Испытание чувств

5

Когда они вернулись в гостиную, Джон и Энди молча сидели, прижавшись друг к другу, на диване. Мэгги заметила, что они держались за руки, и поняла, что для них встреча была столь же сложной, как для нее и Джолин. Она поставила на стол поднос, на котором стояли высокие бокалы с лимонадом, а Джолин протянула гостям тарелку с кукурузными хлопьями и отошла в сторону, держа в руках еще одну, для себя и для матери.

Джон улыбнулся Мэгги, когда она ухаживала за ними, и пробормотал «спасибо», но она заметила, что его глаза темнели, когда он переводил взгляд с одного ребенка на другого. В серых глазах было и сожаление, и какие-то невысказанные вопросы, которые, как она уже видела раньше, тенью ложились на его лицо.

Мэгги удобно устроилась с Джолин в большом кресле рядом с диваном. Стараясь выглядеть непринужденно, она нажала кнопку на пульте видеомагнитофона, чтобы запустить фильм. Джолин поначалу застыла, упершись взглядом в тарелку с хлопьями, которую она держала на коленях, но начавшийся фильм заинтересовал ее, и она несколько расслабилась. Отдав тарелку Мэгги, Джолин уселась на подлокотник кресла, уперлась локтями в колени и, положив подбородок на руки, уставилась в экран.

Мэгги не очень интересовалась тем, что происходило на экране, а в основном делила свое внимание между двумя девочками, переводя взгляд с одной на другую. Энди сначала сидела в напряженной неудобной позе рядом с отцом, но потом быстро сползла на пол. Оказавшись примерно на полпути к экрану, она легла на живот, подложив руки под подбородок, и начала выстукивать ногой по краю дивана какой-то ритм. Так продолжалось до тех пор, пока Джон не поймал ее ногу и уже больше не отпускал.

Переводя взгляд с одного ребенка на другого, Мэгги периодически наблюдала за Джоном. Иногда их глаза встречались, но оба тут же отводили взгляд. А однажды, когда девочки абсолютно одновременно и совершенно одинаково громко засмеялись, Мэгги и Джон удивленно переглянулись и обменялись смущенными улыбками. «Стерео», — прошептал Джон, и Мэгги согласно кивнула.

Когда на экране показали сцену стрижки в парикмахерской, они одновременно обратились к своим дочерям.

— Не вздумай это делать! — сказала Мэгги, и одновременно Джон приказал: — Даже думать об этом не смей, Андреа Джейн!

Когда смех всех четверых стих, Энди одарила Джона нахальной улыбкой:

— А что, если я отращу такие же длинные волосы, как у Джолин? Тогда никто не сможет нас различать.

— Не беспокойся. — Он легонько постучал пальцем по ее носу. — Я узнаю тебя за пятьсот шагов.

— Мам? — Джолин посмотрела на свою маму. — А ты узнаешь меня за пятьсот шагов?

Мэгги улыбнулась:

— За шестьсот.

Тут они снова обменялись с Джоном сочувственными улыбками, одновременно вспомнив встречу в школе, когда каждый из них не смог сразу узнать своего ребенка. После этого они снова обратили свое внимание на экран, где действие развивалось в строгом соответствии с жанром фильма — отец и мать сильно любили друг друга, но не хотели в этом признаваться. В конце фильма все стало на свои места, и, в лучшем голливудском стиле, все зажили счастливо.

Мэгги надеялась, что никто не заметил тот легкий вздох удовлетворения и те жгучие слезы, которые у нее всегда вызывали подобные хэппи-энды. Это все чистая сентиментальность, строго выговорила она самой себе и смахнула набежавшую было слезу. Мэгги никогда не плакала.

— Хотите кофе? — спросила она у Джона, вскакивая с кресла.

Он кивнул.

— Джули, — Мэгги с улыбкой обратилась к своей дочери. — Когда доктор Мартин был здесь в прошлый раз, ты хотела познакомить его с мистером Мишкой. Ты можешь сделать это сейчас и заодно показать ему и Энди свою комнату.

Очень хорошо, что она как раз сегодня убрала в спальне Джолин и застелила свежее белье. Простыни и покрывала сохли перед этим на солнце, поэтому теперь аромат свежести переполнял комнату.

