И пусть их будет много

Глава 5. Прогулка

Перемена в настроении графини де Грасьен была очевидна. Когда, через полчаса, готовая к прогулке, она появилась на пороге дома, Мориньер, не скрываясь, улыбнулся.

Едва усевшись в седле, Клементина заговорила тоном вежливым и прохладным:

— Я хотела бы пояснить, мессир, почему сочла возможным обратиться к вам с этой просьбой.

Он пожал плечами, демонстрируя полное безразличие к предлагаемой теме.

Но это не остановило Клементину.

— Я могла бы, разумеется, попросить господ де Бриссака и де Лароша сопровождать меня в путешествии в Брассер. Но кто-то должен защищать замок… — она стегнула хлыстом по крупу Девочки.

— Эти ваши защитники — мертвому припарка, если здесь начнется та заваруха, что творится сейчас… южнее, — ответил спокойно, принуждая коня двигаться рядом с кобылой Клементины.

Она не заметила этой мимолетной паузы. Она пыталась справиться с раздражением.

— Ваши насмешки неуместны, сударь! Филипп оставил этих двоих в замке! И они делают сейчас все, что могут. — Она судорожно сжала повод.

Со всей серьезностью, на какую только был способен, граф де Мориньер произнес:

— Каюсь, сударыня. Я напрасно насмехался. Несомненно, у вашего мужа были свои резоны. И я, безусловно, восхищаюсь вашим решением сделать все для защиты замка. Хотя, признаюсь, вид ваших новобранцев может развеселить и святого.

Ей нечего было возразить.

— Впрочем, надеюсь, — продолжил Мориньер со светской учтивостью, — вашим новоиспеченным рекрутам не придется вступать в бой. Король еще в позапрошлом году научился справляться с бунтами. И если прежде он был милосерден и порой слишком мягок, то в этот раз все должно быть по-другому. Будем надеяться, он не позволит господину Одижо долго безнаказанно волновать провинцию.

— Одижо? Кто это?

— Младший сын из небогатого дворянского рода.

— Неужели от одного человека может зависеть спокойствие целой провинции?

— Для любого восстания нужна личность, — серьезно ответил Мориньер. — А Бернар Одижо — несомненно, человек с закаленной силой воли и умением убеждать людей. Такие люди, как правило, не имеют достаточно средств, но зато честолюбия и храбрости у них в избытке. Ведь им приходится самим пробивать себе дорогу в жизни.

— Вы как будто симпатизируете ему?

— Нет. Но уверен, что Одижо — личность незаурядная.

Какое-то время после — они ехали в молчании.

Мориньер искоса наблюдал за выражением лица Клементины. Человеку стороннему могло бы показаться, что молодая графиня является в эти минуты олицетворением покоя. Но Мориньер видел, что Клементина напряжена, как перед боем.

Она сидела на лошади слишком прямо, с жесткой спиной, и неподвижно смотрела прямо перед собой.

За первые полчаса пути Клементина ни разу не повернула к нему головы, не обратилась ни с единым словом. А он не сделал со своей стороны ничего, чтобы прервать затянувшееся молчание. Он продолжал двигаться чуть позади, не обгоняя и не отставая, зорко глядел по сторонам, время от времени останавливая взгляд на своей спутнице. Последнее, он чувствовал, очень ее нервировало.

Эту картину немного смягчало вечернее солнце. Оно согревало, красило в медь осенними лучами поля, дорогу и самих их: их фигуры, их лица.

Когда с дороги, шедшей вдоль полей, они свернули в лес, Клементина оглянулась недоуменно.

Мориньер кивнул:

— Теперь наш путь будет не таким комфортным. Следите за дорогой, сударыня. Мы сейчас находимся где-то в четверти лье к юго-западу от вашего замка.

— Вы обещали мне прогулку. В таких случаях я обычно не занимаюсь расчетами, — огрызнулась.

— Это не простая прогулка.

— Ах да, я забыла, — скривила она губы. — Вы никогда ничего не делаете просто так. Чего бы вы ни касались, вы всегда преследуете какие-то свои цели.

— Бессмысленный упрек, — заметил прохладно. — Надеюсь, позже вы с благодарностью вспомните и этот день, и эту прогулку. А пока наберитесь терпения и запоминайте дорогу.

Она лишь пожала плечами. Этот заносчивый мужчина не выведет ее больше из себя. Клементина не собиралась забывать, что в ближайшее время намеревалась использовать его шпагу в своих интересах.

