Гилберт лениво взглянул на циферблат своих золотых часов. В этот день их разбудил будильник.
— По моим подсчетам выходит, что Филдстоуны уже приземлились в Нью-Йорке. Теперь молодой наследник снова пакует чемоданы для отправки в Даллас, — сказал Берт и улыбнулся Конни, которая лежала рядом. — Вскоре начнется его блестящая карьера посыльного.
— Ты думаешь, Филдстоун-старший приведет свое решение в исполнение немедленно?
— Уверен в этом.
Вспомнив выражение лица старого Филдстоуна при вчерашнем разговоре, Конни согласно кивнула.
— Он был в ярости… и полон решимости.
Когда Филдстоуны снова посетили Калифорнию, Гилберт попросил старика назначить ему встречу наедине.
Гилберт явился в отель к Рональду Филдстоуну в сопровождении Констанции, и старик очень удивился. Но во время разговора все понял, к тому же он не усомнился, что ему сказали правду.
— Мой сын — преступник! — гневно воскликнул он и в ярости заходил взад и вперед по комнате.
— Сегодня утром мы говорили с Педро и Рикардо, и они сказали, что Роберт пока не объявлялся, — проговорил Берт. — Значит, он отказался от планов похитить Конни. Видимо, эта мысль показалась ему не столь удачной, когда он немного протрезвел. Либо он вынашивает другие планы.
— Но откуда у него такие идеи! Это, можно сказать, почти терроризм! — заявил старик. — Из-за того, что мать бросила его, я чувствовал себя обязанным как-то возместить ему эту потерю. Я был слишком мягок с ним. И слеп. Но теперь с меня довольно! — стукнув кулаком о ладонь, провозгласил старик. — Еще есть возможность привести сына в чувство и сделать его приличным человеком. И я это сделаю, черт побери! Он хочет управлять компанией — что ж, пусть начнет с самых низов. Пусть полгода поработает посыльным в одном из моих магазинов.
— Посыльным? — удивилась Конни.
Рональд Филдстоун коротко кивнул.
— Да-да, именно посыльным. И будет жить только на свою зарплату. Это послужит ему хорошим уроком. — Он повернулся к Конни. — Как только он появится, то тут же принесет вам извинения.
Конни покачала головой.
— Спасибо, не нужно.
Они с Бертом решили, что требовать извинений у Роберта — занятие совершенно бессмысленное. Может, со временем ему самому станет стыдно.
И теперь, лежа в это утро в постели, Конни проговорила:
— Значит, теперь Боб проходит курс психотерапии посредством разноски пакетов. — Она улыбнулась. — А тебе пора в свою комнату.
Обхватив ее мускулистой рукой, Берт притянул Конни к себе.
— Еще не пора.
— Эрик скоро проснется. Он очень расстроится, если застанет тебя здесь.
Та ночь стала первой, но не последней, когда любовник оставался у Конни до утра. Теперь он постоянно приходил к ней, когда малыш засыпал, и исчезал по утрам.
— Не уверен, — отозвался он.
— А я уверена, — заявила Конни. — Ему это определенно не понравится. Если мальчик увидит тебя здесь, он может возненавидеть меня. А я не хочу, чтобы наши с ним отношения испортились. Я не хочу, чтобы…
— Может, хватит разговоров? — Берт провел рукой по ее телу. — Как насчет дела?
Сердце Конни забилось быстрее. После ночных ласк ее тело устало, но оно тут же откликнулось на его призыв. Чтобы скрыть приступ желания, она засмеялась.
— Ты просто помешался на сексе.
— Наверное, ты права, — ответил Берт. — И все-таки?..
— Дорогой, мы не должны, мы не можем… — запротестовала Конни, когда он начал целовать ее. Она попыталась избежать его губ, которые творили с ней удивительные вещи и зажигали сильнейшую ответную страсть. — У нас нет времени.
— Мы хотим и мы можем. — Он потерся лицом о ее шею. — И время у нас есть. По тому, в каком я настроении, это не будет длиться долго. Черт! — выругался Берт, так как в холле послышался звонок телефона.
— Иди быстрей и возьми трубку, а то Эрик проснется и увидит, что ты выходишь из моей спальни.
— Ты делаешь из мухи слона, — проворчал Берт, но все же вылез из постели, накинул халат и пошел в холл.
Как только дверь за ним закрылась, Конни пошла в ванную и встала под душ.
— Это жених Глории, — сообщил вошедший в ванную Берт.
