Конни подняла глаза на детей, игравших в тени дерева, потом снова опустила взгляд в лежавшую на коленях книгу. Это был вчерашний детектив. Она любила криминальные романы. Быстрый ум позволял ей соперничать и с автором, и с героем, и с сыщиком. Она с упоением читала это «чтиво», как с легким пренебрежением говаривала ее подруга Джулия, и представляла себя то длинноногой красоткой, то Джеймсом Бондом, то Агатой Кристи. Именно эти романы и заставили Конни заняться собой: она научилась плавать, ездить верхом, стрелять, водить любую машину. Она изучала каратэ, джиу-джитсу и йогу, занималась культуризмом и киносъемкой.
— Я построил два, и у тебя два, — заявил Джек, новый приятель Эрика, указывая на ряды песочных замков у бассейна с пресной водой.
— Давай теперь сделаем крепостную стену, — предложил Эрик.
— Давай! — откликнулся его друг, и они вприпрыжку побежали к океану за водой, чтобы смочить песок.
— Конни, смотри, как мы строим! — крикнул Эрик.
— Я смотрю, — заверила она его.
Из-за медлительности Глории, у которой совсем не оставалось времени на ребенка, неделю спустя все заботы о малыше, включая ежедневные ванны, легли на Конни. Несмотря на ее первоначальные намерения, она уже не возражала. Иногда Конни мрачно думала, что ее материнские инстинкты дремали, а теперь, при первом представившемся случае, расцвели пышным цветом.
Разумеется, не все шло гладко. Как и все дети, Эрик порой капризничал, отказывался есть. Конни отчитывала его, малыш дулся, но несколько минут спустя они снова мирились.
Она не ожидала, что мальчик так быстро привяжется к ней. Если бы и в ее отношениях с Гилбертом все было так просто… Но нет. Они то держались друг с другом официально вежливо, то болтали часами напролет. Ей нравилось слушать его рассказы о воплощенных проектах, он с любопытством расспрашивал о ее жизни, о путешествиях по миру. Но всегда между ними существовало некое напряжение. Сексуальное напряжение.
Выполняя требования Конни, он больше не заходил к ней в спальню, ни разу до нее не дотронулся и даже не сделал ни одного двусмысленного замечания. Они оба старательно избегали говорить о той их злосчастной ночи. Но она не могла не чувствовать, что рядом с ней — сильный и физически привлекательный мужчина.
Конни поежилась. Всякий раз при приближении Берта у нее сжималось горло. Растущее влечение к этому человеку казалось ей унизительным. Единственным утешением было то, что она волновала его не меньше, чем он ее. Когда никто не видел, глаза Берта пожирали ее тело, он становился нервным и настолько избегал прикасаться к ней, что это было почти смешно. Вот именно, почти. Он вел себя беспокойно, потому что не доверял ей. Конни чувствовала себя глубоко уязвленной.
— Привет! — прервав ее раздумья, раздался веселый голос. Из-за дома показалась мать Джека.
Конни улыбнулась ей. Кора Пратт была веселая, общительная молодая женщина. Она обрадовалась, что ее сын нашел нового друга, и не замедлила пригласить Конни и Гилберта в гости. Конечно, вначале она решила, что они родители Эрика, но во время визита недоразумение рассеялось.
— Джек, пора домой, — позвала она.
— Мам, еще чуть-чуть! — послышался ответ.
— Нет. Вымой руки, ноги и найди свои сандалеты. Вы опять вдвоем? — спросила Кора.
Конни кивнула головой.
— Да.
— Ваш мистер Барбер так много работает. — В ее миндалевидных глазах блеснули озорные искорки. — Наверное, вы оба скучаете без него. Пойдем, малыш.
Мать и сын ушли, а Конни вздохнула. Хотя она сказала Коре, что работает няней у Эрика, все же та считала, что они с Гилбертом любовники.
— А можно я еще поиграю? — попросил Эрик. — Ну, пожалуйста.
— Хорошо, но только десять минут, — ответила Конни, закрыла книгу и пошла на кухню за ножницами.