Не слишком вежливо потеснив ее с тропинки, Мориньер выехал вперед.

— Следуйте за мной и берегите глаза, — произнес коротко.

Ехать стало очень трудно. Ветки то и дело хлестали по лицу, паутина, — ее так много было этой осенью, — лезла в глаза и рот.

Тропа, по которой они двигались, была еле заметна. Местами она совсем терялась в высокой траве и под густым слоем валежника. Несколько раз тропа ныряла в глубокие овраги, потом выныривала на противоположной стороне. А они все двигались по ней, не отступая в сторону ни на шаг.

Мориньер не обращал больше внимания на спутницу. Он знал, что она следует за ним. Этого было достаточно.

Зато, Клементина видела это, он внимательно следил за каждым сторонним движением, отмечал всякий шорох и не снимал руки с эфеса.

Наконец, впереди посветлело, лес расступился, и они выехали на небольшую, заросшую высокой травой, поляну. Остановившись перед какими-то поросшими низким кустарником и мхом развалинами, Мориньер соскочил с коня.

Протянул к ней руки, тонкие и загорелые.

— Куда вы меня привезли? — легко опершись на его плечи, она спрыгнула на землю.

— Это очень интересное место, сударыня, — сказал вдруг весело. — Для тех, кто любит историю — в особенности. В здешних местах вряд ли есть что-нибудь более древнее. Тягаться с этими руинами возрастом может разве что римская дорога, проходящая вон там, — он махнул в сторону. — Под сенью таких же старых, раскидистых деревьев римляне ели, пили, молились и убивали — равно из-за любви и из-за ненависти. Можете себе представить, сколько разных воспоминаний хранит та дорога и эти развалины, которые мы теперь попираем ногами, с тех самых пор, как здесь проходили римские легионы. Разве это не удивительно?

— Удивительно? Ничуть не бывало! Люди и теперь занимаются тем же самым.

Он развел руками.

— Такова человеческая природа.

— Не для того же, чтобы пофилософствовать о человеческой природе, вы затеяли это путешествие?

— А вы считаете, человек этого не стоит? — улыбнулся. — Когда в разумное и духовное естество человека дьявол всеял грех, человек подпал тлению, страданию и смерти. Природа его стала иной. Он, бывший прежде бессмертным, самовластным и украшенным всяческими добродетелями, переменился. По-вашему, он не достоин сочувствия? Или хотя бы изучения?

— Ваша двойственность, отец мой, не мешает вам жить? — ехидно поинтересовалась Клементина.

Он сверкнул глазами, засмеялся легко:

— Нисколько.

Мориньер отвязал притороченный к седлу факел, перехватил его поудобнее.

— Идем.

Он вел ее вперед, между выступающими из земли остатками стен, ступеней и фундаментов. Наконец, остановился перед совершенно неприметной, полуразрушенной стеной. Она вся заросла плющом. Темно-зеленые свежие плети его переплетались с ветвями старыми, уже отмершими, покрывая стену плотным слоем, будто панцирем. Прямо у подножия стены разрослись, соревнуясь с плющом в живучести, кусты шиповника.

— Это здесь, — сказал Мориньер.

Он взял Клементину за руку, заставил ее сделать еще несколько шагов.

И тогда она увидела. В траве, в проеме между кустами, еле виднелось несколько заросших мхом, во многих местах обломанных, уводящих в темноту, ступеней.

Клементина попятилась, споткнулась обо что-то. Если бы не его быстрая реакция, она упала бы.

Он подхватил ее под локоть. Спустя мгновение, удостоверившись, что Клементина твердо стоит на ногах, отпустил, отступил в сторону, извлек из кожаного мешочка, висевшего на поясе, огниво.

Что-то в атмосфере вокруг окончательно перестало ей нравиться.

— Вы, я вижу, хорошо подготовились к прогулке, — проговорила отчужденно.

Жосслен де Мориньер зажег факел и молча подал ей руку.

Она не шевельнулась в ответ.

— Идемте, сударыня.

Клементина все колебалась, переводила взгляд с зияющей темноты внизу на протянутую ей руку.

— Вы не доверяете мне? — спросил.

— Я стараюсь дважды не повторять одних и тех же ошибок, — ответила холодно.

— Ладно, — сощурил глаза. — Обойдемся без этой чепухи.

Сделал несколько шагов по ступеням вниз, обернулся, повторил:

— Вашу руку, графиня.

