Глава 30

Когда мы поднялись вверх по винтовой лестнице и наконец оказались в привычных коридорах Кеннет Кастл, за окном был уже день. Интересно, сколько времени прошло с момента нашего с Джоном исчезновения?

Еще в подземелье я рассказала Джону о том, что просила Мэри вызвать полицию, но тот расстроил меня, ответив, что замок — частная собственность, и Гортензия, вряд ли, впустит кого-либо, если у тех не будет основательных причин для вторжения. А беспокойство Мэри — причина явно безосновательная.

И всё же мы выбрались из подземелий. Без чьей-либо помощи. Одному этому следовало радоваться. Но мне было не по себе. Неприятное чувство тревоги, которому, кажется, уже стоило притупиться, разыгралось с новой силой.

Гвендолен, что теперь ты хочешь рассказать мне?

Мы с Джоном договорились вызвать полицию, как только доберемся до стационарного телефона, находящегося в его кабинете, но едва мы оказались в коридоре, как поняли, что планам нашим не суждено сбыться.

За дверью кабинета, находящегося поблизости от тайного хода, разговаривали двое. Один из голосов принадлежал Сэма Прату. Второй — безусловно, Гортензии.

— То есть ты утверждаешь, что Джон уехал?

— Да.

— Вместе с мисс Смирновой?

— Голубки хотели помиловаться наедине.

— И целого замка для этих целей им было мало?

— Не знаю. Спроси у них, когда встретитесь.

— Гортензия, прекрати врать! — голос Сэма угрожающе повысился.

Гортензия же напротивказалась невозмутимой.

— Я уже сказала тебе, как и полицейским до тебя, что мой муж и его новая пассия уехали на прогулку. Я не имею ни малейшего понятия, где они.

— И потому ты роешься сейчас в бумагах Джона?

— Ну, как я провожу личное время, это уже мое дело, — усмехнулась Гортензия, — а тебе лучше убираться отсюда, прежде, чем я вызову представителей правопорядка. Впрочем, — голос женщины стал более вкрадчивым, — предположим, с Джоном и, правда, что-либо случится на прогулке. Разве ты не выиграешь от этого, Сэм? У лорда Роберта нет более близких родственников, чем ты. Старику осталось недолго. И, признайся, такой расклад тебя более чем устроит.

— Даже не смей говорить подобного, — со злобой ответил Сэм, — несмотря ни на что, Джон — мой кузен. И я еще помню нашу дружбу. Поэтому, что бы ты не придумала себе, я не уеду, пока не найду его.

С этими словами Сэм вылетел из кабинета. Гортензия, стрелой, выбежала за ним. А дальше следовала немая сцена нашей общей встречи, которая, наверняка, выглядела весьма комично со стороны, но на деле во всей ситуации не было абсолютно ничего забавного.

— А вот и Джон… — медленно процедила Гортензия. — Я же говорила: этот мерзавец в полном порядке. Как и всегда.

Сэм ничего не ответил, лишь смотрел на нас изумленным взглядом. Наверное, его представления о выражении «в порядке» никак не вязались с нашим потрепанным и перепачканным видом.

Джон чуть заслонил меня спиной и сказал:

— Да, мы в порядке. Хотя, как видишь, Сэм, мы с Аней не просто гуляли.

Сэм развернулся к Гортензии:

— Какого черта здесь происходит⁈

Гортензия не стала отвечать. Вместо этого она вынула пистолет, спрятанный всё под тем же безразмерным свитером, и пропела:

— План Б, мои дорогие.

И в этот момент по блеску её глаз мы все поняли, что эта женщина безумна.

Первым очнулся Сэм.

— Гортензия, — мягко сказал он, делая шаг навстречу ей, — я право не буду лезть в ваши с Джоном забавы, но пистолет лучше опустить. Это та грань, которую…

Вместо ответа Гортензия выстрелила. Сэм взвыл и упал на пол. Из его плеча текла кровь.

Гортензия же перевела пистолет на Джона, всё еще заслоняющего меня своим телом.

— Я убью её сразу за тобой, можешь так не стараться, — словно прочитала она его мысли и взвела курок, собираясь выстрелить в Джона.

Но тут в коридоре явилось нечто.

Тень, отблеск света, дым…или же что-то иное?

Всё произошло слишком быстро и слишком неожиданно. Помещение окутало холодом. Таким, что даже дыхание превращалось в белый пар. Явление проплыло прямо сквозь Гортензию и растворилось в воздухе.

Но и этого было достаточно, чтобы женщина отвлеклась. В глазах её застыл ужас. Руки задрожали. И Джон, кинувшись на неё, смог выбить пистолет на пол. После скрутив руки Гортензии за спиной, он запихнул её в кабинет и, попросив у меня ключ, запер дверь.

