Глава 4

Хизер украдкой из-под полуопущенных ресниц бросила быстрый взгляд на своего спутника. Беатрис, как вошла в гостиную, так до самого своего ухода на занятия танцами, глаз с него не сводила. Интересно, заметил это кто-нибудь? А он? Он, конечно, привык к такого рода вниманию со стороны хорошеньких девушек. Но она сама, Хизер? Ведь нельзя отрицать тот очевидный факт, что она как-то слишком близко к сердцу приняла это увлечение сестры!

Тряхнув головой, Хизер весело сказала:

– Ну что ж, похоже, экзамен сдан вами на «отлично».

– Простите? – обернулся к ней Дамиан.

– Видите ли, когда умер Робин и надо было искать нового управляющего, папа явно надеялся, что я обращусь к нему за помощью.

– А вы не обратились?

Она отрицательно покачала головой.

– Вы хотите сказать, что привыкли скрещивать шпаги с отцом?

– Отнюдь нет! Полагаю, моя сестра Беа, узнав о вас, немедленно уведомила родителей, и я более чем уверена, что появление нового управляющего подробнейшим образом обсуждалось вчера во время обеда. Так что папа, скорее всего, просто сгорал от нетерпения узнать, кого же это я наняла, правильного ли человека выбрала… Ну и так далее.

– Понятно, – сухо откликнулся Дамиан. – Тогда я должен быть счастлив, что заслужил одобрение папы. Мне как-то не хочется, чтобы граф Стонхерст спустил с меня шкуру.

Хизер рассмеялась.

– И все же, – продолжил он, – хотя вы взрослая женщина и умная женщина, думаю, это естественно, что родители проявляют о вас такую заботу.

– Они моя семья, – просто ответила Хизер. – И я счастлива, что они у меня есть.

– Насколько я уже успел заметить, они чувствуют то же самое по отношению к вам.

Лицо Хизер смягчилось.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она.

Какое-то время тишину нарушал лишь глухой стук лошадиных копыт по дороге. Дамиан первым прервал затянувшееся молчание:

– Надеюсь, вы не сочтете меня бесцеремонным, мисс Дьювел, если я попрошу удовлетворить мое любопытство… Вы носите фамилию, отличную от фамилии ваших родителей, хотя, по вашим словам, мужа у вас нет. Может быть, я что-то не так понял?..

– Нет, все правильно, – быстро ответила Хизер. – Моя фамилия Дьювел, поскольку я дочь Бернарда и Джустины Дьювел. Мои родители погибли, когда карета, в которой мы ехали, перевернулась. В живых осталась только я. Дело в том, что мои родители направлялись с визитом к Майлзу Грейсону, с которым они познакомились за несколько лет до этого в Париже. Мой отец был французским аристократом, а мать английской леди. К несчастью, отец очень неудачно вложил свой капитал и почти разорился. Они приехали в Англию, чтобы начать все сначала.

«Ну и ловко же ты врешь! – Дамиан едва сдерживался. – Твоего отца зовут Джеймс Эллиот, и он такой отъявленный негодяй, каких свет не видывал. А твоя мать из Лондона, и она никогда не была леди».

– После этого несчастья, – продолжала рассказывать Хизер, – Майлз стал моим опекуном. Думаю, мне тогда было года четыре. Когда он женился на Виктории, мне было восемь лет. – Она на секунду замолчала и мягко добавила:

– Извините, я совсем не хотела вас смутить. Просто я всегда думаю о Майлзе и Виктории как о родителях, а о Беатрис, Кристине и Артуре как о моих сестрах и брате.

– О, я понимаю почему, – расплылся в улыбке Дамиан.

Больше он ничего не добавил, но у Хизер осталось отчетливое ощущение какой-то недоговоренности. Возможно, сама тема семьи причиняла ему боль. Ведь, в конце концов, о его личной жизни она ничего не знает. Внезапно ей захотелось спросить его об этом, и она даже повернула голову в его сторону, но крепко сжатые губы и устремленный вперед взгляд молодого человека заставили ее передумать. Хизер отвернулась, и все свое внимание сосредоточила на дороге.

