Хозяйка замка (СИ)

Глава 23

— Анна, а что мы ищем? — спросил меня Барнаби Льюис.

Вот уже не первый час мы с ним сидели в архиве работ Ротшильда и искали.

Что?

Я и сама точно не знала. Наброски. Эскизы. Художник не писал портреты сразуна холсте. А мне ужасно хотелось доказать свою теорию относительно леди Джулии. Пусть даже только самой себе. Но всё, что я находила, это эскизы, никак не связанные с портретом из Кеннет Кастл. И изредка, из интересного, подтверждения тому, что Ротшильд не слишком жаловал свет и обладал специфическим чувством юмора. Периодически то тут, то там попадались карикатуры на известных лиц того времени. Несколько же набросков к портретам были просто ребячеством. Так, Ротшильд весьма серьезно пририсовал одной даме усы, а джентльмену — рога. Впрочем, не исключаю и того, что Ротшильд знал тех, кого изображал. И имел полное право на свое виденье.

— Хочешь, покажу кое-что интересное? — подмигнул Барнаби.

Он держал в руках какую-то толстую папку.

— Не откажусь, взглянуть, — согласилась я.

— Знаешь, Ротшильд был весьма экстравагантен в своих тратах. Он любил дорогие вещи, костюмы, вина… Его друг и помощник, ведущий дела, мистер Ленвер, таких трат не одобрял, запрещая художнику брать деньги с собственного счета, дабы не войти в долги, а еще хуже, не пойти по миру. Угадаешь, как Ротшилд обходил запреты Ленвера и добывал деньги на свои маленькие радости?

— Ума не приложу.

— Он писал эротические картинки для своих клиентов. Хорошенькая подработка, да? В натурщицах у Ротшильда ходили самые красивые девушки, и некоторые из них за особую плату соглашались. В итоге Ротшильд создавал вот такие пикантные альбомы, — Барнаби протянул мне свою папку.

О да. В старой доброй Англии знали толк в эротике. Работы Ротшильда, как до этого выразился Барнаби, всегда были чуть на грани. Многие позы девушек были весьма пикантны. Но, вместе с тем, эти зарисовки мастера мне понравились. Несмотря на пикантность, в них была расрыта красота тел. И я понимала, почему клиенты художника вполне могли предпочесть эти дорогие зарисовки уже развивающимся в то время порнографическим фотографиям. Работы Ротшильда были эротичны.

Я пролистала блокнот.

Сколько разных девушек и тогда, и сейчас были готовы торговать своей красотой.

И тут, на одной из страниц, я увидела её.

Широкий лоб. Красивые скулы. Миндалевидные глаза и густые, слегка вьющиеся темные волосы. Словно нимфа, она сидела вполоборота на высоком стуле. Обнаженная спина. Длинные, стройные ноги. Точеное тело, изображая которое художник не упустил ни одной плавной округлой линии.

И немного смущенная, но и игривая улыбка на губах девушки.

Леди Джулия Кеннет.

Или мне лучше сказать правду: мисс Гвендолин Баррет?

Я так долго смотрела на набросок полуобнаженной Гвендолин, что ко мне подошел Барнаби и, склонившись над альбомом, поинтересовался: «Всё ли в порядке?»

— Да, да, — быстро ответила я, — просто никак не устаю удивляться нравам старушки-Британии.

— Да, мы, англичане, умеем сочетать приятное с полезным, — улыбнулся мой собеседник, потом, посмотрев на рисунок, сказал, — вот к примеру, эта девушка. Я видел еще несколько её зарисовок в альбомах, подобных этому. А потом она участвовала в ряде других работ мастера.

— Неужели? — оживилась я.

— Да. Ротшильд никогда не питал тяги к женщинам, но был истинным поклонником их красоты. Поэтому, думаю, не мог упустить такое лицо. Я точно видел твою незнакомку в «Утре нимф» и среди прекрасных дам времен Круглого стола. Так что, наброски понадобились не только для клиентов, но и в работе над полотнами. Приятное художник сочетал с полезным!

— Невероятно, — поставила я точку в разговоре.

