Измена без срока давности

Глава 10

Егор.

Она даже не оглянулась.

Просто вышла из комнаты со спортивной сумкой, наспех собрав в нее самое необходимое, прошла в прихожую, обулась, накинула пальто и вышла, тихо щелкнув дверным замком.

Не хлопнула со всей силы.

Не сказала что-то едкое и неприятное на прощание.

В Паше совершенно отсутствовало это мрачное желание - давить на больную мозоль, щедро присыпая гнойник солью. И все же оказалось, что это очень неприятно. Больно, когда уходят и не говорят, что собираются вернуться. Сейчас эта мысль отозвалась во мне гораздо сильнее, чем вчера вечером, чем несколько часов назад, когда мне хотелось схватить жену за волосы, развернуть к себе спиной, нагнуть, снять трусики и трахнуть. Жестко. Жестоко. Наказывая и унижая. Она напрашивалась на все это слишком уж откровенно.

Но мне удалось взять себя в руки и уйти, чтобы не натворить дел. Последствия могли бы быть необратимы, а я не монстр.

Хотя мальчик так не считал.

Он плакал. Точнее выл, как маленький забитый щенок, забравшись в ближайший угол подтянув колени к подбородку. Руками обхватил ноги, крепко сцепил пальцы в замок.

Что про такое невербальное поведение говорят психологи? Кажется, что человек закрылся и не готов к общению ни с кем вообще. Но для распознавания страха в глазах ребенка мне не нужно было учиться несколько лет по данной специальности.

- Ты можешь встать и перестать плакать? - Я подобрал самый безопасный глагол для того, шума, что издавал такой маленький человек. И откуда у него такие легкие, чтобы так глубоко вдыхать и протяжно завывать?

В тебя, идиот!

От глупой мысли отмахнулся. Мальчика все еще нужно было успокоить и отвлечь от вселенского горя - потери Паулины. Мне тоже было от этого крайне паршиво, но успокаивать меня никто не спешил.

- Ром, хватит, - окрикнул я чуть громче, чем раньше. Он не успокоился, но перестал издавать протяжные звуки. - Вставай и иди умываться, потом решим, что с этим делать.

К огромному удивлению в этот раз он послушался и медленно встал, придерживаясь за стену. Худые плечи подергивались, словно в конвульсиях. Зрелище было не очень приятное. Сложно поверить, что в нем есть моё ДНК. Если нас поставить рядом, то можно наглядно представить картину басни “Слон и моська”.

В возрасте Ромы я уже был отъявленным маленьким сорванцом. Мама пыталась навязать меня Максу в няньки и иногда ей это даже удавалось. Она оставляла нас с карапузом, пока бегала в магазин, а я не мог дождаться момента, чтобы выйти во двор гонять мяч с пацанами. Но чем старше я становился, тем больше мне навязывали общество младшего брата.

“Он же младший. Ты должен его защищать. Должен оберегать. Должен заботиться и помогать”.

Я так не считал.

И почему был должен, если даже наш отец решил, что мы были недостойны его заботы, внимания, времени.

Отца я ненавидел, мать жалел до невозможности, но находиться рядом не мог. За ее слезами и истериками наблюдал Макс - у него не было выбора, а я таскался к одноклассникам. Их матери подкармливали меня и смотрели жалостливо, папы - крепко хватали за плечо, мол “ничего, сынок, справишься”. А потом и эти браки распадались.

Дети страдали, становились сторонними наблюдателями родительских разборок, ссор и безразличия. Мне было противно на это смотреть и я понял одну простую вещь - жить для себя гораздо интереснее и веселей.

Айфон известил меня о новом сообщении. Оно было от Марата с очередным отчетом про состояние Кристины. Без изменений. Ни хуже, ни лучше.

- Рома? - Я тормознул мальчика, едва тот вышел из ванной. - Хочешь… навестить маму? Ты ведь знаешь, что она в больнице?

- Да, - он быстро кивнул и округлил глаза от неожиданности. - Мы правда можем поехать?

- Ты должен знать, что она без сознания и не сможет с тобой разговаривать. Но я попрошу, чтобы тебе разрешили подойти к палате и посмотреть через стекло. Согласен?

Он снова кивнул, но не улыбнулся.