Остаток пути они проехали в молчании, и, когда двуколка остановилась возле конюшни, Дамиан спрыгнул первым и повернулся, чтобы подать руку Хизер. Принимая от него свою трость, она вдруг испытала непонятно откуда взявшееся чувство неловкости.

– Есть еще конторские книги, с которыми вам надо ознакомиться, мистер Льюис. Завтра утром я оставлю их на столе в кабинете, так что вы сможете забрать их, когда вам будет удобно.

– Я возьму их, мисс Дьювел, не беспокойтесь. – Он слегка наклонил голову:

– Всего доброго.

Несколько минут спустя Хизер стояла у окна в своей комнате и смотрела вслед удаляющемуся всаднику. Вздохнув, она отпустила кружевную занавеску и та легко скользнула на место, прикрывая окно.

Приволакивая ногу, она пересекла комнату по мягкому голубому с золотом ковру и остановилась перед низким резным комодом из красного дерева. На нем стояла небольшая серебряная шкатулка: скошенные края крышки украшал изящный орнамент. Последние лучи заходящего солнца красноватыми отблесками играли на причудливых завитках. Кончиком пальца Хизер провела по выгравированной мелкими буквами надписи внутри маленького овала на крышке.

Глаза ее наполнились нежностью.

Любимая, – прошептала она и улыбнулась.

Только эта шкатулка и осталась ей в память о матери, Джустине Дьювел. Майлз рассказывал, что все вещи были переломаны или разбиты вдребезги. Но Хизер достаточно и шкатулки. Она будет хранить ее как зеницу ока до конца своих дней.

Рука ее скользнула внутрь и вытащила из бархатной глубины шкатулки скрученный в трубочку лист бумаги.

Это был ее рисунок – лицо Дамиана Льюиса.

Когда-нибудь она напишет его портрет, мечтательно подумала Хизер.

Глаза ее не отрывались от рисунка, будто с его помощью она могла лучше узнать этого человека. Хизер сердцем чувствовала, что ему ведома душевная боль, что душа его мучается и сейчас…

У него есть тайна?

Откуда явилась эта мысль, Хизер не знала, но внутри нее стала расти непонятная тревога. Невольно она вспомнила их сегодняшнее посещение Стонхерста.

Дамиан Льюис абсолютно органично смотрелся среди членов ее семьи. Манеры его были безупречны, а речь культурна, что свидетельствовало о полученном им прекрасном воспитании. Может быть, он сын какого-нибудь богатого купца? Чем больше она думала о нем, тем сильнее волновалась. Кто он такой? Зачем приехал сюда? Он сказал, что управлял плантацией в Виргинии. Правда ли это? Может быть, есть какая-то тайная причина его появления в Ланкашире, а вернее, в Локхейвене?

Однако незачем забегать вперед. Она устала, да и день был долгим и трудным. И вообще ей несвойственно давать волю воображению. Нет, она не поддастся всяким романтическим глупостям. Пусть этим занимается Беатрис.

После ужина Хизер сразу ушла спать и быстро уснула. А потом ей приснился сон…

Она лежит в темноте, свернувшись калачиком, и боится пошевелиться, боится издать хоть какой-нибудь звук, боится чего-то, а чего именно – не понимает.

Она знает только, что нужно лежать спокойно, потому что иначе ее накажут. А ей очень этого не хочется.

Ей холодно, а она укрыта лишь тонким-претонким драным одеялом. Огонь в камине почти погас. И пол такой твердый. Сырость проникает сквозь пол, и ее всю трясет от холода.

Она переворачивается на бок и подтягивает колени к подбородку. Из ее груди невольно вырывается рыдание. Что она наделала!

Он услышал.

Круглыми от страха глазами она смотрит, как из темноты угла поднимается огромная неуклюжая фигура.

