Холод неприятно пощипывал, заставляя сжиматься, утыкаться в теплое и выше натягивать одеяло.
Одеяло? Еще не открывая глаз, Марина ощупала край того, что тянула к щеке. Плотная, даже жесткая, шершавая ткань — больше похоже на пальто, чем на одеяло.
Сон постепенно растворялся, давая реальности завладеть сознанием.
Под второй щекой что-то теплое и ароматное, запах хорошо знакомый, мужской. Марина приоткрыла глаза. Окружающее едва озарялось тусклым светом, который шел из-под матерчатых створок входа. Марина сообразила, что вместо одеяла у нее черное пальто Платона, а вместо подушки — его грудь. Сердце мерно стучало, но Марина была уверена, что ее соруководитель не спит. Она поспешно подняла голову, чтобы это проверить.
— Хорошо, что проснулись, — сдержано произнес Платон, словно он уже на утреннем планерном совещании, а не в подобии палатки в городском парке. — Нас, видимо, обнаружили.
— Кто? — сразу насторожилась Марина.
Снаружи донеслись голоса, шум шагов, собачий лай.
— Завсегдатаи парка, я думаю. Лучше быстрее уходить.
Марина схватилась за телефон. Будильника она почему-то не слышала. Часы показывали семь часов.
— Да, собираемся, — бодро согласилась она, и общими усилиями они принялись вылезать из подобия спального мешка.
Заметив активность внутри, оживились и окружающие.
— Чего это? Чего это там?
— Смотри, что вытворяют?!
— Бесстыжие! Что за срамоту устроили в парке?!
— Здесь дети ходят! А вы чем занимаетесь?!
— Пошли вон отсюда! Бесстыжие! А то полицию вызовем!
Судя по разным голосам, около палатки собралось немало человек, а повизгивание, шумное дыхание и короткие рыки подсказывали, что среди собравшихся не только люди.
— Жаль, у вашей конструкции нет возможности выхода с другой стороны, — тихо сказал Платон. — Сейчас было бы очень кстати. Подумайте о такой доработке.
Марина напряженно кивнула, больше думая о том, что теперь делать, но одна вдруг сверкнувшая мысль обдала волной теплых чувств: Платон упомянул о доработке, значит, проект не похоронен.
Люди снаружи продолжали негодовать.
— Уходите отсюда, бесстыдники!
— Это парк, а не притон!
— Нечего тут устраивать всякое непотребство!
В дополнение к словам, шумно дыша, в убежище сунулась любопытная морда, подлезла под створки и уставилась на притихших жильцов.
— Фу! — шикнул на собаку Платон так резко и сердито, что животное от страха отскочило обратно, а уже снаружи залилось пронзительным лаем.
— Еще и собаку мою пугают!
— Уходите отсюда! Немедленно!
— А то полицию вызовем!
— Сейчас дети в школу пойдут, а вы тут непотребство устроили!
— Бесстыдники!
— Приводите себя в порядок, — сказал Марине Платон, поправляя на себе галстук, — собирайте вещи, а я пойду на встречу с населением. — И он выбрался из убежища с пальто в руках. — Доброе утро, — приветствовал он собравшихся.
Недовольная группа поборников морали оторопела. Появления из импровизированной палатки холеного, облаченного в строгий деловой костюм человека они никак не ожидали.
— В чем проблема? — спокойно поинтересовался Платон, надевая пальто.
— Вы что тут делаете? — бросила ему одна из удивленных бабусь. — Тут в парке дети гуляют! А вы что творите? Не стыдно вам?
Собака, которую напугал в убежище Платон, визгливо залаяла на него, поддерживая общее возмущение.
— Вроде бы приличный человек! — подхватили другие осуждающие. — А лучше места не нашел?! Гостиниц для такого полно! А они в парке устроились! У всех на глазах! Дети же ходят! Люди! Не совестно?!
— Ничего особенного мы не делаем, — спокойно ответил Платон. — Мы с коллегой проводим полевые испытания нашего экспериментального изделия. Кстати, вам посчастливилось увидеть образец еще до того, как его оценит приемочная комиссия. Очень бы хотелось узнать ваше мнение. Марина Всеволодовна, — он наклонился и приоткрыл матерчатые створки, чтобы заглянуть внутрь, — представьте нам второй образец в сложенном виде. Узнаем мнение потенциальных покупателей.
Марина выбралась из убежища со спецовкой в руках. Облачение Марины не дотягивало до деловой строгости ее спутника, но тоже выглядело весьма прилично.
