Время замедлилось, сгустившись в тягучее, напряженное ожидание. Дни после ухода Бьорна и Финна превратились в бесконечную череду часов, отмеренных не сменой солнца и луны, а биением собственного сердца. Мы отправили наши яблоки – наши семена хаоса – во вражеский стан и теперь могли лишь ждать. Ждать, когда они прорастут.
Эта вынужденная праздность действовала на Каэлена разрушительнее любой битвы. Он, привыкший повелевать, действовать, рубить узлы одним ударом меча, теперь был заперт в моем саду, вынужденный полагаться на хитрость, терпение и… магию растений.
Он мерил шагами узкое пространство моего домика, как пойманный в клетку дракон, его энергия, лишенная выхода, заставляла трещать поленья в очаге и дрожать воздух.
Я пыталась занять его, отвлечь. Не из жалости, а скорее из инстинкта самосохранения – его сдерживаемая мощь была почти осязаема и грозила взорваться.
— Раз уж вы разбираетесь в стратегии, — сказала я однажды днем, когда его молчаливое хождение из угла в угол стало совсем невыносимым, — научите меня хотя бы держать кинжал правильно. Кажется, в этом мире это более полезный навык, чем умение отличить пион от розы.
Он остановился, посмотрел на меня с удивлением. Потом на его губах мелькнула тень усмешки.
— Хорошо, — кивнул он. — По крайней мере, это лучше, чем сверлить взглядом стену.
Наш первый урок прошел на небольшой поляне внутри моего колючего барьера. Он дал мне свой дорожный кинжал – идеально сбалансированный, с рукоятью из черного дерева. Он показывал стойку, хват, простые блоки и выпады. Его движения были плавными, смертоносными, как танец хищника. Мои – неуклюжими, неловкими.
— Не так, — его голос, низкий и рокочущий, раздался прямо у меня за спиной. — Ты слишком напряжена. Вся сила в бедрах, в повороте корпуса.
Он подошел сзади, его тело почти касалось моего. Одна его рука легла мне на талию, направляя поворот, другая накрыла мою, сжимавшую рукоять кинжала, корректируя хват. Я замерла, чувствуя его тепло сквозь тонкую ткань платья, его дыхание у виска. Воздух между нами снова загустел, наполнился знакомым, опасным напряжением. Но на этот раз в нем не было гнева. Только чистое, незамутненное влечение. Он тоже это почувствовал. Его рука на моей талии на мгновение сжалась сильнее, а дыхание сбилось.
Мы простояли так несколько бесконечных секунд. Потом он резко отступил, его лицо снова стало непроницаемым.
— Достаточно на сегодня, — бросил он и отошел, оставив меня одну, с бешено колотящимся сердцем и дрожащими руками.
Вечерами мы сидели у огня. Тишина больше не была враждебной. Она стала… наполненной. Мы начали говорить. Не о войне, не об Изольде. О другом. Он рассказывал о своем детстве в холодных залах крепости, о суровом отце, который видел в нем не сына, а лишь наследника, о бесконечных тренировках, о бремени власти, что легло на его плечи слишком рано. Я впервые видела в нем не могущественного Лорда, а человека, чье одиночество было таким же глубоким, как и мое.
Я, в свою очередь, рассказывала ему о Земле. О дожде, стучащем по асфальту. О запахе кофеен. О музыке, льющейся из крошечных коробочек. О небе, расчерченном белыми следами железных птиц. Он слушал, и в его глазах я видела не недоверие, а жадное, почти детское любопытство. Он пытался представить этот невозможный мир без магии, мир, который породил меня.
Однажды он заметил шрамы на моих руках, оставленные работой в саду и недавней битвой. Он взял мою ладонь в свои – огромные, сильные, способные крушить камень, но сейчас такие нежные пуки. Он провел подушечкой большого пальца по загрубевшей коже, по тонким белым линиям.
— Ты заслуживаешь не этого, — сказал он тихо, глядя на мои руки.
Он долго смотрел мне в глаза. И я увидела, как в их синей глубине что-то сдвинулось, перестроилось. Он наконец-то понял. Понял меня.
Той ночью, когда за стенами домика завывала первая настоящая зимняя метель, а мы сидели у огня, он просто притянул меня к себе. Не было ни слов, ни вопросов. Только молчаливое согласие. Он коснулся моих губ – осторожно, почти трепетно, словно боясь спугнуть. Это был не тот яростный, собственнический поцелуй, не тот голодный, отчаянный. Этот был другим. Он был вопросом. И я ответила на него, обвив его шею руками, отдаваясь этому новому, пугающему и прекрасному чувству.
Его руки исследовали мое тело – не как завоеватель, а как исследователь, открывающий для себя новый, неизведанный континент. С благоговением. С нежностью, которой я от него никак не ожидала. Он целовал мои шрамы, мои мозоли на руках, словно это были драгоценные знаки, а не изъяны.
Когда он снял с меня платье и прижал к горячей коже своей груди, я не чувствовала ни страха, ни унижения. Только ощущение правильности, долгожданности происходящего. Это не была капитуляция. Это было слияние. Две одинокие души, два мира, нашедшие друг в друге убежище от бури.
В его объятиях я впервые за долгое время почувствовала себя не просто выжившей. Я почувствовала себя живой. И когда он вошел в меня – медленно, осторожно, глядя мне в глаза, – это был не акт обладания. Это была клятва. Безмолвная, но более крепкая, чем любые слова, произнесенные перед алтарем.
Позже, лежа в его руках, слушая ровное биение его сердца и вой метели за стеной, я поняла, что лед внутри меня, тот самый, что сковал душу после его предательства, начал таять. Не простила – нет, шрамы остались. Но я… я начала понимать. И принимать. Этого сложного, яростного, невыносимого дракона. Который, как оказалось, тоже умел быть просто мужчиной.
Я почти уснула, когда почувствовала, как он поцеловал меня в макушку.
— Элара, — прошептал он в тишине. — Спасибо.
За что он благодарил меня – за спасение, за эту ночь, за то, что я просто была здесь – я не знала. И не стала спрашивать.
Рассвет мы встретили вместе. Он не спал, просто смотрел на меня, и в его глазах было столько тепла, что я могла бы согреться в любую метель. Я лежала в его объятиях, и впервые крепость на горе не казалась враждебным логовом. Она была просто домом. Его домом. И, возможно, когда-нибудь… нашим.
В дверь постучали – условный, торопливый стук. Бьорн.
Мы резко сели, интимная тишина ночи мгновенно улетучилась, сменившись тревогой. Быстро одеваясь, мы переглянулись. Идиллия закончилась. Война вернулась.
Бьорн ворвался в домик, не замечая напряженной атмосферы. Его лицо сияло, глаза горели.
— Лорд! Леди! — выдохнул он, протягивая Каэлену небольшой, запечатанный воском свиток. — Сработало! Из крепости донесение от нашего человека! Там… там полный хаос!
Каэлен сломал печать, его глаза быстро пробежали по строчкам. Я смотрела на его лицо, на то, как на нем отражается торжество стратега, выигравшего первую битву. Наш план пришел в действие.
Он поднял на меня взгляд. И в нем я увидела не только триумф Лорда, но и что-то еще, предназначенное только мне. Благодарность. Восхищение. И обещание.