Егор
– Скажи, а нельзя было как-то по-человечески? – на самом деле это не вопрос. Это моя претензия к отцу. Обвинение, которое не подразумевает оправданий. – Почему надо было втайне от меня оплодотворять эту девку? Потом подкладывать ее мне? Или сначал подложил, потом оплодотворил?
– Да под тебя ж подложишь! – отец сбрасывает маску благодушного покровителя. – У тебя на уме только Маша, Маша, Маша, – взмахивает рукой, будто отгоняет насекомых. – Я почти год заставлял Регину вокруг тебя виться! Выучил все твое расписание, записал ее в твой спортивный клуб… Год! – он орет, не обращая внимания на тоже вошедшую в столовую мать.
– Год? – мне тошно. – Ты за моей спиной все продумал, устроил, решил, что я баран, который все схавает.
– Я схавал, и ты схаваешь! – зло орет на меня родитель. – Или ты думаешь, что этот пункт в завещании появился просто так?
– Что? – я морщусь. Сейчас правда не понимаю.
– А то! – отец упирается ладонями в стол. Сейчас он больше похож на загнанного зверя, который огрызается, отстаивая свое из последних сил. – Ты думаешь, я никогда не любил? Не хотел жить долго и счастливо и детей семеро по лавкам? Только вот ирония! Она ж тоже была бесплодна!
– Ты сейчас о ком? – я отступаю, оглядываюсь на побледневшую мать.
– Не важно! Ее больше нет! Совсем нет! Когда она узнала о твоем рождении, вышла в окно с двадцатого этажа! Зато я остался с наследником и корпорацией! Я все, что любил, ради этого перечеркнул! Так почему же ты решил, что тебе можно?
Он брызжет слюной, почти потерял человеческий облик. Вот так, значит? Теперь я понимаю, почему провел все детство по закрытым интернатам. И почему я у родителей единственный наследник…
– Мне жаль тебя, – отвечаю ему спокойно, – и нам больше не о чем разговаривать.
Подхожу к застывшей, как статуя, маме, крепко, но коротко обнимаю ее и направляюсь к выходу из столовой.
– А, да! Последний вопрос, – оборачиваюсь к разрушенному собственным откровением отцу. – Сейчас-то она тебе зачем? Маша приняла этого ребенка, я остался во главе корпорации, почему ты продолжил пихать ее в мою койку?
– Что? – из горла отца вырывается невнятный хрип. – Я не понимаю, о чем ты.
– То есть хочешь сказать, что последние события – это не твоих рук дело? – щурюсь… Не похоже, чтобы он врал.
– Какие события? – отец отряхивается, принимает почти обычный свой вид.
– Понятно, – тяну задумчиво. – Значит, не ты пытаешься убрать Машу. Ну что ж. И на том спасибо. Было бы грустно расправляться с собственным отцом, – морщусь, – даже с таким.
Еще раз ловлю мамин взгляд, пытаюсь ей улыбнуться и ухожу. Теперь уже совсем.
.
Маша
– Нет, с твоего телефона писать не надо, – Елена Васильевна держит меня за руку. – Сейчас я позвоню….
Я пришла к ней в гости, проводив Егора. Прямо вот на утренний чай. Наверное, у меня был такой потерянный вид, что старушка Михницкая чуть не расплакалась. Я ей ничего не говорила про нашу ночь с Егором. Она решила, что это из-за расставания с ребенком.
– Сейчас, сейчас, – суетливо ищет номер, нажимает вызов. – Алло, Леша? Леша, тут Маруся переживает. Все в порядке? Старшие по огороду катают? Плохо спал? Но поел, да?
Она обстоятельно все расспрашивает, на каждый его ответ кивает с деловым видом.
– Ну видишь, все хорошо, – кладет трубку, оборачивается ко мне.
– Да, – я утираю выступившие слезы, пытаюсь улыбнуться.
– Ну, Егор-то что? – она ставит передо мной чашку.
– Егор уехал, – говорю я упавшим голосом.
– Это правильно! – довольно отзывается Михницкая, даже не спрашивая, куда и зачем. – Я уж в вашу семью не стала лезть, но он прав, – она наливает много заварки в мою чашку, берет с плиты кипящий чайник. – Что он отсюда сделает? А там у него средства, связи…
Она почти дословно повторяет Егора, и от этого мне становится тошно.