Через пятнадцать минут мы вышли из дома и сели в машину. Мальчика я усадил на переднее сиденье и пристегнул ремнем безопасности. Мы ехали в полной тишине, я не решился включать радио или любую другую музыку.

Наверно сейчас бы Паша сказала, что я поступил правильно и мудро. Может быть напишу ей вечером сообщение и расскажу обо всем. Может быть тогда она вернется.

- Мама умрет? - внезапно спросил Рома, когда мы остановились на перекрестке.

- Врачи делают все, чтобы этого не случилось.

Это был самый честный и безопасный ответ, который я сейчас мог ему дать.

- А вы?

- Что я?

- Вы тоже сделаете все возможное, чтобы мама жила?

***

Я оставил вопрос без ответа потому что уже делал все, что мог, но к сожалению организм человека, если верить словам доктора, не так прост, как компьютерный код, и чтобы его вылечить нужна не только удачная комбинация препаратов, аппаратов и внимания лучших специалистов.

Даже дорогое лечение может по-разному влиять на разных людей при одинаковых вводных. Это зависело от переносимости отдельных компонентов лекарств в препаратах, от их качества, в конце концов от того, готов ли сам пациент бороться за себя.

А может даже не от этого.

Макс не хотел. По крайней мере брат вполне серьезно собирался сдохнуть, когда узнал о том, что его недоношенная новорожденная дочь умерла почти сразу, после того как появилась на свет.

Врачи не давали прогнозов его состоянию, не обнадеживали. Его другая жизнь и этот второй шанс были даны лишь потому, что он не закочил все свои дела.

Казанцева тоже не закончила. Доказательство этого шагало со мной рядом по коридору.

Насколько я помнил Кристина всегда была волевой и сильной. Спортсменка. Красавица. Но далеко не комсомолка. Не командный игрок - эгоистка и единоличница до мозга костей. Прямо как я. Все эти качества делали ее характер уникальным и интересным для меня десять лет назад. Она не боялась спорить, давать мне отпор, огрызаться и даже пару раз задвинула мне довольно увесистые оплеухи.

Я не бил женщин, но ее хотел придушить.

А потом уходил и возвращался.

Между нами было много разных чувств, но того, которое могло бы привязать меня к ней, как цепного пса - нет.

Я выбрал Пашу. Я выберу ее снова и всегда буду выбирать ее.

- Еще далеко? - спросил мальчик нетерпеливо.

- Больница большая.

Несколько длинных белых коридоров, влажный от недавней уборки кафель под ногами, на котором после нас оставались следы. Бахилы знакомо шуршали на ногах. У Ромы один наполовину сполз.

- Так далеко?

Его пытливые глаза смотрели на меня требовательно. А еще около часа назад он боялся оставаться со мной наедине.

Ну надо же, какие изменения. И почему?

- Нужно будет дойти до лифта в конце коридора и подняться на шестой этаж. Там отделение реанимации для послеоперационных и тяжелых больных.

- А мама тяжелая?

- Да.

- Тогда как она поправится?

- Врачи делают все…

- Я помню, - Рома нахмурился. Его небольшое лицо стало таким пластичным и многогранным. Он хотел знать больше, понимать информацию, которую мог понять, переварить и освоить. - Как это случилось? Вы знаете?

Я промолчал. Тут мне было нечего сказать.

Мальчик еще вернется к этому вопросу и теперь стало ясно, что доставить его сюда было самой тупой идеей, которую сгенерировал мой гениальный мозг, заточенный под компьютерный код. Нужно было отвести его в торговый центр и дать возможность выпустить пар иначе. Он уже не выглядел так болезненно как вчера и весьма уверенно шел на своих двоих. Утром поел, температуры не было. Ему бы понравилось в большом развлекательном центре для детей.

Оттуда постоянно слышались визги и крики восторга.

Здесь же везде стояла зловещая тишина. Она следовала за нами по пятам, догоняла и мягко обнимала своими липкими пальцами, оседая на одежде, на коже и волосах.

В лифте вместе с нами на каталке везли девочку лет восьми или девяти. Её сопровождали медсестра и санитарка. Рома пристально смотрел на огромную гипсовую конструкцию, которая начиналась от таза и полностью покрывала её ноги.

Я вопросительно поднял глаза на женщин.

