Мари
Что-то мне подсказывает, сейчас не самое подходящее время сообщить Хелене, что не являюсь большим поклонником морепродуктов, поэтому я прикусываю язык и решаю потерпеть.
Это ведь всего-навсего ужин.
Один из многих.
Уверена, за эти несколько недель мне придется попробовать множество блюд Новой Англии, и, возможно, я даже научусь ценить некоторые отменно приготовленные морепродукты.
Хелена с важным видом расхаживает по кухне в незапятнанном голубом клетчатом фартуке с белой кружевной отделкой. Она заглядывает через плечо одного из поваров, когда тот закидывает живого лобстера в кастрюлю с кипящей водой.
Я тянусь к стакану с водой и отвожу взгляд.
Не знаю, сколько еще выдержу.
Хелена возвращается к столу, держа в левой руке красную бутылку, а в правой — белую.
— Кто-нибудь еще хочет вина?
— Да, пожалуйста. — Одрина держит бокал за ножку. — У тебя всегда отменные вина, Хелена. Твоей коллекции нет равных.
— Ты такая милая, — говорит Хелена. — Мы с Конрадом купили эту бутылку, когда были в прошлый раз в Монако.
— Знаешь, я до сих пор там не побывала, — замечает Сибил, махая рукой.
— Немыслимо. Ты многое упустила. Это самое замечательное место. — Хелена машет рукой в ответ Сибил. — Чего только стоит «Театр Принцессы Грейс».
Они обе одновременно вздыхают, и я притворяюсь, что не умираю со скуки. Но это не их вина. Просто я никогда не была сторонником светских разговоров.
— Итак, Марибель. — Одрина поворачивается ко мне, покручивая бокал с вином своими наманикюренными пальчиками. — Что ты думаешь о поместье?
— Оно прекрасно. — Я делаю глоток воды, пока она пристально за мной наблюдает.
— Ты впервые в Хэмптоне? — спрашивает она.
Я киваю.
— Не любишь вино? — снова спрашивает Одрина, только ее голос становится на октаву выше, из-за чего Сибил и Хелена прекращают разговор и смотрят в мою сторону.
Я расправляю плечи и улыбаюсь.
— Я не пью.
— О. — Одрина приподнимает брови, округляя свои зеленые глаза. — Думаю, невежливо спрашивать, но не так много людей нашего возраста отказываются насладиться бокалом вина…
Да. Это действительно невежливо.
Что, если я алкоголик в завязке? Что, если принимаю медикаменты, которые нельзя мешать с алкоголем?
Она точно знает, что делает.
— Просто… не пью. — Я отставляю свой стакан с водой в сторону и скромно ей улыбаюсь.
Она на это не купилась, но мне всё равно.
Я тоже могу играть в эту игру.
Мужчины заходят с террасы внутрь, принося с собой запах дорогих сигар и соленого морского воздуха. Отец Хадсона, Конрад, смотрит в мою сторону и тепло улыбается.
Мне он нравится.
Я познакомилась с ним сразу после того, как прибыли Шеффилды. Думаю, он понял, что мне неловко, поэтому отвлек от меня внимание, рассказав всем несколько историй об их общих друзьях. Когда Шеффилды направились в свои апартаменты, он отвел меня в сторонку и сказал, что рад со мной познакомиться и надеется, что мне будет комфортно в их доме.
И был вполне искренним.
Его голубые глаза в точности такие же, как у Хадсона, с морщинками в уголках, а голос дружелюбный и уверенный, как у человека, который знает, о чем говорит, и не тратит время впустую.
Хадсон занимает место между мной и Одриной, положив руку на спинку моего стула. Наклонившись ближе, он касается губами моего уха.
— Ты в порядке? — шепчет он.
Мило, что он волнуется обо мне.
— В полном, — шепчу я в ответ.
Отклоняясь, я краем глаза замечаю Одрину. Ее взгляд задерживается на нас двоих, прежде чем она сосредотачивает внимание на бокале вина и делает большой глоток.
— Лобстеры скоро будут готовы, — сообщает Хелена мужчинам. — Прошу, присаживайтесь. Надеюсь, вы нагуляли аппетит.
Дюк потирает свой выпуклый живот и плюхается на стул рядом с Конрадом, сидящим во главе стола. Сибил и Хелена болтают о старинных тиарах, которые, как я полагаю, были одним из предметов, которые они изучали в свое время в школе-интернате, так как они обе много о них знают.
— Как тебе может не нравиться «Стратморские розы»? — спрашивает Сибил, раскрыв рот. (Примеч. «Стратморские розы» — золотая бриллиантовая тиара в виде пяти сплетенных роз. Была преподнесена маме Елизаветы II в качестве свадебного подарка от ее отца, графа Стратмора в 1923 году).