Дом казался ей пустым и неуютным, и она решила повсюду расставить букеты цветов. Принесла ножницы, нарезала в саду цветы и стала составлять букеты — большой для гостиной, маленькие — для спален и кухни. Она переходила из комнаты в комнату и думала, что ее жизнь превращается в детективный роман. Как можно было только задумать такое — попытаться украсть ребенка у отца. Конни перебрала в памяти все прочитанные романы — нет, ни в одном малышей не похищали. Надо трезво оценить ситуацию. Интуиция подсказывала ей, что пока ничто не говорило о реальной угрозе похищения. Никто не следил за Эриком, не пытался с ним познакомиться.
Интересно, Берт действительно уверен, что его сына здесь могут похитить? Конни пока не могла ответить на этот вопрос. Ее по-прежнему не оставляло чувство, что он чего-то не договаривает.
Она вышла на веранду и тут услышала, как хлопнула калитка. Оглянувшись, увидела, что во двор входит Берт. Лоб его блестел от пота, волосы небрежно рассыпались по плечам. Конни, которая стояла в своем крошечном бикини, облокотившись на перила, выпрямилась.
— Ты сегодня рано, — заметила она, взглянув на часы.
— Основная часть работы на сегодня уже сделана, и я решил приехать пораньше.
— И отлично. Но у тебя усталый вид.
Берт отбросил темную прядь волос со лба.
— Я что-то плохо сплю, — коротко ответил он и хмуро посмотрел на Эрика. — И что тут происходит?
Конни проследила глазами за его взглядом. Эрик, когда играл с Джеком, испачкал только руки. Теперь грязью был покрыт весь его живот. Пока она срезала цветы, малыш даром времени не терял.
— Я играл в запруду, — заявил он, пропуская мокрый песок между пальцами. — Раньше мне никогда не разрешали так играть. Боялись, что я испачкаюсь. Даже бабушка. А вот моя Конни…
— …Разрешает тебе все, что угодно? — резко бросил Гилберт.
Почувствовав недовольство отца, Эрик возмутился:
— Ну и что! А я люблю играть в фонтанчики. И мой друг Фред тоже.
— Хватит с меня Фреда, — отрезал Берт. — Мне осточертели разговоры об этом выдуманном приятеле…
— Все отмоется, — прервала его Конни и указала на садовый шланг. — Я обдам Эрика…
— Здорово! — взвизгнул мальчуган.
— …А затем отведу его в душ. Так что, если хочешь, иди первым…
Берт проворчал что-то очень эмоциональное, затем, после паузы, сказал:
— Слушаюсь, мэм. — Он повернулся и ушел.
Если бы Берт вернулся вовремя, то не застал бы Эрика в грязи, а ее — в бикини. До его прихода она, как всегда, успела бы переодеться. Ее бикини слишком действовало на нервы им обоим. Это и послужило настоящей причиной взрыва раздражения у Гилберта.
Когда с душем и переодеванием было закончено, они сидели вдвоем на веранде.
— Ты никогда не строил замки из песка, когда был маленьким? — спросила Конни.
Берт нахмурился.
— Насколько я помню, нет.
— Лепить что-то из земли, песка или пластилина, рисовать пальцем на песчаной поверхности очень полезно.
— Это еще почему?
— Учит радости прикосновения и высвобождает подсознательное, что в будущем делает богаче сексуальную жизнь человека.
— Это ты почерпнула из какого-нибудь женского журнала?
Конни кивнула.
— Да. Но так оно и есть.
— Значит, когда Эрик вырастет, он приведет в восторг свою партнершу потому только, что сегодня ты позволила ему вымазаться в грязи? — нарочито заинтересованным тоном спросил Берт.
— Не я это ему посоветовала. Он перемазался, когда я отвернулась. И все же в твоих словах есть доля правды.
— И поскольку я не провалялся все свое детство в луже, то теперь я стал заторможенным?
Конни деланно улыбнулась.
— Ты сам это сказал.
— А ты, значит, любительница грязелечения, а поэтому… — он посмотрел ей в глаза, — в постели просто огонь?
— Почти, — с вызовом бросила Конни и с трудом сглотнула. Она сама не понимала, зачем затронула эту небезопасную для обоих тему. — Ты не должен злиться, когда Эрик говорит о Фреде, — сказала она, отчаянно надеясь поменять предмет разговора.
— Конечно, ты права, — согласился Берт и пригубил виски. — Думаю, я понимаю, откуда это взялось. — Он грустно помолчал. — Эрику приходилось так часто переезжать, что у него не было возможности с кем-нибудь подружиться надолго. Вот он и выдумал себе друга. Я чувствую себя виноватым. — Он помрачнел еще больше. — Очень виноватым, черт побери!