Но Барнаби не отошел. Вместо этого, он присел на стул рядом и посмотрел на меня выжидательно.

— Анна, скажи правду, ты ведь неспроста заинтересовалась Ротшильдом? И мы точно ищем что-то в архивах, хоть ты и отказываешься говорить что. Возможно, я мог бы помочь, знай я чуть больше, — закинул свой крючок Барнаби.

Я вздохнула. Хотя, что мне еще оставалось делать?

— Барнаби, поверь, я бы с радостью сказала тебе, но не могу. Пока не могу, — мягко заверила я друга, — это чужая тайна.

— Понимаю, ты дала обещание, — кивнул Барнаби.

— Нет. Хуже. Я подписала контракт, — призналась я.

Барнаби покачал головой:

— Контракты — штука серьезная. Сам подписывал несколько.

Некоторое время мы молчали, а потом лицо моего друга просветлело.

— Но ведь я всё равно могу показать тебе кое-что интересное!

Он вскочил со стула и принялся рыться в ящиках архива, приговаривая.

— Я уже упоминал, что Ротшильд был ужасным транжирой, и потому все его дела вел его друг и любовник — Гарольд Ленвер. Так вот, если один в семье был редким транжирой, то второй, — Барнаби чихнул от поднявшегося в воздух облачка архивной пыли, — второй просто обязан быть серьезным с подсчетом расхода и прихода денег мастера.

— Будь здоров, — выдохнула я.

— Спасибо. Ленвер записывал каждый портрет, что был заказан у мастера. И всегда указывал дату и сумму оплаты. Без чека работа просто не выдавалась заказчику! И злые языки говорили, Ленвер лично жег портреты тех, кто не оплатил их выполнение вовремя. Лично я, — на секунду Барнаби оторвался от архива, — в такое не верю. И есть основания полагать, что Ленвер просто запрещал Ротшильду работу над портретами неблагонадежных заказчиков. Так или иначе, Ленвер вел учетные книги. Мы храним их здесь, в архиве, с большой благодарностью к скряге: где еще можно узнать дату заказа портрета, дату его написания, и даже, сколько материалов было потрачено на его изготовление!

После прошло еще немало времени, прежде чем мы с Барнаби нашли нужную книгу и запись от 1862 года. «Леди Джулия Кеннет. Портрет».

Сердце мое чуть не перевернулась, но я тут же заметила, что возле записи не было ни пометок о расходах, ни уведомления об оплате.

— Все исследователи считают, что когда Ленвер ничего не отмечал, это значило, что работа не была написана. Но! — Барнаби выглядел триумфатором. — Также отлично сохранилась переписка Ротшильда! И я, ввиду встречи с тобой, взял на себя смелость отснять на планшет одно из наиболее заинтересовавших меня писем. Представь, оно было возвращено художнику, но тот всё равно сохранил его, чуть позже написав «Одна маленькая ложь».

Смотри… Думаю, тебе будет очень интересно.

Барнаби включил планшет, нашел на нем какой-то файл, и протянул мне. Я с трепетом читала чужое письмо, в котором найдется, наконец, разгадка тайны, которую я так сильно мечтала раскрыть!

«Джордж Ротшильд. Одна маленькая ложь»

'Моя дорогая леди Джулия.

Как сейчас я помню, что вы заказывали у меня свой портрет. Но отсутствие свободного времени и другие мои работы, к сожалению, всё не давали мне возможности приняться за него.

Тогда вы даже пригласили меня в свой чудесный замок, надеясь, что его красота и романтичность вдохновят меня на написание портрета леди замка.

И это возымело свое действие.

С огромным удовольствием я готов преподнести вам свою работу. На ней я изобразил прекрасную и достойную хозяйку замка.

С уважением,

Джордж Ротшильд'.

— И всё? — разочарованно протянула я.

Но догадка ясной звездочкой уже засияла в мыслях.

