Игра со смертью

7

Утром следующего дня Туся проснулась оттого, что в палату, гремя ведром и шваброй, зашла тетя Поля и проворчала:

— Ухажер твой в дверь ломился — ни свет ни заря. Пропустите, говорит, и все тут.

— Какой ухажер? — чуть хрипловатым со сна голосом спросила Туся. Она оглядывалась по сторонам, силясь понять, где она находится и чего от нее хотят в такую рань.

— Уж и не знаешь, кто к тебе ходит, цветы носит? Ну и молодежь пошла! — Нянечка широко улыбнулась, отчего лицо ее стало по-детски беззащитным, и протянула Тусе букет, который прятала за спиной.

— Это мне? — удивил ась Туся.

— Ну не мне же, — с притворным недовольством отозвалась нянечка. — Хотя я бы не отказалась. Ничего не скажешь — видный парень.

Туся села на кровати и взяла букет. Это были гвоздики в шуршащей обертке, три белых гвоздики с красными прожилками.

— Его не пустили? — упавшим голосом спросила Туся.

— Конечно, кто ж его пустит в такую рань. Все-таки больница, а не проходной двор. А ждать он не мог, спешил, видно, куда-то.

— В школу, — кивнула Туся. — У нас с этим строго.

Тетя Поля уже вышла в коридор, гремя пустым ведром, когда Туся вскочила с кровати и, как была, босиком и в пижаме, бросилась за ней следом.

— Что он сказал? — прошептала она. — Он ничего не просил мне передать?

— А как же! Я его спросила: ничего, дескать, девчонке твоей не передать? А он и отвечает: «Сейчас Я ей несколько слов черкну». Ну и написал тебе чего-то, разве ты не нашла в букете?

Туся не успела даже поблагодарить нянечку.

Она спешила прочесть заветную записку. «Какие красивые цветы!» — подумала она и прикоснулась тубами к гвоздикам. Действительно, в их листьях скрывалась записка — обычный лист в клетку, неровно вырванный из тетради. Корявым почерком на нем было написано всего несколько слов:

Туся крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, письмо по-прежнему было у нее в руках. Это не сон. Она не могла поверить своему счастью.

«Егор! Ко мне приходил Егор», — думала она, и ее сердце билось радостно и учащенно. Фамилия Егора была Тарасов, поэтому было неудивительно, что в спешке он подписался только первой буквой фамилии.

«Значит, ему небезразлично, что со мной происходит, — думала Туся. — Значит, он тревожится обо мне. Боже мой, какой я была бы дурой, если бы умерла! Ведь пока живешь, с тобой может случиться столько всего неожиданного. А если бы отравилась, лежала бы сейчас в соседнем здании, в морге. Бр-р-р, — передернуло ее. — Тогда уж точно никаких записок и никакого Егора. Надо обязательно написать ему ответ и передать вместе с Лизой».

Туся аккуратно сложила записку и спрятала ее под подушку. Потом достала из тумбочки гелевую ручку и блокнот в кожаном переплете, вырвала листок розовой бумаги и стала писать ответ.

Туся прочитала свою записку несколько раз и осталась довольна. Особенно ей понравилась подпись «Твоя Т», потому что она была похожа на подпись Егора.

«Не слишком ли я с ним откровенна? — спрашивала она себя. И тут же отвечала: — Ради него я прошла через слишком многое, чтобы теперь таиться».

Туся сложила записку в маленький изящный конвертик и с нетерпением стала ждать прихода Лизы. Она несколько раз выходила в коридор, к лифту, посмотреть, не идет ли подруга, но Лиза смогла навестить Тусю только вечером.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросила она, выкладывая из рюкзака пастилу и апельсины.

— Лучше не бывает, — ответила Туся. Ее щеки разрумянились, а глаза светились радостью. Наконец-то я счастлива!

— Что случилось? — спросила Лиза, улыбаясь неизвестно чему.

Просто ей передалась радость подруги, и, еще не подозревая о причине, Лиза уже была счастлива чужим счастьем.

— Ты не поверишь! — торопливо заговорила Туся. — Егор прислал мне записку.

— Когда? — недоуменно спросила Лиза, и улыбка сошла с ее лица.

— Сегодня утром, — говорила Туся, не замечая реакции подруги. — Я еще спала, когда нянечка принесла мне цветы и записку. Я чуть с ума не сошла от радости!

— И о чем он пишет? — без прежней радости спросила Лиза.

— Так, ерунду всякую. Он торопился, поэтому ничего толком не успел, но обещал зайти завтра, представляешь?

