Мари
В понедельник утром я сажусь на заднее сиденье чистенького лимузина Хадсона, припаркованного прямо перед моим домом.
— Я больше не буду называть тебя «сэр». — Как только я вдыхаю, запах мягкой кожи и одеколона фирмы «Крид» наполняют мои легкие головокружительным ароматом. — Я думала об этом все выходные. — На самом деле, я зациклилась на этом. — И составила список того, что хотела бы обсудить с тобой, прежде чем ввязаться в эту авантюру. Знаешь, у меня есть кое-какие идеи, и я считаю, что очень важно, чтобы мы...
— Горячий чай? — Хадсон тепло улыбается, протягивая мне бумажный стаканчик с небольшими облачками пара, поднимающимися над крышкой. — Ты предпочитаешь с молоком и одной ложкой сахара. По крайней мере, мне так сказали.
— О. Эм. Спасибо. — Я тянусь к стаканчику, задевая его пальцы. Учитывая все обстоятельства, это самый добрый поступок этого мужчины по отношению ко мне с момента нашего знакомства.
Я сажусь на свое место, слегка расслабляя плечи. Он старается. Хороший знак. Это шаг в правильном направлении, и у меня появляется надежда на то, что у нас действительно всё получится.
— Позволь мне прояснить кое-что, — продолжаю я, подув на крышку стаканчика, не отводя от Хадсона взгляда. — Я согласилась на это ради денег и только ради денег. И я не работаю на тебя. Я работаю с тобой. Плечом к плечу. Как команда. Так что больше не обращайся со мной, как с помощницей. Не проси принести тебе кофе или забрать вещи из химчистки. Даже если бы я была твоей настоящей девушкой, да хоть кем, я бы не выполняла твои поручения. Это не в моем стиле.
Его полные губы изгибаются в невинной ухмылке, но внимание сосредоточено на мне. Он слушает.
— Чтобы это выглядело настоящим, оно и должно быть настоящим, — говорю я, отставляя в сторону чай. — Если тебе нужна я, меня ты и получишь, а не какую-то неправдоподобную версию.
Машина останавливается за углом здания, ряд красных окон с названием бренда бросается мне в глаза, и я прерываю свою речь.
— Мы на месте, — заявляет он, когда подходит его водитель, чтобы открыть дверь.
Я одета неподходяще для «Картье», но Хадсон не говорит ни слова. Он кладет руку мне на спину, наклоняется к уху и шепчет:
— Постарайся уложиться в шестизначную сумму.
Я киваю, глотая нервный комок, застрявший в горле, и вооруженный мужчина в костюме-тройке с приветливой улыбкой открывает входную дверь.
— А вот и он! — Женщина с блестящими седыми волосами в красном стильном платье от «Джеки О», встречает нас с распростертыми объятиями. — Хадсон, дорогой. Как дела? Я так рада тебя видеть. Пойдемте же.
— Джиневра. — Он наклоняется, чтобы обнять ее, и улыбается, когда она едва касается губами его щеки, а затем берет меня за руку. — Это моя прекрасная невеста, Марибель Коллинз.
Я и в мыслях не представляла себе, что буду держать за руку Хадсона Резерфорда, но откашливаюсь, расправляю плечи и уверенно захожу в лифт за дамой в красном платье, чтобы купить бриллиантовое кольцо, оставляя прошлое позади.
Через мгновение мы уже оказываемся на третьем этаже, а женщина продолжает болтать о всякой чепухе. Видимо, она хорошо знакома с семьей Хадсона, и скорее всего несколько десятилетий назад ходила в одну и ту же школу с его матерью.
— Нам сюда, — говорит она, проходя через двойные двери из красного дерева. Полагаю, это здание — бывший старинный особняк некого богатого бизнесмена, а комната, вероятно, являлась кабинетом или библиотекой, прежде чем была переделана в частный выставочный зал. Стены отделаны деревом, а высокие и узкие окна закрыты тонкими шторами и пропускают достаточно солнечного света, чтобы желтые бриллианты, изумруды и сапфиры заполнили комнату ослепительным блеском. — Присаживайтесь. Я принесу несколько изделий, которые приготовила специально для вас. Скоро вернусь.
Джиневра выходит из комнаты, закрывая за собой двери, и мы с Хадсоном занимаем наши места на двух красных бархатных стульях, стоящих вокруг огромного стола.
Мы все еще держимся за руки, и я не знаю, осознает ли он это, но я не шевелюсь. Вместо этого напоминаю себе, что мы должны выглядеть как влюбленные. А именно это они и делают. Держатся за руки. Касаются друг друга. Не могут насытиться друг другом.
