Исполнение желаний

Глава 17

Хизер беззвучно шевелила губами. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла заговорить.

– Нет, – прошептала она. – Этого не может быть. Мой отец умер. Он разбился в карете… вместе с матерью.

Дамиан резко перебил ее:

– Та женщина в карете – Джустина – действительно твоя мать. Но мужчина, который находился вместе с ней, не был твоим отцом. Твоего отца, Хизер, зовут Джеймс Эллиот. И он здравствует по сей день.

– Джеймс Эллиот?.. – Хизер всем телом резко повернулась к нему. – Что ты говоришь! Он не может быть моим отцом. Моя фамилия Дьювел…

– Это девичья фамилия твоей матери. По мужу она Эллиот.

Хизер протестующе замотала головой:

– Но папа… Майлз… хорошо знал моих родителей! Говорю тебе, он знал их! Мой отец был французским аристократом…

– Нет. – В голосе Дамиана слышалась боль. – Я нанял сыщика, Хизер, лучшего в Англии. Он нашел церковные книги… Там есть записи об их браке и о твоем появлении на свет. Так что ты – дочь Джустины Дьювел Эллиот и Джеймса Эллиота.

– Этого не может быть! – Хизер задыхалась. – Папа никогда мне не лгал…

Дамиан ласково положил руку ей на плечо:

– Я не знаю, почему он скрыл это от тебя, Хизер. Не знаю, известно ли ему вообще, что Джеймс Эллиот – твой отец.

Она прижала ладонь ко лбу и в отчаянии посмотрела ему в лицо.

– Даже если это правда… – она слегка покачала головой, – даже если это правда, я все равно ничего не понимаю. Какое отношение это все имеет ко мне? При чем здесь Локхейвен?

– Это долгая история, Хизер. Понимаешь, я собирался навестить Джайлза в семейном поместье в Йоркшире еще в начале апреля. Но задержался, а когда приехал, Джайлз был уже мертв.

Он ровным, спокойным голосом рассказал ей, как ему удалось выяснить, что служанка Корина уехала, чуть ли не на следующий день после смерти брата.

– Поначалу она вообще отказывалась говорить. Я видел, что девушка перепугана до смерти. Но, в конце концов, она призналась, что поздно ночью, как раз накануне смерти Джайлза, услышала шум и подошла к дверям его кабинета. Через неплотно прикрытую дверь она видела дикую сцену между Джайлзом и каким-то мужчиной. Незнакомец, как зверь, метался по кабинету, грязно ругался и орал Джайлзу, что отсидел двадцать лет в тюрьме ради этого дня, и что его провести не удастся. «Где она?» – спрашивал он снова и снова.

Лицо Дамиана свела судорога. Хизер прижала руки к груди и робко предположила:

– Видимо, он что-то искал. Но что?

– Я не знаю, не знаю! Но что бы он ни искал, он этого не нашел. Корина говорила, будто Джайлз убеждал негодяя, что ему ничего не известно. Мужчина кричал, что Джайлз или врет, или хочет оставить это себе. А потом, – губы Дамиана скривились, – мерзавец схватил кочергу и одним ударом убил брата! – Даже сквозь загар было видно, как побледнел Дамиан. Помолчав, он продолжил:

– Корина сбежала, боясь, что убийца узнает о ней и убьет ее. Этот человек обмолвился, что отсидел двадцать лет в Ньюгейте. Я тут же направил туда Камерона, моего сыщика. За последнее время там не было ни одного побега, однако он раздобыл список заключенных, которые были недавно освобождены.

Хизер не могла оторвать глаз от лица Дамиана.

– И Джеймс Эллиот был в этом списке?

– Да.

Она с трудом проговорила онемевшими губами:

– Но почему ты считаешь, что это именно он? Наверное, есть что-то…

– Есть. Корина утверждает, что не разглядела его лица. Но у этого человека были черные волосы и на руке не хватало большого пальца.

