какая бывает над дверью из бани или другого теплого помещения. «Куржак» - вспомнила Светлана Борисовна старое, уже почти не используемое название для этой красоты.

Поместье и правда было как на фото: трехэтажный дом ровно в середине этой огромной поляны не казался здесь чем-то инородным, будто дополнял красоту природы. Деревянная опалубка, резные наличники на окнах и вокруг двери, словно стараясь еще больше слиться с необыкновенной красотой, тоже убраны куржаком.

Дорога к дому хорошо почищена, но сугробы слева и справа говорят, что работы со снегом тут немало, хоть и не ощущалось, что мороз очень уж сильный.

— Василич сегодня всех на ноги поднял еще до рассвета, а вон и он сам, - мужик остановил сани перед домом и подошел к Саше, чтобы помочь ей слезть с узлов. На порог и правда вышел молодой мужчина в очках, которые он постоянно поправлял, отчего казался страшно испуганным и неуверенным в себе. В отличие от местных мужчин, этот был в костюме, но на плечах его лежал такой-же, как у них, тулуп.

— Александра Прохоровна? – он поспешил с крыльца к спрыгнувшей на землю Саше и она рассмотрела наконец человека, от которого у Олюшки случилось расстройство пищевого поведения. А расстраиваться этому самому поведению было из-за чего: лет двадцать пять, высокий, подтянутый, с острыми скулами, голубыми глазами и с зачесанными назад волосами, на манер блистающего когда-то в фильме «Человек-амфибия» Владимира Коренева.

— Она, - утвердительно мотнула головой Саша. – Называйте меня просто Александрой, - она протянула руку по привычке. – А вы, значит, тот самый, «Василь Василич»?

— Да, я тот самый, - он мягко улыбнулся и аккуратно взял ее за кончики пальцев, видимо, совсем не понимая, что полагается делать с поданной ему рукой.

— Сейчас можно просто пожать. Я бы постояла здесь с удовольствием, любовалась бы видами, но у нас с вами совсем мало времени. И я рада, что вы не оставили это место, когда батюшки не стало, - Саша заторопилась внутрь, но Василий обогнал ее и открыл двери.

Внутри было тепло. Пахло чем-то сдобным, а еще Саша отметила, что это место больше радует как дом, нежели то… в Москве. Хоть она и прожила там всю свою жизнь. Здесь, то ли благодаря этим запахам с кухни, то ли из-за толстенных ковров в большой прихожей, яркому освещению и солнечному дню, проникающему через светлые занавески внутрь, хотелось остаться навсегда.

— Прихожая и зал выполнены полностью так, как того хотел ваш батюшка. И всегда жалел, что вы с матушкой так и не приехали сюда с ним. Но, надеюсь, вам все понравится, - он прошел дальше, пропуская Сашу в зал.

Высокие потолки, совершенно белые стены, легкие шторы и кремовая обивка на диванах давали помещению столько воздуха и невесомости, что Саша сначала даже опешила.

— Мебель я распаковал по вашему приказу. Она была совсем не для зала. Прохор Данилыч хотел расположить ее в покоях жены…

— Три дивана, два кресла и этот стол? – указала Саша на мебель, которая явно была гарнитуром.

— Да.

— Так какого же размера тогда покои? – аккуратно спросила она.

— Второй этаж левого крыла весь рассчитан на Степаниду Ильинишну и на вас. Правое крыло второго этажа занимал ваш батюшка и я., - Василий размахивал руками, указывая вверх на лестницу, а Саша не стала ждать и поторопилась подняться. Дом, выстроенный буквой «П» имел массу плюсов для того, чтобы и правда сделать его не просто лечебницей, а культовым местом для здешней молодежи.

— Значит, налево – комнаты матушки, направо – царство отца? – переспросила Сага и шагнула налево. Высокая дверь открывала за собой коридор. Слева и справа было по три двери. Саша решила начать с левой стороны, окна комнат должны были выходить в центральный двор.

— Здесь кабинет вашей матушки, - успел пробормотать Василий, но Саша открыла совсем пустую комнату. Белые стены, окна без штор, деревянный пол.

— А здесь? – вторая пустая комната по размерам была, как и первая, примерно три на четыре метра.

— Здесь должен быть ваш кабинет.

— Ага, значит, я тоже должна была быть ученой, - тихо пробормотала Саша и подумала, что если на дочку и были хоть какие-то надежды, ну, или на время обучения кабинет понадобился бы, но матушке-то он зачем?

