История моей измены

Глава 19

— Как склеить то, что сломано —

Таль расхаживал взад и вперед возле своего отеля.

— Да, да, и что дальше? — рявкнул он в мобильный.

— Что ж, несмотря на все мои усилия, чтобы нас перевели, — проворчал Руиз на другом конце линии, — мы все еще на этой работе.

— Я же говорил тебе. Если еще раз попробуешь устроить мне такую подлянку, у нас будут настоящие гребаные проблемы, — предупредил Таль.

— У нас уже настоящая гребаная проблема. Это закончится, ты ведь это понимаешь? Какого хрена ты скажешь ей тогда?! — спросил его напарник.

— Правду.

— Ты в заднице, брат. Ты должен это понимать. Это все будет один большой пи*дец. Вы оба столько лгали друг другу и всем остальным, что другого варианта не будет, — сообщил ему Руиз.

— Тогда это моя проблема, а не твоя. Когда выдвигаемся?

— Я тебе сообщу. Канаан, — голос Руиза стал серьезным. — Расскажи ей, прежде чем уйти.

— Занимайся своим гребаным делом.

Таль отключился. Он злился… и не потому, что Руиз нес чушь. Он злился, потому что Руиз говорил правду. Таль боялся сказать Мише правду, потому что боялся ее отпугнуть. Боялся, что она его возненавидит. А этого он бы не вынес. Его мало что пугало, но красивая танцовщица справилась с этим легко. Каким-то образом ей удалось связать их сердца, и если она уйдет, то вырвет его сердце.

Так что, он отсрочивал неизбежное. Говорил себе, что после того, как «ситуация с Майклом» разрешится, они разберутся с проблемами Таля. Сначала он склеит ее, чтобы она не сломалась, когда он нанесет свой удар.

Я не хотел с ней сближаться, но сблизился. Я не хочу видеть, как ей больно, а мне придется причинить ей самую сильную боль. Когда это стало так сложно?

И помимо того, что он распутывал бесконечную нить своих чувств к Мише, его ждала работа. Темная тень, о которой она даже не подозревала, тем не менее, нависла над их отношениями.

Обрекая их.

Ранее этим утром ему позвонил приятель и сообщил о попытках Руиза перевести их на другую работу. Подонок. Таль перешел в контрнаступление и сам позвонил кое-кому. Выступил за продолжение работы над нынешним делом. Разве он не результативно выполнял свою работу? Разве процесс под его началом не шел гладко? Конечно, шел. Он был главным.

К тому времени, когда он прервал разговор с Руизом, было уже поздно. Перевалило за полдень. Таль хмуро глядел на свой телефон. Ни одного пропущенного звонка. Он набрал номер мобильного Миши, но его перенаправили на голосовую почту.

— Привет, это Миша! — ее веселый голос звучал счастливо. — Оставьте сообщение, и я постараюсь ответить вам!

Звуковой сигнал.

— Даю тебе полчаса, а потом звоню в отель, — прорычал он, а потом чуть не расколол экран от того, с какой силой нажал кнопку завершения вызова.

Таль знал, что, ведя себя как мудак, не помогает делу. Она была занята разрешением проблемы, и это давалось ей труднее, чем любой из них предполагал. Он понимал, что на это уйдет время, и должен был дать его ей. Дать время ее мужу. В конце концов, другой мужчина был первым.

Черт бы его побрал.

И все же Таль ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось врезать ублюдку. Ее тело теперь принадлежало Талю, он заслужил его своим потом. Своим языком. Прикосновениями. Мысль о том, что к ней прикасается другой мужчина…

Пусть Миша изменила мужу с Талем, но это не заставило его сомневаться в ней или в ее чувствах к нему. Звучало глупо, но она просто не была таким человеком. По крайней мере, не с Талем. Он просто знал это, верил в это. Верил ей. Если она сказала, что не будет спать с мужем, то Таль ей доверял.

Но это не означало, что мистер Рапапорт не попытается, и именно здесь в игру вступает «врезать ублюдку».

Понимая, что это, вероятно, плохая идея, он направился к ее отелю. Он не стал бы влезать в их спор, пока они разбираются со своими проблемами, или даже если они с ними не разбираются. Таль был не из таких парней. Но он хотел быть рядом, когда она позвонит.

Прошло полчаса. Он снова позвонил ей на сотовый, и его в очередной раз перекинуло на голосовую почту. Сделав глубокий вдох, Таль позвонил в ее гостиничный номер. Приготовился услышать мужской голос.

— Извините, — послышался женский голос, — гость, с которым вы пытаетесь связаться, по всей видимости, недоступен. Хотите оставить сообщение?

— Нет. Спасибо.

Таль добралась до ее отеля, потом побрел по улице и сел в кафе. Подождал еще полчаса, потом снова позвонил.

— Извините, гость, с которым вы пытаетесь связаться…

Таль не стал ждать окончания предложения и отключился.

Что-то было не так. Уже час дня. Наверняка они вернулись. Может, она смягчилась, и они обедали. Или отдыхали. Или… играть в скрэббл. Или занимались чем-то другим…

Она бы так не поступила, ты ей доверяешь. Она доверяет тебе. Все по-настоящему. Ты опасно близок к тому, чтобы разрушить ради нее все, отказаться от всего ради нее. Это должно быть по-настоящему.