Черные волосы. Человек из ее ночного кошмара… У него тоже были черные волосы. А рука? Она лихорадочно пыталась вспомнить. Да-да, что-то было не так с его рукой…

Хизер похолодела. «Нет! Не может быть… Господи, помоги мне…»

Слова Дамиана доносились откуда-то издалека.

– У Джеймса Эллиота на левой руке не хватало большого пальца. Позже Камерон выяснил, что у него была дочь, что его жена, Джустина, погибла в Ланкашире и что дочь находилась с ней. Вскоре после гибели жены, Эллиот убил двух человек и угодил на двадцать лет в Ньюгейт. Но нам не повезло – мы так и не отыскали его и до сих пор понятия не имеем, где он! Тогда я подумал, что, выйдя из тюрьмы, Эллиот наверняка захочет отыскать свою дочь, что он придет к тебе, Хизер.

– Так, значит, поэтому ты оказался в Локхейвене?

– Да. Я хотел выяснить, за что он убил Джайлза и что искал той ночью. Но я не хотел, чтобы он узнал о моем возвращении в Англию. Вот почему я назвался Дамианом Льюисом. А то, что именно тогда тебе понадобился новый управляющий, расценил как подарок судьбы.

– Ты нанялся на работу, чтобы шпионить за мной?

Хизер не заметила, как он поморщился.

– Хизер, тогда я не мог поступить иначе. Я не знал, что тебе известно, и мне необходимо было выяснить. Я должен был сделать это, понимаешь?

Каждое его слово жгло, словно огнем. Дамиан использовал ее. Ее отец не умер. Он жив, и он убийца. Ее отец убийца.

Хизер стала отодвигаться от него все дальше и дальше. У нее тряслись плечи, по щекам текли слезы.

– Зачем ты остался со мной в ту ночь? Выяснить, что мне известно?

– Нет! – Дамиан схватил ее за плечи и повернул к себе лицом. – К нему это не имело никакого отношения! Это касалось только нас с тобой!

– Вот как? Я не верю тебе. Ты не устоял перед искушением соблазнить дочь убийцы своего брата?

– Не надо так, Хизер, – глухо сказал Дамиан. – Не порочь того, что было между нами. Я клянусь тебе, что та ночь – самое дорогое, что было в моей жизни.

Затуманенные слезами фиалковые глаза с мукой смотрели на него.

– Я не знаю, что и думать. Господи, я действительно не знаю!

Дамиан нежно коснулся ее дрожащих губ.

– Хизер, я понимаю, как ты потрясена, как тебе сейчас тяжело…

– Нет, ты не понимаешь! – выкрикнула она, захлебываясь слезами. – Да и как ты можешь понять? Все эти годы я думала, что все о себе знаю… что мой отец француз… Зачем он лгал мне? Зачем папа мне лгал? – Она резко поднялась на ноги. – Я хочу вернуться домой.

– Только не так, Хизер. – Дамиан снова обнял ее, прижал к своей груди, чувствуя, как напряжено все ее хрупкое тело.

– Отпусти меня! Мне нужно домой! У тебя нет никакого права держать меня здесь!

– Хизер, послушай меня… Подожди…

Она совсем потеряла голову, неистово вырываясь из его рук. Но Дамиан еще крепче обнял ее. Руки Хизер оказались плотно прижатыми к телу, и она поняла, что не справится с железной хваткой графа.

Очень осторожно он развернул ее лицом к себе, перехватил тонкие запястья. Хизер вся напряглась, готовая в любую секунду рвануться на свободу.

– Хизер, пожалуйста, выслушай меня.

Она с презрением отвернулась в сторону.

– Черт возьми, Хизер, да посмотри же на меня наконец!

Она медленно подняла голову, и Дамиан ужаснулся мертвенной бледности ее лица, с которого смотрели огромные, полные боли глаза.

– Что тебе нужно от меня? – закричала она. – Тебе мало? Надо еще что-то?