— Я все детство прожила в одном и том же доме, и у меня было множество настоящих друзей, но я все равно выдумала себе приятельницу, — сказала Конни.
— Правда? — удивился он.
— Ее звали Джозефиной.
Берта это, кажется, развеселило.
— Откуда такое имя?
— Оно казалось мне самым классным. Джозефина была воображалой, она с презрением относилась ко всему на свете, начиная с чистки зубов и умывания и кончая уроками балета. Так что почти все дети проходят через нечто подобное. У тебя нет причин чувствовать себя виноватым.
— Спасибо, больше не буду. — Берт улыбнулся и отпил виски. — Да, я хотел сказать тебе, что сегодня мне звонила секретарша Филдстоунов. Она сообщила, что на следующей неделе Филдстоуны хотят посетить Аляску, чтобы прощупать, стоит ли там открывать магазины, а перед этим намереваются прибыть на несколько дней сюда — посмотреть на строительство, поговорить с людьми и так далее. Ты не могла бы побыть с Эриком, пока я буду их сопровождать?
— Нет проблем, — ответила Конни, понимая, что осталась без выходных.
— Филдстоун-старший предложил в воскресенье всем вместе совершить морскую прогулку.
— Включая меня?
— Непременно. Ты же знаешь, что Филдстоун-младший не упустит возможности посмотреть на тебя в бикини, не так ли? — осведомился Берт язвительным тоном. — Ты хочешь поехать?
— Очень, — ответила Конни.
Глядя на пену за бортом, Констанция улыбалась. Она сидела, скрестив ноги, в прекрасной яхте. Солнце приятно припекало ей спину, голову обдувал легкий бриз. Вдруг ее улыбка увяла. Она почувствовала запах сигары. Этот запах свидетельствовал о том, что Роберт идет поболтать с ней. Опять.
— Жаль, что я здесь ненадолго, — проговорил этот молодой человек, растянувшись на палубе рядом с Конни и положив ей руку на плечо. Судя по тону, он прекрасно понимал, как она огорчена их столь краткой встречей. — Но недели через две мы снова прилетим сюда на выходные.
— Угу-у, — протянула Конни, вспомнив, как это делает Глория. Для себя же решила, что на те выходные куда-нибудь уедет.
Боб с самого утра не оставлял ее в покое. Со времени их последней встречи его самолюбование ничуть не уменьшилось. Он по-прежнему громко смеялся, преимущественно над собственными шутками. И держался все так же фамильярно.
— Честное слово, вы выглядите просто чудесно, — сказал Филдстоун-старший, когда она вышла из джипа в коротком белом сарафане и деревянных сабо.
— Так бы и съел, — прибавил Роберт с его обычным смешком.
Гилберт не проронил ни слова. И по дороге он тоже ни разу ничего не сказал о том, как она выглядит.
Его молчание раздражало Конни — ведь в этом наряде, со своими загорелыми плечами она действительно хорошо смотрелась, отметить это было бы простой вежливостью. Поэтому в пику Гилберту она перенесла свое внимание на Роберта.
Но получилось так, что от Боба стало невозможно отвязаться. Несмотря на то, что ее искусственный интерес к нему длился около пяти минут, он ничего не понял и продолжал ухаживать. И, кажется, не сомневался, что его ухаживания принимают.
— Надо пойти намазать Эрика солнцезащитным кремом, — проговорила Конни, посмотрев туда, где сидели Рональд Филдстоун и Гилберт.
Когда она вставала, Боб властно схватил ее за руку.
— Возвращайтесь побыстрее, детка, — промурлыкал он.
Детка?! Конни удивленно моргнула. Он говорит, как гангстер из эротического фильма пятидесятых годов.
Обмазав плечи, ноги и нос Эрика совершенно излишним количеством крема, она присела рядом с Рональдом Филдстоуном.
— Вы довольны работой Гилберта? — спросила она.
— Более чем, — ответил тот. — Он великолепно поработал. Он…
— Давай сядем спереди, папа, — вмешался Эрик.
Гилберт кивнул.
— Вы меня извините?