Он, словно зачарованный, смотрел, как она намыливается. Его глаза повторяли каждое движение ее рук, которые плавно ходили по ногам и плечам.
Конни ополоснулась и выключила воду.
— Так что он сказал?
— Кто? — удивленно моргнул Берт. — А… Он сказал, что Глория плохо себя чувствует и сегодня не сможет работать.
— Тогда я сама приготовлю завтрак.
— Я заметил, что вчера ты чистила овощи. Сегодня я все сделаю сам после работы, сам приготовлю ужин.
— Ты? — переспросила она. — Я не знала, что ты умеешь готовить.
— Одинокие отцы умеют многое, о чем даже сами не подозревают. Жаль, что тебе не удалось позагорать обнаженной.
— Что ты сказал?
Взгляд Берта остановился на ее груди — светлой по сравнению с золотистым, загорелым телом, затем спустился на бледный треугольник на бедрах.
— Тогда бы ты была загорелая везде, хотя, — он изогнул бровь, — контраст тоже притягивает взгляд. Так вот, я умею еще и стирать, гладить, хотя с теми рубашечками, которые купила Эрику моя мать, так просто не справишься. Еще я умею держать в руках молоток, резать, красить…
— Передай мне, пожалуйста, полотенце, — нетерпеливо сказала Конни. Чем дольше он смотрел на нее, тем более острое желание она испытывала.
— Я могу мыть пол и окна. А по обращению с пылесосом и кухонным комбайном мне вообще нет равных. — Берт пожал плечами. — Я очень хозяйственный.
— Ты делаешь это нарочно!
— Что делаю? — невинно переспросил он.
— Заставляешь меня чувствовать то, что чувствуешь сам. — Конни брызнула в него водой. — Снимай халат.
Берт рассмеялся, разделся и вошел под душ.
— Я думал, ты уже не попросишь.
Прижав ее спиной к выложенной розовой кафельной плиткой стене, он стал гладить ладонями напряженные кончики ее грудей. Когда он вошел в нее, Конни застонала и закрыла глаза. Теперь для нее существовал только он. Только почти жесткое прикосновение его рук. Только жар его тела рядом. Только крепость его плоти. Берт задвигался, и Конни снова застонала. Ее бедра задвигались в такт его бедрам. Темп нарастал, пока любовник не застонал в экстазе. Он сделал еще один глубокий толчок, и их тела одновременно содрогнулись.
Потом, вымывшись вместе под душем, они вышли из ванны. Берт завернул Конни в громадную махровую простыню и бережно положил на кровать.
— Я же говорил, это займет всего несколько минут, — сказал он, поцеловал ее и с улыбкой исчез.
Когда Конни вытирала голову, она услышала, как Эрик пробежал в спальню отца. Она с радостью подумала, что Берт успел вернуться к себе вовремя.
— Я хочу принести еще один мой рисунок домой из детского сада. Где мы его повесим? — спросил Эрик за завтраком.
— Давай устроим выставку в твоей спальне, — предложила Конни. — Если прикреплять рисунки скотчем, пятен на стенах не останется.
— Ты устроила тут настоящий дом, — сказал Берт, когда Эрик вышел. — Когда мы приехали, это было просто безликое жилище. А теперь… и рисунки, которые сделал Эрик, и цветы в комнатах. Теперь это настоящий дом. И гостеприимный.
Конни улыбнулась.
— Раньше я и не знала, что я такая домовитая. Но все равно, спасибо.
— Это тебе спасибо. — Берт положил ладонь на ее руку.
Конни едва сдержала слезы. Он смотрел на нее так нежно, что у нее сжалось сердце.
— Тебе пора на работу, — сказала она.
— Кажется, да, — согласился он.
Конни вымыла посуду после завтрака, собрала свою сумку и вместе с Эриком направилась в детский сад. Они иногда заходили за Джеком, чтобы и его по дороге захватить, но сегодня они вышли слишком поздно.
Пока Эрик важно рассказывал о том, во что он собирается после занятий играть со своим «самым верным на свете другом», Конни, закусив губу, размышляла. Несколько ночей и пробуждений в одной постели с Бертом, как она и опасалась, изменили многое. Она почувствовала, что влюбилась в него.
Ее пальцы крепче сжали ремень спортивной сумки. Эрик шел вперед, и Конни автоматически предупредила:
— Без меня не переходи дорогу.
Но любить Гилберта — это путь в никуда. Разве что — к разбитому сердцу. Он сам сказал, что не ищет серьезных отношений. Он по-прежнему тоскует о покойной жене. Конни знала, что он оставался верен памяти жены целых три года. Какие же еще нужны доказательства тому, что надеяться на что-либо серьезное бессмысленно?