Мой желудок выворачивает наизнанку.
Понятия не имею, из-за токсикоза это или из-за того, что все происходит так быстро.
— Ну, начнем, — возвращается Джиневра. В ее руке подставка, покрытая красной бархатной тканью. Она садится с противоположной стороны стола и начинает раскладывать бриллианты по размеру, и когда мне кажется, что они не могут стать еще больше, она извлекает последний камень размером с ноготь моего большого пальца и кладет его в самый конец.
И тут я понимаю, что не могу устоять. Восемь безупречных каратов, огранка «Кушон». (Примеч. Кушон — четырехугольная огранка с широкими гранями и выпуклыми сторонами).
Джиневра подмигивает, улыбаясь в направлении Хадсона.
— Чем больше, тем лучше, — поддразниваю я, сжимая его руку. — Я всегда это говорю. Верно, малыш?
— Милая, даже не знаю. — Джиневра снимает очки со своего носа и откладывает в сторону, вздыхая. — По моему мнению, ты не выглядишь, как принцесса с Парк-авеню. Ты обладаешь классической красотой и элегантностью. Я бы на твоем месте не брала бриллиант больше трех карат. Это будет слишком броско. — Она передает мне его. — Вот, примерь.
Я всего лишь прикалываюсь, но беру кольцо и надеваю его на левый безымянный палец.
Как раз впору.
Я протягиваю руку к свету, загипнотизированная блеском этой штуки. Джиневра права. Я не принцесса с Парк-авеню, и никогда бы не включила это кольцо в список своих желаний, но я играю роль. К тому же, я видела девушек, с которыми Хадсон проводил время в своем роскошном пентхаусе. Уверена, подобные девушки любят такие кольца.
Я актриса...
...а это лишь реквизит.
Все просто.
— О, малыш, мне нравится! — Я прислоняю руку к груди и хлопаю ресницами.
Взгляд Хадсона устремляется ко мне, молчаливо вопрошая, шутка ли это, но я не сдаюсь.
— Разве оно не прекрасно? — Я машу рукой перед его лицом. — К тому же, восемь карат! А мы встретились восьмого января. Это судьба.
— Это немного... чересчур... для тебя. Разве не считаешь? — осторожно спрашивает он.
— Совсем. Нет. — Я рассматриваю кольцо поближе, будто это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. И, может, так оно и есть. — То, что нужно. Я уверена.
Джиневра садится прямо. Она смотрит то на меня, то на Хадсона, но молчит.
— Пожалуйста? — выпрашиваю я. Настоящая Мари никогда бы не опустилась до такого. Это выглядит так странно, как платье, которое велико в плечах, или как обувь, купленная на размер больше.
— Ты действительно хочешь это кольцо? — Он приподнимает левую бровь, потирая свой мужественный подбородок.
Я киваю, сжимая руки.
Хадсон вздыхает, поворачиваясь к Джиневре.
— Во сколько оно мне обойдется?
Она прикладывает палец к губам, вдыхая и выдыхая.
— Что ж. Оно особенное. Когда-то в девятнадцатом веке принадлежало герцогине Гилдфорд. Оно из нашей ретро коллекции. Если хотите, я могу показать вам несколько колец из нашей личной коллекции. Они новее и менее... исторически значимые.
— Малыш, это королевский бриллиант. — Я беру его за руку, надувая губы. — Это украшение могло бы стать нашей семейной реликвией. Когда-нибудь мы могли бы передать его детям наших детей. Можешь себе представить?
Мне не нравится, как это звучит. Не нравится.
Хадсон вздыхает.
— Отлично. Ты озвучишь мне его цену?
— Чуть меньше двух сотен, — произносит Джиневра. — Похожие кольца из нашей личной коллекции будут стоить намного дешевле. Не знаю, на сколько ты рассчитываешь, но...
— Все нормально. Мы возьмем его. — Хадсон тянется к моей руке и с силой сжимает ее перед тем, как залезть в карман за кошельком и достать свою черную кредитную карточку. — Всё, что угодно, ради моей будущей жены.
— Ты умный мужчина, Хадсон. — Джиневра встает, берет его карточку и оставшиеся кольца. — И ты очень счастливая женщина, Марибель. Хадсон — один из самых завидных холостяков в Нью-Йорке, и Резерфорды — замечательная семья. Твои родители, должно быть, гордятся этим.
— Они в восторге, — лгу я.