Джолин нахмурилась, но встала и с явной неохотой спросила:

— Вы хотите посмотреть мою комнату?

При этом она обращалась только к Джону, совершенно игнорируя сестру.

Энди никак не отреагировала, а Джон встал с кушетки.

— Ты покажи Энди, — сказал он, обращаясь к Джолин, — а я пока помогу твоей маме.

— Но мне не… — начала было Мэгги, но тут же осеклась, наткнувшись на предостерегающий взгляд Джона. Она собрала тарелки из-под хлопьев и пустые бокалы и поставила их на поднос.

— Позвольте мне. — Он взял поднос из рук Мэгги, едва она успела поставить на него последний бокал. По его резким движениям Мэгги догадалась, что Джон хочет, чтобы она скорее шла на кухню. Выходя из комнаты, Мэгги обернулась и некоторое время смотрела на девочек. Они стояли друг против друга, как два настороженных зверька, рассматривая друг друга со смешанным чувством любопытства и неприязни. Мэгги подумала, не будет ли Джолин чувствовать себя брошенной наедине с Энди. Она помедлила в дверях, но большая рука Джона, едва касаясь ее спины, подтолкнула ее по направлению к кухне. Вздрогнув, она обернулась и увидела, что Джон улыбается.

— Иногда, — сказал он, когда они пришли на кухню, — дети лучше находят общий язык в отсутствие взрослых.

— Я не уверена, что Джолин собирается находить общий язык с Энди в отсутствие или в присутствии взрослых, — ответила Мэгги, взяв в руки кофеварку. — Не проходит и дня, чтобы Джолин не жаловалась мне на новые беды, которые сваливаются на нее, как только она переступает школьный порог.

— Энди делает что-нибудь плохое? — Озабоченность сквозила в его голосе.

— Ничего. Ничего плохого не делает — просто существует. — Мэгги криво усмехнулась. — Это и так достаточно тяжело для Джолин — получить вдруг сестру-близнеца, но, как нарочно, Алисон, которая в прошлом году была ее лучшей подругой, теперь стала предпочитать Энди. Вообще-то, в этом году Джолин больше общается с Моникой, но по отношению к Алисон она — как собака на сене. Она ревнует. Поэтому она совершенно не расположена к общению, а Алисон у них — как мяч, которым они перекидываются.

— Судя по тому, что я читал в разных книгах, маленькие девочки всегда ведут себя подобным образом. Я подумал, что раз ты сама была когда-то маленькой девочкой, то должна быть готова к этому.

Мэгги засмеялась и подняла руки вверх.

— Ничто в жизни не могло подготовить меня к тому, что сейчас происходит.

Она взяла две чашки с полки, поставила их на стол рядом с сахарницей — аромат кофе уже начал заполнять комнату.

— Теперь я хорошо понимаю, почему моя бабушка так часто вздыхала, пока я росла, — сказала она, открывая холодильник, чтобы достать сливки, и улыбнулась ему через плечо. — Даже мне трудно справляться со всеми этими горестями и бедами, которые сваливаются на мою дочь, а моя бабушка была уже совсем старой. Мое детство, должно быть, превратило последние годы ее жизни в сущий ад. Он с минуту смотрел на нее.

— Ты рано лишилась родителей, Мэгги?

— Мой отец умер, когда мне было пять лет. — Она наполнила сливками маленький молочник и закрыла холодильник. — Моя мать снова вышла замуж и вскоре уехала отсюда.

Джон нахмурился.

— Без тебя?

Некоторое время она смотрела ему прямо в лицо, потом опустила глаза.

— Я не понравилась ее новому мужу. Так что бабушка и дедушка взяли меня к себе, — посмотрев на него, она слегка поежилась. — Вот и вся история.

— Нет, не вся. — Он взял ее руку и потянул Мэгги к себе. — Расскажи мне об этом, Мэгги.

— О чем рассказать? — Она высвободила руку, повернулась и взяла со стола апельсин, быстро очистила его, разделила на дольки и разложила на два блюдца. — Пойду отнесу это девочкам.

Он снова поймал ее руку и, уже не отпуская ее, посадил Мэгги на стул справа от себя. Тепло его больших рук с удивительной остротой напомнило Мэгги о его жарком поцелуе, о том, как одна из этих рук запрокидывала ее голову, а другая ласкала ее тело. Ее пронзило острое, как боль, желание. Она могла только надеяться, что это нельзя было прочитать в ее глазах, потому что его взгляд словно ощупывал ее лицо, заботливо и внимательно.