По всему видно, продолжала размышлять Конни, что Берт привязался к ней. Но простой привязанности недостаточно. В ней нет искры божьей, нет страсти, нет самозабвения и силы чувств. Привязанность можно испытывать даже к рыбке в аквариуме! Но, тем не менее, эта привязанность опасна для нее, влюбленной дурочки. Она может начать питать бесплодные надежды. Лучше покончить с романом, пока не поздно. Нет, уже слишком поздно. Может, лучше сказаться больной и уехать? Филдстоун легко найдет замену, если сочтет нужным. Правда, жалко расставаться с Эриком…
Эрик! Конни разом очнулась. Погруженная в свои мысли, она на мгновение забыла о ребенке. Посмотрев вперед, увидела его фигурку в голубых шортах, белой футболке и бейсбольной кепке. И тут Конни похолодела. Малыш подошел к краю тротуара и, не останавливаясь, направился на другую сторону. Слева на него летел грузовик. Водитель шел на обгон и явно не видел ребенка. А Эрик прыгал на одной ножке и не обращал на дорогу никакого внимания.
Констанция в ужасе бросилась к нему. Она боялась крикнуть, чтобы Эрик не испугался и не кинулся вперед под машину. За секунду до того, как грузовик пронесся мимо, она успела подхватить малыша на руки и отскочить в сторону.
— Тебя могли сбить! — схватив Эрика за плечи, закричала она. — Я же говорила тебе подождать меня, а ты побежал сам. Ты противный, противный, глупый мальчишка!
Испугавшись ее гнева, Эрик скривил рот, его глаза наполнились слезами.
— Ты делаешь мне больно, — сказал он.
— Тебе было бы еще больнее, если бы тебя сбила машина!
Эрик фыркнул.
— Я тебя ненавижу, — шмыгая носом, объявил он.
— Я тебя тоже, — бросила в ответ Конни, обняла малыша и прижала его к себе. Она еще никогда в жизни не испытывала такого страха, гнева и облегчения. — Это неправда. Я люблю тебя. И поэтому я не хотела, чтобы ты попал под машину.
— Ты меня любишь? — переспросил Эрик.
— Да, — ответила Конни. — Пойдем быстрее, а то опоздаем.
Вечером Эрик снова достал толстую пачку фотографий из своего чемоданчика. Он долго раскладывал их на столе, а потом позвал Констанцию.
— Вот видишь, — сказал он, показывая ручонкой на фото, — здесь я, папа и мама. А здесь я, папа и ты. А здесь я и ты. Ты взаправду любишь меня, как мама?
— Хотя сегодня утром ты меня очень напугал, я действительно очень-очень люблю тебя.
Эрик принял важный вид.
— Тот грузовик был далеко.
— Может, и так, — согласилась Конни. — Но мне показалось, что он близко, и я очень испугалась. — Она погладила малыша по головке. — В следующий раз жди меня на тротуаре.
— Хорошо, Конни. Честное слово. А вот раньше меня никто не любил, никогда не любил, — угрюмо сказал малыш. — Только мама и папа. И бабушка с дедушкой. — На шею Конни легли две маленькие ручки. — А вот ты меня любишь, да?
Посадив малыша к себе на колени, Конни погладила его по щечке и улыбнулась.
— Конечно, люблю.
Эрик просиял.
— Я тоже тебя люблю.
— Раз мы любим друг друга, то все в порядке, — сказала Конни и почувствовала укол в сердце при мысли о своей неразделенной любви к отцу мальчика. — А теперь пора идти к твоему приятелю Джеку.
Мать Джека пригласила Конни зайти выпить кофе и полчасика поболтать. Затем Констанция, оставив Эрика, вернулась в бунгало. Кора Пратт присмотрит за ребятами, а она пока приготовит ужин. Пусть это и не входит в ее обязанности, но будет несправедливо возложить это на Гилберта, который придет после рабочего дня. А затем она собиралась почитать очередной детектив.
Когда с ужином было покончено, она села на веранде с книгой. Тут же раздался стук в калитку. Подняв голову, она увидела мужчину и женщину, на вид обоим лет по тридцать. Мужчина со своими взлохмаченными светлыми волосами и узким лицом походил на полярного волка, а его спутница была высокой и тонкой брюнеткой с роскошной копной волос. Они казались усталыми.
— Здесь живет Барбер? — спросил мужчина сиплым голосом, откашлялся и погасил сигарету об ограду.