— Конечно, — добродушно отозвался старик и, когда отец с сыном ушли, продолжил превозносить таланты своего дизайнера. — Чарльз Мадригал ходил просто зеленый от зависти, что Барбера заполучили мы. Но теперь он угомонился. А что ему оставалось?
— Значит, вы не верите, что угрозы исходят от Мадригала? — спросила Конни.
— Нет. На прошлой неделе мы встретились с ним на деловом обеде, и я упомянул о проблеме. Но не сказал, что Барбер думает на него. Чарли предположил тогда, что угрозы, вероятно, исходят от какого-то помешанного, который задался целью нас всех перессорить, — продолжил Филдстоун. — И что место этим угрозам в мусорной корзине.
— Барбер говорил то же самое.
— Но только вначале. Потом, когда он все же попросил пригласить вас, я понял, что он действительно опасается.
Конни вопросительно изогнула бровь.
— Так это Барбер попросил пригласить меня?
— Да. Я уже согласился с тем, что мы обойдемся без вас. Но в последнюю минуту он позвонил и сказал, что передумал, что с вами будет спокойнее и ему, и ребенку. Я не хотел, чтобы он беспокоился, поэтому с радостью оплатил счет за услуги. Знаете, он хотел заплатить сам. — Рональд Филдстоун посмотрел в ту сторону, где Берт разговаривал с одним из членов экипажа. — Как вы считаете, он сильно беспокоится? Мне показалось, что он просто на грани срыва.
Конни надвинула соломенную шляпу на глаза.
— Наверное, просто переутомился, — небрежно ответила она.
— Но вы не заметили ничего необычного, что сочли бы серьезным?
— Ничего подобного.
— Пора бы причалить и пообедать, — сказал Гилберт, подходя к ним. Он указал на маленькую уединенную бухту с белоснежным песком и высокими пальмами. — Вон там.
Филдстоун-старший похлопал себя по животу.
— Пора, — улыбнулся он. — От морского воздуха я проголодался.
Яхта вошла в мелководье, и Берт на плечах перенес Эрика на берег. За ним последовала команда судна с едой и напитками, которые они расставили на красной скатерти на деревянном раскладном столе под пальмами. На тарелках лежали холодные омары, копченая дичь и салаты.
— А это что? — подозрительно спросил Эрик, указывая на одно из блюд.
— Это артишоки, или «салат для миллионеров», — с улыбкой сказала ему Конни. — Очень вкусно, но ты их есть не захочешь.
Малыш вздернул подбородок.
— А вот и захочу.
Он прекрасно поел, как, впрочем, и все остальные. На десерт были свежие фрукты — манго, папайя и бананы.
— Самое время поспать после обеда, — сказал Рональд и улегся на песок под пальмой.
— Не будем шуметь, — шепотом обратился Берт к сыну. — Может, поищем ракушки для твоей коллекции?
— Пойдем, — согласился малыш, и они вдвоем побрели по берегу.
— Мы тоже погуляем, — заявил Роберт, схватил Конни за руку и потащил в противоположном направлении.
Констанция вскоре высвободила руку.
— Слишком жарко, — пояснила она.
Под его хвастливые рассказы о том, как он останавливался на других островах в самых элитных отелях, они дошли до края бухты. Пару раз Роберт споткнулся, видимо, от излишней дозы выпитого вина.
— Сюда, — заявил он и, снова схватив Конни за руку, повел ее в тень деревьев.
— Я не… — запротестовала было Конни, но тут Боб упал, потянув ее за собой.
— Наконец-то мы одни, — констатировал он и потянулся, чтобы ее поцеловать.
Конни выгнулась назад. Она не хотела ссориться с сыном ее работодателя, но и целовать его тоже не желала.
— Прости, — улыбнувшись, сказала она и отстранилась. — Я не хочу. Очень жарко.
Он понимающе хихикнул.
— Разыгрываем мисс Неприступность, да? Не получится. Я же вижу, когда женщина меня хочет. Тебе повезло, детка, ведь у меня, можно сказать, ученая степень по искусству любви, — заявил он и сбросил с нее шляпку.
На этот раз Конни уперлась обеими руками ему в грудь и с силой оттолкнула его.
— Я не хочу, — отчеканивая слова, повторила она. Потом, чтобы смягчить отказ, прибавила: — Ни с кем.
Лицо Боба приняло злое выражение, серые глаза похолодели, губы поджались. Видимо, сыну такого отца отказывали редко.