— Доброе утро, рада представить вам наше новое изделие, — преувеличенно бодро заговорила Марина, словно выступая на выставке легкой промышленности. — На вид это обычная рабочая куртка, но внутри кроется секрет. Расстегиваем молнию, которая идет по всему краю изделия, достаем прокладку…
Слова сопровождались демонстрацией, в которой активно помогал второй участник представления.
Собравшиеся возмущенные граждане первое время стояли молча, онемев от недоумения и наглости застигнутой на месте преступления парочки, а изготовители расписывали достоинства непонятно чего, словно ведущие какого-нибудь «Магазина на диване».
— Вот эти большие петли, — якобы увлеченно рассказывала Марина, — позволяют крепить прокладку в раскрытом виде к веткам или еще к чему-нибудь, на что будет опираться строение. А эти маленькие петли позволяют объемной прокладке крепиться внутри самой куртки в сложенном виде.
— Что вы нам зубы заговариваете?! — очнулись активные блюстители нравственности. — Сворачивайте свои вещи и уходите! Пока полицию не вызвали! Устроили тут! Зубы заговаривают! Мы и так поняли, чем вы тут занимались!
— Трудно пробить дорогу к сердцу покупателя, — произнес Платон. — Мы же вам рассказываем о нашем передовом изделии. Такого нет даже на Западе. Почему бы не поддержать отечественного производителя? Не порадоваться возрождению российской промышленности?
Тут Платон заметил за спинами передового отряда нравственного патруля скромного мужичка, который снимал все происходящее на телефон. Платон шагнул в сторону самозваного папарацци, и сделал это так стремительно, что напуганные бабушки и собачники отпрянули в стороны, давая ему дорогу.
— Официальная пресса или просто развлекаетесь? — строго спросил у мужичка Платон.
— Какая разница? — бросил тот, явно струхнув, но делая вид, что готов постоять за себя. — Сейчас каждый может! А я человек неравнодушный! Кто-то должен следить за порядком! Я вас тут уже не первый раз застукал! — выдал он свой козырь.
— Неужели? — мрачно произнес Платон и сделал к мужичку еще один шаг, пристально глядя в глаза.
— Да! Не первый! — тот отскочил в сторону лежащего у дерева велосипеда. — Развлекались уже тут со своей барышней! Или не с ней?! Разве не ясно, что так нельзя?! Это общественное место!
— Совсем люди стыд потеряли! — поддержали доброхота старушки и собачники. — В парках безобразничают! На глазах у всех!
— Я вас серьезно предупреждаю, — с нажимом заговорил Платон, не спуская глаз с мужичка, — наше изделие еще находится в стадии разработки и носит статус коммерческой тайны. Если вы свои записи опубликуете, это будет приравнено к противоправному завладению и разглашению коммерческой тайны. А наше изделие, между прочим, имеет не только гражданское назначение, но и военное. Я понятно выразился?
— Не имеете права мне запрещать! — возмутился мужичок. — Я могу размещать то, что снял сам! Я законы знаю! Изучил!
— Вот и посостязаетесь с нашими столичными адвокатами перед судом, кто из вас лучше знает законы: вы или они. Но имейте в виду, суммы гонораров у них шестизначные, и все расходы лягут на вас, как на проигравшую сторону. Готовы к этому?
— Нечего меня запугивать! — продолжал храбриться мужичок. — Я законы знаю!
Платон мрачно сверкнул глазами, резко развернулся и пошел обратно к убежищу.
— Марина Всеволодовна, испытания на сегодня заканчиваем. — Протокол результатов заполним в офисе. Кто-нибудь хочет высказать свое особое мнение? Пожелания, предложения? — обратился он к собравшимся.
— Убирайтесь отсюда вместе со своей палаткой! — непримиримо заявила возмущенная общественность. — Парки у нас не для экспериментов! И не для спанья! А для гуляния!
Под пристальными взглядами коллеги весьма быстро, но по-деловому, без спешки, свернули в куртку свое ночное пристанище, собрали остальные вещи и покинули место преступления.
— Вас домой? — поинтересовался Платон, когда они сели в машину.
— Да, хотя к началу рабочего дня я точно не успеваю, но в таком виде появиться тоже не могу…
— Надеюсь, утренний брифинг с гражданами не входил в вашу программу, и это случайное стечение обстоятельств, — сказал Платон, уезжая из парка.
— Конечно, это случайность, — возмутилась Марина.
— Значит, сегодня в местных новостях ваше изделие прославится.
Корчук появилась в приемной, сияя улыбкой и новым платьем.
— Принесла больничный, — объявила она секретарю. — Платон Андреевич у себя? Надо же сообщить руководству, что я выздоровела.