— Да, — ответила Констанция и спустилась в сад.
— Мы — мистер и миссис Редхилл. Эвелин — сестра покойной жены мистера Барбера, — пояснил он, указывая на женщину. — Меня зовут Айзек.
Констанция крепче зажала в руке книгу, в висках у нее застучали тысячи молоточков.
— Здравствуйте, — проговорила она через силу, инстинктивно загораживая вход в дом.
Айзек улыбнулся.
— Я не думаю, что мистер Барбер еще на работе.
Конни замялась. С одной стороны, она не хотела давать никакой информации. С другой — глупо было бы утверждать, что Гилберт дома, раз она не сможет его предъявить.
— Нет, вы ошиблись, он именно там, — с усилием улыбнувшись, парировала она.
Эвелин тяжело вздохнула.
— Так мы и думали.
— Нам нужно с ним поговорить, — пояснил Айзек, — но заехать еще раз мы не сможем, так что хотелось бы встретиться с ним сегодня.
— Можно, мы подождем его здесь? — спросила женщина, заглядывая на веранду.
Конни быстро соображала. Если бы эти люди хотели похитить ребенка, они вряд ли позвонили бы в дверь и представились. К тому же их поведение нельзя назвать угрожающим. Напротив, Айзек держится вполне дружелюбно. А самое главное — Эрика сейчас нет дома. Она решилась.
— Подождите. А я позвоню мистеру Барберу и спрошу его, не сможет ли он приехать немедленно, — сказала Конни, провожая Редхиллов в дом. — Ему не понадобится много времени на дорогу.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Айзек, опускаясь в кресло. — Мы устали. Мы летим в Сан-Франциско и специально заскочили в Лос-Анджелес, чтобы повидать Барбера. Но у меня уже такое чувство, что мы провели в пути лет сто.
— Из Майами мы вылетели два дня назад, — поджав накрашенные яркой помадой губы, вставила Эвелин и огляделась вокруг. — А где же мальчик?
— Его нет, он в гостях, — непринужденно сказала Конни. Она намеренно создавала впечатление, что малыш где-то далеко, а не по соседству. Только бы Эрика не привели раньше времени! — Я позвоню мистеру Барберу, — добавила она и скрылась в доме.
Взяв трубку, Конни быстро набрала номер Коры Пратт.
— Вы не могли бы подержать Эрика у себя еще час или два? Я вам позвоню, — тихо проговорила Конни.
— Никаких проблем, — ответила Кора. — А может, ему лучше остаться у нас на ночь?
— Я перезвоню насчет ночевки. Спасибо, — прошептала Конни и повесила трубку.
Затем она позвонила Гилберту.
— Можно попросить мистера Барбера? — нарочно громко сказала она. — Передайте ему, что звонит Констанция и что это срочно. Очень срочно.
— Вам повезло, он только что вошел, — ответили ей. — Даю ему трубку.
— Что случилось? — спросил Берт.
— Здесь твои родственники, — коротко бросила она.
Он пробормотал какое-то ругательство.
— Кто именно?
— Свояченица и ее муж.
— Они видели Эрика?
— Нет, — тихо ответила Конни. — Он у Праттов.
— Позвони Коре и попроси ее пока оставить Эрика у себя.
— Уже позвонила.
— Спасибо. Родственники ничего не сообщили о цели приезда?
— Нет. Сказали только, что хотят поговорить с тобой.
— Еду, — бросил Берт и повесил трубку.
Вернувшись в гостиную, Конни сообщила Редхиллам, что Гилберт выехал, и предложила напитки.
— Есть кофе, чай, пиво и соки.
— Апельсиновый сок со льдом было бы чудесно, — ответила Эвелин.
— Мне тоже, — сказал Айзек. — Мы слышали, что вас зовут Констанция. Простите, Констанция — а дальше?
— Мисс Буш. — Она помолчала. — Я присматриваю за Эриком.
— Ему повезло, — сказал Айзек и подмигнул.
Конни улыбнулась. В неуклюжей любезности мужчины было что-то привлекательное. Он определенно понравился ей, чего нельзя было сказать о его супруге.
Пока все они вели обычный разговор о погоде и климате, Конни думала о том, что никогда не узнала бы в Эвелин сестру Мэри. Правда, Гилберт говорил, что у них разные матери. Эвелин повезло меньше. Старшая из сестер была стройна и красива, младшая — невероятно худа. Острые черты ее лица бросались в глаза, несмотря на искусный макияж, дорогую оправу очков и шикарные волосы.