— Не уходи, — попросил он. Его мягкая улыбка согревала ее, создавала какое-то незнакомое, волнующее ощущение у нее внутри. — Сядь, поговори со мной.

Она села, потому что у нее подкашивались ноги. Боже мой! Если он так смотрит на своих пациентов — участливо, доброжелательно, сочувствующе, то его приемная, должно быть, переполнена двадцать четыре часа в сутки.

— Давай оставим девочек в покое, — продолжил он, проводя большим пальцем по ее руке. — Они не собираются умирать от недостатка витамина С в ближайшие десять-пятнадцать минут, да и вообще без нас они лучше узнают друг друга.

Взрыв хохота, донесшийся из комнаты Джолин, подтвердил его предположение. В отсутствие взрослых дела явно налаживались.

Джон встал, дотянулся до кофейника, наполнил обе чашки.

— Мне нужен твой совет, — проговорил он. — Я не совсем понимаю, что делать с одной проблемой, которая явно тревожит Энди.

— Что это? — спросила Мэгги.

— Она спросила меня, что будет с ней, если она потеряет и меня, и бабушку с дедушкой, как она когда-то потеряла маму. До сегодняшнего вечера я даже не предполагал, что она задумывается об этом. Я не уверен, что правильно разговаривал с ней. Как можно успокоить семилетнего ребенка, на собственном опыте знающего, что взрослые, которые его любят, могут умереть и умирают?

Мэгги покачала головой.

— Боюсь, мне нечем помочь. Я осталась одна, будучи еще совсем маленькой. Мне было четырнадцать, когда умерла бабушка, и семнадцать, когда я потеряла дедушку.

— Ты можешь помочь мне, — возразил он, — рассказав о том, какой была Мэгги Эдейр в детстве.

Она размешала сахар в чашке, толком не зная, с чего начать.

— Мэгги Эдейр — ребенок, — вслед за Джоном она назвала себя в третьем лице. — Для ее матери она была печальным напоминанием о несчастном замужестве. Для ее приемного отца — маленькая репродукция рыжеволосого ирландца, который, к сожалению, когда-то был частью жизни его жены и о котором он хотел поскорее забыть. Для бабушки с дедушкой, которым было за сорок, когда родилась их единственная дочь, Маргарет, и за шестьдесят, когда у Маргарет родилась дочь Мэгги, — тяжкой ношей и испытанием.

— Этому трудно поверить, — Джон покачал головой. Он снова взял ее руку и стал перебирать пальцы.

— Однако это правда, — ответила Мэгги, ее рука выскользнула из его ладоней. Она взяла чашку, сделала маленький глоток и поставила чашку на место, держа обе руки сомкнутыми вокруг нее. — Дедушке было почти пятьдесят, когда родилась моя мать, а бабушке — сорок три. Они давно уже не надеялись, что бабушка сможет выносить ребенка, поэтому появление на свет моей матери стало настоящим подарком судьбы. Они исполняли любой ее каприз, осыпали подарками и так испортили ее, что в конце концов потеряли контроль за ситуацией, и, когда осознали это, уже ничего нельзя было изменить.

Она снова заговорила о себе в третьем лице:

— Когда у них на руках оказалась Мэгги, плод крупной ошибки их дочери, которую она сделала в двадцать лет, они твердо решили учесть допущенные промахи. Никаких потаканий с малых лет. Даже ее любовь к лошадям все время использовалась в воспитательных целях — постоянно существовала угроза, что их отнимут, потому что катание на лошадях — привилегия, которую надо заслужить. — Она усмехнулась. — И эта угроза часто выполнялась.

Для Мэгги существовали правила, которые ей нельзя было нарушать, строгие рамки, которые определяли, за что она отвечает, а за что нет. Конечно, бабушка с дедушкой любили ее — она в этом никогда не сомневалась, — но они были строги к ней. Они должны были быть строги. Мэгги была, как бы это сказать мягче, трудным ребенком, строптивым и своенравным… — Она на секунду замолчала, уставившись в свою чашку, потом добавила: — Наверное, можно сказать, что Мэгги была злым ребенком.