— Считается, что так Ротшильд пошутил над тщеславной дамой из высшего света. Ведь никаких отметок о создании её портрета не было. Да и зачем тогда возвращать письмо, если только не от сильной обиды⁈ Я лично думал, что художник вложил в письмо еще и карикатуру, он был мастак на такие вещи, — улыбнулся Барнаби. — Но ты же можешь решить сама, что всё это значит? В рамках твоего контракта, конечно же.

Я поблагодарила Барнаби улыбкой. Всё же он оказался настоящим другом. И часть истории, предоставленная им, являлась самыми настоящими ключами к трагедии, произошедшей так давно, но оставившей на истории семьи Кеннет много более глубокий отпечаток, чем того следовало предполагать.

Теперь, благодаря последнему пазлу, я могла составить всю историю портрета «Леди Джулии Кеннет»!

Итак, знаменитый мастер, по прозвищу «хитрец», Джордж Ротшильд был знаком с Гвендолен Баррет. В пору нужды девушка стала его натурщицей в ряде весьма скандальных работ, делаемых на заказ для частных клиентов.

Также знал месье Лерус и леди Джулию Кеннет, светскую львицу, отчаянно желавшую заполучить портрет кисти модного в то время портретиста.

Это объясняло те записи, что сделала Гвендолен во время приезда в Кеннет Кастл леди Джулии.

Мастер был в числе приглашенных друзей хозяйки замка, это доказывало возвращенное ему в сердцах письмо. И Гвендолен испугалась, что Ротшильд выдаст её страшную тайну. Но вскоре они с художником переговорили, и тот уверил её, что секрет останется между ними. Пусть его величали «хитрецом», но художник оставался при этом порядочным человеком.

Тайна была тайной недолго, учитывая вмешательство в историю мистера Прата, отомстившего гувернантке самым подлым образом. Но вернемся к портрету.

Ротшильд получил заказ от леди Джулии. Та безумно хотела иметь портрет, изображающий леди замка Кеннет Кастл. И Ротшильд написал портрет. Возможно, даже в тайне от своего друга и казначея Л.

Только на портрете художник, со свойственным ему чувством юмора, изобразил совсем иную леди. Это очень разозлило леди Джулию, которая всю оставшуюся жизнь пыталась отчаянно доказать, что на картине именно она, только искаженная злой фантазией автора. Но, между тем, портрет был оставлен в замке. Полагаю, это было желанием лорда Артура, против которого строптивая супруга не смогла ничего предпринять.

Оставалось загадкой, почему художник так зло пошутил? И знал ли Ротшильд об отношениях Гвендолен и Артура больше, чем знаю сейчас я?

Дневник обрывался на отъезде Гвендолен из замка. Но я точно знаю, вернее, нет, я чувствую, что Гвендолен еще возвращалась в Кеннет Кастл. И у них с лордом Артуром был ребенок, призрак показывала мне это, попутно тонко намекая и на мое положение.

Как всё закрутилось в такой невероятный клубок? И где найти оставшиеся ответы? Разве что стоит напрямую спросить у привидения?

Глава 24

Когда я вернулась домой в этот вечер, Лиззи снова была не одна. И на этот раз с ней был вовсе не Артур, с которым Лиззи встречалась с самого нового года. Нет.

На уютном диванчике Лиззи огромным мрачным пятном расположился лорд Роберт Кеннет собственной персоной.

Лиззи же забавно хлопотала вокруг, пытаясь то подлить лорду чаю, то обсудить последние новости Лондона. Но лорд Роберт был тертый калач, и чары Лиззи на него не действовали. А вот мне, едва я вошла в комнату, ужасно захотелось смеяться, так похожа была эта парочка на кота и лису из советского фильма про деревянного мальчишку Буратино.

Дальше стало только смешнее. Лорд Роберт поприветствовал меня, даже стараясь изобразить при этом подобие улыбки, что очень плохо сочеталось с угрюмостью его холодного взгляда. Я села в кресло возле дивана. Лиззи продолжала суетиться вокруг гостя, и тогда кот Базилио из Уэльса встал и, абсолютно неожиданно, предложил мне прогуляться. Мне хотелось отказаться, я, и правда, устала после дня, проведенного в архиве, да и говорить с лордом Робертом казалось мне не самой приятной перспективой.

