Ночью мы проезжали Польшу. Спали не так вольготно как дома, но проснулись отдохнувшими и сразу же выглянули в окно посмотреть на что же похожа эта заветная заграница. Майская Польша была также прекрасна как майская Беларусь. По опрятности они почти ничем не отличались. За исключением того, что Беларусь похожа на умытую и причесанную Россию, а в Польше чувствовался иной колорит и европейский порядок.
Дорожное покрытие отличалось от белорусского. Оно было с каким-то болотным оттенком, а не серым асфальтом, как в Беларуси. Дорожная разметка и бордюры на автобанах слепили глаза насыщенным белым цветом. Стволы деревьев вдоль дорог были все до единого побелены. Я намеренно старалась найти хотя бы одно непобеленное дерево, но так и не преуспела. Ряды ровно побеленных деревьев мелькали за окнами автобуса, отмеряя путь в волшебную Италию.
Поля были огорожены сеткой Рабица или чем-то очень на нее похожим. Все до единого, лежавшие на нашем пути поля были защищены сеткой от вторжения животных и людей. Мне было удивительно такое видеть. В России такого нет. Возможно наши поля настолько бескрайние, что на них никакой сетки не напасешься?
Поля Польши выглядели очень аккуратными, ухоженными, зарешеченными и… какими-то компактными, в сравнении с нашими. Мне они очень понравились.
– Глянь как круто. – сказала я подруге.
– Не то слово! – поддакнула она.
Через некоторое время нам объявили привал. Мы подъехали к польской харчевне, из которой доносились сногсшибательные запахи, совершенно непохожие на запахи российской кухни.
Нечто похожее я ощущала в детстве во время приготовления польского горохового супа из пакетиков.
Польский гороховый суп из пакетиков был бесподобным. Я обожала его. И не потому что у нас в доме при советской власти нечего было есть. Отборная говядина, птица, рыба, молочные продукты у нас не переводились. А вот со специями была напряженка.
В детстве я обожала гороховый суп с серым пшеничным хлебом. Я с удовольствием ела мамин гороховый суп, суп приготовленный в столовой, но они не шли ни в какое сравнение с польским супом-пюре из пакетиков. Это было излюбленное лакомство моего детства. Густой, кремового цвета, сытный, польский гороховый суп источал аромат иностранных специй, которые были также изысканы, как фильмы иностранного производства.
Из харчевни до нас донесся аромат горохового супа моего детства. Сердце мое затрепетало. Вот ты какая вкусная – Польша!
Около придорожной харчевни было также чисто, как на всей предыдущей территории, по которой мы проехали. Мы с подругой не стали тратить наши евро на обед. У нас с собой была колбаса, сало, хлеб и мы были сыты.
Нам захотелось пофотографироваться на фоне ресторанчика и окрестностей. Во дворе ресторанчика была разбита цветочная клумба. Мы пофотографировали ее и себя на ее фоне. Нам было весело и легко на душе. Мы вырвались из серой российской действительности в цветущий европейский сад. Польша была всего-лишь прихожей в огромном европейском доме, который мы собирались обойти, рассмотреть и сделать своим.
Вскоре женщины начали возвращаться в автобус и мы пошли за ними. Нам поскорее хотелось двинуться в путь и посмотреть что будет дальше.
А дальше нас ждала Германия!
Германия – экономический локомотив Евросоюза. До 2022 года.
В мае 2009 года Германия поразила нас своей экономической мощью, воплощенной в немецких автобанах. Дорожное покрытие Германии не шло ни в какое сравнение с польским. Оно было сделано из какого-то особого материала светло-серого цвета. Все дорожные бордюры, придорожные стволы деревьев, дорожная разметка были выкрашены с медицинской точностью. Никаких неровных линий, никаких бумажек, окурков, листвы и какого-либо мусора на автобанах Германии мы не заметили.
Даже приглядевшись мы ничего не обнаружили. Автобус плавно катил, словно по льду. Захватывающее зрелище представляли машины, мчащиеся по автобану. Это были исключительно иномарки. И не какие-то маленькие, невзрачные Дэо или Ауди российского разлива. Это были современные, мощные иномарки немецкого производства с багажниками, прикрепленными на крыше.