— У себя, но занят.
— Даже для меня?
— У него видеоконференция с Москвой.
— Ладно, подождем, — Аполлинария уселась на стул. — Рассказывайте, что у вас тут без меня происходило.
Людмила едва успела начать повествование, как в приемную ворвалась Марина.
— Я на утреннее совещание, — объявила она. — Где Платон Андреевич?
— Что-то припозднились. Он уже на совещании с Москвой.
— А вас туда не зовут? — уточнила Корчук.
— У нас разные зоны ответственности, — холодно ответила Марина и тоже села на стул в ожидании.
Корчук собралась продолжить беседу с секретарем, но ее отвлек слишком знакомый запах дорого парфюма. Аполлинария удивленно повернулась, принюхалась и не могла не признать: запах шел от Марины. На лице Корчук отразилась такая сложная смесь чувств, что Марина озадаченно нахмурилась.
— Я потом зайду, — глухо произнесла специалист бухгалтерии и ушла.
Вернувшись в свой кабинет, Корчук принялась усердно делать вид, что занята работой. На самом деле, сейчас ей было совсем не до профессиональных проблем, ее душили нехорошие подозрения, память сигналила, что подобное уже случалось и Темникова появлялась насквозь пропахшей парфюмом своего соруководителя. Как бы такое случилось, если бы они не находились в тесном контакте? Сама Аполлинария никогда не позволяла себе так явно благоухать, даже после жарких танцев до упаду. Выходило, Темникова ее все же обставила? Обошла на повороте? Пока Аполлинария обхаживала Кара, она пробила себе дорогу в другую постель?
Из-за бушевавших в душе горьких чувств любое проявление чужих положительных эмоций сейчас крайне раздражало Корчук, даже то, с каким интересом ее сотрудница изучала что-то в телефоне.
— Хватит заниматься посторонними вещами, — повысила начальственный голос Корчук. — Разве у тебя нет работы? Все уже сделала?
— А вы видели новый пост от «городского доброхота»? — воодушевленно отозвалась специалист бухгалтерии. — Уму непостижимо! Кто бы мог подумать! А ведь я была права!
— Займись работой, — настаивала Корчук. — Для развлечений есть другое время.
— Но тут же такое! С ума сойти!
— После работы!
— Но это же наша ткань! Я так и знала! Какая-то странная палатка из нашей ткани!
— Ну и что? Мало ли таких тканей? Займись работой. Формы пять и шесть у тебя не готовы.
— А это? — сотрудница показала на телефоне видео, в котором некто выбирался из странного сооружения. — Это же наш Платон Андреевич.
— Не может быть?! — вцепилась в телефон Корчук.
— А потом и еще кое-кто…
Большую часть экрана уже занимали галстук, белая рубашка и полочка черного пальто, а на заднем плане в окружении неких людей стояла Марина со спецкурткой их изготовления.
— С ума сойти, да? — возбужденно бросила сотрудница Корчук. — Кто бы мог подумать! Провели там ночь? В нашем парке! И что они там делали вместе?! Как считаете?
— Что доброхот говорит? — замогильным голосом спросила Корчук.
— Что опять нашел в городском парке прибежище, — весело защебетала сотрудница, не замечая состояния своего руководителя. — Что там оказалась парочка. Он и собачники их вспугнули, обругали и прогнали с позором. Даже не знаю… Как вот? — сотрудница вопросительно посмотрела на Корчук. — Можно в такое поверить? Я бы не поверила. Платон Андреевич в палатке, в парке, с Мариной… Вы их видели сегодня? Это же только этим утром случилось! Видели?
— Ее видела.
— И как? Что-нибудь говорила?
— Опоздала… — пробормотала Корчук, а потом внезапно вспыхнула. — Займись работой! Кто-то какую-то ерунду выдумывает, а такие, как ты, верят! Этот «доброхот» всякую чушь у себя размещает! Специально шокирует, чтобы его канал больше смотрели. Зачем на это вестись? Лучше вспомни об отчетах, которые ждет Москва.
— Но это же нас тоже касается.
— Это явные выдумки! Не понятно, что сняли, а рассказывают совсем другое. Под невнятную картинку любое описание можно подсунуть. Хватит забивать себе голову. Работа ждет.
Сотрудница с трудом отложила телефон, а Корчук снова якобы полностью погрузилась в работу. Однако мысли и переживания, терзающие завистливую душу, стали еще ядовитее, и решение было принято.
К моменту возращения в конструкторский отдел Марины с планерки, сотрудницы уже успели посмотреть новое видео «городского доброхота». Всех разбирало жгучее любопытство.