Когда к часу тридцати ответа не последовало, Таль не мог больше терпеть. Пришло время для разведки. Он вернулся в ее отель. Он все еще не собирался прерывать их. Просто разведать.

Бродя по холлу и вестибюлю, он ничего не выяснил. В конце концов, он вышел на улицу и направился к бассейну. Ее балкон располагался прямо над ним, и он надеялся получить обзор на номер. Но обогнув угол здания, его немного ошеломила представшая перед ним картина.

Повсюду была разбросана одежда. Она плавала в бассейне, свисала с зонтиков и живой изгороди. Вокруг сновало несколько садовников и горничных, пытающихся навести порядок. Мимо него пробежала горничная, и он схватил ее за руку, останавливая.

— Что здесь случилось? — спросил он, но она покачала головой. Он перешел на итальянский и задал тот же вопрос.

— Обезумевший гость выбросил всю эту одежду с балкона! — воскликнула она. Пока она говорила, Таль взглянул на охапку одежды в ее руках. Вещей было немного, но четко выделялся черный сарафан.

Он делал очень грязные вещи с женщиной, носившей этот сарафан.

Лифт двигался слишком долго, поэтому Таль поднялся по лестнице. Он практически мчался наверх, перепрыгивая по три ступени за раз, подтягиваясь за перила. Перед ее этажом он притормозил и собрался, прежде чем войти в дверь. Он просто хотел убедиться, что все в порядке, он не собирался врываться, как ревнивый… любовник.

Ну, я и осёл.

Он медленно шел по коридору, ведя себя непринужденно. Пожалел, что не взял с собой свое оборудование, тогда прослушка через стену не стала бы проблемой. А так ему придется прижиматься ухом к двери. А, может, они будут кричать. Так было бы удобнее.

Когда он приблизился к номеру, никто не кричал. Никто даже не разговаривал. Он мог сказать это точно, потому что дверь была широко распахнута.

К черту все.

Он зашел в комнату, окликая по-итальянски. Если придется, можно все представить так, будто любопытный гость заглянул в номер. Но ему никто не ответил. Он вошел в гостиную и остановился у груды одежды. Одежды Миши. Дорожка из вещей тянулась к балкону.

— Эй!? — крикнул он. К черту тонкости. Ему было плевать.

Дверь в спальню была широко открыта, и он прошел туда. Кровать была заправлена, и все выглядело нормально. Потом он увидел, что один из чемоданов Миши стоит на полу, а выдвижной лоток, где он находился, сдвинут в сторону. Произошло что-то скверное.

— Миша! — рявкнул он, поворачиваясь к ванной. Душ работал, и Таль устремился туда.

Свернувшись клубочком, она тряслась на дне ванны. Он поспешно встал на колени и потянулся к ручке душа, выключая его. Вода текла ледяная, почти болезненная для кожи. Он отметил, что кран стоял на горячей воде, и задался вопросом: как долго она здесь провела, чтобы горячая вода превратилась в ледяную.

— Детка, что случилось? — прошептал Таль, просовывая под нее руки и поднимая. Он медленно встал и прижал ее к своей груди.

— Я ужасна. Ужасна, ужасна, ужасна, — простонала она, так сильно стуча зубами, что слова искажались. Он сел на кровать и прижал ее к себе.

— Ты не ужасна. Господи, как долго ты пробыла там, Миша? — спросил он, рассматривая ее пальцы с коротко подстриженными ногтями, вглядываясь в ее почти синие губы. Вполне возможно, у нее легкая гипотермия.

— Недолго, — выдохнула она.

Таль зажал ее руки между своими ладонями и потер их.

— Расскажи мне, что случилось, — попросил он.

— Боже, это было ужасно. Кошмарно. Было намного хуже, — заплакала она, отдергивая руки.

— Как именно? Поговори со мной.

— Почему ты со мной!? Я все порчу, — вдруг выпалила она, пихая его в грудь.

Она была такой скользкой, что он не мог ее удержать, и она выпала из его рук, сильно ударившись бедром об пол. Он снова опустился на колени, но когда подхватил ее под ноги, Миша рванула прочь и поползла обратно в ванную.

— Какого хрена случилось!? — потребовал он, следуя за ней. Она вскинула обе руки, останавливая его.

— Ничего! Все! Боже! Просто уйди, пожалуйста, просто оставь меня в покое, — рыдала она, отмахиваясь от него.

Таль отступил и сел на пол, прислонившись спиной к кровати.

— Я не могу этого сделать. Ты и я, помнишь? Я всегда найду тебя, — сказал он тихим голосом.

Она свернулась в клубочек и прижалась к шкафчику под раковиной. Некоторое время всхлипывала, а он смотрел. Просто сидел и смотрел. Пусть она избавится от своих демонов. Пусть отдаст ему нескольких. В конечном итоге, она разрыдалась. Потом рыдания перешли в тихие слезы. Затем во всхлипы и периодическую дрожь. Наконец, примерно минут через двадцать, она пришла в движение. Спустила с плеч бретельки платья и стянула холодную ткань вниз по телу.