Она, повинуясь скорее его голосу, чем словам, которые он произносил, прошла по неровным, скользким ступеням, неуверенно шагнула в узкий проем.

Ее встретила живая, сырая, враждебная темнота, едва рассеиваемая светом факела. Некоторое время Клементина не могла заставить себя сделать и шага дальше. Она стояла, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься назад, к свету и свежему воздуху.

Мориньер чуть впереди терпеливо ждал, когда она возьмет себя в руки.

— Что это? — спросила, наконец, Клементина, оглядываясь.

Неясный свет извлекал из темноты причудливые, изломанные каменные поверхности. Своды, стены, выступы в них, углубления в свете этом принимали очертания странные, даже пугающие. Подвижные тени, рождаемые огнем, добавляли пространству таинственности и какой-то невнятной, неочевидной опасности.

Клементина поежилась.

— Зачем вы меня сюда привели?

— Чтобы вы узнали немного более того, что вы знаете сейчас. Вы готовы идти со мной дальше?

— Я хочу знать, что это за ход, — нервно ответила.

— Это тоннель, который ведет прямиком к вашему замку.

Она смотрела на него. Молчала в замешательстве.

Он подождал, потом усмехнулся:

— По всему судя, ваш муж не счел нужным ознакомить вас с некоторыми особенностями своего родового гнезда?

— Оставьте этот тон, граф, — разозлилась вдруг.

Мориньер сдержанно засмеялся. Его смех, повторенный и усиленный многократно, прозвучал в темноте тоннеля неприятно.

Она дернула плечом, сделала несколько быстрых шагов вперед, вышла из создаваемого факелом круга света, наступила на что-то мягкое. Это что-то дернулось, выскользнуло из-под ноги.

Клементина вздрогнула, закричала. Наверху, где-то над ее головой, раздался шелест, поначалу тихий, потом все усиливающийся и усиливающийся.

От ужаса Клементина обхватила голову руками.

Ей почудилось, это страшное нечто черной массой сейчас ляжет ей на плечи, окутает ее, поглотит. Мужчина мгновенно оказался рядом с ней, поднял факел повыше, обнял ее за плечи. Ей показалось, прикрыл ее собой.

— Успокойтесь. Это только летучие мыши. Что случилось? Отчего вы кричали?

— Вы привели меня сюда, чтобы посмотреть, как я буду умирать от ужаса?

— Не говорите глупостей, Клементина, — сказал мягко. — Вы преувеличиваете степень моей склонности к злодейству. Я хотел показать вам, куда выводит этот подземный ход, который начинается, — или заканчивается, это уж как вам угодно, — в одной из комнат вашего замка.

— В какой комнате? Что вы несете?

— Тоннель этот — терпеливо повторил Мориньер, — соединен с центральной башней вашего замка, а через нее — с домом, в котором вы теперь живете, и рядом хозяйственных построек.

— С центральной башней?

Она высвободилась, уставилась на него. Она не заметила даже, что он назвал ее по имени. Она глотала ртом воздух, задыхалась от волнения, не могла никак собраться, сообразить, решить не могла, говорить ему об этой истории с привидением в центральной башне или нет. Не сказала.

Он снова спросил:

— Так что произошло?

— Я наступила на что-то. Оно… оно двигалось.

Мориньер приблизил факел к поверхности пола.

— Ничего нет. Вы видите?

— Мне не показалось.

— Вполне допускаю, — ответил спокойно. — Это могла быть лягушка. Или змея.

— Змея??

Он засмеялся, заметив, как от отвращения она передернула плечами. Этот же нечаянный жест он отметил на днях, когда произносил ей слова приветствия.

— Что смешного я сказала? — разозлилась она опять. — Что во мне, в конце концов, так неизменно вас веселит? Объясните мне. Возможно, мы посмеемся вместе.

Он молчал. Смотрел на нее с непонятным, а оттого еще более раздражающим ее, вниманием.

— Если б вы знали, если б могли понять, как отвратительны вы в вашем высокомерии! — воскликнула гневно.

Он машинально прижал палец к губам, призывая говорить тише. Она и сама услышала, как загремел под сводами ее голос, растекаясь эхом по всему подземелью.

— Люди для вас — ничто, — зашептала зло. — Пустое место. Вы используете их. Вы заставляете их верить вам. Вы полагаете себя другом Филиппа. И вы же насмешничаете за его спиной. Да, он не говорил мне об этом тоннеле. Да и когда бы он мог? Он не пробыл в замке и одного полного дня. Он не успел. Он мог забыть, в конце концов.