— И у нее были к этому все основания, — сказал Джон, отнимая ее руку от чашки и задерживая в своей. Она не сопротивлялась. В его пожатии были тепло и сила, оно снова напомнило о том, как хорошо было опираться на его руку, как приятно было вдыхать аромат его кожи, его одежды. Как хорошо было в его объятиях.

— Отец Мэгги умер, когда она была совсем маленькой, мать оставила ее, как оставляют ненужный груз. Ее приемный отец тоже отказался от нее. Какие еще эмоции могли преобладать в ней, кроме злости? Что еще она могла делать, кроме как проверять — можно ли вынудить и бабушку с дедушкой выгнать ее из дому?

К ужасу Мэгги, ее глаза снова наполнились слезами точно так же, как в конце фильма. Быстро сморгнув, она выдернула руку и вскочила.

— Речи такого сорта любит произносить Элмер Абернефи. Мой дед не признавал популярной психологии, и я солидарна с ним. И мне абсолютно непонятно, что из всего того, о чем мы говорили здесь, может помочь вам подыскать слова, чтобы успокоить Энди.

Схватив приготовленные для девочек блюдца, Мэгги так резко повернулась, что дольки апельсина чуть не соскользнули на пол. Исправив оплошность, она пересекла кухню, уже контролируя себя и даже с некоторым достоинством — ей хотелось продемонстрировать, что она не спасается бегством. Хотя вообще-то ей было все равно, как это может быть им воспринято.

На пороге детской Мэгги остановилась как вкопанная, издав тихий возглас удивления. Девочки лежали на кровати Джули, отвернувшись друг от друга, каждая у своего края, и крепко спали. Две ноги — одна босая, это нога Энди, и одна в носке — Джолин, абсолютно одинаковые по размеру, касались друг друга. На свободном пространстве постели валялись куклы, какая-то кукольная одежда и другие игрушки. Обе девочки сжимали по Барби, причем куклы были одеты совершенно одинаково, только у одной из них были длинные волосы, а у другой короткие. На полу, неподалеку от края кровати, где лежала Энди, валялись тупые ножницы и клок отстриженных кукольных волос.

Мэгги поставила блюдца на тумбочку и некоторое время стояла, осматривая комнату. Потом, тяжело вздохнув, она шагнула из комнаты назад и сразу же попала в крепкие и теплые мужские объятия. Джон обхватил Мэгги за талию, поверх ее собственных рук, и притянул ее спиной к себе. К его удивлению, она не стала сопротивляться этому, так что они стояли как пара родителей, пришедших вместе посмотреть, как спят их дочери. Ее волосы показались ему шелковыми, когда он опустил голову и прижался щекой к ее голове. Джон глубоко вдохнул, втягивая в себя аромат, который, подобно восхитительной ауре, окружал ее.

— Пусть они поспят, — прошептал он. — Может быть, хоть это как-то сблизит их.

Мэгги кивнула, и чувство облегчения овладело Джоном. Она не прогоняет его! Отпустив ее и только придерживая правой рукой за плечи, он развернул ее и повел, но по направлению не к кухне, а к спальне.

— Я лучше приготовлю еще кофе, — Мэгги сделала движение в сторону кухни, но Джон покачал головой и крепче обнял ее.

— Не для меня. — Он положил руки ей на плечи. Они теперь стояли лицом к лицу, и их разделяло ничтожное расстояние. — Ты рассказывала мне о Мэгги Эдейр, — напомнил он. — Расскажи еще что-нибудь о себе.

Она рассмеялась и встряхнула головой, чтобы убрать волосы с лица.

— Нет уж. Теперь твоя очередь.

Улыбнувшись, Джон поймал прядь волос и пропустил ее между пальцами. Потом вдруг как ни в чем не бывало задал новый вопрос:

— А у твоей сестры тоже рыжие волосы?

— Нет, — автоматически ответила она, потом взглянула на него, мгновенно насторожившись. — Почему ты думаешь, что у меня есть сестра?

— В прошлый раз ты сказала, что требуется нечто большее, чем просто кровное родство, чтобы две девочки по-настоящему стали сестрами, и что общая кровь это вовсе не значит — общие интересы или что бы там ни было общее. Даже общие родители.