— С Барбером-то хочешь, — заявил он. Конни поправила бретельки сарафана.
Неужели это так очевидно?
— Нет, — ответила она.
— Еще как, черт возьми! Я же видел, как ты смотрела на него. Я знаю, что ты на этого парня глаз положила. А зря, ничего у тебя не выйдет, — ядовито проговорил он. — Наш блистательный дизайнер все еще плачет по своей жене. Казалось бы, прошел изрядный срок, некоторые забывают намного быстрее. Но есть и такие, кто, потеряв свою драгоценную, печалятся по ней всю оставшуюся жизнь. Гилберт, например.
— Да, есть такие, — согласилась Конни.
Что-то укололо ее прямо в сердце.
— Как только они познакомились, он сразу же захотел жениться на ней, — продолжил Боб, почувствовав, что нащупал больное место. — И кто его не поймет? Она была потрясающая красавица. Просто находка. Ты знаешь, что она дочь Чарльза Мадригала?
— Того самого Мадригала, вашего конкурента? — Почему-то Конни решила сделать вид, что слышит об этом впервые.
— Да, того самого. Того, у которого было столько жен, что можно со счету сбиться. Ну вот… Мэри и Берт не замедлили скрепить свой союз ребеночком. Это просто ужасно — всего три года вместе, а потом красавица жена села в свою машину и… бац!..
— Она погибла в автокатастрофе?
— Врезалась в рефрижератор. Так что запомни — Берт, даже если и заведет что-то с тобой, в душе всегда будет принадлежать своей возлюбленной Мэри. У него сердце разбито. — Закончив свою насмешливую и цветистую речь, Боб встал. — Игра еще не окончена, детка, — бросил он через плечо.
Конни медленно побрела за ним. Она уже давно поняла, что Гилберт все еще оплакивает свою жену Он так и не оправился от удара. Он по-прежнему скорбит и любит.
А если так, почему злобные слова Роберта так огорчили ее? Почему? Какое дело ей до этого? Она расправила плечи. Никакого. Может, Берт и привлекает ее физически, но на его сердце и душу она не претендует.
Когда они вернулись, за столом сидел выспавшийся босс, а Барбер стоял, смотрел на океан и пил холодное пиво.
Увидев Конни, он проговорил:
— Хорошо прогулялись?
— Да, — отозвался Боб и изобразил похотливую улыбку. — Такие прогулки очень бодрят, — прибавил он.
— Могу себе представить, — бросил Берт.
Конни переводила взгляд с одного на другого. Берт злился, и она не могла не порадоваться. Когда он снова заговорил, его голос звучал вполне дружелюбно, но явно по той причине, что он не хотел ссоры с сыном своего босса. И все же временами у него был такой взгляд, словно он с удовольствием задушил бы его на месте.
— Роберт, кажется, сегодня действовал тебе на нервы? — небрежно спросила Конни, заканчивая в саду разминку. Ей обязательно нужна была физическая нагрузка, хотя бы час в день.
Было примерно около половины десятого. Они поужинали с гостями, отвезли их в аэропорт и вернулись домой. Эрик уже спал, Конни еще успела наплавать свои три мили.
Берт стоял, опершись на перила веранды, со стаканом виски в руке и смотрел в залитый лунным светом сад.
— Да. И ты тоже, — хмуро ответил он.
— Я?
— Ты так флиртовала с ним, строила глазки и впитывала каждое его слово, что, — у него задрожали ноздри, — было противно смотреть! Ладно, говорят, что он парень привлекательный, хотя — черт побери! — я не понимаю, что в нем такого. Но строить ему глазки и бегать с ним в кусты… не понимаю! Я был о тебе лучшего мнения…
— Ты ревнуешь? — спросила Конни.
— Чтобы я ревновал к этому отвратительному картавому идиоту?! Не смеши меня.
— А похоже.
— Ни в малейшей степени. Я просто не могу понять, что в нем так тебе понравилось.
Засунув руку в карман джинсов, Конни приблизилась к нему.
— Может, его чувство юмора? — предположила она.
Берт звучно выругался.
— Или романтическая сторона его души?
— Вряд ли таковая имеется.
— Или его красота и молодость?
— Хотя ему всего двадцать пять, но из него песок сыплется и уже к концу этого года он совсем облысеет.