В сравнении с разношерстным потоком машин российских дорог, немецкий автобан впечатлял однородным потоком автомобилей класса люкс.
– Посмотри какие богатые машины! – воскликнула я.
– Вижу. Мой брат бывал в Германии в командировках и она ему очень нравится. – похвасталась заочным знакомством с Германией Алла.
Я почувствовала себя обделенной и отсталой. У меня не было брата, который бы ездил в командировки. Зато у меня был муж моей сестры, который тоже бывал в Германии. О чем я тут же подруге и доложила.
– Муж моей сестры тоже здесь был! – типа не только твои родственники по Германиям ездят!
На самом деле лучше один раз увидеть лично, чем сто раз услышать от третьих лиц.
Вскоре за окнами автобуса показались крыши домов. Я была поражена их одинаковым цветом! Все крыши были выложены черепицей одинакового оттенка. Как такое может быть?
Крыши российских частных домов разноцветны. У кого-то крыша алюминиевая, у кого-то бордовая, у кого-то черная. Крыши наших домов не повторяются по форме. А в Германии все крыши одинаковые по форме и по цвету. Сплошная одинаковая черепица.
Один населенный пункт сменял другой, но цвет крыш оставался неизменным: черепица теплого терракотового цвета. Красиво, конечно. Но, неужели не скучно смотреть на один и тот же цвет крыш повсеместно?
Тогда мне не пришло в голову, что расцветка и покрытие крыш в Германии стандартизированы еврорегламентом. Любят немцы порядок и предсказуемость. Даже не так. Немцы помешаны на порядке. Вырви у немца его порядок и он умрет. Порядок для немца это хребет, который держит все остальное. Не будет порядка, не будет Германии.
Насладившись надоевшим загородным пейзажем, мы с удовольствием переключились на пейзаж городской. Автобус подъезжал к Нюрнбергу. Тому самому Нюрнбергу, в котором проходил Нюрнбергский процесс над нацистскими преступниками.
Мое детство пришлось на поздний СССР и так получилось, что нас воспитывали на фильмах про войну. Их было очень много. Советские киностудии снимали много военных фильмов для советских людей. Чтобы помнили.
Советских школьников растили в духе коллективизма и антивоенной пропаганды.
Мы были охвачены обязательным посещением кинотеатров, в которых нам показывали много интересных фильмов и мультфильмов. Любой мультик, показанный в кинотеатре воздействует на ребенка гораздо сильнее мультика, показанного по телевизору. Что уж говорить о фильмах? А тем более о фильмах про войну…
Советское телевидение и кино снимали настолько пронизывающие фильмы про войну, что ранимая детская психика не выдерживала. Мне и моим подругам после очередного военного фильма в детстве часто снилось будто одетые в форму фашисты в концлагере расстреливают не партизан, а нас.
После таких снов я просыпалась в холодном поту.
Пропаганда мощная штука. Особенно хорошо воздействует на впечатлительных детей.
Откровенно говоря, фильмов о войне в СССР было слишком много. Нас ими пичкали в канун 9-го мая особенно усердно.
"Обыкновенный фашизм" Михаила Ромма я смотрела в кинотеатре с одноклассниками.
В фойе кинотеатра была организована выставка фотографий с кадрами из фильма.
Больше всего меня вывернуло от отвращения при виде фото немецкого офицера в форме и фуражке над телом обнаженной, обезглавленной женщины. Другие фото тоже были жуткими, но в 13 летнем возрасте я буквально содрогнулась именно от этого.
Немецкий офицер стоял с гордой осанкой вояки, только что расправившегося с врагом человечества. Вся его поза с пистолетом в руке выражала гордость за содеянное и превосходство над жертвой. И не важно, что в роли врага человечества была молодая женщина. Немецкий офицер приосанившись стоял над поверженным, обезглавленным, обнаженным телом и гордился собой.
Еще мне запомнился экскаватор, собирающий трупы истощенных узников концлагеря. Словно это были не трупы, а прошлогодняя листва.
Когда фильм "Обыкновенный фашизм" закончился нам было настолько тошно от уведенного, что мы повскакивали со своих мест и ринулись на выход. Моя подружка бежала впереди меня, а я за ней, чтобы успеть запрыгнуть в стоявший на остановке троллейбус. Нам хотелось поскорее покинуть место, где стоял кинотеатр, в котором мы видели жуткие вещи.
