Храни меня

Глава 15

Бритва Оккама

Рэджи

"Гостевая спальня — последняя дверь слева". Он мотает головой в сторону коридора, одновременно заряжая патроны в магазины на обеденном столе.

Я прохожу по квартире, отмечая, насколько она чистая и безликая. Я не удивлена, узнав, что Роан — помешанный на чистоте человек, но здесь нет ничего, что указывало бы на Роана как на личность. Это напоминает мне о том, как скудно обставляют дома, чтобы люди могли представить себя и свои вещи в пустом доме.

Единственная картина на стене, которую я вижу, проходя по коридору, — старинная фотография паба. На ней красуется надпись "McGregor's", но сквозь тона сепии и стирание времени я могу сказать, что это то, что сейчас является "Лисьей норой". Крыша приземистая и плоская, а квартиры, которые там сейчас находятся, еще не построены. Тротуара тоже еще нет, а вместо него — грунтовая дорога со следами колес карет и отпечатками лошадиных копыт в грязи. Интересно, почему именно эту деталь Роан выставляет на всеобщее обозрение?

Дальше по коридору есть странная металлическая дверь, которая кажется очень неуместной. Она похожа на те, что используются в коммерческих зданиях. Она слегка приоткрыта, и я заглядываю внутрь. Единственное, что заставляет меня отнести ее к комнате Роана, а не к гостевой, — это пара мужских кроссовок на полу и два разных флакона одеколона на комоде.

Гостевая спальня оказывается менее строгой, чем его собственная комната. Здесь стоит двуспальная кровать с большим пушистым пледом и несколькими разноцветными подушками. На тумбочке даже стоит ваза с цветами. Я бросаю сумку на аккуратно застеленную кровать и переодеваюсь в более удобную одежду на ночь.

Когда я выхожу, Роан ставит бутылку пива и пистолет на приставной столик, а затем садится в кресло. Если бы я не выросла в окружении мужчин, приносящих оружие на семейный ужин, возможно, я была бы более напугана или обеспокоена. Но вместо этого все выглядит так же естественно, как если бы я наблюдал за тем, как кто-то наливает бокал виски для ночной вечеринки.

Он двигается механически и отработанно, как солдат, проверяя предохранители и нажимая на спусковой крючок. Может быть, именно поэтому он не создал здесь ощущение обжитости и индивидуальности. Потому что он видит себя не как личность, а скорее как солдата, у которого есть большая цель — служить семье.

"Почему у тебя металлическая дверь в спальню?"

Его рука замирает там, где собиралась поднять бутылку, а мышцы челюсти напрягаются. Как будто это был лишь временный сбой в его программе, он возвращается к тому, что делал. "Это дешевле, чем дерево".

"Ладно." Я наполовину смеюсь, наполовину закатываю глаза от его неответа. "Что за гребаный день". Я плюхаюсь на диван и закидываю ноги на журнальный столик, чувствуя себя здесь удивительно как дома. Хотя в последний раз, когда я была здесь, я проклинала Роана по всем причинам, по которым я ему не доверяла. И, несмотря на то, что я сказала в "Колеснице", я не ненавижу его.

То есть иногда мне кажется, что ненавижу. Например, когда он набросился на меня за то, что я задавала вопросы после клубничного поля. Или его высокомерный взгляд, который одновременно и действует мне на нервы, и возбуждает меня. Или просто осознание того, что все это правило "не трогать" — фарс, потому что мы с ним оба знаем, что если бы он захотел, я бы не смогла его остановить. Он это уже доказал.

Это усугубляет и сбивает с толку, потому что я хочу, чтобы он соблюдал это правило, но я также хочу, чтобы он его нарушил. Боже, как я хочу, чтобы он ее нарушил.

"Тебе не нравится проигрывать, да?" Он бросает на меня дразнящий взгляд поверх своей бутылки.

"А кто-нибудь любит?" Я насмехаюсь. Когда все было чисто, мы воспользовались карточкой-ключом, чтобы попасть в комнату 1604, но она была полностью очищена и пахла чистящими средствами.

