Храни меня

Глава 11

Вынос

Реджи

FedEx выглядит так, будто его не обновляли с восьмидесятых годов. Все бежевое и серое, а стена из латунных абонентских ящиков видала и лучшие времена. Когда мы с Роаном входим, над дверью раздается электрический гонг, и женщина за прилавком лениво поднимает голову от книги. Когда она видит Роана, ее лицо озаряется тревогой. Он не замечает, а вот я замечаю. Вероятно, он настолько привык командовать в зале одним своим присутствием, что не замечает, как люди вокруг него переключают внимание.

Но дело не только в том, как его черная футболка обтягивает широкие мышцы, или в татуировках, которые змеятся по его шее. Это энергия, которую он несет, что-то темное и холодное, как его глаза. Люди видят его и боятся. Как и должно быть.

Но та же самая тьма заставляет рыжеватые оттенки его волос казаться ярче, огненнее, чем в сравнении с ними, и заставляет сжимать челюсти с сейсмической силой. И именно из-за этой темноты я не боюсь его, потому что понимаю, что это плащ, в который он кутается, чтобы скрыть призраков, преследующих его душу.

Я ношу такой же.

Он ставит полистироловый холодильник на прилавок перед женщиной и, как во время ужина с Мэттом, включает теплое и успокаивающее обаяние, которое мгновенно расслабляет кассиршу. "Это доставили ко мне домой по ошибке — должно быть, перепутали номер улицы с номером коробки". Он непринужденно прислоняется к прилавку и пускает идеальную обезоруживающую усмешку. "В общем, я увидел эти предупреждения и решил, что лучше отнести его сюда, чем возвращать отправителю. Вы же знаете, сколько времени это занимает". Он смотрит на нее своими прекрасными голубыми глазами, как будто они участвуют в одной шутке.

"Да, конечно". Она смеется, как будто он самый смешной человек на свете. Это была даже не чертова шутка. Я поморщилась и направилась к рядам почтовых ящиков, чтобы не признавать, как странно скручивается мой желудок при виде флиртующего Роана.

" Вы знаете, кому принадлежит этот ящик? Возможно, вам стоит позвонить им". Я смотрю на него и вижу, как он похлопывает по предупреждающей этикетке. "Время поджимает и все такое".

"Да, отличная идея". Она берет трубку телефона в магазине, и я отворачиваюсь, слушая, как клацает ее клавиатура.

Я нахожу номер коробки, указанный в качестве отправителя языка, как раз в тот момент, когда Роан окликает: "Ну что, готова, детка?"

Я оборачиваюсь, одновременно раздраженная тем, что он хочет уйти, как только я его нашла, и озадаченная тем, что это Бейб. Я бросаю на него взгляд, и он отвечает мне наглой ухмылкой, высунув язык из щеки. Я знаю, что не могу получить никакой реальной информации, просто взглянув на коробку, поэтому быстро делаю снимок и направляюсь в его сторону.

Я следую за ним к машине, припаркованной на другой стороне дороги, откуда хорошо виден магазин, и пересаживаюсь на пассажирское сиденье. Несмотря на то что мы никуда не едем, его рука инстинктивно обвивается вокруг рычага переключения передач. Благодаря венам и изгибу костяшек его пальцев татуировка в виде роз и шиповника кажется почти трехмерной, осязаемой. Просто видя ее на рычаге переключения передач, я могу легко представить, как она будет выглядеть на чьей-то шее, одновременно призрачная и опасная.

Роан откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. Я смотрю на него, пытаясь понять, что увидела кассирша. Легко заметить, что он красив. Сильная челюсть, длинные темные ресницы, вплоть до небольшой россыпи веснушек на щеках. Добавьте к этому татуировки, и он становится объективно потрясающим, если не сказать немного пугающим. Я не могу удержаться от смеха. "И что теперь, детка?"

Его голова по-прежнему откинута назад, но он смотрит на меня краем глаза, и на его губах появляется намек на ухмылку. "Я не очень хорошо выкрикнул твое имя".

В его словах есть смысл, но он невелик. "Если ты собираешься называть кого-то малышкой, то это должна быть она". Я дергаю головой в сторону магазина. "Меня пригласят на свадьбу?"

Я тут же пожалела о сказанном. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть прямо на меня, и медленно смачивает нижнюю губу кончиком языка. "Ревнуешь, дорогая?"