Мы с подружкой бежали через дорогу что есть сил и даже не оглянулись по сторонам. Внезапно мы услышали резкий визг тормозов и остановились. В нескольких сантиметрах от нас остановилась машина, из которой выскочил пожилой рабочий и начал кричать на нас.
– Вы с ума посходили? Дуры малолетние! Куда вы несетесь под колеса?? – надрывался он.
Мы с Наташей смотрели на мужчину стеклянными глазами и не говоря ни слова, забежали в стоявший на остановке троллейбус. Заговорили только когда троллейбус закрыл двери и тронулся.
– У меня отнялась рука от страха. – сказала Наташа.
Я не могла выдавить ни слова и молча смотрела на нее. Мне было страшно, тошно и противно. Гормоны стресса бушевали в моем подростковом теле и мне хотелось из него выпрыгнуть. Мне хотелось оказаться где-то далеко, далеко и забыть все что я недавно увидела.
Еще меня мучило чувство вины. Я прекрасно понимала, что была полной дурой когда бежала за Наташей, не глядя по сторонам. Папа бы меня за такое по головке не погладил. Он строго настрого наказывал мне в обязательно порядке смотреть по сторонам, прежде чем переходить дорогу.
– Сначала ты смотришь налево, а потом направо! Всегда! Даже, если машин нет. Ты никогда не переходишь дорогу, не посмотрев, предварительно по сторонам! Понятно? А если тебе не понятно, то будет понятно, когда станешь инвалидом и будешь ездить в инвалидной коляске без рук и без ног. Запомни это, Таня.
Я немного была зла на Наташу из-за того, что доверившись ей чуть не попала под машину. Больше я НИКОГДА не буду ни за кем бежать. Я сама буду смотреть по сторонам и не буду подвергать себя опасности.
На самом деле и я и Наташа были настолько шокированы фильмом "Обыкновенный фашизм", что утратили бдительность и чуть не погибли, сломя голову мчась прочь от увиденного под колеса автомобиля.
Спасибо тому пожилому рабочему за то, что вовремя нажал на тормоз. Искреннее, человеческое спасибо!
Детская психика такое впитывает намертво. И я считаю, что современным детям тоже надо показывать фильмы, на которых выросли мы. Мир не состоит только из принцесс и принцев.
Дети должны знать что бывает на этом жестоком свете.
Отдельную нишу в советской пропаганде занимает немецкий язык. Для меня немецкий язык намертво связан с нацизмом.
Я не очень люблю слушать немецкую речь. Едва заслышав немецкую речь, в моей памяти всплывают кадры военных фильмов. И я до сих пор ничего не могу с этим сделать.
Представители более молодых поколений говорят, что это предрассудки. Говорят, что это все прошлое, на которое не надо обращать внимание. Возможно для них это прошлое. Незнакомое прошлое. А для меня немецкая речь – страх и ужас моего детства.
Проезжая по немецкой земле и любуясь весенней зеленью листвы я думала не о том, как красива весенняя Германия. Я подспудно слышала марш советских солдат по немецкой земле весной 45-года.
Моя память охотно подбросила кадры из военных фильмов и я почувствовала, что нахожусь одновременно в двух измерениях: в автобусе мирного 2009 года и в эшелоне советских войск, идущих на Берлин и теряющих товарищей в бою.
Для меня Великая Отечественная война не дело далекого, забытого прошлого. Я поздний ребенок и поэтому моя генетическая память гораздо ближе к памяти моего папы, родного деда, дядей, тети и других родственников, воевавших за Победу в Великой Отечественной войне.
Папиного старшего брата Петра призвали на войну. Он получил ранение в обе ноги. С простреленными ногами он дополз до переправы, но барыга паромщик не хотел ему помогать без оплаты.
Какую оплату можно требовать с раненого, обезноженного бойца, истекающего кровью?
Дядя Петя достал табельное оружие и паромщик сразу же согласился переправить его бесплатно. Кольт и доброе слово делают добряков из самых отъявленных мерзавцев.