Мориньер молчал. Чужое, холодное его лицо вдруг испугало Клементину.

Он смотрел какое-то время вглубь тоннеля, поверх ее головы. Потом вновь взглянул на нее:

— Вы правы. Он мог забыть.

Помолчал, будто раздумывая, стоит ли продолжать этот разговор.

Все же заговорил. Очень тихо и яростно.

— Я услышал все, что вы сказали. А теперь выслушайте меня. Очень внимательно выслушайте. Уверен, Филипп перед отъездом надавал вам массу полезных советов. И, надо полагать, он все же задумывался об опасности, которая может грозить вам, раз оставил вам в защиту этих двух своих вояк. Но вы и сами знаете, что силы их невелики. Я более чем уверен, что Филипп, благородная душа, говорил что-то вроде: "В случае чего — пишите королю. Он защитит вас". Но я скажу вам — к черту короля! Если вам будет угрожать действительная, настоящая опасность, вы можете не успеть написать и двух слов. Тем более, дождаться ответа на них.

Мориньер сделал паузу, заговорил медленнее и спокойнее.

— Я не преувеличиваю неприятностей, которые могут последовать. Война, что идет сейчас на юге, вот-вот доползет сюда. Вы видели опасностей немало. И вас ими не испугать. Именно поэтому я повторяю. Если на замок нападут, не рассчитывайте на ваших новобранцев. Ружья в их руках — что палка в руке подростка.

Он устало потер двумя пальцами переносицу.

— Так вот, возвращаясь к человеческой природе… Бывают случаи, нередко бывают, когда змеи и летучие мыши, которые сегодня так напугали вас, оказываются гораздо менее опасными, чем люди. Вы это знаете не хуже меня. Поэтому, если придет пора, не упустите момента, воспользуйтесь вашими новыми знаниями вовремя. Если такое случится — просто бегите.

От наступившей тишины закладывало уши. Отчего-то стало тяжело, невыносимо тяжело дышать.

Клементина чувствовала, что как никогда близка к обмороку. От невообразимой внутренней усталости, от бессилия, которое наполнило в этот момент все ее существо, она еле стояла на ногах.

Когда она услышала ледяное:

— А теперь я должен повторить вопрос: намерены вы идти вперед или предпочитаете вернуться?

Она ответила единственно возможное:

— Вернемся, сударь.

— Ваше право. — Мориньер пожал плечами, сделал несколько шагов в сторону узкой полоски дневного света.

Клементина вдруг запаниковала, протянула к нему руки, вскричала:

— Не оставляйте меня одну!

Он вернулся, с удивлением вгляделся в ее бледное лицо:

— Что взбрело вам в голову?

Поняв, что она вот-вот упадет, ухватил ее под локоть, вывел наружу. Усадил ее в траву, прислонив спиной к стволу старого дуба. Сам опустился рядом.

Долго смотрел, как медленно возвращаются на лицо молодой женщины краски.

Наконец, спросил:

— Вы боитесь темноты? Низких сводов? Чего?

— Я… я не знаю.

Она не хотела рассказывать ему, что никак не могла забыть тот ужас одиночества, который испытала в Новой Франции. Она никому не говорила об этом своем страхе, потому что сама относилась к нему, как к позорной трусости.

Но правда состояла в том, что с тех пор, как Клементина поселилась в замке Грасьен, она никогда не засыпала одна. Укладываясь спать, она всякий раз звала с собой Терезу. Клементина часами читала перед сном, лежа в постели, в то время как Тереза укладывалась рядом на выдвижной кровати и слушала чтение хозяйки. Недолго слушала. У девушки оказался на удивление здоровый, крепкий сон.

Клементина же часто засыпала только под утро, с книгой в руках. В таких случаях свечи гасили уже при свете дня, когда приходило время подниматься.

Слуги относились к этому, как к необременительному чудачеству. Мало ли какие странности случаются у господ? И никто не предполагал, что причиной был чудовищный страх.

Клементина не могла рассказать об этом. Ему — в особенности.

Она спросила только, когда, подведя к ней лошадь, он подсадил ее в седло:

— Я наговорила вам сегодня много неприятного, но я не собираюсь теперь же отказываться от сказанного. Я лишь хочу спросить, остается ли в силе ваше решение ехать со мной? Не переменили ли вы его?

— Я обычно стараюсь держать свое слово, — ответил.