Он пожимает плечами, затем широко расставляет руки и колени, долго и медленно потягивая пиво. Он выглядит в равной степени измотанным и расслабленным, но в его взгляде все еще чувствуется настороженность сторожевого пса, всегда находящегося на посту.

"Это был не тупик. Я передам видеозапись этого человека Кэшу и начну расспрашивать о Diablo Entertainment. Если кто-то что-то знает, мы это выясним".

"Такое ощущение, что мы гонимся за призраком", — говорю я вслух.

"У каждого человека есть слабое место. Мы найдем его". В его взгляде появляется жесткость, как будто он начинает воспринимать эту работу как личную миссию. Он берет книгу с приставного столика и начинает читать, фактически прекращая разговор.

Я беру из сумки свой компьютер, и мы оба отправляемся по своим делам, как будто расслабиться вместе после долгого дня — самая естественная вещь в мире. Меня поражает, как быстро Роан стал для меня неотъемлемой частью жизни, даже если он сводит меня с ума.

Мне в голову приходит мысль, и я вхожу на удаленный сервер института. Это занимает немного времени, но, закончив, я закрываю ноутбук и сажусь прямо с ужасающим осознанием.

"Что?" спрашивает Роан, закрывая книгу. Чем дольше я молчу — потому что не уверена, что хочу озвучить то, что обнаружила, — тем сильнее сжимаются его брови. "Кортес, поговори со мной", — приказывает он, но в его голосе звучит озабоченность, которая кажется почти успокаивающей.

У меня пересохло во рту, когда я наконец заговорила. "Ты знаешь принцип бритвы Оккама?"

"Да, самый простой ответ обычно оказывается правильным".

"Мы постоянно используем его на работе. Переломы подъязычной кости составляют 0,002 процента от всех переломов у людей, но происходят в трети всех убийств, совершенных путем удушения. Это может произойти от удара тупым предметом в автомобильных авариях или при занятиях боевыми искусствами, но это крайне редкое явление. Поэтому, когда поступает тело с переломом подъязычной кости…"

"Можно предположить, что их задушили", — закончил мое предложение Роан, кивнув.

"Верно. Значит…" У меня заурчало в животе. "Я вернулась и посмотрела на даты доставки всех невостребованных тел, которые мы получили от DSM Transports, и все они находятся в пределах нескольких дней или во время одного из визитов моего отца в Джун-Харбор. Это может быть диким совпадением, или…" Мой голос прерывается, и я смотрю в пол, не в силах смириться с очевидным выводом.

"Или самый простой ответ обычно оказывается правильным".

Я тереблю подол рубашки, в которую переоделась после отеля. "Что же мне делать?" Мой голос звучит хрупко. Роан предупреждал меня об этом с самого начала. Неужели я действительно захочу узнать, стоит ли мой отец за убитыми женщинами? Теперь правда смотрит мне в лицо, и я не уверена, что смогу с ней справиться.

Он откидывается назад и сцепляет пальцы на макушке, вздыхая. Его взгляд скользит по потолку, и он медленно кивает, словно размышляя. Он явно что-то переваривает, что-то прорабатывает в уме, но не дает себе труда понять, что именно. Видимо, он пришел к какому-то выводу, потому что наклоняется вперед и упирается локтями в колени, а затем задумчиво спрашивает: "А что насчет Тая?"

Я вопросительно качаю головой. "Что?"

"На ужин. Как насчет тайской еды? С твоим отцом сейчас ничего не поделаешь, и, кто знает, может, это как перелом подъязычной кости после автомобильной аварии — не самый очевидный ответ, но и не невозможный".

Я слабо улыбаюсь, оценив эту идею. "Что ты думаешь?"

"Я не могу решить, но, кажется, склоняюсь к зеленому карри…"

"Нет, тонто". Я смеюсь, но затем говорю более серьезно: "О моем отце".

Он ждет, пока я встречусь с ним взглядом, чтобы заговорить. "Неважно, что я думаю. То, что я думаю, не повлияет на правду, а это главное. У нас еще нет всей информации, поэтому было бы глупо считать что-то правдой только потому, что так кажется".