Папиного среднего брата Николая тоже призвали на войну. Но, потом мобилизовали по ранению. Разрывная пуля попала в ногу и оставила его инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Он так и не женился. С сохранившегося фото на меня смотрит красавец мужчина с плескающейся грустью и болью в глубине светлых, добрых глаз.
Он умер из-за оторвавшегося тромба в 42 года.
Мой родной дед служил командиром орудия на той войне. Он из тех заговоренных, кто прошел всю войну и весной 45-го вернулся домой живым. Через год бабушка родила ему сына и назвала его в честь дедушки – Николай. Дядя Коля был их последним ребенком из 14 детей и его все обожали. Его любили так, как любят дитя Победы. Дядя Коля прожил очень достойную жизнь. Он был настоящим сыном Победы.
Дедушка Николай родился в рубашке, не только потому, что прошел всю войну, но он также оказался среди малочисленных счастливчиков, выживших в Синявинских болотах, именуемых Долиной смерти…
В нашей большой семье никто так и не понял, что дед при жизни побывал в аду и вернулся оттуда живым.
Дедушке было 42 года когда он попал в окружение 25 сентября в 1942 году в Синявинских непроходимых болотах под Ленинградом.
Болото засасывает человека живьем, погружает в ил и замедляет процессы разложения. До сих пор в тех гиблых местах искатели находят останки советских солдат. Всплывающие тела, оставшись без защиты болотного кокона разлагаются на глазах.
Фашисты регулярно обстреливали Долину смерти из тяжелой артиллерии. Больным и раненым не хватало медикаментов и они умирали в страшных мучениях. Болота были усеяны разорванными телами, оторванными руками, ногами, головами, внутренностями погибших солдат. Предсмертные вопли умирающих в страшных муках не затихали ни днем, ни ночью.
Не хватало еды и воды. Единственный шанс выжить это вырыть окоп и землянку в топкой местности и заодно соорудить бревенчатый настил. Просачивающуюся болотную воду
постоянно вычерпывали ведрами. Промозглый холод и сырость добивали умирающих, раненых и подрывали здоровье живым.
Адская битва за выживание продолжалась до 5 октября.
Долина смерти не забрала моего деда. Она его отпустила. Но, не с пустыми руками. На память о тех событиях она дала ему с собой "подарок", которым он по неосторожности поделился с бабушкой и дочерьми.
Из Синявинских болот дедушка вернулся домой с тяжелой формой туберкулеза.
Долина смерти никого и никогда не отпускает просто так…
Моя мама избежала заражения, но у нее осталась метка в легких в виде очага Гона на всю жизнь.
Ее старшая сестра пожизненно стояла на учете в тубдиспансере. У нее было двое дочерей. Младшую дочь отправляли жить в интернат пока мать лечилась от обострения туберкулеза в больнице. Младшая дочь Галя выросла в уверенную в себе боевую женщину. Она никого и ничего не боится. Но, когда обстоятельства вынуждают ее упоминать слово "интернат" она не может сдержать слез.
Бабушка получила основную дозу заражения. Всю свою жизнь она регулярно попадала в тубдиспансер для излечения от очередного рецидива. Последнее обострение она перенесла в возрасте 92 лет. В оставшиеся 4 года жизни туберкулез от нее отстал.
Дедушка постоянно повторял:
– Мои дети спасли меня от смерти на войне. Я выжил благодаря им. Бог сохранил меня для моих детей.
Но, после войны он начал пить. Никто в его большой семье не понимал почему этот статный, начитанный мужчина периодически напивается до отключки и валяется в канаве.
Дети осуждали отца. Им было не понять почему их папа, пересказывавший им Графа Монте Кристо, Трех мушкетеров и другие французские хиты допивался до скотского состояния и агрессивно себя вел.
Зато, это понимаю я, его внучка, которая видела его только на фотографии. Он умер задолго до моего рождения в возрасте 61 года.
В те времена советская психиатрия не заморачивалась боевыми психическими травмами военнослужащих. Посттравматическое стрессовое расстройство было открыто и исследовано в США. В СССР боевые психические травмы считали блажью. Советские ветераны сами должны были решать свои психические проблемы. Они их и решали единственным доступным способом – алкоголем.