— На мой взгляд, она какая-то… старомодная. — Хелена болтает вино в бокале, вертя рукой. — Не то что «Жемчужная тиара Пуаре». (Примеч. Жемчужная тиара Пуаре — тиара из жемчужин грушевидной формы. Первоначально была создана в Берлине в 1825 году в качестве свадебного подарка для принцессы Луизы Прусской).
— Еще бы, — смеется Сибил.
— Одрина, кажется, ты заскучала. — Хелена подпирает щеку рукой. — Твой брат приедет завтра. Тогда тебе станет гораздо веселее.
Дамы смеются, но Одрина смотрит прямо перед собой на заходящее над морем солнце, с легкой тоской и немного задумавшись.
— Не могу этого дождаться, — говорит она монотонно.
— Да, ладно. Ты же не виделась с братом уже несколько месяцев, — замечает Сибил. — Знаю, вы скучаете друг по другу, даже если не хотите в этом признаваться.
— Кстати, как у него дела? — спрашивает Хадсон. — Я не так давно видел его в городе, и он сказал, что отправляется за границу по работе.
Сибил вздыхает.
— Да, если бы только Алек мог усидеть на одном месте дольше, чем неделю или две.
Хелена усмехается.
— Разве мы можем винить его за то, что он живет своей жизнью? Он молод. Весь мир у его ног. — Она переводит взгляд на меня. — Может, в один прекрасный день Алек встретит милую девушку, как Марибель, и решит, что пустить корни — это лучше, чем быть одиноким.
— Дай Бог, Хелена. — Сибил поднимает свой бокал, выпив за предложение Хелены, а затем обе женщины поочередно отодвигают стулья, прежде чем отправиться на кухню.
За столом остаемся только мы втроем, так как Дюк и Конрад о чем-то увлеченно разговаривают на другом конце стола.
— Хадсон, я хотел показать вам, парни, свой новый шедевр. — Конрад поднимается из-за стола. — Быстрее, пока не вернулась твоя мать и не остановила нас.
— Шедевр? — спрашиваю я.
— Отец делает корабли в банке, — поясняет Хадсон, коснувшись губами моей щеки. — Я вернусь через минуту.
С отсутствием Хадсона атмосфера становится менее дружелюбной, но я не хочу обращать на это внимание.
— Итак, Одрина, откуда ты родом? — обращаюсь я к ледяной принцессе.
Ее темные ресницы вздрагивают, она выпрямляется.
— Потомак, Мериленд.
— Как «Настоящие домохозяйки»? (Примеч. «Настоящие домохозяйки» — американская медиафраншиза, состоящая из нескольких реалити-шоу жизни богатых домохозяек, проживающих в различных регионах по всей территории США).
— Настоящие… кто?
— «Настоящие домохозяйки» из Потомака? — спрашиваю я. — Телешоу. Его показывали на «Браво».
Она морщит свой идеальный, точеный нос.
— Никогда не слышала о таком.
— О? Ну, ладно. — Я тянусь за своим стаканом, но обнаруживаю, что он пуст. — Так, как давно ты знакома с Резерфордами?
— Всю свою жизнь. — Она вращает свой бокал в руке, но не пьет. Подперев щеку, она смотрит перед собой, словно ей хочется быть где угодно, только не здесь.
— В какой колледж ты ходила? — спрашиваю я.
Мне бы хотелось, чтобы она знала — мне этот разговор так же неприятен, как и ей, но одна из нас хотя бы старается.
— Серьезно? — фыркает Одрина.
— Что?
— Тебе правда интересно? — спрашивает она.
Я смеюсь, ведь эта женщина, должно быть, шутит.
— О чем ты? — спрашиваю я.
— Все твои попытки узнать меня поближе неубедительны. И мне скучно. К тому же, всё, что ты хочешь узнать обо мне, ты можешь выяснить у Хадсона. Иногда мне кажется, он знает меня лучше, чем я сама.
Не вдаваясь в подробности, она встает из-за стола и уходит.
Прежде чем я успеваю переварить всё, что только что услышала, возвращается Хадсон с другими мужчинами и садится рядом со мной.
— Ужин на подходе, — сообщает Хелена с порога, прежде чем посмотреть на нас. — А где Одрина?
Я пожимаю плечами.
— Она просто… ушла.
— Как это на нее похоже, — бурчит себе под нос Хадсон, а затем запускает руку под скатерть и кладет на мое колено. — У нее есть склонность драматизировать. Не обращай внимания, — наклоняясь, добавляет он.
Выпрямившись, напоминаю себе, что я здесь для одной единственной цели и только.
Чтобы выполнить свою работу.
Будь я проклята, если буду обращать хоть каплю своего внимания на эту потомакскую ледяную принцессу.
— Поверь мне, не буду, — шепчу я, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Весь вечер он смотрит на меня, словно я сошла со страниц журнала модных купальников.
— Эй, вы, прекращайте! — усмехается Сибил, садясь напротив нас, когда шеф-повар вносит тарелки с красиво сервированным лобстером. — Боже, глядя на вас, я начинаю скучать по молодости. Вот были деньки, правда, Дюк?