"Я даже не собираюсь удостаивать его ответом", — хмыкаю я, но внутри меня все горит от смущения, как у проклятой школьницы, которую застали за тем, что она нацарапала инициалы своего приятеля. Отвернувшись от него, я снова смотрю на его татуировку. Отчаянно пытаясь сменить тему, я спрашиваю: "Что это за четки? Ты не производишь впечатление молящегося человека".

Он снова смотрит в окно, фотографируя мать с малышом, входящую в магазин. "Я не молюсь".

"Хорошо, тогда зачем?"

Его подбородок медленно поворачивается ко мне, а в глазах плещется жар. Тепло, которое, как я чувствую, поселилось глубоко в моем животе. Он говорит тем же бесстрастным тоном, что и отвечал мне, но нет ничего сухого или безэмоционального в том, как он смотрит на меня своим яростным взглядом и говорит: "Потому что, когда мои руки окажутся на твоем горле, я буду тем, кому ты будешь молиться.

…Господи, помилуй…

Этот шутник не понимает, что такое "чувствительность ко времени"? Мы сидим в машине у магазина уже большую часть часа, и я готова биться головой о приборную панель. Роан тщательно фотографирует и записывает всех, кто приходит и уходит, но за холодильником пока никто не приходил. "Как думаешь, он знает, что это ловушка?"

Роан отвечает, не глядя в мою сторону. "Может быть".

"Так, может, мы просто теряем время, сидя здесь весь гребаный день?" простонала я.

"Это все, что я делаю последнюю неделю. Ты здесь уже" — он сверяется с часами — "сорок девять минут". Он приподнимает бровь и резко добавляет: "Бу-бу-бу".

"Мне не нужна твоя жалость". Я складываю руки на груди и глубже погружаюсь в сиденье, закидывая ноги на приборную панель.

"Хорошо, потому что у тебя ее нет". Он шлепает меня по ногам.

"Эй, не трогай!" кричу я, садясь прямо, сердце бешено колотится.

Он усмехается. "Ты серьезно?"

" Серьезно. Мы так договорились, ни пальца без моего разрешения".

Он крутит серебряное кольцо на большом пальце. "И что я получу от этой сделки?"

Я сладко улыбаюсь. "Я не буду убивать тебя во сне".

Он слабо усмехается, качает головой и проводит глазами по моему телу. "Насилие тебе идет".

Это оскорбление, но есть что-то в том, как его глубокий, хриплый голос произносит это предложение, и блеск в его глазах, говорящий о том, что я умираю от голода, заставляет воспринимать это как высшую похвалу.

Я борюсь с желанием поерзать на своем сиденье, но это бессмысленно, потому что в следующую секунду я почти вылетаю из него. На другой стороне улицы из магазина выходит мужчина с большим белым полистироловым холодильником в руках.

"Это он!" Я хлопаю рукой по приборной панели, волнение и трепет охватывают меня. Роан невозмутимо фотографирует мужчину, а затем заводит машину. "Ah qué bueno".

Я смотрю, расширив глаза, как мужчина средних лет открывает заднюю дверь военного фургона без окон и задвигает внутрь холодильник. "Идеальная машина для серийного убийцы".

"Эх…" Роан пожимает плечами. "Если порубить кого-нибудь на мелкие кусочки, то тело можно засунуть практически в любой автомобиль", — рассуждает он так небрежно, словно обсуждает, что лучше — хот-доги или гамбургеры.

"Что ж, сегодня я буду запирать свою дверь", — сардонически добавляю я, не сводя глаз с мужчины, который сейчас что-то делает в своем телефоне, прежде чем закрыть дверь фургона.

Роан отпускает сухой, но забавный смешок, который щекочет мне шею. "Мы оба знаем, что запертая дверь меня не удержит".

Что-то в этой перспективе вызывает дрожь по позвоночнику, и это не просто страх.

"Он уезжает!" кричу я, показывая на окно, пытаясь избавиться от образа Роана, пробирающегося ночью в мою темную комнату…

Роан

"Мы оба знаем, что запертая дверь меня не удержит". Я чувствую, как она ерзает рядом со мной, дрожь пробегает по ее телу, настолько едва заметная, что я почти не замечаю ее.1 Интересно, представляет ли она, как и я, как я пробираюсь мимо любых замков в тщетной попытке не пустить меня.