— Теперь следует вызвать полицию и медиков, — выдохнул Джон.

Я взяла у Сэма телефон и набрала скорую, а потом полицию.

Затем мы оба начали исследовать рану Сэма. Кажется, пуля прошла навылет, но следовало перевязать рану, чтобы до приезда помощи он не истек кровью. Джон помог кузену подняться.

— Спасибо, что пытался нам помочь, — сказал он.

Сэм изобразил улыбку, хотя в его состоянии это было крайне сложно.

— Ты не поверишь, Джон, — проскрипел он сквозь зубы, — но когда твоя маленькая мисс реставрация прибежала ко мне, говоря, что тебе грозит опасность, я решил, будто она просто сумасшедшая. Равно как и ты. Но потом отчего-то сам разволновался и направился в сторону Кеннет Кастл. Старый я дурак. Хотя, как видишь, не зря. Я оказался в эпицентре вашего общего веселья.

Джон, в это время перетягивающий Сэму руку куском своей рубашки, слабо улыбнулся.

— Я рад, что ты приехал.

— От того, что меня подстрелили?

— Нет, не ищи ты подвоха в моих словах, — Джон помотал головой, — я просто рад.

И в этот момент мы услышали странный шум из кабинета. Скрип. Скрежет. Женский вскрик.

Джон рванулся к двери, отпер её, и мы оба застыли на пороге.

Окно кабинета с деревянной рамой было распахнуто настежь. Порыв ветра задул огонь в камине и бросил в нас несколько пригоршней золы и пепла. Гортензии же в комнате не было.

Джон прислонился спиной к дверному косяку.

— Черт…

Там, за окном, слышался шум моря. Волны разбивались о мрачные скалы, на которых стояла средневековая цитадель Эдуарда Первого. И где-то там на серых мокрых камнях распласталось мертвое тело Гортензии Кеннет, которая так и не стала настоящей хозяйкой Кеннет Кастл.

Со временем мне удалось по крупицам собрать пазл её жизни. Она не была злодейкой, монстром, просто Гортензия Кеннет не научилась тому, что необходимо длясемейной жизни.

Она не умела любить.

Будущая леди Гортензия Кеннет родилась в 1988 году в Уимблдоне в семье слесаря Джереми Патрика и его жены, домохозяйки по призванию, по имени Кейт. При рождении малышку назвали Сюзанной, одно воспоминание об этом имени Гортензия пыталась стереть всю взрослую жизнь. Кроме младшей дочери чета воспитывала еще двоих сыновей. Уильяма и Гарри, королевская семья тогда была очень популярна. Джереми немного пил, слегка избивал жену, когда приходил домой в пьяном виде, но жизнь в доме семьи Патрик можно было назвать весьма обыденной и терпимой для среднестатистической прослойки таких же семей, если бы в 1996 Кейт не попала в больницу с симптомами острой шизофрении. Джереми вскоре был признан не способным в одиночестве воспитывать троих детей, и всех их забрали разные опекуны.

Сьюзен не слишком везло с приемными семьями. Одни родители просто зарабатывали, набирая детей ради выдачи социального пособия. Во второй семье, куда Сьюзен попала в чуть более старшем возрасте, и вовсе заставляли работать на своей ферме. После чего Гортензия принципиально не переносила провинцию и свежий воздух. В возрасте четырнадцати лет девочке разрешили наконец вернуться в дом отца.

Джереми к тому моменту встал на ноги. Открыл свою слесарную мастерскую. После смерти Кейт, случившейся в клинике, женился во второй раз. Да и двое старший сыновей, Уильям и Гарри, уже достигли возраста восемнадцати лет и больше не являлись материальной нагрузкой в глазах социальных служб. Но возвращение домой Сьюзен не сильно порадовало.

Мачеха оказалась не менее безвольной трепкой, чем её почившая мамаша, и по ночам приходилось слушать её плач, а то и крики, когда отец слегка поколачивал ту. Ну, а днем безмозглая курица жаловалась Сьюзен на свою тяжелую жизнь.

— Почему бы вам просто не убить его? — как-то раз спокойно предложила девушка. — Столкнуть с лестницы, когда он будет пьян или подмешать чего-нибудь в бутылку его виски?

Мачеха посмотрела на Сьюзи полными ужаса глазами, и больше девушке не пришлось выслушивать её причитаний. А вот от возни с младшим братцем, годовалым Френком, ничего не спасало. О, как Сьюзен возненавидела тогда детский плач, смену памперсов и детей в общем!

Однако в любой ситуации всегда есть отдушина. Тогда как старший брат Уильям ушел моряком на флот, Гарри начал зарабатывать неплохие деньги совсем иным образом. Гашиш. Марихуана. Одним словом, его бизнес приносил весьма весомый доход. Сестра же стала поставщиком товара в школу, что позволило неплохо расширить бизнес. И очень скоро девушка поняла, что ассортимент товара тоже неплохо бы расширить. Уже за спиной братца она вышла на нужных людей, и в её наборе появились таблетки и порошки.