- Выпала с третьего этажа. Закрытый перелом таза и обеих ног, срастается неправильно. Мать так увлеклась бутылкой коньяка и новым ухажером, что не уследила за ребенком. Это уже третья ее операция.

- Она слишком взрослая, чтобы случайно выпасть из окна.

После нескольких секунд тишины медсестра кивнула.

Вот же срань!

Зачем люди, которым дети не нужны их рожают? Чтобы делать больно? Издеваться, калечить морально, унижать физически, реализовывать в них то, что не удалось достичь самим. Иметь ребенка, которого ты не хотел - это самая эгоистичная вещь, которую только может сделать человек.

Лифт остановился и мы вышли. Девочку повезли выше, на операцию.

До поста медсестры добрались молча.

- Добрый день. Доктор Беспалов на месте?

- Да, в ординаторской. А вы по какому вопросу?

- Хотим кое-кого навестить.

- Здесь вообще-то реанимация, а не проходной двор, и часов посещений не предусмотрено - взвилась женщина. На вид ей было чуть за шестьдесят. Строгая, внимательная, опытная старшая сестра. - Повадились таскаться, нарушаете стерильность, носите свою заразу, без масок и шапочек. Бахилы порваны! Мальчик, ты куда?!

Я посмотрел вниз, туда где мгновение назад рядом со мной остановился Рома, но его уже не было. Он успел ускользнуть из поля зрения, пока меня самого отчитывали как мальца и двинулся в ту сторону, где были просторные палаты с огромными окнами. Люди лежали по одному или несколько человек. Вокруг каждого стояли мониторы, извещающие о пульсе и сердцебиении пациента, помпы, которые помогали в необходимых количествах поставлять лекарства в организм, дефибрилляторы, ИВЛ. Некоторые фирмы я знал не понаслышке, работал и даже помогал настраивать.

Рома шел вперед так быстро, словно точно знал куда ему надо.

- Постой, - крикнул, но он не послушался. - Я же сказал тебе не отходить от меня.

- Мама. - Я не слышал, скорее угадал, что он это сказал, когда остановился напротив нужной палаты. Сделал шаг вперед, поднял руки и приложил ладошки к стеклу. Тонкие пальцы распластались по пластиковой, идеально очищенной поверхности. - Мамочка. Мамочка, проснись. - Громче. - Проснись, пожалуйста.

- Да что же это делается? С ума сошли? Ребенка к матери в таком состоянии привели! - негодовала медсестра мне вслед, когда я подбежал к нему и, подхватив как куклу под мышку, поторопился на выход.

Доктор Беспалов как раз выходил из ординаторской и проследил за нашим перемещением молча. Подозреваю, что он тоже не будет церемонится, когда позвонит мне, чтобы отчитать за этот поступок.

Вниз решил спуститься по лестнице.

- Отпусти меня!

- Рома, хватит брыкаться, упадем, блин.

- Поставь меня. Она там, я хочу к маме!

Он плакал, но перестал пинаться когда мы уже дошли до первого этажа. Натянул шапку, куртку и пока я снимал ботинки выскочил на улицу. Я не торопился. Ведь нормальный ребенок не станет убегать от крыльца не дожидаясь взрослого. Не выскочит на парковку, а затем не будет нестись в сторону проезжей части, к которой она прилегает.

К моменту, когда я понял, что Ромы нет в пределах моей видимости его красно-синяя шапка с помпоном мелькнула на полпути к шоссе.

- Бл*ть!

Это последнее, что я мог сказать членораздельно. Дальше только ругался, орал и бежал. Бежал как никогда раньше.

Бежал, потому что должен был успеть обогнать машину, которая обязательно превратит его маленькое щуплое тело в фарш. Совершенно безжизненный и перемолотый.

- Рома, стой!

Я был так близко, ему просто нужно помочь мне, ведь не успею!

Крикнул на последнем издыхании, но он не послушался.

Я протянул руку. Успел.

Еще минут пять мы сидели на обочине шоссе, вытянув ноги вдоль поребрика, в луже, грязи, среди опавших листьев. Я так крепко сжал его голову, что казалось мог раздавить своими ладонями, но ощущать то, что он дышит… лучше всего.

- Ты такой глупый! Глупый, но… Господи, спасибо, что живой.