Но интуиция намекала, что я должна пойти. И мы с лордом Робертом вышли на улицу. Оставив Лиззи изнывать от неутоленного любопытства.

За домом, где жила моя подруга, располагался небольшой сквер. И лорд Роберт предложил нам насладиться его красотой.

— В первую очередь, я приехал извиниться перед вами, мисс Смирнова, — сказал старик, едва мы оказались в сквере.

Подавив удивление, я молчала, ожидая, что будет сказано им дальше.

— В нашу прошлую встречу я слегка неверно расценил ваше пребывание в Кеннет Кастл, — продолжал старый лорд с такой важностью, будто выступал с политическим заявлением.

Я с горечью подумала, что тогда лорд Роберт увидел то самое, что увидел. И расценил всё совершенно правильно.

— Впоследствии, признаюсь, я навел о вас справки, — старик пристальным взглядом оглядел меня.

Великолепно!

— И мне подтвердили, что вы реставратор, специалист высокого уровня, — отвел от меня взгляд старик.

Это начинало раздражать. Конечно, очень мило со стороны лорда Роберта, приехать и заявить «Простите, мне тут сказали, что вы не шлюха, а реставратор, ошибочка вышла». Но я охотно обошлась бы без его извинений. Всё это было уже ни к чему.

— Однако самым большим и весомым аргументом, — продолжал лорд Роберт, — стали слова моего друга Генри, который назвал меня глупым напыщенным индюком, не имеющим права говорить что-либо о такой чудесной девушке, как вы.

Лорд Роберт снова попытался улыбнуться. На этот раз вышло чуть лучше и даже немного теплее.

— Как видите, я высоко ценю мнение друзей, особенно таких, как Генри, и потому я здесь.

Теперь была моя очередь ответить. Я собралась с духом. Черт, какая глупая и нелепая ситуация!

— Всё в порядке, — ответила я, — давайте оставим недоразумения в прошлом.

Лорд Роберт слегка просветлел. Надеюсь, сейчас он раскланяется и уйдет восвояси, пить чай и спать с чистой совестью. Но нет…

— Я очень хотел бы объяснить вам причину такого своего поведения. И крайне надеюсь, что вы выслушаете меня, — сказал он.

Ох… Мне не оставалось ничего, кроме как послушно идти рядом и вежливо слушать.

— Полагаю, в последнее время не один человек говорил вам, что у моего внука, Сэлвига, не такое светлое прошлое, как того хотелось бы, — тоном человека, начавшим очень длинную историю проговорил старик.

Да, об этом мне намекал чуть ли не каждый второй общий знакомый.

— К сожалению, всё это правда. С Сэлвигом всегда было сложно. Его мать была балериной, хорошей, но слишком впечатлительной женщина. Когда моему сыну диагностировали рак, она переживала особенно остро. Это произошло больше двадцати лет назад. Методы лечения, жесткие и сейчас, тогда были совершенно невыносимыми для близких.

Эдвард уходил мучительно. Мне жаль, что внуку и невестке довелось видеть такое. Но здесь все мы были бессильны. А через два месяца после похорон Катрина и сама покончила с жизнью. Она повесилась в гостиной их с Эндрю Лондонского дома. Её тело обнаружила одна из подруг, решивших навестить семью. Хорошо, что Сэлвига тогда не было дома. Ему было десять лет, и с тех пор он ненавидел квартиру в Лондоне. Мы с внуком остались вдвоем. Моя жена Маргарет умерла от сердечного приступа за два года до того, как Эндрю поставили диагноз. И слава богу, наверное, что она не видела, как мучился наш мальчик, — лорд Роберт тяжело вздохнул, потом снова вернулся к рассказу, который я не смела перебивать.