— Ты спросил — говорю ли я исходя из собственного опыта, и я ответила, что нет, — вызывающе сказала она, но Джон уловил тревогу в ее голосе.

— Ты сказала неправду. — Он не собирался оставлять открытым этот вопрос.

Мэгги пожала плечами.

— Я так делаю время от времени. В тех случаях, когда… — Она осеклась.

Джон присел на диван, увлекая ее за собой.

— В тех случаях, когда люди пытаются залезть тебе в душу чересчур глубоко? — подсказал он.

— Вот-вот, хотя это и не секрет, что у меня есть сестра. И единоутробный брат. — Мэгги улыбалась. — То есть в Мейплс все об этом знают. Моя мать уже была беременна Катриной, когда отец умер.

— Как я понял, ее второй муж с готовностью стал отцом для Катрины.

— Да, и для ее брата Кевина. Мне кажется, он хороший отец для них, но, если честно, я знаю больше о людях, с которыми езжу в автобусе, чем о своих родственниках.

— Почему так?

Мэгги устроилась в углу дивана, подтянув колени и обхватив их руками.

— Мне не довелось жить вместе с ними, когда я была ребенком, да и во время кратких визитов к ним мы общались совсем мало. Так продолжалось до тех пор, пока не умер дедушка. Тем не менее, после его смерти я прожила около восьми месяцев у них.

— А потом? — Он собирался дослушать историю до конца, несмотря на ее явное нежелание продолжать.

— Это был… ну, не очень удачный эксперимент, и никто из нас не был особенно счастлив в то время. Лично я думаю, что моя мать считала себя обязанной взять меня к себе, потому что они с мужем решили продать дом, в котором я до этого жила.

— То есть тот дом, в котором я сейчас живу?

Она кивнула.

— Считалось, что он должен перейти ко мне. Бабушка с дедушкой всегда об этом говорили, при этом дедушка, видимо, полагал, что никому не придет в голову продавать дом, так что не оставил никакого завещания. Все досталось моей матери, так как она была его «единственным законным наследником», как это принято называть.

Подбородок у Мэгги дрогнул — ясно было, что сильные чувства волновали ее. Джон не остался безучастным к ее состоянию — ему хотелось как-то успокоить, чем-то помочь Мэгги.

— Ей совершенно не нужен был этот дом, — продолжила она, и он услышал негодование в ее голосе. — У них у самих к тому времени было три дома.

Она расправила плечи и вздернула подбородок.

— Так или иначе, когда мне исполнилось восемнадцать, я получила деньги, которые мне оставила бабушка — не очень много, но достаточно, чтобы я могла учиться бухгалтерскому делу. Я уехала из дома моей матери и начала самостоятельную жизнь.

Мэгги замолчала и посмотрела в окно, на быстро темнеющее небо.

— И что потом?

Она взглянула на него, и Джону показалось, что Мэгги уже забыла о его присутствии.

— Я училась, танцевала на вечеринках, ходила на свидания — в общем, наслаждалась жизнью. Так продолжалось несколько лет, пока я не получила диплом и не пошла работать в банк. Тогда я была юной, наивной дурочкой и сразу совершила одну из самых распространенных ошибок всех времен и народов. Я вышла замуж за своего начальника — за первого «настоящего» мужчину в моей жизни, который был добр ко мне, в объятиях которого я чувствовала себя любимой и защищенной. Он был намного старше меня.

Она улыбнулась собственным воспоминаниям.

— Те люди, которые верят в популярную психологию, скажут, наверное, что мне нужен был мужчина, в котором я видела бы в первую очередь фигуру отца.

Джон посмотрел на нее.

— Тебе не кажется, что это так и было?

— Да-а, я думаю — да, особенно, если узнают, что он когда-то имел такую же рыжую шевелюру, как мой отец. Конечно, к моменту, когда я начала работать в этом банке, от нее уже мало что осталось. Я довольно быстро поняла, что то, что я считала любовью моей жизни, было чем-то совсем другим. Ну, раз уж я сама построила лодку, как сказала бы моя бабушка, то и продолжала плыть по течению. Я надеялась, что все изменится к лучшему, что в одно утро я проснусь и по-настоящему поверю, что он любит меня ради меня самой.

Мэгги помедлила, как будто сомневаясь, стоит ли рассказывать дальше, но продолжила:

— Он вел денежные дела моей матери, — в ее голосе явно звучало презрение, — и то, что он знал, что она и ее муж богаты, сделало меня гораздо привлекательнее в его глазах.