— Марина Всеволодовна, — первой не выдержала Ангелина, — там на видео в Интернете правда вы с Платоном Андреевичем?
— Покажите, — попросила Марина.
Короткий минутный ролик не так уж много и показывал: сначала издали некое сооружение в рассветных сумерках, затем его же среди зарослей чуть ближе, но не полностью, а невыразительным фрагментом. Потом преувеличенно близко продемонстрировали появление из убежища Платона, несколько секунд его разговора с бабушками, без звука, после этого изнутри показалась Марина, а грудь Платона заняла почти весь экран. Единственные прозвучавшие в ролике слова не самого автора — это речь Платона о возможной судебной тяжбе и расходах на адвокатов.
— Да, забавная ситуация, — спокойно прокомментировала Марина, возвращая телефон Ангелине. — Испытывали в полевых условиях нашу куртку-убежище, а это так преподносится, будто мы там абы чем занимались.
Сотрудницы с интересом переглядывались.
— И как Платон Андреевич отнесся к нашему изделию? — спросила за всех Антонина Ивановна.
— Как он вообще на это согласился? — выпалили дизайнеры.
— Он же трудоголик, — ответила Марина. — Для него нет нерабочего времени. А если задача относится к рабочей, он будет ее выполнять в любом случае.
— Так какие результаты? — вернула разговор к началу Татьяна.
— Пока никаких, — призналась Марина. — Есть замечания, есть недочеты. В процессе испытаний они стали очевидны. Нужна доработка.
— То есть в производство все же возьмут? — с надеждой спросила Анна.
— Пока не ясно.
Все разочарованно вздохнули. Ангелина принялась быстро печатать на телефоне кому-то сообщение.
— Значит, сокращения не избежать? — озвучила Ольга то, что остальные боялись произнести.
— Я еще поговорю с Платоном Андреевичем, — пообещала Марина. — А теперь давайте своей работой покажем, что мы важный элемент производственного процесса.
Через десять минут Марине позвонил Денис.
— Как у вас прошло? — встревоженно бросил он. — Что случилось? Все в порядке? Как вы к «городскому доброхоту» попали? Видела видео? Оно набирает популярность с бешеной скоростью. В комментариях вас разносят в пух и прах. Как вас угораздило?
— Дурацкое стечение обстоятельств, всего-навсего. Не бери в голову, — спокойно ответила Марина.
— А в остальном? Как прошло? Все нормально? Он там, — Денис запнулся, а потом с усилием продолжил, — ничего такого себе не позволял?
— Даже не думал, — уверенно ответила Марина.
— Хорошо, — с облегчением выдохнул Денис. — Мешки когда забрать? Или у тебя еще что-то намечается?
— Вечером заезжай.
Через полчаса Марине позвонила уже Лена.
— Подруга, ты звезда Интернета! — весело заявила она. — Почему я не в курсе твоих затей?! Это новое веяние: в холод, на природе, прямо в городском парке? Острота ощущений повышается?
— Там совсем не то, о чем раструбили на весь город, — раздраженно ответила Марина.
— Скромничаешь! Уже на весь Интернет! На всю Россию!
— Давай потом, — прервала подругу Марина. — У меня сейчас срочные дела.
К обеду хихикало и перешептывалось все предприятие.
Весь рабочий день прошел в каком-то сумбуре, а ближе к вечеру Марина отправилась к своему соруководителю, чтобы еще раз попросить поддержать ее проект с курткой-трансформером, а заодно и поговорить о сохранении конструкторского отдела в полном составе.
По обоим вопросам Платон ответил решительное нет.
— А как же выручка и взаимопомощь? — не отступала Марина. — Я вам помогла в клубе, помогите и вы мне.
— Я и так сделал больше, чем должен был, позволив себя втянуть в сомнительную авантюру с ночевкой в парке. Вы знаете, что творится в сети? Мы с вами прославились.
— Новости быстро устаревают. Послезавтра о нас никто и не вспомнит, тем более наши имена никому не известны.
— Можете поговорить с Изольдой Борисовной или с Кара, я свое мнение высказал. Оно не изменится.
Марина уходила домой, понимая, что надежда на сохранение отдела тает на глазах, время неслось к роковому дню, все способы уже испробованы, а результата нет.
Вечером от тяжелых мыслей Марину отвлекала Лена, требуя подробностей ночевки в парке.
— Ничего особенного. Я там была с нашим менеджером по оптимизации, мы проводили испытания моей модели раскладного убежища. Больше ничего.
— Совсем? — не поверила подруга.
— Совсем.
— Он даже ничего не попытался?
— Не попытался.