— Который сейчас час? — спросила она хрипло. Таль взглянул на часы.

— Почти два, — ответил он.

— Почему ты все еще здесь? — простонала она, приподнимая бедра и стягивая платье с ног. Она пнула его через всю ванную и в одном только нижнем белье легла на бок. Подтянула колени к груди и обвила их руками.

— Потому что я тебе нужен, — просто сказал он. Она закрыла глаза.

— Мне никто не нужен, — прошептала она.

— Хреново. Потому что это работает в обе стороны, детка. Ты мне тоже нужна.

Миша не ответила, и вскоре он понял, что она заснула. Полностью вымотанная. Таль неспешно вошел в ванную и осторожно поднял ее на руки. Она уже не была такой холодной, как раньше, но все еще дрожала.

Он отнес ее к кровати и уложил под одеяло. Затем лег позади нее и обнял, закинув ногу на ее бедро. Пытаясь наполнить ее своим теплом. Своей душой. Своим огнем.

Что он тебе сделал? Что ты сделала со мной?

Миша проснулась такой разгоряченной, что вся была покрыта испариной. Она села, столкнув с себя руку Таля. Когда его рука скользнула по ее руке, Миша зашипела. Почему так больно? Она посмотрела на предплечье, повернув его к себе. По коже тянулись четыре синяка. Следы от пальцев.

Майк.

Ну. И. Гребаное шоу. Мише не верилось, как плохо все закончилось. Все закончилось, и точка. Он так расстроился, а она говорила так прямолинейно. Она должна была сделать все по-другому. Отвести его в отель. Или действительно улететь домой. Что-нибудь. Что угодно.

Я все испортила.

— Ты в порядке? — голос Таля звучал сонно. Она пожала плечами.

— Не совсем. Извини, что накричала на тебя, — пробормотала она, устремив взгляд через комнату.

— Не извиняйся. Кричи на меня, когда захочешь, — предложил он, и она почувствовала, как его ладонь погладила ее по спине. Это было приятно, и от этого она почувствовала себя еще более виноватой.

Было намного проще, когда Майк ничего не знал. Тогда вина не была реальной. Еще нет.

— Тебе не следует быть здесь, — выдохнула Миша.

— Именно здесь мне и следует быть.

— Я этого не заслуживаю.

— Перестань.

— Нет. Я так сильно его обидела. Я даже и представить не могла. Понятия не имела. Все так плохо прошло. Я не заслуживаю ничего хорошего, — продолжала она.

— Прекрати, — громко приказал Таль, и ладонь на ее спине замерла. — Да, было ужасно. Да, чертовски больно. Да, ты поступила дерьмово… мы поступили дерьмово. Но это не значит, что ты не заслуживаешь счастья. Ты не Гитлер, ты не убивала людей.

— Только его душу, — прошептала она. Таль сел рядом с ней.

— Он выживет, — подчеркнул он.

— Не уверена. Ты не видел его лица. Не слышал, что он говорил. Боже, это был кошмар. И находясь здесь с тобой, я чувствую себя так ужасно. Как я могу быть с тобой сейчас? Где он сейчас? Куда делся? Почему я здесь, в объятиях другого? — Миша всхлипнула.

— Он в гостинице на другом конце города, завтра улетает домой, — ответил Таль. Она повернулась к нему, потрясенная.

— Откуда ты знаешь!? — воскликнула она. Он грустно улыбнулся и убрал волосы с ее лица.

— Человек многих талантов, помнишь?

Иди на х*й, таинственный мужчина.

— Просто поверить не могу, насколько все плохо. Я и через миллион лет не могла себе представить, что это произойдет именно так, — она вздохнула, закрывая лицо ладонями.

— Уверен, все не так плохо, как ты… что это за хрень?!

Голос Таля звучал резко, когда он схватил ее за руку и потянул к себе. Внимательно осмотрел ее, блуждая взглядом по маленьким синякам. Он отпустил ее и подвинулся вокруг нее, глядя на ее другую руку. Миша тоже на нее посмотрела, увидев точно такие же отметины на другом предплечье.

— Я в порядке, — заверила она его, пытаясь оттолкнуть его руку.

— Твою мать! Этот ублюдок поднял на тебя руку?! — закричал Таль. Она покачала головой.

— Нет, на самом деле все было не так. Он не бил меня, не пытался причинить боль, — быстро возразила она.

— Ну, он гребаный труп. Говори, что случилось? — надавил Таль, подвигаясь еще ближе, пока не сел перед ней.

— Таль, это не важно…

— Что. Случилось.

Миша вздохнула.

— Мы пошли на пляж. Он поцеловал меня, я его остановила, он спросил, что со мной, а я просто сказала, что… что наш брак уже не исправить. Что мы должны закончить, — начала она.

— От этого синяки не появляются. Что дальше?

— Он не слушал, я продолжала говорить, когда сказала, что хочу развода, он начал сходить с ума, снова попытался меня поцеловать, и я… я как бы… я вышла из себя, крикнула ему, чтобы он остановился. И он, вроде как, понял. Он просто понял. Спросил, изменила ли я ему, и я… я сказала «да», — запинаясь, проговорила она.