С этим отчаянным криком, казалось, ушли и последние силы. Хизер покачнулась и начала оседать на землю. Дамиан подхватил ее, и она повисла на его руках, как тряпичная кукла, уронив голову на крепкое мужское плечо.

Всю обратную дорогу Хизер молчала, безвольно привалившись к нему. Это безразличие начало тревожить Дамиана. «Лучше бы она плакала», – обеспокоенно подумал он, глядя на застывшее бледное личико Хизер. Дамиан с радостью взял бы себе ее боль, но это было невозможно, и молодой человек мучился от полного своего бессилия.

Карета остановилась у парадного подъезда дома графа Стонхерста. Дамиан открыл дверцу, взял Хизер на руки и осторожно поставил на землю. Руки его обнимали тонкую талию девушки, одновременно защищая и заявляя права на нее. Он еще раздумывал, не отнести ли Хизер в дом, как она сама разрешила его сомнения.

– Я могу идти, – проговорила она, тщательно избегая его взгляда, и заглянула в карету в поисках своей трости. Дамиан торопливо подал ей трость.

Не сказав ни слова, Хизер повернулась к нему спиной и начала подниматься по широким каменным ступенькам. Он шел чуть позади, осторожно поддерживая ее под локоть. От его прикосновения она снова напряглась, но Дамиан не убрал руку.

Дверь открыл дворецкий.

– Спасибо, Нельсон, – слабым голосом поблагодарила Хизер. – Мама и папа дома?

– Они в гостиной, мисс Хизер.

Хизер повернулась к Дамиану.

– Нельсон проводит вас, милорд.

– Я хотел бы немного задержаться, – твердо сказал Дамиан. – Графу потребуются объяснения. Да и у меня есть к нему несколько вопросов.

Хизер сжала губы и, громко стуча тростью по мраморному полу, направилась в гостиную. Дамиан следовал за ней по пятам.

Майлз и Виктория пили чай. Увидев Хизер и Дамиана, они удивленно переглянулись. Хизер не стала тратить время на всякие тонкости:

– Мама, папа, позвольте представить вам Дамиана Льюиса Тремейна, графа Деверелла.

При других обстоятельствах их вытянувшиеся от изумления лица могли бы вызвать улыбку. Майлз поднялся навстречу графу с холодным и настороженным выражением лица.

– Полагаю, вы должны объясниться, молодой человек.

Дамиан выдержал его пронзительный взгляд.

– Вы правы, милорд, – он кивнул в сторону дивана. – Может быть, мы присядем? Разговор предстоит долгий.

Все были напряжены до предела. Тем не менее, Дамиан говорил спокойным, размеренным голосом. Он повторил все, о чем недавно рассказывал Хизер: об убийстве брата Джайлза, о своих поисках Джеймса Эллиота. Когда он закончил, в комнате повисла оглушительная тишина.

Пока Дамиан говорил, Хизер сидела, низко склонив голову и отрешенно глядя на свои лежащие на коленях руки. Теперь она подняла голову и в упор посмотрела на Майлза.

– И что ты можешь сказать по этому поводу, папа?

Смертельно бледный, Майлз, словно не слыша вопроса дочери, обратился к Дамиану:

– Почему мы должны вам верить? Есть ли у вас доказательства того, что отец Хизер Джеймс Эллиот и что он жив?

– Милорд, – серьезно ответил Дамиан, – если бы у меня были хоть малейшие сомнения, я не сидел бы здесь. Не знаю, за что он убил Джайлза, но не успокоюсь, пока этот человек не понесет заслуженного наказания.

Майлз перевел взгляд на Хизер. Лицо его было исполнено неподдельной муки. Виктория утешающе положила ладонь на руку мужа.

– Любимый, пришло время сказать ей правду.

Майлз понимал, что жена права. Переведя взгляд с Хизер на Дамиана, он тяжело вздохнул:

– Граф Деверелл, прошу простить меня, но нам необходимо остаться одним! Это чисто семейное дело, вы же понимаете.