Мои глаза прикованы к военному фургону, но мои мысли где-то в другом месте. В темном коридоре, на коленях, я взламываю замок на двери ее спальни. В квартире тихо, но улица и город за окном все еще гудят от звуков жизни. Шум и стук мусорного пакета, выбрасываемого в урну. Далекая сирена. Неразборчивая болтовня пьяной парочки, бредущей домой.

Но здесь все тихо. После того как я открываю дверь, единственными звуками становятся медленное, глубокое дыхание Реджи и слабый стук моих ног по полу.

В ее комнате одновременно и беспорядок, и порядок: пол чистый, но над стулом висит куча одежды, а на полу перед ним — пара пар обуви, как будто она только что скинула их в том направлении. На мебели нет пыли, но на столе лежат бумаги, бессистемно сложенные вокруг закрытого ноутбука. Когда я молча приближаюсь к ее кровати, я почти чувствую вкус ее криков на своем языке, чувствую, как ее крики будут вибрировать на моих губах. Мои руки дрожат в предвкушении ощущения ее шелковистой кожи под ними, когда я раздвигаю ее ноги и проникаю внутрь. Она будет сопротивляться и биться, но это не помешает мне взять то, что я хочу. Чем ближе я подхожу к кровати, тем тверже становится мой член, отчаянно желающий услышать ее протесты, заглушаемые моим поцелуем, ее стоны удовольствия, когда ее тело наконец-то сдается и принимает то, как хорошо я заставляю ее чувствовать себя, как мокро и горячо…

"Он уходит!" Меня возвращает к реальности то, что объект моих мечтаний почти проскочил через чертов люк. Конечно, человек, который забрал радиатор, закрывает заднюю дверь и идет к водительской стороне.

"Перо, куда он идет?" Она ругается, когда наша цель продолжает идти, не садясь в машину.

"В тот бар", — киваю я, наблюдая, как он исчезает в "Баре и гриле Майка".

Реджи заваливается обратно на сиденье, как если бы ее смертельно ранили. "Я не могу сидеть здесь еще час".

" Ты не очень терпеливый человек, верно?" спрашиваю я, записывая его номерной знак, марку и модель — вообще-то полезные вещи, кроме жалоб.

"Я никогда не говорила, что я такая". Она смотрит на меня краем глаза, как будто украла фишку с моей тарелки и проверяет, заметил ли я. Она впивается зубами в нижнюю губу, сдерживая ухмылку, и я на секунду задерживаюсь, чтобы нажать на блокировку от детей.

Она распахивает дверь машины и оказывается на полпути через дорогу прежде, чем я успеваю моргнуть. "Черт возьми, Кортес". Я захлопываю за собой дверь и бегу за ней. Темные ресницы хлещут по ее лицу, когда она смотрит на меня через плечо, дьявольское ликование озаряет ее черты.

Я ничуть не удивлен, обнаружив, что она пробирается к бару, через два места от нашего таинственного мужчины. Все было бы намного проще, если бы не ее дурацкое правило "не трогать". Я мог бы просто перекинуть ее через плечо и унести. Черт, я и так был на грани после своей маленькой фантазии, а теперь от одной мысли о ее раздражающе тугой заднице, качающейся перед моим лицом, мой член в брюках становится нестерпимо твердым.

Я сажусь рядом с ней и придвигаю ее табурет поближе, чтобы прорычать ей на ухо: "Так не бывает".

Она наклоняется ближе, встречаясь со мной нос к носу. "Может, есть какое-то пособие для преступников, о котором я не знаю?"

"Да, оно называется "Как не делать глупостей и не быть убитым".

"Хорошо, что у меня есть ты, чтобы убедиться, что этого не случится", — легкомысленно говорит она, а затем машет бармену.

Он один из тех парней, которые пытаются вернуть обратно маллет, с дурацкой улыбкой, от которой мне хочется выбить ему зубы. "Что вам налить?"

"Мы не останемся". Я встаю и собираюсь схватить Реджи за руку, когда ее глаза сужаются, перебегая с меня на мою руку. Ее лицо становится каменным и свирепым, и я падаю обратно на табурет. "Хорошо. Стеллу".

Она заказывает "Палому" и с усмешкой откидывается назад, явно довольная собой. Знаете, может, выбить зубы этому парню — не такая уж плохая идея…

Реджи только и делает, что нагнетает обстановку и делает эту работу в десять раз сложнее. Добавьте к этому тот факт, что я уже несколько дней не трахался по-настоящему, потому что постоянно наблюдал за ней, и я могу довести до комы следующего парня, который не так на меня дышит.