— А что он?

— Ничего. Вернулся сюда, я последовала за ним, и когда вошла в номер, он сбрасывал мои вещи с балкона.

— И ты просто ему позволила!?

— А что я должна была сказать, Таль!? — огрызнулась Миша. — «Эй, кретин, я знаю, что только что нассала тебе в самое сердце и в клочья разорвала наши восьмилетние отношения, но не мог бы ты положить мое нижнее белье Victoria's Secret на место?». Нет, я так не думаю. Он мог бы насрать мне в чемодан, и я бы ему позволила.

Таль даже рассмеялся, что заставило Мишу тоже усмехнуться. Но это было хорошо. А любое хорошее чувство было плохим, притягивая обратно чувство вины. Перекрывая кислород.

— Что дальше, — мягко надавил Таль.

Миша глубоко вздохнула.

— Я попросила его поговорить со мной, и он успокоился. Сказал, что понимает, сказал, что мы все уладим, что он простит меня, мы пойдем на терапию, бла-бла-бла. Я продолжала убеждать, что у нас ничего не получится, и тогда он понял, что я не просто занималась сексом с другим, — ее голос становился все тише и тише.

— Он понял, что у тебя роман, — закончил за нее Таль.

Она кивнула, вытирая нос.

— Да.

— Чем это закончилось? Как ты оказалась в душе?

Миша глубоко вздохнула.

— Он, ах… он так расстроился от моих слов, от осознания правды. Стал кричать на меня и, я не знаю, попытался встряхнуть. Видимо, тогда и поставил мне синяки. Потом не переставал толкать меня в стену и обзывать, — Миша снова заплакала. — Все толкал меня и толкал, а потом сорвал с меня кольца. Забрал их и ушел.

Таль секунду смотрел на нее, затем встал с кровати. Она увидела, как он стянул рубашку со спинки стула — должно быть, он снял ее, пока она спала. Надев рубашку, начал ее застегивать, расхаживая по комнате.

— Что ты делаешь!? — спросила она, передвигаясь к краю кровати.

— Иду его убить, — спокойно заявил Таль, надевая обувь.

Миша встала с кровати и успела встать перед ним, преграждая путь к двери.

— Остановись! — закричала она, отталкивая его. — Остановись. Он разозлился и натворил гадостей, но и я тоже. Он поставил мне синяк. А я разбила его сердце.

— Мне плевать. Это не дает ему права так к тебе прикасаться, — почти рычал Таль.

— Это мое тело, и я говорю, что у него есть право, — огрызнулась она.

Таль резко наклонился и прижался лбом к ее лбу.

— Детка, мне неприятно тебе это говорить, но это уже не только твое тело. Он принадлежит мне с той первой ночи.

— Таль, — Миша глубоко вздохнула. — Он был расстроен. Я давно знаю Майка и никогда не видела его таким. Пожалуйста.

Прежде чем Таль успел возразить, их прервал рингтон телефона Миши. Они долго смотрели друг на друга, потом она вернулась в спальню. Ее мобильный лежал подключенным на ночном столике, и она склонилась над ним.

— Это он? — спросил Таль, подойдя к ней сзади. Она застонала и покачала головой.

— Нет. Моя мама.

Это еще хуже. Я бы лучше заново пережила сегодняшнее утро, чем стала бы разговаривать с мамой.

— Хочешь, я подожду в гостиной? — предложил Таль.

Она схватила его за руку.

— Боже, нет. Держи меня за руку. Просто… молчи, — приказала она и взяла телефон. Нажала «ответить», но ей даже не дали поздороваться.

— Что, черт побери, ты наделала, юная леди!? — визжала ее мать.

Миша села на середину кровати.

— Он тебе звонил? — спросила она. Таль переполз через матрас и вытянулся позади нее, обвив рукой за талию.

— Нет! Мне позвонила Белинда! Женщина билась в истерике! Она думает, что ее сын покончит с собой!

Ну, это уже перебор.

— Мама, не говори так.

— Хочешь сказать, он не расстроился!?

— О, он расстроился.

— Как и любой муж! Ты ему изменила! Как ты могла!? Как ты посмела!? Я думала, мы воспитали тебя лучше! — голос ее матери достиг эпического крика.

— Вы хорошо меня воспитали, мама. Я не знаю… я просто… не была счастлива, — голос Миши перешел на шепот.

— Тогда надо было разобраться с этим! Обратиться за помощью! Поговорить с кем-то! А не мчаться в другую страну и вести себя как проститутка!

— Мама!

— Прости, но так ты себя и вела! Я очень разочарована в тебе, Миша!

— Я тоже разочарована в себе. Чувствую себя ужасно.

— Тебе следует!

— Я знаю.

— Ты мне противна. Никогда не думала, что родная дочь вызовет у меня отвращение.

— Я знаю. Я тоже сама себе противна.

Все было как всегда. Ее мать не собиралась выслушивать ее версию событий, не спрашивала, что произошло между ней и Майком, или что происходило между ней и Талем, а точнее «мерзким разлучником», как его окрестила миссис Дуггард. К тому времени, когда ее мама закончила разговор, Миша оцепенела, просто кивала и соглашалась со всем.