— Что такое, дорогая? — Дюк отворачивается от Конрада и обнимает жену.
— Эти двое, — говорит Сибил, улыбаясь пьяной от вина улыбкой, — они напоминают мне нас в молодости.
— Подожди-ка, — говорит Дюк, сдвинув брови. — Хочешь сказать… мы уже старики?
Весь стол заходится в вежливом смехе над глупой шуткой Дюка, но как только передо мной ставят ярко-красное ракообразное, я осознаю, что понятия не имею, как его есть.
Черт.
Все сосредоточиваются на своих тарелках, постукивая серебряными приборами о фарфор, а разговор перерастает в тихое пережевывание.
Они выглядят так естественно, словно делали это уже миллион раз. Мой взгляд падает на стол, где перед Дюком стоит нетронутая миска с булочками. Если бы на моей тарелке было бы еще что-нибудь, я бы, по крайней мере, выглядела занятой делом. То, что я сижу здесь, уставившись на вишнево-красного морского гада, и не притрагиваюсь к нему, станет ясно, как только эти люди отвлекутся от потрескивающих клешней.
— Я сейчас вернусь, — говорю я тихо, наклоняясь к Хадсону.
— Всё в порядке? — спрашивает он.
— Да. Прекрасно. Пойду, найду Одрину и дам ей знать, что мы ужинаем. — Извинившись, я направляюсь в ближайшую уборную и достаю свой телефон, быстро отыскав онлайн-видео о том, как едят лобстера.
Выходя, я натыкаюсь на Одрину, стоящую в тускло освещенном холле перед зеркалом. В руке она держит пудру, нанося ее вокруг своего носа.
— Вот ты где, — говорю я. — А мы уже ужинаем.
Она стреляет в меня убийственным взглядом, и только тогда я замечаю ее покрасневшие глаза.
— Ты плакала. — Я делаю шаг к ней, хотя каждая частичка меня кричит не делать этого.
Ей не нужно мое сочувствие.
Ей нужен Хадсон.
— Как проницательно, Марибель. — Она морщится, закатывая глаза.
— Не знаю, что произошло между вами с Хадсоном в прошлом, — начинаю я, — но он забыл об этом, и наша свадьба состоится. Нам всем будет лучше, если мы будем относиться друг к другу с добротой и уважением.
Одрина смеется.
— Боже, какая же ты жалкая. Ты вообще слышишь себя?
Я сжимаю челюсть, не желая, чтобы эта напыщенная сучка вывела меня из себя.
— Насколько хорошо ты знаешь Хадсона? — Одрина поворачивается ко мне, ее изумрудные глаза с прищуром смотрят на меня. — Такое ощущение, что ты появилась из ниоткуда.
— Я знаю его достаточно хорошо, чтобы выйти за него замуж. — Приподнимаю подбородок, сложив руки на груди.
— Он закоренелый холостяк, — говорит она, захлопывая пудреницу.
— Может, он был таким раньше. Люди постоянно меняются, — возражаю я. — После нашей встречи он доказал мне, что люди не всегда такие, какими кажутся на первый взгляд. И если ты попытаешься узнать их, иногда можно понять, что все неудобства, которые они тебе доставляли, неспроста.
— В этом ты права, — фыркает Одрина и подходит ко мне, уперев руку в бедро. — Хадсон не тот, кем кажется. Совсем. Мы все просто… пешки… в его игре. И скоро ты в этом убедишься.
Звук шагов заставляет ее перевести взгляд поверх моего плеча, и я разворачиваюсь и вижу, как Хадсон входит в холл.
— Всё в порядке? — спрашивает он, когда подходит ко мне сзади и кладет руки мне на бедра.
Одрина криво усмехается.
— Ну, конечно.
Она извиняется и, удаляясь, стучит каблуками по деревянному полу.
— Что тут произошло? — спрашивает он.
Выдыхая, я качаю головой.
— Думаю, она видит во мне соперницу и не хочет, чтобы мы были вместе.
— Она так сказала?
— Не так красноречиво, — говорю я.
— Как бестактно. — Он поджимает губы. — Не хочу, чтобы она доставляла тебе неудобства, Мари. Ты же скажешь мне, если она будет тебе докучать?
— Она мне не докучает. По правде говоря, мне плевать, что она говорит, делает, думает. — Я опускаю руки. — И странно, что ты так печешься обо мне.
— Что в этом странного? Ты моя невеста.
— Невеста, — напоминаю я ему, показав кавычки в воздухе. Я наклоняю голову. — Как бы там ни было, я могу сама за себя постоять. Поверь мне.
Хадсон выдыхает. Его голубые глаза сияют, а губы растягиваются в полу-ухмылке.
— Это… довольно сексуально, Мари.
Я закатываю глаза и беру его под руку.
— Идем, вернемся обратно. Сегодня тебе все равно ничего не перепадет.