— А это комната – ваш с матушкой общий зал, - открыл третью, размером чуть больше чем предыдущие, Василий. Из плюсов здесь – окна на двух стенах. Это давало достаточно света, чтобы сюда хотелось прийти чаще. Эхо в пустых помещениях и запах свежего дерева возвращали Светлану Борисовну в детство, когда совсем редко ее отправляли в пионерские лагеря, и, приехав в первую смену, можно было застать только-только отремонтированные комнаты, все еще не заселенные, гулкие и пахнущие деревом и краской.

Дальше, на другой стороне коридора были две спальни с богатыми кроватями и зашторенными окнами. Здесь на полу лежали ковры. Саша выдохнула – семейство «Карповых» должно оценить местное «дорого-богато».

— Ладно, самое важное я посмотрела. Покажи покои отца. Мне нужно матушку где-то пристроить, да и самой привалиться. Ах да, еще и Ольга! – Саша специально внимательно посмотрела на красавчика, когда назвала имя учительницы. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Там совсем небольшая комната, - он растерялся, но, пропустив Сашу вперед, прикрыл за собой дверь в левое крыло. На широкой площадке стоял диван, два кресла и небольшой журнальный столик. Мебель была резной, и Саша, даже просто бросив на нее взгляд, понимала, что это прекрасная работа величайшего мастера.

— Эта комната – его кабинет, но здесь сейчас живу и работаю я, - указал он на первую дверь слева. Тут было наоборот – окна выходили на заднюю часть двора.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— Значит, здесь и останетесь. Не хватало вам мешать. После если пригласите, я с удовольствием посмотрю кабинет, а пока… давайте к делу. Где спал отец?

— Здесь, - Василий указал на дверь рядом. Саша открыла ее и потом открыла рот. Кое-как висящие шторы, деревянный диванчик, на котором лежал матрас и подушка, накрытые одеялом. Кресло, шкаф и стол, заваленный бумагами. Везде, куда дотягивался взгляд, лежал толстый слой пыли. Скорее всего, сюда очень давно не входили.

— Еще есть комнаты? – спросила Саша, понимая, что материной истерики, вероятно, избежать не получится.

12.

Светлана Борисовна почему-то сильно захотела, чтобы хозяин этой комнаты был здесь. В отличие от матушки, занятой, как показалось Светлане, лишь своей жизнью, человек, который обустраивал здесь все, хотел видеть рядом жену и дочь. И еще, чтобы они поддерживали его в этом.

— Еще есть комнаты? – спросила Саша, понимая, что материной истерики, вероятно, избежать не получится.

— Да, но они не богаче, чем эта, - Василий обвел взглядом апартаменты, которые, как показалось Саше, он считал неприкосновенными.

— Вы можете распорядиться, чтобы диван из коридора перенесли сюда? Желательно до приезда матушки. И нужно здесь очень быстро прибраться. Есть кто-то для этого? – Саша скинула пальто, повесила его на руку и быстро осмотрела остальные четыре комнаты в крыле. Места было предостаточно.

— Минуту! – Василий спустился на первый этаж, а Саша, выйдя к лестнице, повесила пальто на перила и по лестнице поднялась на третий этаж.

Здесь было всего шесть комнат. Все они выходили окнами на задний двор. Не было дверей в коридорах, комнатки были маленькими, но больше хотелось назвать их уютными. «Три на четыре» – примерно прикинула Саша и подошла к окну.

И только сейчас, с высоты трех этажей, она поняла, откуда этот куржак: три источника, похожие на небольшие озерца, можно было разглядеть исключительно благодаря безветренной и морозной погоде. Пар от них уходил прямо в небо.

Небольшие ручейки, отходившие от купелей, змеились тонкими ленточками, и, скорее всего, быстро остывали, и от этого, пар не разносился по их руслам.

Саша представила, какое это, наверное, блаженство – выйти в мороз, и окунуться в теплую воду. Не нужно ни шубы, ни шапки, чтобы, лежа в открытом бассейне, наслаждаться этими прекрасными видами.

Она снова заглянула во все комнаты и, выбрав среднюю, вид на источники из которой не загораживали деревья, разулась и довольно выдохнула.

— Итак, Светлана, видимо, не все в этой жизни зависит от нас, - тихо сказала она, отойдя от окна, чтобы еле заметное ее отражение стало видно в стекле. – Теперь это наша с тобой новая жизнь, Саша. Прости, если я что-то не понимаю, или поступаю с твоей матушкой не очень хорошо… но это нужно для дела. Для того, чтобы у нее был дом и стол. Да и люди эти… они же доверились твоему батюшке, - она повернулась к двери и добавила: - Светлана, нужно привыкать быть Александрой. Я обещаю, что не вычеркну тебя насовсем, но давай-ка дадим этой девчонке шанс.