— Было жестко, — сказал Таль, гладя ее по бедру.

— Ты и понятия не имеешь. Тебя когда-нибудь ругали на мандаринском? Это хреново, — проворчала она. Только она положила трубку, как телефон снова зазвонил.

— Ты не обязана отвечать, — заметил он.

Миша покачала головой.

— Нет. Я это заслужила. Я должна это пережить, — ответила она.

— Это не самобичевание, Миша. Дай себе передышку.

— Я ее не заслуживаю.

На экране высветилось имя Лейси, и когда Миша поздоровалась, она надеялась, что все пройдет немного лучше, чем с ее мамой.

— Это правда!? Скажи мне, что это неправда, — ее подруга на самом деле плакала.

Боже, Майк устроил телефонную конференцию!?

— Да-да, это правда, Лейс, — ответила Миша сдавленным голосом, в котором звучали слезы.

— Почему? Зачем ты так с ним? Что он тебе сделал? — Лейси всхлипнула.

— Ничего. Он ничего мне не сделал. Я просто… плохой человек, Лейс, допустивший несколько серьезных ошибок, — ответила Миша.

Рука Таля сжала ее бедро.

— Мы не ошибка, — прошептал он. — Ты не плохой человек.

Нет, ты прав. Я самый худший человек.

— Ошибок!? Ты изменила мужу! С каким-то… незнакомцем! Фу! Ты всегда говорила, что ненавидишь изменщиков! — напомнила ей Лейси.

— Да. Я знаю, что говорила. В жизни всякое случается, многое меняется. Я и не знала, что буду чувствовать себя так, и не смогу рассказать тебе об этом, потому что сама себя ненавижу, и, боже, Лейси, мне очень жаль, — всхлипнула Миша, снова вытирая слезы.

Последовала долгая пауза, а затем ее подруга вздохнула.

— Боб не хочет, чтобы я больше с тобой общалась, — почти шепотом произнесла Лейси.

— А чего хочешь ты? — спросила Миша, немного шокированная.

— Он мой муж, Миша. Я не такая, как ты, я не могу делать все, что мне вздумается, — ответила Лейси.

Ой.

— Он не может указывать тебе, с кем ты можешь и не можешь дружить, Лейси. Если ты не хочешь быть моей подругой из-за того, что я сделала, тогда ладно, это твой выбор. Но не делай этого только потому, что твой муж меня ненавидит, — отрезала Миша.

Повисла еще более длительная пауза.

— Это стоило того? — на этот раз Лейси действительно шептала.

Миша взглянул на Таля.

— Не знаю. Сейчас я чувствую себя ужасно. Намного хуже, чем думала, а я уже предполагала, что меня ждет ад, — начала она, глядя Талю прямо в глаза. — Но я думаю… я думаю, вероятно, да, оно того стоило.

— Боже, ты должна была поговорить со мной, Миша. Я помогла бы тебе покончить с ним. Образумила бы тебя. Ты моя лучшая подруга. Почему ты не поговорила со мной? — Лейси снова заплакала.

— Не знаю. Я ненавидела себя. И не хотела, чтобы ты тоже меня ненавидела, — пыталась объяснить Миша.

Послышался шум, потом на заднем фоне раздался мужской голос.

— Мне нужно идти, — голос Лейси источал холод.

— Можно я позвоню тебе позже? Например, в обеденный перерыв? — спросила Миша и услышала в своем голосе отчаяние.

— Нет. Нет, сейчас я просто не могу быть твоей подругой. Не после того, что ты сделала. Прости, Миша. Мне, правда, жаль.

И на линии воцарилась тишина.

Миша отбросила телефон и уронила голову на руки. Сотовый снова зазвонил, и на экране высветилось имя другой подруги. Звонок переключился на голосовую почту. Затем пришло сообщение. Затем еще одно. Еще и еще. Целая тонна. Одних и тех же.

«Это правда!? Как ты могла!? Что случилось!?»

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Чем я могу помочь? — спросил Таль.

Первой мыслью Миши было: «Я хочу, чтобы ты не был из тех парней, которые спят с замужними женщинами», но потом на нее обрушилась еще более мощная волна вины.

Он — единственное хорошее из того, что сейчас происходит, и это твоя первая мысль. Какая же ты сука.

— Я не знаю. Я не знаю, что делать, — прошептала она.

— План. Вспомни план.

Расстаться с Майком. Закончить свою работу. Быть с Талем.

— Просто мне так плохо. Честно, я не думала, что мне будет так плохо. Самое страшное позади, как я могу чувствовать себя хуже?

— С глаз долой, из сердца вон. Майк не был частью уравнения, пока тебе не пришлось с ним разговаривать, — ответил Таль.

— Боже. Мне надо ему позвонить, я должна убедиться, что с ним все в порядке, — она вытерла лицо и потянулась к телефону.

— Нет.

— Таль, я должна. Даже если он ненавидит меня сейчас, я все равно о нем переживаю. Как называется его отель?

— Я тебе не скажу.

Она посмотрела на него.