Причина запоев дедушки, его агрессивного поведения была в воспоминаниях о страшных событиях, свидетелем которых его сделала война в Синявинских болотах. Долина смерти, в конце концов, погубила и его и навредила через него его семье. Она не просто так отпустила его живым… Она дала ему кусок ада с собой, чтобы он поделился им с близкими.
Я всегда считала моего папу эталоном мужчины. Мужа, похожего на него я всегда хотела себе заполучить. Он и его 2 старших брата росли в пригороде моего родного города.
Дети остаются детьми в любое время. Хоть война, хоть мир, детям нужно играть и развиваться. Папа с друзьями играли у реки, по которой откуда ни возьмись поплыли игрушки. Яркие, красочные, невиданной притягательности для советских детей.
Даже в мирное время детские игрушки в СССР не отличались яркостью красок, что уж говорить про военное? Советские люди голодали под обстрелами, бомбежками и оккупацией. Им было не до игрушек. Они выживали.
А детям нужно яркое, красочное, веселое при любом строе и в любой жизненной ситуации.
Потому что игрушки нужны именно в детстве, которое больше никогда не повторится.
Детство это фундамент, на котором строится вся дальнейшая жизнь. И чем он прочнее, тем благополучнее жизнь взрослого человека.
Папа с друзьями бросились вылавливать яркие красочные игрушки из реки. Советским детям не приходило в голову, что с яркими мячиками, игрушечными машинками и самолетами может быть что-то не так. Мальчишки, обрадовавшись такой невиданной удаче, начали с игрушками играть.
О том, что игрушки были непростые некоторые папины друзья не узнали никогда. Их разорвало на куски встроенными внутрь взрывными устройствами.
Кто-то из папиных друзей заплатил за игру немецкими игрушками рукой, кто-то ногой, кто-то жизнью. Папа отделался легче всех. Нацисты взяли с него плату глазом.
Только после папиной смерти мама рассказала мне об этом и еще о том, что во время войны от такой же игрушки чуть не погиб ее родной брат Жора, который уцелел лишь потому, что бабушка не пустила его гулять с друзьями на реку.
Приятели дяди Жоры нашли такие же игрушки в реке и погибли. Бабушка помогала хоронить друга своего сына. Ему разорвало живот и его детские внутренности взрывом выбросило в реку, по которой они и уплыли. Бабушка заложила погибшему мальчику пучки травы в брюшную полость и зашила кожу ниткой, чтобы он был погребен в одежде без следов смертельного ранения.
И это современные террористы научились у фашистов убивать детей игрушками со взрывчаткой! Фашисты обкатали эту схему на советских детях.
Увечья и смерть приятелей повлияли на папу очень сильно. Но, он не ожесточился. Он получил физическую и психическую травмы, изломавшие и укоротившие его жизнь. Травмы сделали из него взрослого раньше срока. Он сильно отличался от всех мужчин, которых я знала.
Блин, это больно! Это очень и очень больно! Я медик и я знаю что испытал подросток, потерявший глаз и увидевший разорванные тела, конечности и внутренности своих друзей детства.
Это не коленку расшибить и не нос расквасить! Эта психотравма разъедает душу посильнее боевой. Боевую психотравму получают взрослые мужчины с устоявшейся психикой. А мой папа был мальчишкой. Я не знаю как он не сломался, не ожесточился, не озверел и не превратился в чудовище после такого шока.
Мой папа самый справедливый, самый чуткий, самый мудрый и самый добрый мужчина. Папа всегда мог найти верные слова поддержки для испуганных подростков, женщин и детей. Папа всегда разрешал спорные ситуации самым лучшим путем.
Он занимал руководящую должность на градообразующем металлургическом заводе. В его подчинении работало несколько десятков человек. Папу любили и уважали друзья. У него их было много. Его любила и уважала наша многочисленная родня, а молоденькие племянницы приходили к нему за советом и поддержкой. На похороны папы собралось столько людей, что они не умещались в нашем большом дворе, которого хватало нам для подвижных игр в детстве.
Мое детство закончилось в день, когда умер мой папа. Он умер у меня на глазах. Рак легких убивал его несколько месяцев. Рак легких истощил папино тело, изуродовал его, покрыл его огромными, кровоточащими шишками. Это лимфоузлы боролись с раковой опухолью.