Джон дотянулся до нее и положил ладонь на ее сцепленные пальцы — прикосновение его руки заставило ее легонько вздрогнуть.

— Вряд ли это было единственной причиной.

Мэгги улыбнулась, чтобы скрыть внезапно появившееся напряжение, и подвинулась, высвободив свои руки. Когда-то, однажды, она уже попалась на эту удочку, ошибочно приняв за сочувствие и понимание нечто совсем иное, и не собиралась попадаться снова. Тем более сейчас, когда ее чувства находились в столь разобранном состоянии и когда она ощущала себя такой ранимой.

Спустив ноги на пол, она встала.

— Однако факты подтверждали эту гипотезу. Я оказалась страшным разочарованием для Барри и не только из-за того, что его финансовые ожидания были обмануты. Это-то он понял лишь через несколько месяцев после женитьбы. Но еще задолго до этого стало ясно, что я абсолютно не вписываюсь в тот образ жены, который он себе представлял. Это было постоянным источником конфликтов между нами, особенно, когда он пытался подчинить меня своей воле.

Мэгги взяла корзину с чистым бельем, стоящую рядом с диваном, и вытряхнула ее содержимое на покрывало.

— К несчастью, он никогда не встречался с моими бабушкой и дедушкой, — сказала она, тщательно складывая полотенце. — Они бы рассказали ему, что меня всегда было трудно заставлять делать что-либо против моей воли.

Она опустила сложенное полотенце на дно корзины.

— И хотя мое замужество тянулось почти четыре года, я подозреваю, что на деле все кончилось гораздо раньше, чем мы это осознали.

— А удочерение Джолин было одной из попыток спасти разваливающийся брак?

— Может быть, — ответила она, издав короткий безрадостный смешок. — Он с самого начала сказал мне, что мы никогда не сможем иметь детей. Барри вырастил детей вместе со своей первой женой и сделал операцию задолго до того, как встретился со мной. Мы уже были женаты около двух лет, когда я начала понимать, что все идет не так как надо, и с этого момента с каждым днем чувствовала себя все более несчастной. Потом я сказала ему, что нам нужно расстаться, и тут он крайне удивил меня, сказав, что думает, что я слишком нетерпелива. Он убеждал, что, когда у нас будет ребенок, все пойдет по-другому, и спросил — хочу ли я взять приемного ребенка. Я думаю, тогда он еще продолжал считать, что можно убедить мою мать и моего отчима предоставить какую-то часть их денег в мое, то есть в его, распоряжение.

Мэгги нервно засмеялась, скручивая в руках кухонное полотенце с белыми и синими полосами.

— Для меня было очень трудно решиться на это, но я говорила себе, что если я люблю его и хочу, чтобы он любил меня, то должна пойти ему навстречу. Ему достаточно было предложить свою идею, как я сразу поверила, что он любит меня и будет любить ребенка. В чем я нуждалась больше всего, так это в том, чтобы чувствовать себя любимой, быть частью счастливой и дружной семьи — так что мне легко было поверить. И я согласилась попробовать еще раз.

Она пожала плечами и встряхнула кухонное полотенце, перед тем как сложить его.

— Он практически не обращал на Джолин внимания, если не считать тех случаев, когда жаловался на то, что от нее слишком много шума, или на то, что моя мать и ее муж отказались передавать часть денег для Джолин в доверительное управление — он считал, что столь состоятельные бабушка с дедушкой должны сделать это для своей внучки.

Мэгги встряхнула еще одно полотенце — аромат свежего воздуха распространился по комнате, потом аккуратно сложила его.

— Джолин была моей с того самого дня, когда мы принесли ее домой. Барри ею не интересовался. Он начал жалеть об этой своей идее сразу же после того, как ее высказал, но все произошло так быстро… Нам не пришлось, как большинству родителей, годами ждать возможности получить ребенка, — Мэгги не отрываясь смотрела на его руки, когда он начал помогать ей. — Уже через три месяца после того, как ему пришла в голову эта идея, мы принесли Джолин домой. Если я не ошибаюсь, он использовал какие-то свои политические связи, чтобы ускорить этот процесс…

Джон положил полотенце в стопку, лежавшую в корзине, и взял следующее.