— Либо ты мне скажешь, либо я объеду все гребаные отели, пока не найду его.

Он дал ей номер, и она быстро набрала его, попросив соединить с комнатой Майка. Прозвучало пару гудков, прежде чем трубку взяли.

— Алло, — голос низкий и хриплый, не характерный для Майка.

— Пожалуйста, не вешай трубку, — выпалила она.

Наступила тяжелая тишина, его гнев ощущался даже по телефону.

— Почему это!? Я тебе ничего не должен, — прорычал он.

— Я знаю. Мне просто нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.

— Нет, я не в порядке! Моя жена мне изменяет! Ничего уже никогда не будет в порядке! — огрызнулся он.

— Майк, пожалуйста. Прошу тебя. Я просто хочу поговорить с тобой. Можно к тебе приехать? — умоляла она.

Таль яростно замотал головой, в то время как Майк ответил:

— Нет. Я не хочу тебя видеть.

— Пожалуйста, Майки. Не решай ничего сейчас, я позвоню тебе утром. Пожалуйста?

— Утром я уезжаю. До возвращения домой тебе лучше подыскать себе новое жилье.

Потом он повесил трубку.

Вот, чего никто никогда не скажет вам, когда вы измените своему мужу и расторгните брак, — никто больше с вами не прощается.

— Я говорил тебе этого не делать, — заметил Таль.

— Замолчи. Просто замолчи! — рявкнула она.

— Хочешь, я закажу ужин? — предложил он.

— Нет. Я больше никогда не буду есть.

— Перестань.

— Я ложусь спать. Может, когда я проснусь, все станет не так плохо, и ничего из этого не будет, — она глубоко вздохнула, вцепившись пальцами в волосы.

— Прекрати. Дело сделано. Какое-то время все будет дерьмово, но ты здесь. Со мной. Мы есть друг у друга, — напомнил он ей.

— Это я буду проходить через все это дерьмо! А тебе во всем этом достается бесплатный трах! — крикнула она ему.

— Эй. Хочешь выместить свой гнев на мне? Отлично. Если это то, что тебе нужно, хорошо. Кричи на меня, обзывай, обвиняй во всем. Я сделаю это, приму это ради тебя, — просто сказал он.

Я не заслуживаю его.

Миша резко наклонилась к нему, прильнув щекой к его груди. На мгновение он удивился, затем обнял ее, крепко сжимая. Чувство вины все еще присутствовало, все еще царапало ее сердце, пожирало душу. Но может быть, только может быть, если он будет обнимать ее достаточно долго, вина исчезнет.

Миша должна была верить в это, иначе сошла бы с ума.

Около пяти утра по итальянскому времени телефон Миши зазвонил снова, разбудив ее. Ей звонили весь вечер, но в часовом поясе Детройта сейчас было очень поздно. Кто может звонить в такой час? Миша выбралась из-под руки Таля и взглянула на экран.

Папа-а-рино.

— Папа? — торопливо ответила она на звонок.

— Ох, горошинка, во что ты вляпалась?

В какой-то момент я должна перестать плакать, иначе больше никогда не смогу открыть глаза.

— Прости меня, папа. Пожалуйста, скажи, что не ненавидишь меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — плакала она.

Позади нее Таль вздрогнул и проснулся.

— В чем дело!? Ты в порядке!? — спросил он, борясь с одеялом. Она отмахнулась от него.

— Я никогда не смог бы тебя ненавидеть, детка, ты мое солнышко. Моя причина жить. Я знал, что что-то не ладно, просто не мог понять. Теперь все обрело смысл. Должен сказать, я не одобряю твой поступок, — начал ее отец. — Хотел бы я, чтобы ты этого не делала. Но я понимаю, детка. Правда, понимаю.

— Прости меня, папа. Мне очень-очень жаль. Я не хотела тебя разочаровывать, — всхлипнула она, плача так сильно, что было трудно говорить.

— Ну, это невозможно, дорогая. В какой-то момент я разочаровывал всех, кого знаю. Черт, я даже разочаровал тебя пару раз — помнишь, как я забыл забрать тебя с футбольной тренировки младшей лиги, и ты спала в блиндаже на поле? Я до сих пор это помню.

Миша рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, будто впервые за целую вечность.

— Ого, я совсем забыла, — усмехнулась она сквозь слезы.

— Видишь? И ты все равно меня любишь. Это не конец света. Ты не плохой человек, детка, просто сделала очень плохой выбор.

— Я знаю, папа. Знаю. Просто… я чувствовала себя в ловушке и сделала глупость, — ответила она, пытаясь отдышаться.

— В самую точку. На самом деле я позвонил не для разговора с тобой.

— Майка здесь нет.

— С ним я тоже не хочу разговаривать.

— Тогда с кем… — голос Миши оборвался, и пришло понимание. Она повернулась и уставилась на Таля.

— Ага. Передай ему трубку, — приказал ей отец.

— Почему ты думаешь, что он здесь? — попыталась Миша.