До самого последнего папиного вздоха я не верила, что он умирает. Даже когда видела его взгляд, устремленный в Вечность. По такому взгляду становится понятно, что Вечность уже открыла свои врата и утягивает в них безвозвратно. Взгляд, устремленный в Вечность не спутаешь ни с каким другим.
Когда я слышала папины предсмертные хрипы я рыдала, но все равно верила, что не все еще потеряно, надеялась, что он сейчас придет в себя, поживет еще и возможно даже поправится. Не может какой-то там рак одолеть моего самого сильного папу! Мой любимый папа найдет выход из любой ситуации, он все сможет, ему ничего не страшно! То, что происходит сейчас это какая-то ошибка, это страшный сон, который вот-вот закончится!
Через несколько вздохов папы не стало. Вечность забрала его себе.
Папин старший брат Петр закрыл папе глаза и накрыл его простыней. По военному обычаю.
Моя беззаботная жизнь умерла вместе с папой. Вся радость, легкость, беззаботность ушли вместе с папой в тот день, когда его не стало. И больше не вернулись никогда.
Вся моя жизнь после папиной смерти была ожесточенной борьбой за выживание во враждебно настроенном мире к девочке, отмеченной печатью беспредельной отцовской любви. Взаимной любви. По какой-то причине таких девушек особенно не любят некоторые мужчины.
Словно у меня на лице написано: Да, я получила столько отцовской любви, что хватило бы на батальон солдат и еще бы осталось на роту. Недоброжелатели считывают это и инстинктивно хотят мне за это отомстить. Вернее не за это. А за свою недолюбленность.
Великая отечественная война знакома мне не только по советским фильмам. Она покалечила всю мою семью и отрекошетила в меня, родившуюся 30 лет спустя после дня Победы.
В моих жилах течет кровь моих предков, воевавших и погибавших в той войне. Я никогда не смогу отречься от крови, которая течет в моих жилах и сделать вид, что не надо заморачиваться по делам ушедших дней и что надо отречься от предрассудков.
Мой папа, мой дед, мои дяди – не предрассудки. Это моя семья. В моих жилах течет ИХ кровь. Отвергнуть их это отвергнуть себя. Не слишком ли дорогая плата за избавление от "предрассудков"?
________________________________________________________________________
Нюрнберг встретил нас идеальной чистотой на улицах.
– Посмотри как чисто! – обратила я внимание подруги.
– В чистой одежде прямо на асфальте сидеть можно! – поддакнула Алла.
И, действительно, некоторые немцы сидели прямо на тротуаре в одежде.
Чистота улиц, дорог и земель Германии граничит с помешательством. Порядок превыше всего – Орднунг убер алес. И никто никогда не задумывается почему немцы так помешаны на чистоте и порядке. Никто не задумывается почему немец впадает в истерику, если что-то идет не по правилам, не по заведенному порядку.
На мой взгляд это национальный невроз. Последствия Второй мировой войны, от которой немцы яростно отмываются и не могут отмыться.
Любой психиатр вам скажет, что зацикленные на чистоте люди не совсем психически здоровы. Через наведение чистоты и поддержание порядка они решают свои нерешенные психические проблемы.
В Нюрнберге нас поразили отдельные дорожки не только для велосипедистов и пешеходов, но и для беременных женщин. У нас сейчас тоже есть отдельные дорожки для велосипедистов, по которым свободно прохаживаются пешеходы и дорожки для пешеходов, по которым свободно проезжают велосипедисты.
В Германии такие нарушения невозможны. Законопослушные немцы перемещаются строго по отведенной для каждого дорожке. Шаг в право, шаг в лево – штраф.
Массивное здание Нюрнбергского вокзала произвело на меня устрашающее впечатление.
Вообще, вся архитектура Германии выполнена в каком-то подавляющем и гнетущем стиле.
В голливудских фильмах нечто похожее наблюдается в фильмах ужасов. Немецкий стиль настолько монументальный, что индивидуальности рядом с ним не место. Рядом с ним человек ощущает себя букашкой и винтиком системы.
Именно поэтому немцы одеваются во все неброское и немаркое. Немецкая архитектура подавляет человеческую индивидуальность.