В восемнадцать, подкопив денег с прибыльной торговли, Сьюзен уехала в Лондон, и, окончательно взяв имя Гортензия Тревори, начала подрабатывать. В основном официанткой по различным клубам, где тусила золотая молодежь Лондона. К тому моменту Гортензия не могла похвастаться особенно примечательным смазливым лицом, зато она умела преподнести себя правильно и быстро подметила, что если на танцовщиц в клубе смотрят, скорее, как на интересный предмет интерьера, то с официантками богатенькие мальчики порой завязывают беседы, угощают коктейлями и именно девушек, подающих еду и напитки, увозят с собой под утро в машине. Это открыло Гортензии новую нишу бизнеса, помимо торговли препаратами, а также подарило новую мечту.

Что если женить на себе одного из этих богатых дуралеев?

Сведя знакомство с одним из докторов в захудалой социальной клинике, Гортензия периодически брала справки о своей якобы беременности, за что получала с любовников немаленькие суммы.

Джона Гортензия заприметила задолго до их официального знакомства.

Это был приятный молодой человек, отличающийся от друзей серьезным, порой даже грустным взглядом.

Узнав, что у симпатичного юноши есть титул и хорошее семейное состояние, Гортензия решила во чтобы то ни стало свести с ним более близкое знакомство. Но Джон тогда еще не был завсегдатаем ночных клубов, и в те разы, когда Гортензия видела его, он приходил в компании друзей и непременно уезжал раньше них и один.

Что ж охота стала только интереснее.

Через друзей друзей и знакомых знакомых, Гортензия собрала о Джоне достаточно большой объем информации.

Какую музыку он любил, где чаще проводил свое свободное время, какое у него образование, круг интересов и деятельности. Поэтому, когда Джон случайно пролил бокал пива на майку девушки, невероятным образом оказавшейся возле него на концерте одной рок группы, его дальнейшая ночь была занята.

Тогда Гортензия ни разу не пожалела о затраченных усилиях. Джон и, правда, оказался не таким, как все остальные. Не только потому, что он был умным, галантным, веселым. Нет. Эти качества не сильно ценились Гортензией. Но в Джоне удивительным образом сочетались желание быть замеченным, любимым и внутренняя тьма, которая, казалось, так и ждала удачного момента, чтобы разорвать все преграды и вырваться наружу.

И в этом Гортензия была отличным помощником. Узнав, что нового любовника мучают кошмары, она познакомила Джона с таблетками. Потом и с кокаином. И жизнь их расцветилась новыми красками. Будь Гортензия честной с собой, она бы даже сказала, что ей было хорошо с Джоном. По крайней мере, им было весело вместе. А бонусом ко всему было то, что Джон женился на ней! Во многом чтобы насолить своему мерзкому чопорному деду. Но Сьюзен Патрик стала леди Гортензией Кеннет.

Это было победой.

Первое время Гортензия даже хотела родить Джону ребенка. Исключительно, чтобы упрочить свое положение в семье, подарив наследника. О том, что она не любит детей Гортензия хорошо помнила, но рассчитывала, что маленькую дрянь можно будет легко скинуть на руки нянькам. Но отчего-то забеременеть не получалось, что несколько злило новоиспеченную леди. Однако недолго. Гортензия научила Джона непомерно сорить деньгами, и вместе им было чем заняться. Пока в дверь не начали стучать кредиторы. Уже тогда лорд Роберт ограничивал внука в финансах, сам занимаясь семейными делами, связанными с инвестициями в ряд крупных компаний, а также юриспруденцией. Джон злился, считая, что вполне может сменить деда, но тот оставался непреклонен. В итоге содержание, на которое жили Джон и Гортензия стремительно заканчивалось, работой молодые супруги обременить себя не стремились, что в конце и привело их в Кеннет Кастл как в последнее убежище.

К тому моменту Джон успел изрядно надоесть своевольной Гортензии. Периодически он пытался завязать с наркотиками, твердил что им с Гортензией стоит остепениться и прочее-прочее. В итоге чего Гортензия пришла к простому и логическому выводу: стать вдовою Джона будет намного интереснее. Еще родителями, Джону была оставлена неплохая страховочная папка ценных бумаг, которая вполне могла перейти по наследству несчастной вдове. А дальше Гортензия найдет нового мужа. Пожалуй, более состоятельного, чем Джон.

Так было решено и сделано. Располагая нужными связями, Гортензии не составило труда достать хорошую дозу препарата, которую она и вколола мужу. А сама взяла машину и уехала прогуляться, чтобы по возвращению сообщить в полицию о несчастном случае.