— Потому что я знаю тебя, и знаю, что ты не стала бы связываться с каким-то случайным парнем. Если ты зашла так далеко, то считаешь его хорошим парнем. А раз он хороший парень, то ему, черт возьми, лучше позаботиться о моей малышке, когда ей больно, даже если он является частью причины этой боли. А теперь передай ему трубку, — снова потребовал ее отец.

— Я не могу, папа. Не могу. Он…

Таль решил проблему, вырвав у нее телефон.

— Мистер Дуггард, сэр, — сказал он серьезным голосом.

Миша попыталась отобрать телефон, но Таль встал с кровати и остановился у изножья. Она схватила подушку и прижала ее к груди, терзая зубами нижнюю губу.

— Да, сэр… да, я в курсе… нет, не обязательно… извините, сэр, но ваша дочь очень привлекательная женщина… нет, не только, я также вижу в ней потрясающую силу духа и острый ум… было очень тяжело, я понимал, что это плохо. Знал, что будет хуже, чем думала она… да, сэр… Таль Канаан… армия… в Нью-Йорке, затем в Израиле… иногда… о, да… «Мэтс»!? Вы сумасшедший!? Только «Янки»!.. нет, нет, нет, мы сходим на игру и посмотрим, кто прав… ладно, с этим я справлюсь, лишь бы не «Пэтс»… да, сэр… да, уже… вы можете доверять мне… ну, я вам докажу, что вы можете… один вопрос — он вам сказал, что схватил ее? Достаточно сильно, чтобы остались синяки… да, сэр, у меня были такие же мысли, сэр, — голос Таля стал жестче. Разговор, который подслушивала Миша, казался довольно сюрреалистичным; ей не хотелось слушать, как они ругают Майка, когда он не был виновен.

— Прекрати! Отдай мне телефон! — прошипела она, подползая на коленях к краю кровати и протягивая руку. Он отмахнулся от нее.

— Да, сэр, я тоже не мог в это поверить… толкал ее, обзывал… я бы с удовольствием, сэр… она мне не позволила, иначе, поверьте, сейчас я был бы уже там, толкал его… — но договорить он не успел, потому что Миша схватила его за запястье и дернула изо всех сил. Он не смотрел на нее и удивленно вскрикнул, выронив телефон. Она быстро схватила мобильный и приложила его к уху.

— Все не так плохо, как он говорит, — быстро сказала она.

— Майкл причинил тебе боль!? — почти кричал ее отец.

— Нет. В смысле, не специально, — ответила она.

— Оставлять на тебе синяки — это слишком, Миша, и мне все равно, что ты ему сделала!

— Они крошечные, на предплечьях, от его пальцев. Он просто сжал слишком сильно, он был расстроен. Прекратите, вы оба, — она придала голосу строгость, глядя на Таля. — Он через многое прошел из-за меня, и вдобавок ко всему, был ошеломлен. Ему позволено расстраиваться.

— Ладно. Но если он еще раз тебя тронет, я скажу Талю, чтобы он надрал ему задницу, — пригрозил ее отец.

— Прекрати. И «Таль»!? — воскликнула она. Ее отец и Таль обращаются друг к другу по имени. Нереально.

— Он кажется хорошим мальчиком, Миша. Хотя и не полностью хорошим, раз увивается за замужними женщинами и любит «Янки», — прокомментировал ее отец.

— Все любят «Янки», кроме тебя, — заметила она.

— У меня единственного есть здравый смысл.

— Тебя, правда, это устраивает? — спросила Миша, усаживаясь обратно на кровать.

— Конечно, нет. Но я люблю тебя и всегда подозревал, что у вас с Майком что-то не ладится. Как я уже сказал, хотел бы я, чтобы все произошло иначе. Я не горжусь твоим поступком. Но рад, что ты кажешься счастливой, — ответил он.

Миша закрыла глаза.

— Спасибо, папа, — прошептала она.

— Ты ведь счастлива? Он заботится о тебе? — уточнил он снова.

— Он отлично заботится обо мне. И до сегодняшнего утра я была очень счастлива, — усмехнулась она.

— Ну, не могу сказать, что ты этого не заслуживаешь. Но не кори себя слишком сильно… за тебя это сделают другие, — заверил ее отец.

— Я знаю. Мне уже досталось от мамы и Лейси. Я перестала отвечать на звонки.

— Кстати, о твоей маме. Я позвонил, когда она уснула. Она очень несчастна, милая. Какое-то время ты будешь ощущать это на себе, — предупредил ее отец.

— Да, я уже догадалась.

— Ты «догадалась». Если ты знала, что все будет так плохо, то зачем это сделала?

Миша вздохнула и потерла лоб, не зная, как ответить на этот вопрос. Не то чтобы она могла сказать отцу о «сексуальной неудовлетворенности», это было бы странно. Или то, что она планировала провести с мужчиной только одну ночь и никому ничего не рассказывать, что звучало еще хуже. И ей очень не хотелось обрисовывать все ее проблемы с Майком, которые довели ее до ручки.

Миша взглянула на Таля. Он все еще стоял у изножья кровати, скрестив руки на груди. В одних лишь боксерах, ноги широко расставлены. Он выглядел очень властным и устрашающим, особенно в сочетании с напряженным выражением глаз. Он выглядел обеспокоенным и готовым прыгнуть и спасти ее в любой момент.