— Да-а-а, — протянула Лиза. — Представляю. Туся вдруг пристально вгляделась в лицо подруги, и слезы выступили у нее на глазах.

— По-моему, ты совсем не рада за меня, — заключила она. — Почему у тебя такое лицо?

— Какое? — спросила Лиза.

— Такое, как будто ты увидела привидение.

И действительно, на минуту Лизе показалось, что она увидела привидение. Призрак из прошлого. Наблюдая радость своей подруги, Лиза вспоминала о тех временах, когда она сама могла радоваться или горевать из-за Егора. Те времена уже давно прошли, но Лизе было неприятно даже воспоминание о них.

Егор принес ей много зла. Из-за него она пролила столько слез, что если их собрать, можно заполнить целый аквариум и разводить в нем рыбок, привыкших К морской воде. Теперь Лиза боялась, что Егор может причинить боль и Тусе. Уже причинил.

— Знаешь, — осторожно начала она, — честно говоря, не нравится мне все это.

— Что именно тебе не нравится? — обиженно спросила Туся. — Что Егор навещает меня или что я снова счастлива?

Лиза хотела было обидеться на резкость тона подруги, но вспомнила, что та лежит в больнице, и передумала.

— Туся, — сказала она, — я боюсь этого человека. Помнишь, что ты уже была счастлива с ним? И чем это кончилось?

— Теперь все по-другому, — с жаром принялась доказывать Туся. — Вот увидишь. Совершенно по-другому.

— Ну как знаешь, — кивнула Лиза. — Только, пожалуйста, будь с ним поосторожней.

— Спасибо, что ты так волнуешься за меня, только это ни к чему, — с этими словами Туся взяла Лизу за обе руки. — Лучше расскажи мне, что там в школе, как наши?

И Лиза рассказала о том, что все готовятся к двадцатилетию школы. Намечается шумный праздник, и директор поручил Кахоберу Ивановичу, их классному руководителю, поставить какой-нибудь спектакль.

— А почему именно ему? — смеясь, спросила Туся.

Почему-то ей было трудно представить усатого, добродушного и полного Кахобера в роли строгого режиссера.

— Ты разве не знаешь? Он же учился в театральном институте, до того как стать учителем. Говорят, он так читает басни, что все ухохатываются.

— Здорово, — грустно сказала Туся. — Жалко, что я не смогу сыграть в спектакле.

— Почему не сможешь? — оживилась Лиза. Еще даже не начинали. Ты, главное, побыстрее выписывайся, и обязательно сыграешь.

Постепенно на улице темнело. Туся посмотрела в окно, и кроны деревьев показались ей приподнятыми кулисами. Лиза уже встала и засобиралась домой, когда Туся вспомнила о записке.

— Лиза, ты не можешь для меня кое-что сделать?

— Все, что угодно.

— Пожалуйста, передай это Егору. — Туся достала из кармана записку и протянула Лизе.

— Ты уверена? — спросила Лиза.

— Как никогда, — улыбнулась Туся. — Хочу, чтобы он получил это письмо еще в школе, до нашей с ним встречи вечером. Передашь?

— Конечно, — сказала Лиза. — И даже постараюсь ничего не приписать от себя лично.

Подруги рассмеялись, поцеловались, и Лиза вызвала лифт. Когда она уже стояла в кабинке, Туся спросила:

— А какой спектакль они ставят?

— Не знаю, — пожала плечами Лиза, — точно еще не решили… Хотя нет, вспомнила! Кажется, «Ромео и Джульетту». Больше ни на что фантазии не хватило.

Когда Туся вернулась в свою палату, она с разбегу кинулась на кровать и несколько раз качнулась на пружинах. У нее было очень хорошее настроение: во-первых, потому, что завтра придет Егор, а во-вторых, потому, что у нее появился план. К ней зашла медсестра и принесла вечерние лекарства.

— Спасибо, — сказала Туся, а когда та вышла, выбросила таблетки в раковину.

Ей надоело лежать в больнице. Конечно, приятно, когда тебя навещают друзья, приносят цветы, записки и апельсины, но…

Туся представила себя на сцене в средневековом платье с длинным шлейфом. Как она могла бы сыграть Джульетту! Она бы смогла заставить целый зал заплакать над судьбой несчастной влюбленной, потому что знает в этом толк. Она была бы прекрасна в этой роли, и все бы поняли, как тонко она умеет чувствовать, как глубоко страдать. Надо только вырваться из этой прокля той больницы, стены которой давили на Тусю всей своей тяжестью.

«Через несколько дней я выйду отсюда, — думала она. — Потому что я совершенно нормальна, и мне здесь делать нечего».