Автобус остановился, чтобы высадить тех, кто прибыл в пункт назначения. А затем отъехал на привал у торгового центра в пригороде. Мы вышли из автобуса. По голубому небу Германии плыли рваные, кучевые облака. Неподалеку на полях крутились ветряки. Их было много. Они напоминали пришельцев из книги Герберта Уэлса "Война миров". Стройными рядами ветряки крутили свои лопасти на ветру. Они были чужеродны пейзажу и их хотелось убрать. Большое поле с зеленой травой было уставлено ветряками и больше на поле ничего не росло. Не слишком ли расточительно для небольшой Германии выделять столько земли для каких-то пришельцев?
Только много лет спустя я узнала почему ветряки произвели на меня отталкивающее и неприятное впечатление.
Практика показала, что ветряки обладают такими побочными эффектами как инфразвук, вибрация и шум. Экологи скажут: "Ну подумаешь! Ерунда какая эта ваша вибрация! Зато планета в порядке!" А вот с планетой как раз все будет очень не в порядке, если мечта зеленых засадить всю Землю ветряками и полностью отказаться от обычных энергоносителей воплотиться в реальность.
Как внезапно оказалось, ветряки очень мешают миграции птиц. Только в форпосте зеленых – США ежегодно гибнет от 20 до 37 тысяч птиц ежегодно, разбиваясь о ветряки. В совокупности с другими странами это уже сотни тысяч погибших птиц. Птицы не единственные жертвы ветряков. Вибрация и инфразвук изгоняют пчел, шмелей, мух, кузнечиков и других насекомых, участвующих в опылении и воспроизводстве растений.
Кроты, червяки и прочие подземные обитатели тоже не выносят вибрации и убираются куда подальше от жутких звуков, издаваемых ветряками. В результате на земле и под землей вблизи ветряков образуется мертвая зона, в которой нет ни деревьев, ни птиц, ни насекомых, ни кротов с червяками… Мух с пчелами тоже нет и поэтому с медом тоже всё.
Люди, живущие вблизи ветряков заболевают разными неприятными заболеваниями, испытывают постоянное чувство тревоги из-за вибрации, шума и инфразвука и тоже стараются перебраться подальше от этих чудесных приспособлений зеленой энергетики.
Но это еще не все ништяки, которые припасли нам зеленые. Помимо, превращения цветущей природы в мертвую зону, для создания ветряков требуется столько энергии, вырабатываемыми газом и нефтью, сколько ветряки никогда не воспроизведут. Для утилизации ветряков требуется такое же количество энергии.
Мы повернулись спиной к ветрякам и отправились в торговый центр. В те времена подобных центров в России не было, поэтому центр впечатлил нас своим изобилием и декором в стиле кантри, то бишь село. На возвышении стояла какая-то телега с соломой, видимо, символизирующая экологичность продукции.
Все сияло и блестело в продуктовом отделе. Посередине зала стояли чаны с супами и готовой едой. Каждый сам накладывал себе столько еды, сколько хотел, а затем расплачивался на кассе.
Мы решили попробовать томатный суп с болгарским перцем. Обошелся нам суп в несколько евро. Дороговато. Одним супом жив не будешь. Но, мы решили себя побаловать.
Голубоглазая блондинка кассирша лучилась вежливостью. Она была настолько вежлива, что напоминала робота из фантастического фильма. Нормальный человек не может так лучезарно улыбаться совершенно незнакомым людям.
– Данке шун. – сказала кассирша, одетая в униформу и бейсболку.
– Данке шун. – повторили за ней мы.
Усевшись на лавочке рядом с торговым центром мы поглощали горячий суп и рассматривали прохожих. Немцы отличались от россиян и нам было интересно их разглядывать не более пяти секунд. Потом наши глаза уставали от их невзрачного, блеклого вида.
Знакомые, бывавшие в Германии мне рассказывали, что немцы и немки совершенно не заморачиваются со своим внешним видом. Одеваются в серые, грязно-коричневые цвета и не гладят одежду. Я думала, что знакомые нагнетают.
Оказалось, что нет. Не нагнетают, а преуменьшают. Помимо мятой, блеклой одежды немцы носят такие же лица и смотрят на мир потухшими глазами дохлой селедки.