На самом деле, мои родители понятия ни о чем не имеют, и я бы хотела сохранить это от них втайне.
Они обычные работяги, неразлучные с детства, которые никогда не покидали родной город Орчард Хилл, штат Небраска. Это скромные и добрые люди. Каждое воскресенье они отправляются в Сент-Мэри на воскресную службу, а выходные проводят в своей гостиной за просмотром повторов на HGTV. (Примеч. HGTV (аббревиатура от Home & Garden Television) — американский базовый кабельный и спутниковый канал, специализирующийся на шоу формата «как самому…» с акцентом на поиск дома, его перепланировку, обустройство, ремонт, дизайн, а также садоводство и ремесла).
Они учили меня, что нужно идти по правильному пути, усердно работать и честно жить.
Они не поняли бы этого.
И точно бы не гордились моим поступком.
— Джиневра, — говорит Хадсон, — мои родители еще не знают о помолвке, поэтому, будь добра, не упоминай об этом, если встретишь их...
— Мой рот на замке. Обещаю. Я вернусь через минуту. — Она улыбается, опуская очки на нос, и скрывается за двойными дверями.
— Неужели это так сложно? — Хадсон поворачивается ко мне, его выражение лица меняется, как только Джиневра уходит.
— Что сложно?
— Сложно не быть такой безвкусной и меркантильной? Восемь карат? Ты издеваешься? — Он потирает виски и откидывается на спинку кресла, глядя в одно из узких окон. — И не называй меня «малыш». Пожалуйста.
— Я думала, именно этого ты и хотел?
— И почему же ты так решила? — тут же спрашивает он расстроенным голосом.
— Не знаю. — Я пожимаю плечами. — Я видела женщин, с которыми ты общаешься. Просто пыталась быть такой же, как они.
— Если бы я хотел такую женщину, я бы уже давно остепенился, Мари, — злится он. — Вот почему я выбрал тебя. Ты на них не похожа.
— Тогда чего ты от меня хочешь? — Я наклоняюсь вперед, нахмурив брови. — Может, стоило посвятить меня в свои планы, прежде чем приводить сюда. Я не умею читать мысли. Как ты хочешь, чтобы я вела себя?
— Просто будь собой. Не притворяйся.
Я морщу нос, готовясь возразить, когда возвращается Джиневра, держа в руках две маленькие красные коробочки. Она ставит коробочку с кольцом перед нами.
— Кольцо идеально подходит тебе, — обращается она ко мне. — Верно?
Я киваю.
— Замечательно. — Она улыбается, отдавая Хадсону карточку и чек. — И, если тебе когда-нибудь понадобится провести калибровку, пожалуйста, не стесняйся, приходи к нам. Кроме того, в качестве благодарности, прилагается кое-что еще.
Джиневра ставит на стол вторую коробочку, побольше.
— Это браслет любви, — говорит она, открывая ее. Толстый золотой кольцеобразный браслет лежит на бархатной подушечке рядом с подходящим золотым ключом. — Это то, что будет связывать вас. Оно вне времени и традиционно. Хадсон, ты должен надеть этот браслет на запястье своей невесты и держать ключ у себя. Ты будешь единственным, кто сможет его снять.
У меня пересыхает во рту. С таким же успехом она могла бы подарить мне средневековый пояс целомудрия. Кто в здравом уме назвал бы это романтичным?
— Вау, — выпаливает Хадсон. — Спасибо. Мари, что думаешь?
Я поднимаю встречаюсь с ним взглядом и выдавливаю смущенную улыбку.
— Мне нравится, — лгу я, нерешительно протягивая левую руку.
— Продолжайте, — говорит Джиневра, заправляя седые волосы за ухо. — Позволь мне взглянуть, как оно будет выглядеть на тебе, милая.
Хадсон любезно выполняет просьбу, и через несколько секунд на меня надевают красивый браслет, который может снять только он. Хадсон прячет ключ во внутренний карман пиджака, а затем подносит мою руку к своим губам и целует.
— Не забудь кольцо! — Джиневра придвигает коробочку ко мне. — Оно прекрасно. Пусть оно принесет вам счастье.
— Спасибо. — Я надеваю кольцо на палец и бросаю маленькую красную коробку в свою сумку. Оно тяжелое и броское — на это я не обратила внимания раньше, когда была слишком увлечена исполнением роли. Если бы я могла вернуться на тридцать минут назад, то согласилась бы на что-то поменьше и менее... в стиле Кардашьян.
Но уже слишком поздно.