— А еще говорят, что это мы, женщины, стервы, — заметила Конни. — В Робертс мне ничего не нравится. И я тоже считаю его отвратительным.
Берт подозрительно посмотрел на нее.
— Зачем ты тогда с ним кокетничала?
— Тебе показалось, — беспечно ответила она. — К тому же, когда он попытался поцеловать меня, я ему не позволила.
— Ты нанесла удар в уязвимую часть тела?
— Нет, просто отпихнула.
— Жаль, — мрачно произнес он.
— Этого хватило, хотя мини-босс остался недоволен. — Тут Конни вспомнила слова Филдстоуна-старшего. — Кстати, мистер Филдстоун сказал мне, что это именно ты в последний момент все же решил пригласить меня.
Берт пригубил виски.
— И что?
— А ты сказал мне, что просто подчинился настояниям босса.
— Разве? — Отвернувшись, он стал смотреть в сад. — А какая тебе разница, кто тебя пригласил?
— Большая, — отозвалась Конни, которой приходилось теперь говорить ему в спину. — Ты не веришь, что угрозы исходили от Мадригала, — значит, у тебя есть свои соображения насчет того, кто это может быть.
Берт повернулся к ней.
— Нет.
— Ха-ха, — бросила Конни и пошла в дом.
— Но это правда, — запротестовал Берт и последовал за ней.
Конни резко обернулась и посмотрела на него.
— Тогда зачем тебе понадобилась я? Почему ты принял это решение в последнюю минуту? Почему?
Она осеклась, так как Берт подхватил ее за бедра и усадил на кухонный стол.
— Я весь день жарился на солнце, а тут ты со своим допросом… так у меня кровяное давление повысится.
Конни затаила дыхание. Он склонился к ней, пребывая теперь в опасной близости.
— А у тебя в жилах кровь? — спросила она. — А я-то думала, там ледяная водица. И все-таки почему…
— Ты всегда получаешь ответы на свои вопросы?
— Почти. Если что-то кажется мне странным, я задаю вопросы по тех пор, пока не получаю нужные ответы. Твои ответы меня не удовлетворяют. И может, я всего-навсего…
— Ты не «всего-навсего», — сказал Берт и уперся ладонями в стол возле бедер Конни. — Ты — самая-самая…
— Я бы сказала — добросовестная, но…
Она вдруг замолчала. Его близость заставила ее сердце биться сильными толчками.
— Самая-самая… — повторил Гилберт.
— Замолчи, — сказала Конни и поцеловала его.
Это было одно легкое прикосновение к его губам, но когда она отстранилась, ее сердце выбивало барабанную дробь. Конни не понимала, что заставило ее сделать такое, после того как они избегали друг друга почти месяц.
— Если ты хочешь, чтобы я молчал, то сделай это как следует. Поцелуй меня по-настоящему!
Конни посмотрела на него. Он бросает ей вызов, и она примет его. Она не задохнется от смущения и не убежит.
— Пожалуйста, мой господин, — сказала Констанция и снова поцеловала.
Когда их губы встретились, последовало легкое колебание с обеих сторон, но потом поцелуй начал жить своей жизнью. Горячей и возбуждающей. Их губы раздвинулись, языки соприкоснулись. Поцелуй продолжался до тех пор, пока они не отстранились друг от друга, тяжело дыша.
— Теперь идем в постель, — сказал Берт.
— А потом ты скажешь, что мы должны остановиться?
Он провел пальцем по ее животу между топом и джинсами. Для нее это было прикосновение к обнаженным нервам.
— Я не остановлюсь.
— Купил презервативы? — холодно осведомилась она.
— Нет, но ты же принимаешь таблетки.
— Ты поверил мне?
— Да, и я понял, что ты не станешь по-глупому рисковать.
Конни нахмурилась. Он явно поменял свое мнение, но это не означает, что она должна покорно подчиняться каждому его желанию.
— Спасибо за доверие, — сказала она. — Но я уже не хочу.
Берт погладил ее по щеке.
— Хочешь, — тихо сказал он. — Констанция, дорогая, за это время мы оба чуть с ума не сошли от желания. Неужели ты думаешь, что так может продолжаться и дальше? Конечно, не может. Рано или поздно мы окажемся в постели. — Он погладил ее по высокой шее, по округлой груди и по животу — Я сопротивлялся этому, бог свидетель, что сопротивлялся. Но дальше невозможно.