Мы с подругой тоже были в черном. В обтягивающих леггинсах и футболках. Лишнего веса у нас не было и наши белые волосы хорошо смотрелись на черном фоне. Из косметики мы пользовались только тушью и неяркой помадой. Немки и немцы нас тоже украдкой разглядывали. Мы ощущали себя инопланетянками на их блеклом фоне.
Я, конечно, понимаю, что цивилизованная Германия почти стерла гендерное различие и желание выделяться, но почему, например, та стройная брюнетка с длинными волосами, одетая в мятую коричневую футболку и бриджи выглядит как выжатый лимон?
Почему у нее такой отрешенный и потухший взгляд? Такой же как у ее спутника и у всех окружающих местных жителей.
Что происходит в Германии с населением? До какой степени самоотречения доведены немки, что не хотят быть привлекательными и совсем не стыдятся своего потертого вида?
– Алла, меня бесят немцы. – пожаловалась я подруге.
– Мне они тоже не нравятся. – поддержала меня она. – Какие-то все зачуханные, неопрятные и безжизненные. Не понимаю как можно на себя так забить? – делилась впечатлениями Алла.
– А я прям раздражаюсь от их сонного и неопрятного вида. Хочу на них наорать и устроить им взбучку, чтобы в себя пришли. – кипятилась я. – Никогда не думала, что Германия такая унылая.
– Надо скорее отсюда ехать, а то я тебя знаю. Ты их разнесешь сейчас и нас депортируют. – шутила Алла.
У меня действительно бешеный нрав, если меня довести. Папин. И мамин.
– Не переживай. Я сдержусь. Только в Германии я жить ни за что не буду! Я тут сбешусь от одного потертого вида этих фрицев! Как, вообще, можно так ужасно выглядеть? – делилась впечатлениями я.
– Изнасиловали мои глаза своим унылым видом и им даже не стыдно! Что за люди эти немцы? И они всерьез рассчитывали нас победить??? Разве могут такие обормоты победить русских? Роботы какие-то! – продолжала выпускать пар я.
– Ну, ты у нас итальянка. – смеялась Алла. – Вот туда и поедем. Успокойся.
Мимикой я показала местным что о них на самом деле думаю. И вязала себя в руки. Мы тут на птичьих правах и оставаться не планируем.
И вообще как можно оскорблять эстетический вкус окружающих таким измотанным видом? Мне неприятно смотреть на этих людей. Они что не понимают, что вызывают отвращение своей безжизненностью?
У нас в городе в таком виде стыдно даже мусор выносить. А эти с мужчинами в таком виде ходят. Странно мне, что в такой богатой стране как Германия, вид у местных настолько обреченный. Будто и деньги им не в радость, и полные магазины им надоели, и, вообще, они производят впечатление, что им осточертело жить!
Какое-то массовое депрессивное расстройство. Возможно, немцы так зациклены на поддержании порядка окружающей среды, что у них не остается времени и желания приводить в порядок себя.
Для меня нежелание женщины выглядеть привлекательно это сигнал СОС, что с женщиной что-то не так. Неправильно это. Девочки любят наряжаться, веселиться и нравиться мужчинам. А если им это разонравилось, то они заболели.
Похоже немецкое общество заболело…
Торговый центр и безжизненные немцы были последним ярким впечатлением от Германии.
Вскоре нам дали знак возвращаться в автобус и мы поехали к границе с Австрией.
Территорию Германии я покидала с большим облегчением. Несмотря на ее богатства, мне не понравилась эта страна. Мне хотелось поскорее скинуть с себя гнетущую атмосферу Германии. Это не страна моей мечты и я ни за какие коврижки не соглашусь там жить.
Наш путь лежал вдоль лесного массива. Никаких населенных пунктов мы уже не видели.
Я не понимаю как так получается, что даже лес в Германии выглядит декорацией.
В сравнении с нашими лесами это – посадки. Наш лес это лес… Кроны сосновых деревьев простираются до горизонта и дальше. Энергетика от нашего леса бешеная. Если вас трясет от напряжения, то идите в лес. Лес снимет ваше напряжение и взамен даст спокойствие и ясность мысли. В аналогичной способности немецкого леса я сильно сомневаюсь.
Солнце клонилось к закату и перекусив, мы расположились на ночлег.
Ночью мы проезжали Австрию и проспали ее.
На следующее утро нас ожидала сама Италия!