Хадсон
Шесть месяцев спустя…
Мари держит в руках Грея Хадсона Шеффилда. Все его три килограмма и четыреста граммов укутаны в белое одеяльце с жирафиками, и он уже почти засыпает, в тепле и сытый. Усталость она переносит как рок-звезда, энергичная и вся светится, несмотря на двадцати двух часовые схватки и два часа родов.
Сидя возле нее, я не могу отвести взгляда от этих двух уставших созданий.
— Я не могу наглядеться на него, — говорит она, ее голос как легкий ветерок. — Разве он не идеален?
— Да. — Я кладу свою руку поверх ее. — Он на самом деле идеальный.
Алек сидит с другой стороны больничной койки, наблюдая, как спит его новорожденный сын. Он прилетел в Небраску из Гонконга несколько недель назад в ожидании родов, но Мари переходила на неделю дольше, чем должна была.
Мы втроем наверстали упущенное и поговорили о надеждах и мечтах для маленького парня. Нужно отдать Алеку должное: он доказал, что я ошибался на его счет. Он на самом деле справляется с этой ситуаций лучше, чем я себе представлял, и собирается минимизировать заграничную работу, чтобы чаще быть рядом.
Глаза Мари слипаются. Она изо всех сил старается не заснуть.
На телефон приходит сообщение, которое присылает подруга Мари Изабелл, спрашивая, как у нас дела, и сообщает, что собирается ложиться спать. Она была на видеосвязи во время родов, и планирует навестить нас, как только Мари будет готова принять дома гостей.
— Вам обоим нужно отдохнуть, — говорю я, забирая Грея из ее рук и укладывая его в люльку.
Мари не сопротивляется, она просто кивает и опускает голову на подушку.
Мы с Алеком тихонько выходим из палаты и направляемся в больничный кафетерий. Нам обоим необходим хороший ночной отдых, но ни один из нас пока не готов оставить малыша и маму одних.
— Эй, чувак, — говорит Алек, останавливая меня на полпути.
— Да?
— Спасибо тебе, — говорит он с серьезным видом. — Спасибо, что заботился о них эти несколько месяцев, пока меня не было. И спасибо, что принял Грея. Надеюсь, однажды я хотя бы наполовину смогу стать таким же замечательным человеком, как ты.
— Ты себя недооцениваешь. — Я похлопываю его по спине, а затем сжимаю плечо. — Ты прекрасно справился. И мы теперь в одной упряжке. На всю жизнь.
— Одна большая, счастливая семья, — смеется Алек, и мы заворачиваем за угол.
— Так всегда и было.
Лежа в кровати, я смотрю в потолок. Грей дома уже две недели, и его сон по-прежнему довольно непредсказуем. Алек уехал вчера на новую сделку в Сан-Франциско, а мы с Мари все еще разрабатываем ночной график дежурства, который подходит нам обоим.
К постоянной жизни в Орчард Хилл пришлось привыкнуть. Некоторые ночи слишком тихие. Другие блаженные и умиротворенные.
Тоненький плач Грея раздается в радионяне, и Мари мгновенно просыпается и начинает вставать с кровати.
Положив на нее руку, я говорю:
— В этот раз я схожу.
— Ты уверен? — бормочет она в полусне.
— Да. Спи. — Выбравшись из кровати, я пробираюсь в детскую, достаю Грея из колыбели и укладываю на пеленальный столик. Малыш мокрый. И, вероятно, голоден.
Небольшой конверт лежит в центре пеленального стола, с моим именем, написанным почерком Мари. Засунув его между резинкой штанов, я переодеваю маленького Грея, а затем иду с ним на кухню, чтобы приготовить ему бутылочку.
Несколько минут спустя мы усаживаемся в кресло-качалку в гостиной, маленькая лампа от «Тиффани» рассеивает нежный витражный свет на стене позади нас.
Вытащив письмо, я разворачиваю льняную бумагу и читаю.
Дорогой мистер Резерфорд.
Я смиренно прошу, чтобы вы приняли это письмо в качестве моего обещания любить вас сейчас и всегда, до скончания времен. Я не намерена сдавать своих позиций, как безумно и безнадежно влюбленная в вас женщина. Я сделаю все, что в моих силах, для плавного перехода наших отношений, но не могу обещать постоянную сдержанность в вашем присутствии, потому что, по правде говоря, большую часть времени просто не могу удержать подальше от вас свои руки.
С любовью и благодарностью, Марибель Коллинз.
— У тебя забавная мама, Грей, — шепчу я, смеясь про себя, пока он выпивает свое молоко в рекордное время. Я укачиваю его, наблюдая, как закрываются его глазки, и он отправляется в очередной сон на несколько часов.
Жизнь с младенцем прекрасна, хотя и безумно выматывает, но я бы ни за что на свете не променял ее.
Провожу пальцем по его идеальному носу.
Грей просто копия Мари, не вижу ни капли сходства с Алеком, по крайней мере, не сейчас.
Спустя несколько мгновений, когда я уверен, что он крепко спит, медленно поднимаюсь и несу его обратно в люльку.
Забираюсь обратно в постель к Мари и нахожу очередной конверт на своей подушке. При помощи лунного света, который проникает сквозь окно над кроватью, я аккуратно вытаскиваю письмо и начинаю читать.
Хадсон, я согласна.
Мари.
Мари переворачивается ко мне, ее полные, сладкие губы медленно растягиваются в улыбке, когда она приподнимается на локте. Ее глаза сонные и тело желает вернуться ко сну, но сердце хочет меня.
А сердце всегда выигрывает.
— Ты согласна? — Я приподнимаю брови. Месяц назад я сделал ей предложение. Хоть Мари и заверила меня, что без ума от меня и безмерно любит, попросила дать ей время. Сказала, что сейчас слишком много всего происходит одновременно, и она не хочет быть застигнутой врасплох и торопиться.
— Да, Хадсон, — говорит она, когда я ложусь под одеяло и притягиваю ее к себе, руками скользя по ее бокам. — Я выйду за тебя замуж.