С лестницы она заметила, что в комнатке отца кто-то уже наводит порядок, диванчик из коридора пропал. Она спустилась на первый этаж. Ноги в носках приятно скользили по чистому дереву, а запах выпечки и жареного лука напоминал, что вчера в её желудок попало лишь несколько печенюшек.

— Барыня, эт чего вы босая? – из двери, что находилась под лестницей, вышла девушка, может, на пару годков только старше Саши и, уперев кулаки в бока, уставилась на ее ноги.

— Ноги в обуви устали, - с улыбкой ответила новая хозяйка и поспешила сменить тему: - Вы повар?

— Хто? – девушка рассмеялась, высоко запрокинув голову.

— Ну, кухарка? – Саша краем уха слышала на улице голос Дарьи. – Знаете, если да, то я бы на вашем месте поспешила накрыть на стол, иначе, эта женщина вам жизни не даст, - указала Саша на дверь.

— И чего это вы меня на «вы»? Будто я какая ровня вам, - девушка перестала смеяться и поспешила за дверь. Саша поспешила за ней.

— Ну, на «ты», значит, на «ты», - добавила Саша, входя в достаточно просторное помещение, где на среднем столе можно было запросто разделать быка. Здесь жарко топились две печи. Трубы от них уходили в потолок.

— Прохор Данилыч – мастер, каких поискать….

— Саша я. Александра. Можно по имени меня звать, а не «барыней». Сейчас так не модно, - поняв, что девушка не знает. как обратиться к новой хозяйке, помогла Саша.

— Как прикажете, а обед у нас готов уже. Жду, когда к столу все придут. Чтоб горяченькое. Я Надежда. Да, кухарка я. Второй год здесь.

— Сколько здесь человек? Ну… работает постоянно в доме? – Саша присела на табурет и положила локти на стол. Порядок в кухне был просто идеальный.

— Ну, Василич за старшего, на конюшне двое мужиков. Они и по дому помогают, и где чего починить тоже могут. Рукастые. Прохор Данилыч их из какого-то учебного дома привез, где сироты воспитываются.

— Так… они вроде не мальчишки совсем…

— Ну, это еще когда было-то, - развела руками Надежда. – Когда здесь избушка одна стояла. Вот он их и привез.

— Ясно. Кто еще? – Саша прислушивалась к шуму на улице. Судя по тому, что голоса теперь тоже были слышны, женщины пошли осматривать территорию, а окна выходят на задний двор. «Ну, матушка, спасибо тебе, милая» - подумала Саша.

— Авдотья еще. Она сейчас комнату батюшки вашего моет. Василич ведь даже входить туда не позволял, - Наденька принялась резать каравай белого, ноздреватого хлеба, от которого еще шел пар.

— И кто еще?

— И Михаил Лавреньтич, но он живет не здесь, в доме, а там, - кухарка махнула рукой в сторону леса.

— В лесу? – переспросила Саша.

— Да, там его домик личный, прямо у самого… - Надежда долго подбирала слова, чтобы дать определение чему-то, но так и не успела. В кухню вошла женщина лет сорока с двумя ведрами:

— Отмыла, наконец, эту пылюку. Слава Богу, вы, хозяйка, прибыли. Хоть как-то на нашего Василия подействуете, - подняв глаза на Сашу, сказала вошедшая. Саша ее идентифицировала как Авдотью, о которой пару минут рассказала Наденька. – Надо бы еще там шторы повесить, но это надо мужиков звать. Я под такую верхотуру одна не смогу.

— А чего на него действовать? Вроде взрослый и умный, - ответила Саша. – Я Александра. Дочь Прохора Данилыча.

— А вон и матушка ваши нагулялись, - шепнула, наклонившись к Саше, Авдотья и задвинула ведра под разделочный стол. – Чичас я быстро. Руки помою и помогу, Наденька. Радость-то какая! Будто раньше вернулось к нам.

— А матрасы есть еще в запасе? Вы сами-то где ночуете? – поинтересовалась Саша.

— А у нас тут внизу, по другую сторону от лесенки еще три комнаты и кабинет хозяйскай. В одной мы живем, во второй – мужики, а в третьей Макар, когда с жонкой приедет. Руки когда нужны, все тут. За лесом и огородик есть. Там в основном Лаврентич справляется. Но когда сезон, все трудимся.