Дамиан поднялся.

– Конечно, сэр. Но я хочу задать вам один вопрос. Вы знали, что погибший в карете человек не отец Хизер?

Майлз отрицательно покачал головой:

– Уверяю вас – и тебя, Хизер, – что я ничего не знал о Джеймсе Эллиоте. В карете ехало трое. Кучер умер, не приходя в сознание, и все эти годы я искренне полагал, что второй погибший мужчина – отец Хизер, ведь Джустина называла его по имени – Бернар. Умирая, она все просила привести его к ней. Я был убежден, что они муж и жена, иное мне и в голову не приходило.

Дамиан удовлетворенно кивнул. Майлз проводил его до холла и там, понизив голос, сказал:

– Еще одно, граф. То, что вы сегодня услышали, должно остаться в этих стенах. Я могу на вас положиться?

Дамиан протянул ему руку:

– Слово чести, милорд.

Майлз вернулся в гостиную с тяжелым сердцем. Он сел в кресло, сложив руки на коленях, и посмотрел на Хизер.

– Ты веришь мне, кроха?

– Однажды я уже поверила тебе, папа, верю и сейчас. Но факт остается фактом – ты много раз говорил мне, что прекрасно знал моих родителей, что встречался с ними в Париже! – Она посмотрела на него грустным взглядом:

– Зачем ты мне лгал, папа? Я столько лет искренне верила в эти глупости!

Виктория переводила беспокойный взгляд с дочери на мужа.

– Я сделал это ради тебя, кроха. Я сделал это ради нас обоих, потому что я… Понимаешь, я не мог потерять тебя! После той трагедии ты долго болела, тебя нельзя было никуда перевозить, а к тому времени, как ты поправилась, я уже не мог с тобой расстаться. Вот так, кроха.

Хизер била крупная дрожь. Она вспомнила свое детство, сильные добрые руки Майлза, обнимавшие ее. Она всегда считала его отцом, доверяла ему, любила его. Но сейчас в душе ее была лишь обида за многолетний обман…

– Ты осталась сиротой – так, по крайней мере, я считал. Родители твои были бедны, сомневаться в этом не приходилось. И тебя ждал сиротский приют. Одна мысль об этом сводила меня с ума! – Голос Майлза прервался. – И я… я солгал, Хизер. Я подал прошение об установлении над тобой опеки. Я думал тогда, что получить опекунство будет легче, если я скажу, что знаком с твоими родителями, а значит, знаю и тебя. Я сказал судье, что твои родители были моими друзьями, что твой отец – французский аристократ, а мать – английская леди и что они ехали в мое поместье, потому что собирались переселиться в Англию.

Хизер долго молчала, а затем твердо спросила:

– Я хочу знать, кто была моя мать. Ты говорил, что она была доброй, ласковой женщиной. Это правда? Или очередная ложь?

Майлз бросил взгляд на Викторию, и та едва заметно кивнула.

– Твоя мать, Хизер, – осторожно начал он, – совсем не похожа на тебя. – Он прикрыл глаза и продолжил:

– Это была самая гадкая женщина из всех, кого я знал. Даже перед смертью она поносила тебя самыми последними словами – свою собственную дочь! – за то, что ты осталась в живых! Пусть меня Бог накажет, но когда Джустина умерла, я… возблагодарил небеса за то, что она навсегда ушла из твоей жизни.

Майлз замолчал и с робкой мольбой посмотрел на Хизер, надеясь увидеть прощение в ее глазах.

Но тщетно. Хизер поднялась с дивана и, припадая на больную ногу, медленно двинулась к двери. Лицо ее напоминало безжизненную маску. Ни разу не обернувшись, она вышла и плотно закрыла за собой дверь.

Убитый горем, Майлз буквально прирос к креслу, и Виктория поняла, что пришла ее очередь действовать. Она встала, подошла к мужу и ласково шепнула ему:

– Не отчаивайся, дорогой.