— Насколько же он тебя ценит! — восхитилась Лена.
«Или совершенно не воспринимает», — мрачно подумала Марина.
Совсем неприятно стало, когда примерно такой же вопрос снова задал Денис, приехавший за спальными мешками.
— Скажи честно, — он серьезно посмотрел Марине в глаза, — он ничего себе не позволял?
— Ничего! — разозлилась Марина. — Словно сговорились! Мы там делом занимались.
— С трудом верится, — бросил в ответ Денис. — Я вот, — он отчаянно махнул рукой, — не выдержал!
— Но ты же выдержал, — мягко улыбнулась Марина.
— Нет. Думаешь, почему я так позорно сбежал?
Марина пожала плечами.
— Я заранее кое-чего наглотался, чтобы не сорваться, но перебрал, и мне плохо стало, пришлось по кустам бегать. В общем, вел себя, как последний дурак.
Марина, не ожидавшая такого откровения, даже не знала, что сказать.
— Пошел я, — мрачно выдохнул Денис и, забрав мешки, двинулся вниз.
Общая настойчивость Марину озадачивала. Может быть, это она как-то неправильно воспринимает ситуацию? Не видит того, что абсолютно понятно другим? Дошло до того, что в душе проснулась некая обида: а ведь мог бы и попытаться. С Корчук он, как выяснилось, танцует до упаду, а с ней — только деловое общение.
— Значит, совсем не видит во мне девушку, — сделала для себя вывод Марина. — Только конкурента. Ожидаемо блокирует мои идеи, отказывается помогать и… А чего я хотела? С самого начала было понятно, что человек пришел работать, а не заниматься посторонними вещами. Это не Сорский. Меня же обо всем предупреждали. Изольда Борисовна так прямо и охарактеризовала: монстр. Чего я еще хочу?
Взгляд Марины упал на книжные полки, пробежался по ним и застрял на названии «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова. Марине вспомнилась ночь в убежище, пронзительный рассказ Платона и горячий комок собственных переживаний, потом в памяти всплыло утро, тепло груди под щекой, заботливо накинутое пальто и решительный рывок навстречу недовольным гражданам с собаками.
— Что поделать, Михаил Юрьевич? — вздохнула Марина. — Время идет, а ничего не меняется. Ваш рецепт действует и сейчас. Сочувствие нас подводит.
Марина включила компьютер, зашла в Интернет, поискала что-нибудь в подтверждение рассказанной Платоном истории, но ничего не нашла, даже его фотографий того периода, только снимки с матерью. Платон нигде не улыбался, выглядел напряженным и отстраненным. Для сравнения Марина открыла на своем телефоне совместную с Платоном фотографию с выставки. Здесь он тоже не улыбался, но не выглядел отстраненным, напротив, он вроде бы покровительствовал своей коллеге.
— Не верю я в вашу бессердечность, — заявила Марина фотоснимку. — Но боретесь за место вы нечестно.
Марина ожидала, что после ночных откровений их отношения с соруководителем поменяются в положительную сторону, но никаких сдвигов не появилось.
— Пришел протокол проверки нашего подразделения, — сообщил Платон и протянул Марине несколько листов, а сам встал и отошел к окну.
Она начала читать без особого интереса, потому что с частью из написанного ознакомилась еще в Москве, но после первых двух абзацев брови Марины поползли вверх. На пике возмущения она даже бросила своему соруководителю:
— Откуда они узнали?!
— Мне тоже хотелось бы знать, — Платон прошелся по кабинету, сосредоточенно о чем-то размышляя.
Марина продолжила чтение. Каждый абзац вызывал у нее бурю эмоций и негодований, она едва сдерживалась и кидала огненные взгляды на Платона, который так и расхаживал из угла в угол.
— А последнее вообще чушь! — заявила Марина, дочитав до конца.
— Да, чушь, — Платон сел напротив нее, — поэтому последнее обвинение в расчет брать не будем. Займемся главным. Определимся сразу. Вы этого руководству не сообщали? — он испытующего посмотрел в глаза своему соруководителю.
— Разумеется!
— Даже Изольде Борисовне?
— Абсолютно никому.
— Я тоже никому ничего не говорил. Тогда кто довел это до сведения головного офиса?
— Я бы ответила то же, что и в прошлый раз. Корчук. Она в первую очередь в курсе того, что мы намеренно разбивали закупки по суммам, чтобы обходить внутренние правила.
— Но это вредит ей так же, как и нам.
— Не вредит, если она признается «добровольно», а проще говоря, доносит на нас.
— А в акте пишут, что это выявлено во время проверки. Интересный ход. Зачем?