— Ладно, хорошо с вами тут, но мне надо найти диванчик или матрас. Говорите, кабинет еще тут есть внизу?

— Его Василич наш точно на растерзание не отдаст, хозяюшка, - хмыкнув, вставила Наденька.

— Как это не даст? – опешила Саша.

— Так не даст. Говорит, что Прохор Данилыч, когда вернется, не похвалит за энто, - вполне серьезно ответила Авдотья, а Саша долго перебирала имена, сначала подумав, что они что-то напутали.

— Кто вернется? – переспросила Саша, присев обратно на табурет. Голоса матери и гостей уже раздавались в зале.

— Батюшка ваш. Не верит он, что он не вернется.

— Так… Ольга же… и матушка… все говорили: «Царствие небесное» - прошептала Саша.

— Так, год уже прошел, как он пропал. А Василий наш все никак не смирится. Говорит: раз в гробе не видал, то и за упокой не дам читать, - Надежда вдруг стала серьезной, смотря на Александру, словно увидела в ней что-то необычное.

— Так значит… он не умер, - прошептала Александра и вдруг вспомнила то ощущение жалости, что нет больше хозяина этого дома. И стало еще светлее, и радостнее. «Значит, еще всякое может быть, и батюшка Сашин может живым оказаться!» - пронеслось в голове, и она улыбнулась. – Чего уставились? Давайте, накормите всех. А потом по комнатам. Авдотья, не забудь, что гостей в матушкину и мою комнату, а матушку с Дарьей в отцову, где мыла сейчас. И пока тут суд да дело, реши со шторами. А я Василия найду. Надо мне посмотреть этот чертов кабинет. Надо!

13.

Гостей накормили, напоили, и, как принято, спать уложили. Матушка, увидев, где ей придется спать, посмотрела на дочь и, чуть не заплакав от досады, попросила ее оставить с Дарьей.

К слову, диваны были вполне приличные, мягкие и совсем не короткие. Но женщина все равно обиделась.

— Матушка, ну, Карповна ведь сказала, что останется совсем ненадолго. Так что, как только она съедет, займешь свои покои, - Саша решила не объяснять одно и то же несколько раз, да и особо нянчиться со взрослой теткой желания не было.

— Иди, иди, Сашенька, я тут все сама, все сама решу, - Дарья выпроводила Сашу из комнаты, которая после уборки стала уютнее.

Саша спустилась в гостиную и осмотрелась. Василий с Ольгой пили чай, Авдотья убирала со стола, Надежда на кухне гремела посудой. Три больших дивана и пара кресел – единственная свободная мебель, которая осталась в доме. Забрать эти диваны очень хотелось, но нельзя было оставить гостиную пустой. По крайней мере, пока здесь гостила матушка Софьи.

— Авдотья, идем, я тебя спросить хотела, - позвала Александра служанку с собой. – А Василий мне сейчас ключи от кабинета, что на первом этаже, найдет, - добавила Саша, не глядя на пару, сидящую в креслах у окна.

— Не стоит ходить туда, Александра Прохоровна, - неуверенно, но громко ответил Василий.

— Это мы потом решим, стоит или не стоит. А сейчас мне нужно осмотреть все комнаты, в которых есть мебель, - спокойно ответила Саша и с Авдотьей вышла из зала.

— Кроватей-то больше нет. Мы бы свои отдали, так ведь спим на топчанах, сколоченных в комнатах слуг. Прохору Архипычу всегда дела не было до обстановки. Он свои бумаги только читал, да у ключиков с пробирками балывалси, - улыбаясь, словно говорит о близком человеке, сказала служанка, будто знала, о чем я хотела говорить.

— А матрасы? Может, есть хоть пара? – с надеждой спросила Александра.

— Нет, милая. Но есть материя, одеяла есть из козьей шерсти…

— Отлично. Неси тогда два одеяла потолще, подушки…

— А подушек точно нет, хозяйка, - Авдотья опустила глаза.

— Василий! – поторопила Саша мужчину, и тот, наконец, вышел в коридор. – Открывайте кабинет.

— Ну, как скажете, только, не трогайте там ничего, - Василий, недовольный тем, что хозяйка оказалась настойчивой, порылся в кармане, выудил один из нескольких ключей и направился за лестницу, где двери в стене с трудом нашел бы человек, не знающий, где они точно и есть-то.

— Ого, я бы и не подумала тут комнаты искать, - удивленная Саша ступила следом за Василием в огромную комнату, заставленную столами, полками и шкафами с бумагами.

— Тут ваш батюшка и работал, - парень заметно погрустнел, словно кабинет напомнил ему о лучших временах, которые никогда не вернутся.