Я глубоко вдыхаю и киваю, желая сохранить все свои выводы и отложить их в сторону, пока мы не узнаем больше. "Я принесу блокнот и посмотрю, что там…"

Роан улыбается, довольный. " Вот это моя девочка".

Я уверена, что он не имеет в виду ничего, кроме того, что рад получить свой выбор ужина, но мне не нравится, как мой желудок вздымается при мысли о том, что я его девушка. Это сделало бы мучительный вопрос, стоящий перед нами, менее пугающим. Но привязанность к идее быть его девушкой представляет собой гораздо большую угрозу.

.

Роан

В середине фильма она ругала меня за отсутствие достойного выбора десерта и обвиняла в том, что я робот, когда я утверждал, что на вкус он ничуть не хуже настоящего. Я не помню, когда именно она заснула. Наверное, через какое-то время после того, как она доела остатки моего мороженого — наполовину заполненную пинту "унылого, кетогенного оправдания десерта", по ее словам. И когда я встал в конце фильма, она лежала на боку, сложив руки на груди, и крепко спала.

Я не знаю, что делать. У меня никогда раньше не ночевала женщина, не говоря уже о том, чтобы вырубиться на моем диване. Я смотрю на нее, как на дикого зверя, который ворвался в дом и чувствует себя как дома. Я подумываю отнести ее в спальню для гостей, но почему-то перспектива держать ее на руках, прижимая ее тело к своему, кажется мне такой же опасной, как войти в горящее здание.

Я беру еще пива и сижу, медленно потягивая его, наблюдая за ровным дыханием, пока пытаюсь понять, что с ней делать. Я прокручиваю в голове то, что сделали бы мои братья, в надежде найти какие-то идеи.

Кэш отнес бы ее в постель — в свою постель.

Лохлан проскользнул бы за ней и прижал ее к своей груди. Тяжелый случай.

Финн оставил бы ее как есть, раз уж она решила заснуть там. Может быть, он накрыл бы ее одеялом.

Это кажется наиболее логичным ответом — хотя я не уверен, что использовал бы слово "логичный" для описания любого из моих братьев, особенно когда дело касается женщин. Я иду в гостевую спальню за одеялом и хватаю с кровати легкое покрывало. Я держу его в руках, колеблясь, потому что знаю, что ночью я держу кондиционер на низком уровне. Не замерзнет ли она?

Я вытираю руки о лицо. Это становится смешным. Я бросаю одеяло обратно на кровать и беру из шкафа одеяло потяжелее, а перед тем, как уйти, бросаю взгляд на подушки. Я качаю головой. Она переживет одну ночь без подушки для своей принцессиной головы.

Я возвращаюсь в гостиную и накидываю на нее одеяло, а затем перетаскиваю кресло через всю комнату, чтобы оказаться лицом к двери. Я опускаюсь в подушки кресла и закрываю глаза, готовый заснуть, чтобы покончить с этой безрассудной сагой. Но что-то продолжает ворчать, и я резко встаю и бегу в комнату для гостей, чтобы взять эту чертову подушку.

Я осторожно поднимаю ее голову. Ее веки слегка вздрагивают, но, к счастью, она не просыпается. Я не могу придумать ничего более ужасного, чем ее пробуждение на фоне моих жалких попыток устроить ее поудобнее на моем диване. Я тщательно выбираю те части себя, которые позволяю ей видеть, и то, что заставляет меня подкладывать ей под голову подушку, не входит в их число.

Устроившись в кресле, я сразу же засыпаю.

Утром у меня подкашиваются ноги и болит шея. Проснуться меня заставляет тихий шорох. Я поворачиваю голову в сторону угрозы и вижу, что это Реджи смотрит на меня, как олень на свет фар. Я опускаю голову, и мои пальцы, крепко сжимающие подлокотники, расслабляются.

"Почему ты спишь там?" — спрашивает она, ее голос любопытен и легок.

"Ты спала на диване", — просто объясняю я.

"А как же твоя спальня?"

"Ты была здесь, поэтому я был здесь".

Кресло начинает вибрировать, и я роюсь в подушке, чтобы достать свой телефон. "Да… Хорошо… На Деланси, верно?… Ладно, пока". Я встаю и говорю ей: "Убежище готово.”