Тут Марина увидела во взгляде Платона искорки азарта. Получалось, только она переживает о том, что их теперь ждет, а для него вся ситуация — интересная игра.
— Чтобы нас всех очернить.
— Всплыла и история с тем неуместным рисунком, — рассуждал вслух Платон, — ставят в вину необоснованный расход средств и исчезновение списанного рулона. Это не слишком серьезно. Про бунт швей упоминают, про незаконную сверхурочную работу персонала без оплаты пишут, то есть про самоотверженность вашего отдела.
— Поразительно, что в таком обвиняют. Мы спасали ситуацию, как могли, и после этого они еще и сокращение проводят.
— Обвиняют только нас с вами — в том, что нарушили права работников. Так уже и трудовой инспекцией попахивает, и даже судом.
— Мои сотрудницы подтвердят, что работали добровольно.
— Это не спасет ситуации, вины с нас не снимет.
— Наши дальнейшие действия? Писать объяснительные?
— Не поможет. Надо ехать и объясняться лично.
Вернувшись в конструкторский отдел, Марина долго раздумывала над ситуацией, над возможными последствиями для нее и соруководителя. Грядущее представлялось в мрачных красках. Вина в одном из трех, вернее, четырех пунктов, бесспорно, имелась. Как-то выкрутиться, если у руководства есть бухгалтерская документация, не получится. Но делать хоть что-то нужно.
Марина позвонила Изольде Борисовне — расспросить, что та думает о результатах проверки и почему в том черновике протокола, который она дала Марине, не было и слова о выявлении четырех видов нарушений.
— Вы меня очень подвели, — сухо заявила временный руководитель. — В первую очередь — вы, Мариночка. Я на вас рассчитывала, как на человека, понимающего, что стоит на карте. Игры с суммами закупок, незаконная сверхурочная работа — очень неприятные моменты, а уж ваши похождения — вообще за гранью. Я помню очень нехорошую историю с бутылками, вы мне обещали, что это недоразумение и вы во всем разберетесь. Дело как-то разрешилось, что очень хорошо. Потом появились неприличные подарки от поклонников, о которых сплетничало все подразделение. Да, слухи дошли даже до нас. Были те, кто говорил мне, что на подобную сотрудницу нельзя возлагать руководящую работу, но я оправдывала вас, списывая на молодость и на недостаточную жизненную опытность. Ваши профессиональные качества кажутся мне достойными доверия. Последняя же история переплюнула предыдущие. Устраивать ночевки в палатке с коллегой-мужчиной так, что об этом становится известно всему городу — немыслимо! Что теперь останется от вашей деловой репутации? Какой сотрудник-мужчина серьезно отнесется к такому руководителю-женщине? Но и наше руководство такой легкомысленной особе доверять не сможет. Что вы натворили, Мариночка? Как мне теперь вас защищать? Чем оправдывать? Не стоит думать, что участие в этой дикой истории Платона Андреевича как-то вас красит. Положение ужасное от начала и до конца. Я видела видео. Нет слов. Возможно, где-то в глубине души как женщина я смогу вас немного понять. Вы молоды, а Платон Андреевич интересный мужчина, но настолько открыто, на глазах у всего города, в палатке, в парке — это слишком! Как ни жестоко прозвучит, но это сокрушительный удар по вашей репутации, а Платон Андреевич выйдет сухим из воды. Вот так. Суровый мир мужского бизнеса. Осуждают только женщину, преступившую рамки делового общения в угоду личным чувствам. Осуждают вас, к нему это осуждение не относится.
Марина мрачно выслушала отповедь, понимая, что ее оправдания никого не интересуют. Сотрудницы, конечно, не слышали, о чем их начальник разговаривает с московским руководителем, но по напряженной позе и коротким фразам Марины понимали, что беседа не из легких. Они обеспокоенно поглядывали и перешептывались. Когда Марина положила трубку и замерла с каменным лицом, Ольга несмело спросила:
— Сокращение так и не отменяется?
Марина посмотрела на нее непонимающе, настолько далеки были ее мысли от этого вопроса, а потом спохватилась, она ведь собиралась поднять тему увольнения персонала, но совершенно забыла. Перезванивать и задавать новые вопросы теперь оказалось неуместно. Конечно, после таких результатов проверки никакие просьбы Марины рассматривать не станут.
— Не отменяются, — глухо проговорила Марина. — Я ничего не смогла сделать. Извините.
На следующий день на утреннем совещании Платон объявил:
— Отвечать по протоколу проверки поеду я. Сам. Один. Сегодня. На вас оставляю и свою зону ответственности. Уверен, вы справитесь.