Гилберт упоминал о том, что Эвелин очень нервная. Это подтверждалось тем, как напряженно она устроилась на краешке стула, как визгливо смеялась, как теребила свои многочисленные браслеты.
Послышался шум подъезжающего джипа, и в комнату быстрым шагом вошел Гилберт.
— Эвелин, Айзек, привет! — проговорил он. — Какой сюрприз!
Айзек встал ему навстречу.
— Да, мы…
Гилберт резко прервал его:
— Знаю. Вы приехали, чтобы сообщить мне, что заполучили какую-то бумажку, по которой я должен передать вам Эрика. — Его голос звучал хрипло, синие глаза стали ледяными. — Так вот, зря потратили и деньги, и время.
— Но послушай… — начала Эвелин.
— Вы заявляете, что можете обеспечить ему нормальную жизнь. Но я тоже могу. Это наш временный дом, но Эрику здесь хорошо. Он спокоен. И за его будущее не надо волноваться, так как он будет со мной и с Констанцией.
— Да, мисс Буш его няня, — отчаянно теребя браслеты, сказала Эвелин. — Мы уже познакомились.
Гилберт покачал головой.
— Она не няня. Констанция — член нашей маленькой семьи. Скоро у Эрика будет не только отец, но и мать, потому что мы с Конни поженимся. — Он повернулся к ней и обнял за плечи. — Не так ли?
Конни с трудом сглотнула. Конечно, он сказал это сгоряча, но все же ее сердце екнуло.
— Так, — подтвердила она.
— Пока об этом никто не знает, включая Эрика, — продолжал Берт. — Но Эрик не будет против, он обожает Конни.
В последней фразе была доля истины. Конни согласно кивнула.
— Да, мы прекрасно ладим.
— У Эрика будут нормальный дом и нормальная семья, — не унимался Гилберт. — И теперь, сколько бы ваши адвокаты ни старались, я все равно выиграю дело!
— Успокойся, — вдруг сказал Айзек.
Голос Гилберта задрожал:
— И ты еще хочешь, чтобы я успокоился?! После того как вы пустили за мной своих ищеек?
— Я отозвал детективов, как только узнал, что Эвелин наняла их, — ответил Айзек.
Гилберт нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что не знал об этом?
— Не знал. Как и то, что Мадригалы преследуют тебя. Теперь мы приехали затем, чтобы Эвелин попросила у тебя прощения и за себя, и за отца…
— Прощения?!
Айзек горько рассмеялся.
— Я хотел бы кое-что объяснить. Пожалуйста, сядь и выслушай меня, — сказал он.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Потом Гилберт опустился в кресло.
— После смерти Мэри я тоже, как и Эвелин, думал, что мальчику будет лучше у нас или у деда. Но, увидев твою решительность в отстаивании своего права на него, мы поняли, как много он для тебя значит. Мы с Мадригалом отнеслись с уважением к твоим чувствам и признали за тобой право на ребенка.
— Тогда как вы могли подать на меня в суд, как могли собирать компромат, чтобы получить опекунство?! — гневно спросил Гилберт.
— Я этого и не делал. Это все Эвелин, — грустно сказал Айзек. — Поверь, я никогда не пошел бы на такое.
— Я с ума сходила от желания иметь ребенка, — заговорила Эвелин. — После появления Эрика на свет я была сама не своя. Мне стыдно об этом говорить, но я дико завидовала Мэри, ее счастливому браку, удачным родам, здоровому малышу. Ради ребенка я была готова на все, абсолютно на все. Я была больна.
— Я ничего не знал о том, что Эвелин звонила тебе, что она втянула в эту историю Мадригала, что они уговаривали тебя отдать Эрика, — продолжил Айзек. — Правда выяснилась, только когда жена начала ходить к психоаналитику. Мы смогли понять, какой запутавшейся невротичкой она была.
— К психоаналитику? — переспросил Гилберт.
— Да. Дошло до того, что ее желание иметь ребенка стало навязчивым. Наш брак начал рушиться. Тогда я предложил ей обратиться к врачу. — Айзек посмотрел на Эвелин. — Вначале она отказывалась, но зато теперь результаты прекрасные.
Женщина рассмеялась.
— Он спас мой здравый рассудок.
— После первого же визита в клинику она стала меняться. Теперь моя милая примирилась с тем, что у нас никогда не будет детей, и готова по-новому строить свою жизнь. И для нее очень важно получить твое прощение.