— Как я уже сказал, мы с Сэлвигом остались одни друг у друга. Знаю, я был далек от идеального дедушки, но я всячески пытался вырастить из него достойного человека. Наверное, я слишком пытался это сделать. Удостоверившись, что первое горе позади, я отправил Сэлвига учиться в одну из лучших школ Великобритании. Интернат, конечно же. И сначала всё было нормально. Потом же пошли первые тревожные звоночки. Когда Сэлвигу было около тринадцати лет, меня срочно вызвали. Оказалось, врач заметил пропажу таблеток снотворного. Пару раз их прописывали Сэлвигу, когда тот жаловался на плохой сон. В итоге подозрения пали на него и оказались верными.

Большого труда мне стоило добиться отмены дисциплинарной записи для внука. Из школы нас, конечно, исключили. Но якобы по обоюдному согласию. А когда я спросил: «Какого черта внук воровал снотворное?» Сэлвиг ответил, что по ночам его мучили невыносимые кошмары. Я поверил. Забрал его в Лондон. Год мы ходили к психотерапевту. В итоге кошмары, о которых говорил Сэлвиг, кажется, отступили. И дальше всё шло, вроде бы, нормально. Ну, или я так думал. Конечно, когда Сэлвигу исполнилось шестнадцать, я понимал, что периодически он выпивает с друзьями, но надеялся на его разумность и не хотел вводить жестких ограничений, чтобы потом не стало хуже.

Странный метод, но я была согласна с ним. Порой строгий контроль приводит к тому, что человек начинает бунтовать. А от бунта никогда нельзя ждать ничего хорошего. Лорд Роберт же продолжал:

— Потом Сэлвиг встретил Гортензию, — тут старик поморщился, будто произнес что-то неприятное. — Уж не знаю, где он её откопал. На момент, когда Сэлвигу было двадцать два, она была никем. Они пересеклись в каком-то клубе, и всё с этого момента полетело в пропасть. Несмотря на мои возражения, был заключен слишком быстрый брак. А мне лишь оставалось с ужасом смотреть, как внуку становится хуже и хуже. Знаю, это, наверное, слабость старика — сваливать всю вину на эту женщину, но она словно открывала в Сэлвиге его худшие стороны. Он стал много пить. Принимать запрещенные препараты. Вместе с Гортензией они тратили непомерное количество денег. Вдобавок ко всему, их отношения были странными. Сэлвиг изменял ей. Гортензия — ему. Они расходились, и когда это случалось, мне казалось, что я снова вижу внука нормальным человеком. Но потом они снова сходились, и всё начиналось заново. Я старался помочь, как мог, правда, но все мои слова врезались в стену непонимания. И всё заканчивалось очередным семейным скандалом.

А потом, это было три года назад, Сэлвиг чуть не умер. Это случилось в Кеннет Кастл, куда он со своей ненаглядной приехал скрываться от лондонских кредиторов. И, слава богу, что Генри, которого я просил приглядеть в это время за внуком, решил проведать Сэлвига. Тогда внука нашли на полу в кабинете замка. Передозировка. Было чудом, что Сэлвига успели спасти. И лишь черт знает, где в это время носило его жену.

Тогда я твердо решил взять всё в свои руки. Поместил Джона в частную клинику. Добился того, чтобы его признали не способным распоряжаться семейным имуществом и делами. Теперь я являюсь его законным представителем. За внуком я оставил то единственное, что его жена не может отсудить при разводе — Кеннет Кастл и часть галереи, включая портрет, реставрируемый вами. Не знаю отчего, но по семейной традиции он раз и навсегда неоспоримо передается старшему наследнику семьи.

Благо время, проведенное в клинике, отрезвило Сэлвига. Выйдя из лечебного заведения, мой внук наконец решил начать новую жизнь и развестись с этой своей Гортензией. Однако последнее оказалось не так уж и легко. Мерзавка привыкла строить из себя леди и ждала, когда суд снова признает Сэлвига вменяемым и деньги, принадлежащие семье, станут его, чтобы при разводе забрать большую их часть, — последние слова лорд Роберт буквально выплюнул. — Но меня радовало одно: Сэлвигу стало лучше. А потом было это ужасное видео с боем на мечах, и, приехав, я застал в постели внука какую-то незнакомую девицу. Правда, я испугался тогда, что Сэлвиг снова взялся за старое. Я был не прав. И прошу вас простить меня, — старик впился в мое лицо серьезным взглядом.