— Почему вы один? — нахмурилась Марина.
— Разбивка закупок на части — моя идея и самое серьезное обвинение. Я смогу оправдаться.
— Вы сможете, — раздраженно бросила Марина, — сможете оправдать себя. Но и мне нужно оправдываться. Ответственность на нас обоих, мы оба согласовывали. Я тоже поеду и буду защищать себя.
— Считаете, я мог бы поехать, чтобы говорить только о себе? — Платон сдерживался, но в его голосе проскользнуло подлинное возмущение. — Вы правда так считаете?
— Мы же с вами соперники на одно кресло, разве так действовать не логично?
— Слишком легко вы забываете об интересах организации, — назидательно заявил Платон. — Личные мотивы и амбиции необходимо уметь отодвигать на задний план, хотя бы на время чрезвычайных ситуаций. Тем более, вам нельзя ехать, вы не знаете, что нужно говорить, и испортите все дело. Пусть в акте проверки не отразили никаких нарушений в производственной сфере, но это же не значит, что недочетов совсем нет, займитесь ими. Переговоры в Москве оставьте мне. — Говорил Платон жестко и уверенно, не позволяя возражать.
— Хорошо, — уступила Марина. — Но если потребуется, я брошу все и приеду в любой момент.
— Не потребуется. Здесь вы нужнее.
— Вы выяснили, дело в доносе Корчук?
— Да, и она не стала отпираться. Призналась, даже с некой гордостью. Кстати, мы с ней едем вместе. Будет рассматриваться вопрос ее перевода в головной офис за особый профессионализм и заслуги, как указано в приказе. Не зря она улыбалась Кара. Если бы и вы следовали моим советам, то перевелись бы в столицу раньше, чем она.
— Мне туда не нужно, — ледяным голосом произнесла Марина.
— Вам так кажется? — задумчиво спросил Платон. — Вы уверены, что знаете, чего на самом деле хотите?
— Конечно, знаю. Спокойно работать на хорошо налаженном производстве, в здоровом коллективе.
— Очень стандартно, — не одобрил Платон.
Соруководители не распространялись о результатах проверки московской комиссии, но слухи все равно расползлись, а отъезд менеджера по оптимизации вместе с уходящей в столичный офис Корчук добавил разговорам остроты и пикантности.
— Кто-то на коне с радужными перспективами, а кого-то коленом под зад, — высказала общее мнение Антонина Ивановна.
Наступил тяжелый день расставания.
Природа постаралась скрасить горечь момента и прикрыла неприглядную осеннюю слякоть первым настоящим снегом. Хмурое утро чудесным образом стало светлее. Уставший от грязи город задышал морозной чистотой. За одну ночь все вокруг преобразилось, словно по волшебству. Перепачканный асфальт превратился в гладкую незапятнанную дорогу, унылые лужи стянуло льдом и спрятало под зимним покровом. Деревья оделись в чудесные одежды с блестящими искорками, облетевшие кусты из щетинистых шаров превратились в гигантские пушистые одуванчики. Обычные лавочки стали выглядеть роскошными белыми диванами, а рыжий дворовый мурлыка на свежем снегу ярким контрастом шерсти теперь походил на благородного тигра, только маленького.
«Чудеса, — думала Марина, пробегая обычным маршрутом к месту работы, — обыкновенные чудеса. Как все разительно меняется. Кажется, что нет больше грязи, мусора, и все хорошо».
Утреннее планерное совещание проводить было не с кем, но Марина все равно заскочила в приемную, забрала почту и вдруг остановилось. Что-то тревожило и теребило сознание и подсознание: что-то не так, чего-то не хватало.
«Аромата парфюма! — догадалась Марина».
Его парфюма, и сам Платон тоже отсутствовал. Сердце почему-то кольнуло. Не хватает.
«Странно, — подумала Марина. — Наверное, усталость так сказывается, общее напряжение и то, что сегодня такой день».
Конструкторский отдел не молчал, но ощущение подавленности витало в воздухе, проскакивало в интонациях и мрачных взглядах. Ольга и Ангелина сегодня работали последний день.
— Завтра мы свободны, — попыталась пошутить дизайнер.
— Вы же будете к нам заходить? — с надеждой спросила Татьяна.
— Звонить точно будем, — пообещала Ольга.
— Нехорошо это, — сокрушенно покачала головой Антонина Ивановна. — Несправедливо.
Каждая трапеза в этот день растягивалась надолго, сотрудницы обсуждали совсем не рабочие темы, и Марина их поддерживала, никому не делала замечаний и не напоминала, что пора приниматься за дело. Тоска и уныние царили в ее сердце несмотря на белоснежное великолепие за окном. Мысли с трудом возвращались к работе.