— Прости меня, — обратилась Эвелин к Гилберту. — Я не посчиталась с твоими отцовскими чувствами и думала только о себе. Даже не о племяннике. Я была эгоисткой, — опустив голову, закончила она.
Конни неприязненно подумала, что это самобичевание, несомненно, идея психоаналитика. Он похвалит послушную пациентку за старательность.
— Так что прости ее, если можешь, — закончил Айзек. — Мы оба будем благодарны тебе за это.
— Я постараюсь, — сказал Гилберт.
Айзек положил руку ему на плечо.
— Спасибо.
— А нельзя мне хотя бы одним глазком взглянуть на Эрика, перед тем как мы уедем? — с мольбой проговорила Эвелин.
Берт нахмурился и посмотрел на Конни. Та кивнула. Кажется, враждебных действий больше не будет.
— Хорошо, — сказал Гилберт.
Конни встала.
— Я схожу за ним.
Сказав Коре, что у них гости, которые хотят увидеть Эрика, она привела малыша домой.
— Это твои тетя Эвелин и дядя Айзек, — сказал Гилберт, когда Конни с мальчиком вошли в гостиную.
Эрик вежливо улыбнулся. Ему было весело у Джека и не терпелось вернуться обратно.
— Какой ты большой! — взяв малыша за руку, воскликнула Эвелин. — Когда ты был совсем маленьким, мы с твоей мамой брали тебя с собой на ланч. Ты сидел на специальном стульчике, как принц, а все вокруг не сводили с тебя глаз. Ты помнишь? — спросила она, вглядываясь в лицо Эрика.
— Нет, — ответил мальчуган и сделал шаг назад.
На лице тетки было написано разочарование.
— А ты помнишь, как мы гостили у дедушки и катались на пони?
Эрик хмуро посмотрел на тетку и перевел настороженный взгляд на Айзека.
— Нет, — сказал он и резко выдернул свою ладошку. — А можно я опять пойду к Джеку? — спросил он, глядя попеременно то на Конни, то на Берта. — Мы еще не закончили складывать большую мозаику.
— Я не против, — ответил его отец.
— Здорово!
— Нам уже пора, — заявил Айзек и пояснил, что у них скоро рейс на Сан-Франциско, а такси ждет за садом.
— Если захотите повидаться с Эриком, звоните в любое время, — сказал Гилберт.
Айзек улыбнулся.
— Спасибо. И спасибо за то, что ты понял все. Наверное, на твоем месте я бы Эвелин на клочки разорвал.
— Я был очень близок к этому, — глухо проговорил Гилберт.
Когда гости уехали, он обнял Конни.
— Слава богу, мои тревоги закончены.
Едва она ощутила тепло его губ, как маленькая ножка топнула по гравию.
— Перестаньте! — крикнул Эрик.
Конни отпрянула. Она с горечью подумала, что была права, когда подозревала, что малыш будет ревновать отца к ней.
— Я не хочу, чтобы папа тебя целовал, — с ледяным видом заявил Эрик.
— Это было всего один раз, — примирительно сказала Конни. — И это вовсе не значит, что папа не любит тебя. Очень любит.
Берт присел перед сыном на корточки.
— Я всегда буду любить тебя, малыш.
Маленький кулачок стукнул его по груди.
— Но Конни — моя, ты не должен целовать ее! И обнимать тоже! Пусть она обнимает только меня!
Констанция от удивления рассмеялась. Эрик действительно начал ревновать, но не того, кого они предполагали.
— Мы можем все вместе обняться, — сказала она.
Берт подхватил сына на руки.
— Отличная мысль, — заметил он, притянул к себе Конни и заключил их обоих в объятия.
Конни поцеловала Эрика.
— Ты доволен? — спросила она.
Эрик задумался, потом улыбнулся.
— Конечно. Мне так хорошо, что я не хочу к Джеку. Давай позвоним его маме и скажем, что я сегодня к ним не пойду.
— Хорошо, — согласился Берт. — Вместо этого мы с тобой как два мужчины отправимся в магазин, купим торт-мороженое и шампанское.
— А наша Конни накроет на стол и зажжет свечи, — добавил малыш.
Конни усмехнулась.
— Чтобы отпраздновать благополучное завершение всей этой криминальной истории?
— Да. И выпить за нашу семью, — сказал Берт.
— За семью?
— Да, за наши новые отношения.
Конни вдруг охватило волнение.
— Что это значит? — спросила она.
— Когда мы вернемся домой, ты переедешь ко мне, — серьезно проговорил Гилберт.