Из Загса - в драконье логово. Без права на пересмотр

Глава 18. Протокол ослушания

Дверь в покои Алисы с тихим, но надежным щелчком закрылась. Прислонившись к прочному дубу спиной, она закрыла глаза и выдохнула так глубоко, словно пыталась вытолкнуть из легких всю гнетущую атмосферу прошедшего завтрака.

— Ну наконец-то! — прошептала она в тишину комнаты. — Это закончилось! Это был не завтрак, а какой-то сюрреалистичный театр абсурда!

Ее бесконечно возмущала та роль, которую отводили женщинам в этом мире. Сиди, улыбайся, рассуждай о лошадях и цветах. Она обреченно вздохнула, понимая, что для выживания и поиска пути домой придется хоть как-то подстраиваться под эту систему. Хотя бы стараться. Но тут же ее внутренний голос саркастически хмыкнул: Стараться? Ты? Алиса, дорогая, ты сама себя знаешь. Твой язык пришит не нитками, а на шарнирах, и держать его за зубами — это не твой конек.

Круговорот мыслей плясал в ее голове зажигательное танго, перемешивая ярость, страх, отчаяние и бунтарский азарт. Как вдруг танец был грубо прерван.

Тук-тук-тук.

Настойчивый, нетерпеливый стук в дверь. Алиса даже не успела спросить «Кто там?», как массивная дверь с грохотом распахнулась, едва не сорвавшись с петель.

Алиса успела лишь инстинктивно отскочить в сторону, прижавшись к стене, иначе ее бы основательно приложило этой дубовой дверью.

На пороге стоял Кайн. Он, видимо, не ожидал увидеть ее прямо у входа, и на его идеальных чертах на миг мелькнуло удивление.

Но это было на миг. Он даже рта не успел открыть, как Алису прорвало. Вся ее накопленная за утро ярость, унижение от «смотрин» и злость на его самодовольство вылились наружу фонтан сарказма.

— Ничего себе воспитание! — взвизгнула она, сжимая кулаки. — Врывается к даме в покои без спроса, как медведь в берлогу! Мало того, что чуть не пришиб дверью, так еще и извиняться не собирается! Это что, у вас так принято? Или тебе в детстве правила этикета не разъяснили? Где твой свод правил для высокородных индюков, а?

Кайн нахмурился, его брови поползли вниз, образуя угрожающие складки. Он собрался было парировать, но Алиса, войдя в раж, не дала ему и слова вставить.

— А ну-ка, вышел! — скомандовала она, сгребая его ладонями и пытаясь развернуть к двери. — И сделай как положено цивилизованным людям! Постучись, дождись разрешения и только потом входи! Или тебе нужны письменные инструкции с картинками?

Попытка вытолкать его за дверь напоминала попытки мышки сдвинуть с места статую. Он был почти в два раза ее больше, и каждый мускул под тонкой тканью его одежды был наполнен силой, против которой ее усилия были просто смешны. Но она старалась, упираясь изо всех сил, излучая такую ярость, что, казалось, могла бы сдвинуть его силой одного только напора.

Кайн зло посмотрел на эту бурлящую у его груди фурию в бархате. Скулы на его лице заходили ходуном от сдерживаемой ярости.

Алиса, отчаявшись сдвинуть его физически, отпрянула и сложила руки на груди в позе ультиматума, вся красная от усилий и гнева.

— Я требую к себе нормального человеческого отношения! Я не твоя собственность и не придворная собачка! Выйди и зайди нормально!

Она понимала, что нарывается на неприятности. Голос разума шептал, что, может, стоило бы и придержать коней, но было уже поздно. Ее принципы, выстраданные в борьбе со Славиком и его мамой, взыграли с новой силой.

Кайн с прищуром смотрел на нее несколько секунд. Он видел, что она не успокоится. Что этот абсурдный спор о дверях для нее важен. И, к его собственному удивлению, он понял, что проще сыграть по ее дурацким правилам, чем продолжать этот фарс. С глухим рычанием он развернулся и вышел за дверь, с силой захлопнув ее.

Прошло мгновение. Затем раздался сдержанный, но отчетливый стук.

Алиса улыбнулась. Широкая, победоносная улыбка озарила ее лицо. — Вот это другое дело. — с торжеством подумала она.

Она не спеша, с королевским достоинством, прошла к креслу у окна, грациозно опустилась в него, поправила складки своего «безвкусного» бархатного платья и, выдержав паузу, сказала мелодичным, чуть свысока голосом: «Да, войдите».

Дверь распахнулась, и Кайн вошел. Но теперь это был не просто вход. Это было явление грозы в человеческом обличье. Он остановился посреди комнаты, и его взгляд, темный и раскаленный, буквально сверлил ее.

— Ну что, поигралась в свои дурацкие игры? — его голос был низким и опасным, словно предгрозовой гул. — А теперь отвечай. Что это были за выходки на завтраке? И ЭТО! — он с отвращением махнул рукой в сторону ее платья. — Где платье, которое выбрал я?

Он сделал шаг вперед, и воздух в комнате стал густым и тяжелым. — Предупреждаю, не играй со мной. Потому что победительницей все равно не будешь. Ты лишь загонишь себя в угол, из которого не будет выхода.

Алиса все это время слушала его, не моргнув глазом, с той самой сладкой, ядовитой улыбкой, которая, она знала, бесила его больше всего. Затем она медленно, как хищница, поднялась с кресла и так же медленно подошла к нему, сокращая дистанцию, пока не оказалась совсем близко. Она заглянула ему в глаза, не отводя взгляда.

— О, — прошептала она, и в ее голосе звенел стальной вызов. — Это вызов? Я его с удовольствием принимаю.

Она сделала маленькую паузу, наслаждаясь блеском ярости в его глазах, и затем, с убийственной вежливостью, добавила:

— И, к твоему сведению, вкус у тебя просто отвратительный. Горчичный цвет и буфы… Это даже для шута слишком.

Она повернулась к нему спиной и снова направилась к креслу, оставив его стоять посреди комнаты с лицом, выражавшим такую бурю эмоций, что, казалось, вот-вот полыхнут сами стены. Война была официально объявлена. И Алиса не собиралась отступать.