Она зажмуривается и изо всех сил сдерживает плач, зная, что из-за этого он страшно злится, хотя злится он все время. От ужаса кровь стынет у нее в жилах, когда он подходит и угрожающе нависает над ней. Сердце готово выскочить из груди. Ей отчаянно хочется убежать, но куда? Бежать некуда. Она вся напрягается, потому что не осмеливается издать даже писка. Может быть, если она вот так будет лежать и не двигаться, он уйдет…

– Мерзавка, – раздается хриплый голос. – Господи, я проклинаю тот день, когда ты появилась на свет.

Крепко зажмуренные глаза ее невольно распахиваются, и она видит, как он замахивается на нее кулаком. В тусклом свете тлеющих в камине углей лицо его кажется злобной маской…

Хизер, задыхаясь, резко села на постели. Сердце неистово билось. Лицо, как живое, стояло у нее перед глазами… его лицо. В этом сне она не видела цвета его волос, но почему-то была уверена, что темные. В глазах его билась самая настоящая ненависть. Во сне это лицо было ей хорошо знакомо – она знала, чье это лицо, и до смерти боялась этого человека.

Хизер начала дрожать. Этот сон приходил к ней и раньше. Когда она училась в нелюбимом ею пансионе, он снился ей очень часто.

Она вытерла холодные мокрые ладони о стеганое одеяло. Этот ужасный человек из сна… кто он? Она когда-то знала его? Как ей хотелось вспомнить! А может, лучше не вспоминать? Конечно, не нужно ничего вспоминать.

Хизер нервно передернула плечами и осторожно легла, но уснуть так и не смогла.


Хизер была не единственной, кто провел бессонную ночь. Дамиану уже начало казаться, что с той ночи, когда он заснул последний раз, прошли годы. Наконец, не выдержав, он встал с постели. Запахнувшись в халат, он плеснул в стакан бренди и перебрался в кресло с высокой спинкой, стоявшее у камина.

Едва пригубив бренди, Дамиан неподвижно сидел, поглощенный своими мыслями. Тоска, закравшаяся в сердце еще у Грейсонов, стала почти невыносимой.

Прошедший день открыл ему очень многое, и выводы получались неутешительные. Он оказался совершенно неготовым к тому, что действительность никак не соответствовала его представлениям о ней.

Дамиан думал о Хизер. Казалось бы, ее хромота должна была только помочь исполнению задуманного им плана. Он с отвращением скривил губы, подумав об этом.

Однако эта девушка вызывала у него искреннее уважение и даже восхищение. Она умна и упорна, увечье не помешало ей добиться успеха, стать хозяйкой большого поместья.

Ему вспомнились Бриджит и то, как Хизер заботилась об этой женщине, как она сочувствовала ее бездетности. И это не притворство. Хизер добра, и ее доброта распространялась на всех, кого она знала и любила.

Это реальность. Он собственными глазами видел, как относятся к ней в семье, возвращая ей любовь полной мерой.

Встреча с Хизер дала новый толчок его размышлениям о своем будущем.

Дамиан прожил в Америке десять лет, отдавая все силы своему поместью в Виргинии. На протяжении этого времени он смотрел на женщин, как на приятное развлечение, никогда всерьез не задумываясь о женитьбе, потому что ни одной из них так по-настоящему и не увлекся.

Бейберри приносило хороший доход, и, если ему что-то было нужно, он просто протягивал руку. Лишь относительно недавно Дамиан начал понимать, что дошел до некоего предела в своих тайных честолюбивых мечтах. Ему совсем не хотелось, чтобы после его смерти Бейберри, куда он вложил всю свою душу, перешло в чужие руки. Настала пора подумать о семье – о жене, о детях…

Смерть Джайлза все перевернула, заставив Дамиана остро почувствовать свое одиночество. Он никогда не завидовал брату, не хотел ни графского титула, ни связанной с ним ответственности. Он скорее предпочел бы воскресить Джайлза. Но это невозможно.