От прикосновений его пальцев она почувствовала острую боль желания.
— Может… может вместе удастся справиться? — быстро спросила она.
— Романтическая натура, — проговорил Берт и снова поцеловал ее.
Конни не протестовала. Она хотела того же, чего и он. Он прав, это неизбежно. Когда ее дыхание стало еще чаще, а светло-карие глаза подернулись дымкой желания, Берт стянул с нее через голову топ.
— Как спелые тыковки, — проговорил он, глядя на ее обнаженные груди с крупными сосками. — Я люблю тыковки. — Он тронул пальцем напрягшийся сосок, и Конни скрипнула зубами. — На вкус.
Он подался вперед, а она выгнулась, словно предлагая ему свою грудь. Почувствовав его губы и язык, она в каком-то животном возбуждении закричала. Зарывшись пальцами в его густые черные волосы, она притянула его к себе еще ближе. Он ласкал ее сосок, дразнил его языком, пробуждая в ней вспышки сильнейших ощущений.
— Еще, — умоляла она, не понимая, куда девались ее скромность и сдержанность. — Еще.
Берт поднял голову. Его синие глаза потемнели, улыбающиеся губы подергивались.
— Ты хочешь, чтобы я взял тебя прямо на кухонном столе? — проговорил он.
— Где угодно.
— В другой раз можно и здесь, но теперь лучше устроиться поудобнее. — Он обнял Конни, приподнял ее и поставил на ноги. — Пойдем к тебе?
Она кивнула.
По дороге в спальню они целовались и раздевали друг друга. Когда они легли, Конни ощутила прикосновение его напрягшейся плоти, ее сердце заколотилось пуще прежнего.
— Я все эти дни хотел тебя, — сказал Берт, взгляд которого прошелся по ее высокой груди, гладкому, плоскому животу и цвета спелой пшеницы завиткам между бедрами. Он медленно опустил туда руку и ощутил жар. — Раскаленная добела, — прошептал он.
Конни уткнулась головой ему в плечо.
— Только с тобой.
Берт еще раз поцеловал ее.
— Я хочу узнать твой вкус, — сказал он.
От прикосновения его губ к ее телу Конни впилась пальцами в его плечи, желание вспыхнуло в ней миллионом искр. Берт сжал одну ее грудь своими длинными пальцами и потянулся к ней губами. У Конни свело низ живота. Она содрогнулась и закричала.
Доходящее до боли желание запульсировало в ней, когда Берт опустился ниже и коснулся языком между ее бедер. Конни охватили столь сильные чувства, что она закричала еще раз. Потом стала извиваться всем телом, из ее горла вырывались стоны.
Ладонь Берта начала медленно прохаживаться по ее телу, продолжая пытку ожидания. Конни, охваченная страстью, прижалась к нему. У нее было такое чувство, будто она летит по воздуху где-то на небесах.
Желая в свою очередь доставить ему удовольствие, она коснулась его там, где он больше всего хотел.
— Господи, дорогая, — простонал Берт, когда ее пальцы обхватили его напрягшуюся плоть.
Конни скользнула вниз, и он, закрыв глаза, откинул голову назад.
— Дорогая, — хрипло повторил он.
Когда наслаждение стало непереносимым, Берт подтянул Конни наверх и вошел в нее плотно и горячо.
— Открой глаза, — сказал он.
Она повиновалась и прочла на его лице выражение властной силы, которое при других обстоятельствах напугало бы ее, но теперь наполнило радостью. Неужели это сделала с ним она?
— Я хотела тебя тоже, — задыхаясь, пробормотала Конни.
— Я больше не смог ждать… Я уже очень давно… — хрипло прошептал в ответ Берт.
Она обняла его за шею. Чего бы он ни захотел, она знала, что может дать ему это. Куда бы он ни повел ее, она последует за ним.
— Не надо ждать, — сказала она. — Я готова. Еще как готова.
Их тела слились в едином ритме. Он уносил ее куда-то все выше и выше, туда, где ей еще не доводилось бывать. Туда, где существует лишь одно яркое и страстное желание…
— Гилберт, — выдохнула она его имя.
На мгновение он замер, затем снова начал двигаться, напрягая бедра, потом содрогнулся. Последовал взрыв страсти, и они оба погрузились в мягкое забытье удовлетворения.