Я слушала, отчасти понимая, что лорду Роберту просто нужно хоть кому-то рассказать всё, что его тревожило. Я понимала, что всё рассказанное им, правда. Но, вместе с тем, мне было очень жаль их обоих. Старого лорда Роберта, столь неумело выказывающего внуку свою любовь. Джона, потерявшегося на сложном жизненном пути…

Джон…

Мне было непривычно слышать о нем, когда его называли первым именем. Будто говорили о другом, незнакомом мне, человеке. А может, так оно и было? Тот Джон, которого знала я, совсем не был тем человеком, о котором рассказывал лорд Роберт. И хватит думать, что я не знала его. Ведь это неправда! Я знала и видела достаточно. Джон изменился. Он стал другим. Или же, напротив, стал собой. Добрым, чутким, умным, веселым, тем, кого я полюбила. Хотя его любовь ко мне и была столь мимолетна.

— Послушайте, — сказала я лорду Роберту, — вы должны дать Джону шанс. Сейчас ему как никогда нужно, чтобы в него поверили.

Лорд Роберт улыбнулся. Очень печально.

— Вы, правда, думаете, что у Селвига всё получится, если я дам ему этот шанс?

— Если вы оба постараетесь, получится, — как можно мягче ответила я.

И тут случилось неожиданное. Старик подошел ко мне совсем близко и поцеловал меня в висок.

— Мой друг Генри не соврал, — сказал он, — вы, правда, чудесная девушка. Надеюсь, вы еще сможете простить моего непутевого внука, в чем бы ни была причина вашей размолвки. И… — старый лорд улыбнулся, как-то кривовато, неумело, очень похоже на то, как улыбался сначала Джон, — я бы не стал всего этого говорить, если бы не тот взгляд, которым на вас смотрел Сэлвиг. Он смотрел на вас, точно так, как мой сын Эндрю смотрел на свою жену Катрин.

Мы с лордом Робертом распрощались друзьями, и на душе стало легче. Правда, ненадолго. Ведь вокруг оставалось слишком много нерешенных проблем. И Джон был в эпицентре всего этого раздрая.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Пока в один из них Лиззи не пришла домой немного смущенная и не сказала, что Артур пригласил её поехать с ним в Америку, чтобы познакомиться с его родителями. Это было чудесно, и я сказала, что подруге непременно стоит согласиться, но Лиззи сомневалась.

— Эй, не ты ли говорила мне слушаться собственного сердца? — подтрунивала я над раскрасневшейся и удивительно похорошевшей Лиззи.

Влюбленной Лиззи.

Подруга только вздохнула.

— Знаешь, мы с Артуром вместе всего полтора месяца, а вот ты моя подруга больше двух лет. И сердце говорит мне, что стоит остаться и проследить, чтобы ты окончательно не скисла от жестокой депрессии, — Лиззи посмотрела мне в глаза.

— Вот еще! Я в полном порядке и вполне могу жить самостоятельно! — заверила я подругу.

Это было не совсем правдой, но та неразбериха, которую я сотворила в своей жизни, еще не являлась причиной для неудачи в личной жизни подруги. Тем более было видно, что с Артуром у Лиззи всё серьезно. А чего-чего, но такого я никогда не ожидала от Лиззи, привыкшей порхать по жизни легкомысленной бабочкой. Но, возможно, подруга просто нашла своего человека?

Лиззи же оценивающе оглядела меня с ног до головы. Потом, удостоверившись, что всё со мной, вроде бы, в порядке, сказала, что быстренько слетает до Нью-Йорка и обратно. А я пока должна воздержаться от глупостей. Я хотела возразить, что все возможные глупости я уже сотворила, но вовремя остановилась. Подруга, которой я успела рассказать о своем маленьком счастье, попросила меня беречь себя и малыша.

Лиззи улетела.

А я, несмотря на мои заверения, что всё будет хорошо, попала в больницу почти на следующий день после её отъезда.

Это случилось утром, когда я заметила небольшое кровотечение.