Играй грязно

ГЛАВА 51

НОА

Ради Джиа я отбросил свой гнев, но ярость продолжает кипеть в моем нутре. Мне не следовало недооценивать Мартина, но я не думал, что у него хватит смелости что-то предпринять. Я ошибался.

В раздевалке я почти не обращаю внимания на слова тренера Бедфорда. У меня на уме только одно — если Атлас Кодиак скажет что-нибудь о Джиа, он об этом пожалеет. Меня не волнует, что мои родители и Николь приехали посмотреть на меня. Они и раньше видели, как я выхожу из себя.

Мы отправляемся на каток, и я едва замечаю скандирующую толпу. Мой пульс гулко бьется в ушах, сочетание предматчевой нервозности и желания все сломать способствуют тому, что мое сердце быстро и сильно бьется в груди.

Во время разминки Шон подходит ко мне и спрашивает:

— Все в порядке, чувак? Ты какой-то рассеянный.

— Я в порядке, — я качаю головой.

— Правда? — он смотрит на меня, как будто не верит ни единому моему слову. — Ты ни разу не смотрел на трибуны в поисках Джиа.

Это правда. Я не хочу искать ее, боюсь, что она сможет понять, что со мной не все в порядке.

— Я просто хочу сосредоточиться на игре.

— Как скажешь.

Я отъезжаю от него на коньках, раздраженный тем, что он так хорошо меня понимает. Наверное, именно поэтому его выбрали капитаном. Я держусь поближе к Си Джею, как никто другой. Он обычно окружен темным облаком и не обращает внимания на проблемы других людей. Кроме того, тьма зовет к себе.

Удивительно, но меня нет в стартовом составе, а это отстой. Тренер сказал нам об этом перед тем, как мы вышли из раздевалки. Что-то про стратегию, я не обратил внимания. Я жажду действия. Я прыгаю из стороны в сторону, ожидая своей очереди на лед. На первой же минуте игры Клейтон забивает гол, и у меня сводит зубы. Это еще больше усугубляет ситуацию. Огонь в моем животе разгорается все сильнее, пламя лижет мои вены. Я крепче сжимаю клюшку, считая секунды до того момента, когда смогу выпустить зверя на волю.

Когда, наконец, наступает мой черед, я голоден как черт. Я вступаю в борьбу и сразу же бросаюсь за шайбой. Атлас тоже на льду, и, что неудивительно, он бросается на меня. Мы сталкиваемся в углу зоны атаки и боремся за шайбу.

— Почему ты такой злой, Кингсли?

Я не отвечаю ему, а сосредоточиваюсь на том, чтобы освободить шайбу. Я посылаю ее в сторону Шона, а затем занимаю позицию перед вратарем.

Этот придурок следует за мной и продолжает открывать свой рот:

— Это ведь не имеет никакого отношения к тому, что твоя девушка на самом деле не твоя девушка? Она предоставляет услуги? Я так возбуждаюсь после победы.

Я переключил внимание на него, готовый ударить его по самодовольному лицу, когда кто-то выкрикнул мое имя. Шайба проносится передо мной, но из-за того, что я отвлекся, я пропускаю ее и вручаю Клейтону на блюдечке с голубой каемочкой.

— Блять!

Я бегу за шайбой, бегу так быстро, как только могу. Логан добирается до нее первым, но не раньше, чем отправляет шайбу в сторону Атласа. Красная пелена накрывает мои глаза. Я не позволю этому ублюдку забить еще одну шайбу в наши ворота. На полной скорости я с такой силой бью его о борт, что он не успевает подготовиться к удару. Он отрывается ото льда и падает, как тряпичная кукла. Другой игрок Клейтона бросается на меня, и я отталкиваю и его. Атлас встает, затем тянет меня за джерси. Я бью его локтем в живот, пытаясь освободиться, и тогда вход идут кулаки. Он бьет меня сбоку по лицу, срывая шлем. Я избавляюсь от него и наношу ответный удар. Я жаждал драки, и теперь она у меня есть. Я даже не слышу свистка. Мы лежим на льду, и преимущество на моей стороне. Засранец свернулся в клубок, подняв руки, чтобы защитить лицо. Я перестаю бить только тогда, когда Шон и Алекс оттаскивают меня.

Мой пульс бьется в ушах так громко, что я только его и слышу. Лицо и уши горят, на губах ощущается вкус крови.

По пути к штрафному боксу я совершаю ошибку и бросаю взгляд в сторону тренера Бедфорда. Если бы взглядом можно было убить, я был бы мертв. Его лицо краснеет, когда он поворачивается, чтобы сказать что-то помощнику тренера ЛаРу. По крайней мере, я не единственный, кого наказывают. Я не давал Клейтону играть в большинстве. Атлас тоже должен дуться в "корзине грехов".

Первые тридцать секунд я не отвлекаюсь от игры, наблюдая за ее развитием на краю своего сиденья.

Мои ноги не перестают подпрыгивать. Затем раздается стук о плексиглас. Я не обращаю на это внимания, не желая вступать в контакт с толпой. Но он продолжается, и я поворачиваюсь, готовый сказать тому, кто меня раздражает, чтобы он отвалил. Ругательство замирает у меня в горле. Это Джиа пытается привлечь мое внимание. Я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, что она сидит прямо за штрафной Воинов. Потом я увидел, что на ней надето… и мое сердце заколотилось. Это моя джерси. На ней моя гребаная джерси.

Я хочу задержать свой гнев, но увидеть ее в моей джерси — это как луч солнца, пробивающий дыру в моей тьме. Я улыбаюсь, не обращая внимания на резкую боль в разбитых губах.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

Я киваю. Громкий гул на арене возвращает мое внимание на лед. Пока я болтал со своей девочкой, я пропустил, как Шон забил гол.

Я вскакиваю на ноги и поднимаю кулак вверх. Через мгновение мое время в "корзине для грехов" закончилось, и я снова вышел на лед. Неудивительно, что мне приходится сразу же вернуться на скамейку запасных. Тренер даже не смотрит на меня. Здесь он меня не пожурит, но я знаю, что это произойдет. Несмотря на ничью в первом периоде, я ни о чем не жалею. Я бы снова ударил этого ублюдка Кодиака, если бы мне дали такую возможность. Никто не будет говорить гадости о моей девочке и уходить невредимым.