— Потому что, — прошептала Миша, не сводя глаз с Таля. — После того, как Таль нашел меня, я не могла его отпустить. Я больше не хотела теряться.

— Тогда держись крепче за этого человека, потому что вам предстоит ухабистая дорога.

После этого они попрощались, и ее отец даже попрощался с Талем. Она с усмешкой бросила телефон обратно на столик.

— Твой папа — хороший человек, — заметил Таль.

Миша кивнула.

— Лучший. И ты ему нравишься, что немного шокирует, — рассмеялась она.

— Не меня. Я — охренительно великолепен.

Она фыркнула.

— Едва ли. Но, правда, я думаю, ты ему нравишься. Если бы я вообще об этом размышляла, то пришла бы к заключению, что ты ему нравишься. Он, своего рода, типичный парень, понимаешь? Всегда что-то строит, или возится с машиной, или… может сплюнуть на землю. Он не испытывал к Майку негатива, но они никогда не тусовались вместе или что-то в этом роде. Майку больше нравятся пробежки, поездки на озеро и концерты, — попыталась объяснить она.

— Твой папа меня полюбит, я могу плеваться от всей души, — заверил ее Таль, укладываясь рядом с ней.

— Как думаешь, ты когда-нибудь встретишься с моим папой? — тихо спросила Миша.

Несмотря на их связь, их химию, они с Талем знали друг друга не так долго, и у них был незаконный роман, а не нормальные отношения, так что она действительно не задумывалась об этом. Но если он не поладит с ее отцом, отношения почти теряли смысл.

— Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь познакомить нас. Может, когда все перестанут нас ненавидеть, — усмехнулся он, обнимая ее за плечи и притягивая к себе.

— Судя по тому, как прошел сегодняшний день, не думаю, что это когда-нибудь случится.

— Это сейчас так кажется. Но это не навсегда.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что так не может быть. Жизнь устроена иначе. Твои друзья и семья любят тебя. Сейчас им больно. Но они придут в себя, — заверил он ее.

Миша глубоко вздохнула и повернулась к нему.

— Из твоих уст это всегда звучит так просто. Жизнь — намного хуже, — прошептала она.

— Так только казалось, потому что ты оставалась один на один с трудностями. Отныне с тобой буду я.

— Правда?

— Обещаю.

Он наклонился и поцеловал ее, и это был их первый по-настоящему интимный момент с тех пор, как Майк приехал. Она чувствовала себя такой виноватой и, должно быть, это было видно, потому что Таль даже не пытался прикоснуться к ней или поцеловать. Только много обнимал.

Чувство вины все еще не ушло, мысли о том, что Майку больно и одиноко, тоже. Но Миша не могла отрицать, что Таль всегда оказывал на нее гипнотическое воздействие. Наркотический эффект. Она вздохнула в его губы и отдалась ему.

— Я скучала по этому, — прошептала она, когда его губы скользнули вниз по ее шее.

— Тебе больше никогда не придется скучать, — прошептал он в ответ, его губы задержались на ее ключице.

— Это неправильно, что мы здесь вместе. Несправедливо, — продолжила она.

— Жизнь — несправедлива. Просто радуйся, что сейчас она на нашей стороне.

— Боже, это звучит ужасно.

— Мы — ужасные люди, помнишь? Просто прими это.

— Не смешно.

Он прижал ее к матрасу, его ладони пробегали вверх и вниз по ее торсу. Его пальцы смахнули ее вину, и вскоре она уже не на шутку отвечала на поцелуй. Тянулась к Талю, держалась за него, боролась за него.

— Со вчерашнего дня умираю от желания сделать это, — простонал он, стягивая с нее лифчик.

— Мы, вообще, не должны этого делать, — ответила она, стягивая с него нижнее белье.

— Мы всегда должны делать это.

— Заниматься сексом?

— Просто быть вместе.

Трудно спорить с чем-то, что казалось таким правильным, даже если это было неправильно, и Миша позволила ему снять с себя трусики. Они исчезли в мгновении ока, а затем он оказался между ее ног, обвив их вокруг своей талии.

Его язык был горячим, а прикосновение обжигающим, она прикусила губу и ушла вместе с ним. Когда он прижал ее руки к матрасу по обе стороны от ее головы, она отдалась ему. Позволила его бедрам скользить по ней и направлять. Его пальцы переплелись с ее, соединив их вместе. Сжались так сильно, что стало больно.

Это похоже на любовь.

Они кончили одновременно, слившись бедрами в экстазе. Таль прижался лбом к ее лбу, и хотя ее глаза были закрыты, она знала, что он смотрит на нее. Знала, что он заглядывает ей в душу.

— Скажи это сейчас, — выдохнул он над ней.

— Что? — она все еще отходила от оргазма.

— Его больше нет между нами. Сейчас можешь это сказать.

— О чем ты?

Но она знала, о чем он говорил, знала, что происходит. Она держала глаза закрытыми, пытаясь удержать слезы.

— Скажи это один раз. Впервые в жизни скажи это по-настоящему, — прошептал он.

Миша глубоко вздохнула.

— Я люблю тебя.