— А я думала там… где матушка сейчас живет, - тихо сказала Саша.

— Там он ночевал только иногда. А так, он везде работал. Планов у него было громадье, - Василий тяжело вдохнул и вышел. Саша осмотрелась, нашла на двухместном диванчике, где и ноги не вытянешь, если надумаешь спать, две подушки «думки».

— Пока заберу это, - она подала подушки Авдотье, которая тоже сунула свой любопытный нос в кабинет. Сама закрыла двери и сунула ключ в карман платья. – Неси в комнату на третьем этаже, где моя обувь осталась. И одеяла туда же. Может, чем укрыться еще найдешь? Тогда вообще хорошо будет.

— Щас, хозяйка, все сделаем. А та, вторая, которая вроде как учительница ваша…

— Отправляй ее ко мне, пусть комнату рядом занимает, - Саша сначала думала подселить ее к себе. Так здесь принято, чтобы напарница и ночевала рядом с хозяйкой. Но потом решила, что ей понадобится свобода. По крайней мере, когда она остается в комнате одна, и можно просто обдумать планы.

Олюшка, недовольная тем, что ее поселили отдельно, особо виду не подала, а после того, как увидела, что Александра стелет на пол одеяло, накрывает постельным, привезенным с собою из Москвы и бодро раздевается, решив отдохнуть, ушла в свою «комнату».

Сашу раздирали мысли об отце, о решении вопроса с Софьей, которую вместе с матушкой должен был «лечить» Василий. Но гостями она решила заниматься со следующего дня, а пока велела Василию отправить их вечером гулять, коли проснутся раньше ее, чтобы «акклиматизировались и надышались полезным лесным кислородом».

Проснулась она, когда стало уже темно, но в окно совершенно явно просачивался свет. Будто от привычных фонарей, но более мягкий, теплый. Саша встала с пола, отметив, что прекрасно отдохнула и совсем даже не отлежала бока. Одеяло с шерстью оказалось хорошей заменой матрасу.

Подойдя к окну, она увидела ряды фонарей, тянущихся от дома к парующим водяным купелям. И огонь в них и правда, двигался, как свеча. Саша нахмурилась, вспоминая, что в Московском доме было электричество, но потом вспомнила, как далеко они от «цивилизации». По тропинкам гуляли: матушка с Карповной, Олюшка с Софьей, а за ними неспешна плыла Дарья и служанка гостей.

В двери постучали тихохонько, но Саша вздрогнула. Быстро схватила халат, накинула и отворила двери.

— Простите, что разбудил, - скромно начал Василий, которому, судя по всему, было неудобно. – Но нам нужно решить что-то по лечению барышень. Я привык ко всему подходить серьезно, как ваш батюшка учил. Поэтому мне бы понять, что у них за болезни…

— Идемте, Василий, - Саша завязала халат, сунула ноги в тапки и вышла за молодым человеком, который привел ее в свою комнату-кабинет. В отличие от батюшкиного, здесь был идеальный порядок. Два больших стола с аккуратно разложенными бумагами, два кресла, небольшой диванчик, где минерально-водный «эскулап», видимо, и спал, шкафы с совершенно чистыми дверцами вокруг ручек.

Саша быстро, но внимательно охватила взглядом все детали. Даже аккуратный рукомойник с фаянсовой раковиной и чистое белоснежное полотенце. Все говорило о том, что парень ответственно относится к своей работе. Хотя это можно было понять и в первые минуты, когда она увидела его на крыльце в чистеньком костюме и белой сорочке, выглядывающей из него.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— Хорошо у вас здесь, опрятно, - поспешила Саша похвалить Васильича. – Наверное, здесь вам и придется вести приемы.

— Я тоже так подумал, Александра Прохоровна, - он указал на кресло, потом предложил тарелку с конфетами и чай. Саша моментально узнала те конфеты, что купила в Кисловодске. Улыбнулась и решила, что разговор о них надо вести с Надеждой.

— Можете без отчества, Василий, так нам полегче будет. А гостьи наши больны обе разными болезнями, для которых вполне подойдет одно и то же лечение.

— Серьезно больны? – Василий сел напротив на самый краешек кресла и, чуть наклонившись к Саше, выразил своим взглядом крайнее беспокойство.

— Да. Матушку надо лечить от глупости и злости, а дочку от назойливости матушки. Так что, надо составить график лечения таким образом, чтобы виделись они не более часа в день. И то желательно в компании с нами, - ответила Саша и развернула конфету.