Легкое прикосновение к моей руке заставляет меня подпрыгнуть. "Чувак, расслабься. Ты выглядишь так, будто у тебя вот-вот случится аневризма". Нежные пальцы Реджи обжигают мою кожу, пуская электрический ток по руке, и я понимаю, что сжал салфетку для коктейля так крепко, что мой кулак побелел. Как только я расслабляю руку, она отдергивает пальцы, словно не понимая, что прикоснулась ко мне.

После ее прикосновения остается странное напряжение, от которого у меня перехватывает горло. Поэтому, как и во всем, что заставляет меня чувствовать себя неловко, я отмазываюсь, ведя себя как придурок. "Ты думаешь, что правила не очень-то применимы к тебе, да?"

Ее рот сжимается. "Мы договорились, что ты меня не трогаешь. Но не надо накручивать себя, Фокс. Я не буду спотыкаться о себя, чтобы дотянуться до тебя. Просто хоть раз веди себя как нормальный, мать твою, человек".

"Ммм", — только и говорю я, делая большой глоток пива, которое только что принес бармен. Я пытаюсь скрыть свою самодовольную ухмылку бутылкой, потому что в отличие от всех остальных случаев, когда она отчитывала меня с честной убежденностью, в этот раз она не смотрит мне в глаза.

Она бездумно крутит соломинку для коктейля в своем бокале между пальцами, наблюдая за скачками на большом экране за барной стойкой. Мой собственный напиток попадает мне в горло, пока я наблюдаю за тем, как ее мягкие губы обхватывают соломинку. К счастью, она не замечает моего внимания, которое сосредоточено на мужчине через два кресла от меня, потягивающем Bud Light.

Она отлично справляется с задачей незаметно наблюдать за ним, ее взгляд метался между различными экранами, едва останавливаясь на нем. Он же, напротив, не может оторвать от нее своих грязных глаз, и я хватаюсь за бутылку до боли в костяшках пальцев. Я слишком привязан. Он может смотреть сколько угодно, и это не должно меня волновать, пока он не попытается причинить ей боль. Это единственное, о чем я должен заботиться, — о ее безопасности. А не о том, как он щупает ее своими маленькими глазками-бусинками. Если он не трогает ее, я не трогаю его. Это моя работа.

"Сними часы", — шепчет Реджи.

"Что?" спрашиваю я, немного слишком резко.

"Сними их. Снимай. Твои. Часы". Она произносит каждый слог под дыханием, ее глаза смеют меня заставить отказаться.

У меня раздуваются ноздри и сводит челюсти, когда я отстегиваю часы и засовываю их в карман. Я бросаю на нее взгляд, который говорит: "Ну что, теперь ты счастлива?

Она улыбается в ответ и говорит сквозь зубы: "Готовься к отплытию".

Я с любопытством наблюдаю, как она плывет к месту назначения с напитком в руке. "Привет, извини, что беспокою, но у тебя есть минутка? Мой телефон разрядился". О, так она знает, как вежливо попросить.

"Да, конечно". Пока он роется в заднем кармане, Реджи смотрит на меня, приподняв брови, и агрессивно кивает в сторону двери. У меня возникает искушение проигнорировать ее, просто ради забавы, чтобы залезть ей под кожу так же, как она залезла мне. Но мне интереснее узнать, что она задумала, поэтому я встаю и бросаю на барную стойку немного денег.

Он достает свой мобильный телефон. "Два тридцать — о, черт!" Он кричит, когда ее "Палома" проливается на его телефон, когда она наклоняется, чтобы посмотреть на экран.

"О Боже, мне так жаль!" Она выхватывает у него телефон и начинает судорожно вытирать его подолом своей рубашки. Она продолжает извиняться, перебирая телефон в руках, а затем кладет его на стойку перед ним, и глупый талисман June Harbour Pirates ухмыляется мне на задней крышке его чехла.

Она бросается к двери, и я догоняю ее. Она не смотрит на меня, но говорит достаточно громко, чтобы я услышал. "У нас есть около двух секунд, прежде чем он поймет, что в его чехле нет телефона".

Я смотрю на украденный телефон в ее руке и тихонько усмехаюсь. "Чертова Гроза".

1. Fistfight — The Ballroom Thieves