Глубоко вздохнув, Дамиан отставил стакан в сторону. Когда все закончится, когда он найдет Джеймса Эллиота, ему придется сделать выбор: вернуться в Бейберри… или остаться в Англии.


Актерская труппа, о которой говорила Виктория, приехала несколько дней спустя. Кроме того, в деревне была устроена ярмарка. Ближе к вечеру Хизер решила заглянуть в деревню. Ей хотелось посмотреть товары, что привезли на ярмарку многочисленные торговцы. Но самое большое удовольствие она получала от царившего вокруг веселья, праздничной суеты, воскрешавших светлые дни ее детства.

Ярмарка вольно раскинулась на большом зеленом лугу неподалеку от пекарни. Хизер оставила двуколку около дома приходского священника и направилась в сторону луга. Она прошла мимо подводы, полной свежей, пахнущей морем рыбы, сморщила нос при виде лотка с бледными, недозрелыми апельсинами.

– Эй, милейшая госпожа! – крикнул торговец. – Напрасно вы так! Внутри они чистый мед! Чтоб мне не жить!

Однако Хизер отрицательно покачала головой, улыбнулась и двинулась дальше.

– Госпожа, взгляните на этот китайский фарфор! Прозрачен, как воздух! Аж светится! Прямо со стола графа Йоркского, ей-богу, госпожа!

Она прошла мимо лудильщика, миновала повозку, битком набитую глиняной посудой, и наконец, остановилась, чтобы купить ленты для волос и специи. Звуки шарманки привлекли внимание Хизер, и она присоединилась к толпе ребятишек, хохочущих над ужимками маленькой обезьянки.

На лотке, за которым стоял высокий худой мужчина, одетый в тесный шерстяной костюм, были выставлены баночки, бутылочки и горшочки разнообразных форм и размеров. Хизер подошла, не в силах побороть любопытство. Торговец тут же затараторил:

– Прекрасная леди, купите притирания, от которых кожа делается белее снега! Лондонские красотки умрут от зависти! Всего лишь крона – для вас выгода, для меня убыток!

– Крону за такое барахло?! – выкрикнула одна из толпившихся вокруг лотка женщин. – Твоя мешанина и шиллинга не стоит, парень!

– Шиллинг! – завопил торговец. – Да это грабеж! Я, считай, даром отдаю! Ладно, полкроны и ни пенса меньше!

Женщина махнула рукой и отошла. А торговец уже поднял над головой бутылочку темного стекла.

– А как насчет этого? Лечит все хвори – от зубной боли до паралича…

Хизер уже собралась двинуться дальше, но торговец ловко ухватил ее за локоть.

– Куда же вы, дорогая леди! – Он откровенно оглядел ее с ног до головы. – Вижу, вы заинтересовались. У меня есть особая целебная мазь. Она вашу ногу сразу вылечит, или не быть мне Питером Ленноксом.

Хизер отрицательно покачала головой.

– Да вы только попробуйте, – не отставал торговец. – Давайте я разотру вам ногу. Я вот недавно увечного племянника растер – все как рукой сняло, бегает быстрее ветра!

Толпа двинулась дальше, и на них никто не обращал внимания. Хизер попыталась освободиться, но не тут-то было, торговец держал крепко.

– Мне это не нужно, – негромко сказала она, всеми силами стараясь держать себя в руках.

Торговец и не подумал отстать.

– Да она творит чудеса, умереть мне на этом месте, коли вру! – Он еще сильнее сжал ее локоть. – Пойдемте, пара минут, и нога будет как новенькая.

Хизер начала паниковать. Вдруг чья-то загорелая рука сдавила запястье торговца.

– Леди, кажется, отказалась, – спокойно проговорил мужской голос. – Оставь ее в покое.

Хизер повернула голову и увидела Дамиана Льюиса. Торговец тут же отпустил ее локоть.