Но Джон родился в рубашке. Гортензия и сама не понимала как, но её мужу удалось выжить. Хотя после того инцидента терпению лорда Роберта пришел конец. Он упек внука в клинику, в которой Джону хорошо промыли мозги, и по выходу он заперся в своем замке, а также начал бракоразводный процесс с Гортензией. При этом редкое общение между супругами происходило исключительно в присутствии адвокатов. Это веселило Гортензию. Она знала, что все эти меры предосторожности связаны с одним. Джон боялся, что если она захочет, он вернется к ней. Так было уже не раз в истории их многочисленных расставаний. Он уходил, хотел завязать со всем, но стоило ей поманить хоть пальцем, Джон возвращался.

И Гортензия тянула с разводом, ожидая, когда с него можно будет взять побольше отступных. Всё это время она, пользуясь полученным статусом светской львицы и титулом леди, кочевала из постели одного богатого любовника к другому. Пока в какой-то момент Сэм Прат, с которым Гортензия сошлась на почве общей неприязни к Джону, не сообщил, что с чего-то Джон решил реставрировать один из портретов семейной галереи.

Гортензия задумалась: как-то муж говорил ей, что портрет некой его родственницы по семейной традиции передается именно старшему сыну в семье, поэтому картина — его собственность вне зависимости от лорда Роберта.

Тогда портрет мало интересовал леди Кеннет, но что если с него можно было получить выгоду? Украсть реставрационные записи не составляло труда. Наговорить о Джоне гадостей новой глупенькой пассии оказалось одним удовольствием. Дальше дело было за малым.

Картина и, правда, была написана известным мастером, и стоила хороших денег. Гортензия рассчитывала, что Джон, столь ценящий свое наследство, начнет отпираться. Предложит иные условия. Ради того, чтобы посмотреть этот спектакль, Гортензия даже поселилась в ненавистном замке, настаивая на том, что пока она — леди Кеннет, она имеет на это полное право. Но Джон, вопреки всему, не протестовал. И сколько Гортензия ни старалась, не реагировал на её обычные уловки. Напротив, им завладело какое-то странное равнодушие. Он послушно ходил с Гортензией по аукционам, где она приценивалась к тому, как выгодно можно продать портрет работы Ротшильда. Но лицо его было абсолютно бесстрастно. И живя с ней в одном замке, он умудрялся целыми днями не пересекаться с женой. Это невероятно бесило Гортензию.

Когда же Джон на несколько дней исчез, и Гортензия узнала через знакомых, что он ездил в Лондон, чтобы поговорить с девушкой, нанятой им для реставрации картины, Гортензия всё поняла: Джон влюбился. По-настоящему. Если раньше их бракоразводный процесс шел вяло, то теперь Джон настаивал на скорейшем расторжении брака. На любых условиях. Так, что ради этой новой любви он был готов отдать Гортензии всё.

А затем выставить её из замка, как последний хлам. И Гортензии стало нестерпимо больно. Возможно, из-за болезни матери, начавшей проявляться и в ней, возможно, из-за наркотиков, слишом долго правивших бал, она стала одержима Джоном. И мысль о том, что скоро она будет лишь призраком прошлого в его жизни, была невыносима.

Нет, Гортензия никогда не сдавалась. И не собиралась отдавать Джона никому. А если он не хотел её… То стоило вернуться к варианту с вдовой. План Гортензии, подсказанный отчасти самим Джоном, был прекрасен в своем безумии.

В нем удачно сошлось всё: история семьи, в которой уже случались подобные нервные срывы, жизнь самого Джона, не совсем нормального человека, наркомана.

Ведь в первый раз, когда Гортензия пыталась убить мужа, на неё не пало ни малейшего подозрения. Безнаказанность пьянила.

К тому же, вторая птичка сама попалась в клетку. Гортензии оставалось лишь скинуть тела на тачку, любезно оставленную Джоном для экспозиции, нацарапать мужу прощальную записку на тонкой бумаге, которая растворится в воде, и ждать прилива. А в ожидании, Гортензия вполне могла написать несколько записок почерком Джона, столь хорошо изученным ею за время совместной жизни. Что-нибудь о бренности бытия и о нежелании расставаться с любимой… Какое-нибудь изящное объяснение двойного самоубийства. Сама же Гортензия планировала настаивать, что в это время была в Карнарвоне, где у неё было несколько хороших знакомых, за умеренную плату готовых подтвердить её алиби.

Но план не удался.

Проиграв, сидя запертой в кабинете, Гортензия решила, что не пойдет ни в тюрьму, ни в какую-то клинику, куда её может запрятать муженек. Это было не для неё. Не та жизнь, которой она всегда была достойна. Тем более, когда Джон начинал жизнь новую.

И выход нашелся.

Один.

Загрузка...