Провожали сокращенных сотрудниц крепкими объятьями, кто-то слезами, Ангелина сама плакала, едва успевая вытирать глаза. В эти тяжелые минуты телефонный звонок прозвучал совсем некстати, но голосил рабочий телефон, и Марина не могла не ответить.
— Марина Всеволодовна, это Виктория Пташкина, — представилась говорившая, но осталась для собеседницы незнакомкой, — я из швейного, — уточнила она. — Правда, что Корчук перевелась в Москву?
— Да, — коротко обронила Марина, мечтая быстрее закончить разговор.
— Навсегда?
— Да.
— Вот стерва! — выдала Пташкина и повесила трубку.
Тяжесть на душе не пропала даже тогда, когда с проводами уволенных покончили и разошлись по домам. Марина брела по заснеженным улицам и понимала, насколько ей не хочется домой, не хочется быть одной, не хочется молчать и травить себя невысказанным раскаянием. Но к кому она могла с этим пойти? К Лене? К родителям? Марина позвонила Денису.
— Ты уже дома?
— Нет, я пока в другом месте, — неопределенно ответил Денис. — Что-то случилось?
— Нет, но… — Марина запнулась, она не могла признаться, что ей именно сейчас отчаянно одиноко, хочется тепла, надежды на чудо, крепкого плеча и дружеских объятий, поэтому пришлось лепетать что-то другое, — такой красивый вечер, снег, начинаешь думать, что Новый год не за горами. Ты уже знаешь, где и с кем будешь его встречать?
— Кажется, знаю, — произнес Денис, и по интонации Марина догадалась, что он улыбнулся.
— А я не знаю, — вздохнула Марина.
— Извини, если у тебя не очень срочно, может, потом поговорим? Где-нибудь через час или через два? Я перезвоню.
По его напряженному тону не составило труда догадаться, что ему сейчас не до Марины.
— Ничего срочного, — взяла себя в руки Марина, — перезванивать не надо. Хорошего вечера.
Она быстро оборвала вызов. Неожиданно захотелось позвонить Платону, и это желание оказалось таким требовательным и жгучим, что Марина тут же кинулась придумывать предлог, составлять план, о чем говорить, что спрашивать, чтобы внезапный, поздний для делового, звонок выглядел оправданным. Конечно, она спросит о результатах поездки, потребует серьезных подробностей, выводов и предложений о дальнейшей работе, узнает, когда соруководитель планирует вернуться. Беседа, несомненно, затянется и Марине уже не будет тоскливо и одиноко в чудесный вечер.
Она начала искать в телефоне нужный контакт, но вдруг одумалась и спрятала телефон в сумку. Разговор с Платоном неправильно использовать для решения ее личных эмоциональных проблем.
Идти домой все так же не хотелось, и она зашла в первое попавшееся кафе, села за столик у окна, заказала кофе с пирожным и погрузилась в грустное созерцание зимних чудес.
Снег продолжал идти. Крупными хлопьями он кружил в воздухе и медленно опускался на землю. Прохожие спешили по своим делам, машины куда-то неслись, и это стремительное движение нарушало красивый танец снежинок, заставляло их взвиваться, нестись в вихре, сбиваться в стайки и только потом все же опускаться на белый покров дорог и тротуаров.
Марина смотрела вверх, в темное небо, хлопья словно рождались из ничего где-то там, высоко-высоко, а потом грациозно спускались вниз. Марине казалось, что это она движется им навстречу, летит в черное небо в поисках хоть какого-то облегчения. Шумный, суетливый мир оставался позади со своими проблемами, разочарованиями и горестями, а вверху существовала только холодная красота. Уличные фонари в такой густой снегопад плохо расправлялись со своей задачей и освещали только четко ограниченные треугольники, а дальше завораживающе двигалась снежная стена. Марина на мгновение опустила глаза, скользнула взглядом по тому световому углу, что выхватывала из темноты вывеска кафе, и заметила за его границей человека. Снег живописно лежал на его темных волосах, на шарфе, на черном пальто. Человек смотрел на Марину. Издали и в тени она не могла видеть выражения его глаз, даже лицо оставалось довольно расплывчатым, но Марина не сомневалась — это Платон, он смотрит на нее с затаенной печалью. Сама не зная почему, Марина взволнованно вскочила с места, кинулась на улицу, но никого там не нашла. Темный угол за границей света был пуст.
Расстроенная Марина вернулась за столик.
— Такое добром не кончится, — строго сказала она себе.