– Да я, мистер, хотел только помочь леди. Коли ей нравится быть убогой, так и пусть, мне-то, что за дело?

Хизер стояла, безвольно опустив руки. Хромоножка. Убогая. Слова торговца острой болью отозвались в ее сердце. Лицо горело от стыда. Душа кричала безмолвным криком протеста: «Я не хромоножка! Я не убогая!» «Да твою хромоту за милю видно, – злорадно нашептывал ей внутренний голос. – Будто сама не знаешь!»

Дамиан, молча, стоял рядом и смотрел на нее.

Борясь с унижением, Хизер расправила плечи и гордо вскинула голову. Чего он ждет? Надеется услышать слова благодарности, признание ею своей беспомощности? Ну, нет, этого он не дождется. Она уже много лет полагается только на себя, и защитники ей не нужны.

– Благодарю вас, мистер Льюис, – сухо проговорила Хизер, холодно глядя на него, – но уверяю вас, в этом не было необходимости. Меня не от чего было спасать.

– Вот как, – вздернул брови Дамиан и язвительно добавил:

– В таком случае приношу мои глубочайшие извинения.

Они отвернулись друг от друга и решительно зашагали в противоположные стороны. Не успел Дамиан сделать и двух шагов, как кто-то крепко схватил его за руку. С горящим гневом глазами он резко обернулся и оказался лицом к лицу с Майлзом и Викторией Грейсон.

– Мистер Льюис, можно с вами поговорить? – тихо сказала Виктория.

Дамиан растерянно молчал. Майлз бросил взгляд на жену, лицо его выражало смущение.

– Виктория, я не уверен, что это благоразумно…

– Может, ты и прав, дорогой. Но я… я считаю, что об этом необходимо сказать.

Граф вздохнул и, повернувшись к Дамиану, ровным голосом произнес:

– Будьте так любезны, мистер Льюис, уделите нам пару минут.

Дамиан прошел вместе с ними за мясную лавку, где можно было спокойно поговорить.

– Мы отнюдь не намерены вмешиваться ни в ваши дела, мистер Льюис, ни в дела Хизер, – торопливо заговорила Виктория. – Но мы видели, что сейчас произошло… Хизер никогда нам не простит, если узнает, что мы вдруг решили выступить в ее защиту, но мне хочется кое-что вам объяснить.

– В этом нет нужды, – покачал головой Дамиан.

– Напротив, мистер Льюис! Хизер не следовало разговаривать с вами в таком тоне, однако, уверяю вас, подобное поведение вовсе не свойственно нашей дочери. Видите ли, дело в том, что… Господи, я даже не знаю, как начать!

Виктория, прижав руки к груди, бросила умоляющий взгляд на мужа.

– Мне кажется, мистер Льюис, моя жена пытается вам сказать, что Хизер весьма болезненно относится к своей хромоте, хотя, осмелюсь заметить, она никогда в этом не признается.

– Вполне понятно, – пробормотал Дамиан.

– Мы стараемся не давать ей повода чувствовать себя инвалидом, но никому из нас не приходится жить с тем, с чем живет Хизер. Так что, пожалуйста, не считайте этот инцидент выпадом, направленным лично против вас, мистер Льюис.

Дамиан оглядел супругов долгим взглядом.

– Почему вы решили все это мне сказать?

– Потому что мы считаем вас хорошим человеком, – прямо ответила Виктория, – и не хотели бы, чтобы вы оставили службу из-за этого несчастного происшествия.

Дамиан подавил горький смех. Боже мой, да никуда он не собирается уходить, по крайней мере, в ближайшее время.

– Из-за своей хромоты Хизер всегда чувствовала себя отличной от других детей, – говорила между тем Виктория. – Но нам не хотелось, чтобы она ощущала себя зависимой, и поэтому мы вырастили ее с сознанием, что она может и должна все делать сама.

– Не сомневаюсь, вы были удивлены, что таким крупным поместьем, как Локхейвен, совершенно самостоятельно распоряжается молодая незамужняя женщина, – вступил в разговор Майлз.