Хизер неподвижно лежала на кровати лицом вниз. Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Скрип открываемой двери заставил ее повернуть голову.

– Мама, пожалуйста, я хочу побыть одна.

Голос ее был лишен каких-либо эмоций. У Виктории защемило сердце, но она ничем не выдала своих чувств. Неслышно подойдя к кровати, она осторожно присела на краешек.

– Я не позволю тебе утратить веру в добро и любовь, Хизер.

В ее мягком голосе слышалась непоколебимая решимость.

Хизер с трудом подняла голову.

– Ты знала?

– Да, – кивнула Виктория. – До сегодняшнего дня я была полностью согласна с твоим отцом: правда не принесла бы тебе добра.

Хизер отвела взгляд в сторону.

– Это уж слишком, мама. – Она говорила так тихо, что Виктории пришлось наклониться, чтобы слышать ее. – Постыдное притворство Дамиана… Знал, что мой отец жив, и молчал, все выжидал выгодного момента… И папа бессовестно лгал мне все эти годы… А я верила…

Хизер замолчала, вздрагивая всем телом.

Виктория положила прохладную руку на ее пылающий лоб.

– Я знаю, девочка, что это ужасное потрясение для тебя. Но ты должна помнить, что пройдет время и боль успокоится. И тогда ты увидишь, что ничего не изменилось.

Хизер лежала неподвижно, глядя в потолок.

– Мама, ты не права, совсем не права. Изменилось все, понимаешь, все!

– Нет, дорогая, все осталось по-прежнему.

Хизер, прикрыв глаза, медленно проговорила:

– Изменилось все, мама. Это так. Теперь я не знаю, кто я. – Голос у нее задрожал. – Меня как будто с ног до головы вымазали грязью. Я чувствую себя недостойной вас…

– Хизер, Боже мой, Хизер… – горячо воскликнула Виктория. – Как ты не поймешь, тебе нечего стыдиться!

Хизер повернулась на бок и подтянула коленки к груди.

– Мама! Ведь теперь, глядя на меня, ты будешь думать о нем – Джеймсе Эллиоте. Ты всегда будешь помнить, что мой отец – убийца!

Виктория сочувственно погладила Хизер по плечу:

– Ты сама не знаешь, что говоришь. Поверь, девочка, я смотрю на тебя и вижу – тебя. Не кого-то другого, а именно тебя. Я вижу, что ты милый, чудный ребенок, каким всегда и была. Я вижу то, что видела всегда, Хизер, – красивую, умную девушку, с доброй, отзывчивой душой и с силой духа, которой обладает не всякий мужчина… Я вижу мою дочь, которой так горжусь, что готова расплакаться от счастья. И это ничуть не изменилось, милая девочка. И никогда не изменится. – Виктория улыбнулась. – Я говорю это, потому что люблю тебя, Хизер. Да, не я родила тебя, но ты дитя моего сердца… наших сердец. Ни один мой ребенок, наш с Майлзом ребенок, не может быть таким нашим, как ты. То, что сделал Майлз, он сделал из любви к тебе. Никогда не забывай об этом, милая. Никогда не теряй веру в нас… и в себя.

Теплые слезы текли по щекам Хизер, но она их не замечала. Слова Виктории, как бальзам, пролились на ее израненное сердце и остались там навсегда. Хизер стремительно прильнула к Виктории и изо всех сил обняла ее.

– Я… я люблю тебя, мамочка, – проговорила она сквозь душившие ее слезы.

Они не заметили, как в комнату тихо вошел Майлз, который после ухода Виктории почувствовал себя покинутым и одиноким. Пол скрипнул под его шагами, и Хизер резко села на постели. Она вытерла мокрое от слез лицо, неуверенно улыбнулась и простерла руки навстречу отцу.

Майлз не нашел, что сказать, слезы хлынули из его глаз, и он не сделал попытки скрыть их.