— Он был еще и политиком?

Мэгги покачала головой:

— Нет, но у него были друзья в достаточно высоких сферах.

Она на минутку замолчала, опустив руки.

— Теперь, — в ее голосе все еще звучало волнение, — теперь я думаю — может быть, как раз из-за этого обходного пути — из-за политических связей близняшки и были разлучены сразу после рождения.

Джон подумал, что в этом предположении не было ничего невозможного.

— Как бы то ни было, уж ты-то точно в этом не виновата, — сказал он, чувствуя, как гладкая ткань проскальзывает по его пальцам. Он опустил глаза и понял, что держит в руках черную кружевную ночную рубашку. Джон постарался избавиться от картин, которые рисовало ему воображение: он представлял себе, что будет чувствовать эта тонкая рубашка, когда будет облегать теплое, упругое женское тело.

Мэгги взяла в руки детскую футболку, но, взглянув на Джона, молча бросила ее обратно и, выхватив из его рук свою сорочку, положила ее сверху стопки белья.

— Извини, — сказал Джон, не поднимая взгляда. — Я не хотел…

— Все в порядке, — в ее голосе явственно слышалось раздражение, щеки слегка покраснели. — Я как раз собиралась…

Она встряхнула головой и наклонилась, чтобы взять с кушетки последнее полотенце, при этом волосы снова упали ей на лицо.

— Как раз собиралась что? — спросил он, чувствуя, что рука сама тянется, чтобы убрать волосы с ее лица. Мэгги выпрямилась и замерла, глядя перед собой в одну точку, но его рука ощутила дрожь, сотрясавшую ее тело. Мягко Джон повернул ее лицом к себе.

— Как раз… что, Мэгги? — спросил он снова.

— Ничего. Я… — Ее взгляд скользнул в сторону. — Растерялась, наверное.

Она смущенно рассмеялась и попыталась вывернуться из его объятий.

— Почему? — мягко спросил он осевшим от волнения голосом. — Потому что посторонний мужчина держал в руках твое белье?

Она повернула голову — их взгляды встретились.

— Нет, — сказала она едва слышно. — Потому что его держал ты…

— Мэгги… — эта откровенность, эта искренность спокойного взгляда зеленых глаз — точно так же, как шелковистая ткань в его руках минуту назад — заставили кипеть кровь в его жилах. Ему хотелось держать в руках нечто большее, чем ночная рубашка. Джон привлек ее к себе и скользнул рукой вниз по ее спине, не оставив без внимания, как запульсировала жилка, как взволнованно вздымалась и опускалась ее грудь.

— Мэгги, — повторил он, пропуская ее волосы сквозь пальцы.

— Что? — Она отступила на шаг.

— Нет, ничего. Просто… просто мне нравится твое имя. Оно тебе очень подходит. — Джон выпустил ее волосы, и они рассыпались по плечам. — Еще мне нравятся твои шелковистые, горящие волосы, которые кажутся такими прохладными.

— Горящий шелк кажется прохладным?

— А ты не веришь? Когда я держу их — у меня в руках словно пылающий костер, и я должен обжечься — но этого не происходит… — Он провел большим пальцем по ее щеке. — И точно так же — твоя кожа, такая гладкая, такая свежая — как будто редкий фарфор. Холодный, даже когда за ним скрывается огонь.

— Я не чувствую этого холода, — сказала она, теребя в руках полотенце.

Джон ощущал биение сердца во всем теле.

— Нет? А что же ты чувствуешь?

Мэгги сглотнула.

— Немножко страшно, — прошептала она. — Я будто вся горю. Что же будет, когда….

Джон увидел, как разгорается этот огонь, увидел его отблески в ее глазах, заметил, как потянулись ее губы к его губам. Он еще приблизил свое лицо к лицу Мэгги, их губы сомкнулись, и он почувствовал, как ее тело отвечает ему, как легкая дрожь пробегает по всему ее телу.

— Когда я сделаю что?

Кончиком языка он разжал ее губы в поисках прохода внутрь, вошел в него и снова вышел.

— Когда ты сделаешь это, — выдохнула она, ее ресницы трепетали. Его веки были полуопущены.

— Я хочу это сделать снова.

— Я тоже. Поцелуй меня, Джон.