Дамиан заколебался. Что можно на это ответить? Майлз заметил его сомнения и, слегка улыбнувшись, ободряюще похлопал его по плечу.

– Ваше удивление вполне естественно, юноша.

Юноша. Это обращение заставило его сердце болезненно сжаться. Так называл его отец. Как давно это было! Много лет назад. «Но Майлз не имеет никакого права на подобную фамильярность, – возмущенно подумал Дамиан, стараясь побороть невольное чувство симпатии, которое вызывали у него Майлз и Виктория Грейсон. – Господи, помоги мне выдержать все это», – мысленно взмолился он.

– Ну что ж, признаюсь, что вы правы.

– Еще когда Хизер была совсем маленькой, – сказал Майлз, – мы уже знали, что она ни для кого не хочет быть обузой. Именно поэтому мы и подарили Хизер Локхейвен, чтобы обеспечить ее будущее…

– …Не задевая ее гордость и давая возможность самой заботиться о себе.

Лишь выговорив последнее слово, Дамиан сообразил, что же такое он сказал.

На лице Виктории расцвела улыбка.

– Вы поняли, – счастливым голосом проговорила она и взяла мужа под руку.

Дамиан не ответил на ее улыбку.

– Как я понимаю, вы очень за нее беспокоитесь?

Майлз и Виктория переглянулись.

– Вы знаете, что она нам не родная дочь, – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Майлз.

– Хизер сказала, что вы были ее опекуном, – кивнул Дамиан, – и что ее родители погибли. Отец ее был французским аристократом, женившимся на англичанке.

Дамиан затаил дыхание. Опровергнет ли Майлз слова Хизер? Знает ли он, что ее отец Джеймс Эллиот? Известно ли ему, что Эллиот жив? А может быть, он знает, где сейчас находится этот негодяй?

Если Майлз что-то и знал, то не подал виду.

– Да, все это так, – тяжело вздохнул он. – Но мы никогда не делали различия между нашими детьми. Я полюбил Хизер сразу, как только она переступила порог нашего дома. Виктория почувствовала то же самое, когда в первый раз ее увидела. Хизер тогда было восемь лет. Мы лечили ее, когда она болела, учили, воспитывали, и она выросла в замечательную, умную и красивую женщину. Узы между нами нерасторжимы, мистер Льюис. – Майлз ласково накрыл ладонью, лежащую на его руке, руку жены и ободряюще легонько сжал ее. – Понимаете, Хизер уже давно стала нашей старшей дочерью. И этого не изменить.

Дамиан ответил не сразу.

– Я думаю, – наконец заговорил он, и голос его был спокоен, – Хизер очень повезло, что у нее есть вы. И я даю вам слово, что разговор этот останется между нами.

Улыбка Виктории стала просто ослепительной. Она взяла его руку в свои ладони и сказала:

– Я знала, что вы очень хороший человек.

На этом они и расстались. Дамиан не стал больше бродить по ярмарке, а вернулся к Зевсу и направился домой.

Домой. Это слово потеряло для него свой первоначальный смысл. Не было у него дома, по крайней мере, сейчас. Он не мог вернуться ни в Йоркшир, ни в Бейберри.

В голове у него царил полнейший сумбур. Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Теперь эта история с отцом Хизер – французским аристократом. Она-то откуда появилась на свет? Ложь от начала и до конца, другого просто быть не может! Тем не менее, Майлз – да и Хизер тоже! – говорили так искренне! Он едва не устыдился своего обмана. Хорош бы он был, раскрывшись перед ними. Ну, нет, подумал Дамиан, он должен следовать своему плану. В конце концов, именно за этим он и приехал в Англию.

Дамиан был настолько поглощен своими мыслями, что едва не наехал на низкую изгородь, окружавшую отведенный ему дом. Подняв голову, он увидел, что на увитом виноградом крыльце сидит Хизер.

Загрузка...