— Идем? — Хадсон поднимается, выставляя локоть, и я беру его под руку. Джиневра проводит нас к дверям, и я замечаю лимузин, ожидающий нас за углом.
Водитель в спешке выскакивает к нам и оббегает автомобиль, чтобы открыть дверь.
— Довольна своим обручальным кольцом? — спрашивает Хадсон минутой позже, когда мы уже направляемся к Пятой-авеню, прикрыв перед этим шторку.
Я бросаю взгляд на свою руку. Кольцо не так сильно мерцает в темноте. В этом есть смысл — чтобы сиять, бриллиантам нужен свет.
— Оно красивое, — говорю я.
— Да, но тебе оно нравится?
— А это важно? — спрашиваю я.
Он не отвечает, вместо этого проверяет время на часах.
— Я возвращаюсь в офис. Мой водитель высадит тебя у магазина «Генри Бендель» (Примеч. «Генри Бендель» — брендовый магазин), где ты встретишься с моим стилистом Элл. Она подберет для тебя несколько вещей на лето в Монтоке. Ты ведь не бывала там прежде?
Я качаю головой.
— Неа.
— Я поручил ей выбрать несколько основных нарядов в дополнение к твоему хэмптонскому гардеробу.
— А что случилось с моим нынешним? — Я наклоняю голову, прищуриваясь. — Когда я работала у тебя, ты не жаловался.
— Не хочу, чтобы ты одевалась, как помощница.
— Я думала, ты хочешь, чтобы я была собой? — Я оглядываю свои серые брюки и белую блузку.
— Хочу. — Он придвигается ко мне и кладет руку на мою. — Но также я хочу, чтобы ты была одета соответствующе.
— Верно. Забыла, что у тебя хороший вкус. — Я закатываю глаза, когда он отворачивается.
— Дизайн — это всё. Эстетика — это всё. — Он смотрит в окно справа от себя. Его рука остается лежать на моей. Я узнаю улицу впереди. Мы приближаемся к офису. В это же время на прошлой неделе я суетилась, заказывая обед для каких-то английских архитекторов, которых он в последнюю минуту решил пригласить в свой офис. Когда всё закончилось, он отчитал меня за то, что я не выбрала лучший ресторан с более утонченным вкусом.
— Красота скрыта глубоко внутри.
Машина медленно останавливается у «Резерфорд Архитектурэл».
— Мне плевать на красоту. — Он поворачивается ко мне. — Дизайн — вот что важно. Когда ты смотришь на здание или произведение искусства, оно заставляет тебя чувствовать что-то? Это дизайн. Кто-то сознательно создал свой шедевр с единственной целью — заставить тебя испытывать чувства при взгляде на него. Красота вторична. Красота — это камень, мрамор или ткань. Интерпретация дизайна.
— Не понимаю, как это связано с тем, как я одеваюсь.
— Ты красивая женщина, Мари, — объясняет он. — И, коль ты станешь моей, я не буду скрывать тебя под дешевыми тряпками.
Я смеюсь.
— Почему? Значит, ты чувствуешь что-то, когда смотришь на меня?
Водитель открывает дверь со стороны Хадсона, но он не двигается, глядя мне прямо в глаза, упиваясь тишиной. Он не отвечает мне и через мгновение выходит.
Поправив пиджак, он проводит рукой по тонкому черному галстуку, а затем наклоняется, чтобы в последний раз встретиться со мной взглядом.
— Элл позаботится о тебе. — Его губы сжимаются, и он выдыхает через нос. — Я заеду за тобой в час, пообедаем вместе.
— О. В это время я планировала встретиться со своей подругой. Нужно было сообщить мне о своих планах заранее.
— Придется отменить встречу.
— Я сказала, что помогу тебе, Хадсон, а не дала согласие распоряжаться моей жизнью.
— Я и не распоряжаюсь. Нам нужно общаться. Узнать друг друга. Скоро июнь, и ты будешь сопровождать меня до Монтока, а значит, до этого момента мы должны проводить каждую свободную минуту вместе.
Я выдыхаю, покручивая нелепое кольцо на своем пальце.
— Увидимся в час, — говорит он, прежде чем уйти.
Водитель закрывает дверь и садится за руль, а я вытаскиваю телефон, печатая сообщение своей лучшей подруге Изабель с просьбой перенести нашу встречу, и обещаю объяснить всё, как только смогу.
Откинувшись на гладкое кожаное сиденье и положив руку на низ живота, я смотрю на Манхэттен через тонированное стекло.
— Я делаю это ради тебя, кроха, — шепчу я.