– И то, что ты тут осталась, тоже правильно! – пододвигает ко мне сахарницу. – Вернулись бы все вместе, опять бы кто-то начал свои подковерные игры. Надо понять кто! Вот сейчас Егор поехал один! Скажет всем, что с тобой поругался. Вот они и проявятся.
– Ребенка искать будут, – отзываюсь я еле слышно.
– Будут, – кивает Елена Васильевна, – но не там, куда вы его отправили, – она обеспокоенно смотрит на меня. – Ты сейчас что делать-то будешь?
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Там работа есть, сейчас сяду поделаю. Потом, может, съезжу куда, – обхватываю себя руками, – или посплю…
– Ты ко мне не хочешь переехать? – удивительно, как у нее с Егором сходятся мысли. Ведь я даже не намекала на это.
– Да что я вас стеснять буду.
– Не неси ерунды! – категорично отрезает мои вежливые рассуждения Михницкая.
– Я лучше сама, – стараюсь улыбнуться.
– Ну как знаешь, – старушка хмурится. – Ты мне это! – грозит пальцем. – Не раскисай тут! Вот, кстати! – спохватывается, вроде как что-то вспомнила. – Куда ты там поехать собралась, мне бы муки купить! И сахара… – смотрит на меня. – Возьмешь список? А то мне опять придется свою бандуру на колесиках таскать! – она указывает в сторону своей хозяйственной сумки. – Ненавижу ее!
– Куплю, конечно. Пишите!
.
Егор
– Простите, вы куда?!
Вау! Я отсутствую только полтора месяца, но секретари на ресепшене меня уже не узнают? Никогда не обращал внимания на этих девочек. Всегда поднимался с парковки прямым лифтом в свой кабинет. Но они же должны были видеть хотя бы мое фото? Или джинсы с футболкой так меняют человека?
– А я бы хотел увидеть Федора Полянского, – улыбаюсь обезоруживающе и нагло.
– Вам назначено?
Она делает малозаметный знак охране, и около меня рисуется мускулистый тип. Я его, конечно, не знаю. И он меня, судя по всему, тоже.
– Нет, – вскидываю брови, – но поверьте, он будет рад меня видеть.
Почему-то не сомневаюсь. что это будет именно так. Созванивались с Федькой буквально позавчера, и он вылил на мою голову немало помоев на тему, что я там почти в курортных условиях прохлаждаюсь, а он даже в спортзале уже месяц не был.
– К сожалению, высшее руководство принимает только по предварительной договоренности, – улыбка секретарши становится похожей на оскал. Взгляд злой.
– Да не проблема! – достаю телефон. – Сейчас договорюсь, – набираю Федьку, а сам думаю, что этих двоих надо уволить или премировать. Хорошо же держат оборону. И вежливо. Но бесят!
Федька отвечает после второго гудка! Хотя должен быть сейчас на планерке. Круто! Значит, действительно рад меня слышать.
– Слышь, спустись в приемное, пожалуйста! Да не к себе, а в то, которое на первом этаже. Ага, жду, – отбиваю звонок и спокойно смотрю в глаза своим церберам. Хрен с ними. Пусть живут. – Хорошо работаете, – приободряю секретаршу. И тут створки лифта распахиваются.
– Егор! – Федька натурально выбегает мне навстречу, а я не могу отказать себе в удовольствии поржать над лицом охранника и секретарши. – Ты вернулся?!
– Не дождешься, – широко улыбаюсь я. – Я так. Поговорить.
.
Маша
Судя по списку, у Елены Васильевны закончились все крупы одновременно. И стиральный порошок вместе с ними. И лекарств на две страницы блокнота.
Эх.
Она меня считает такой наивной? Или просто старается чем-то занять.
Ладно.
Какой резон мне спорить?
Прикинула, не нужно ли чего мне самой в хозяйстве, и поплелась к дому через парк.
День, как назло, выдался солнечный, светлый. Вовсю щебечут птицы, ярко зеленеют еще не пыльные деревья, школьники, видимо, смывшиеся пораньше, играют в парке в футбол чьей-то сменкой.
Гомон, смех, веселые лица.
В какой-то момент я, наверное, чуточку заражаюсь общим весельем и начинаю думать, что не все уж так плохо!
Санечка в безопасности, у него все хорошо. Егор вовсе не бросил нас. Он здесь! В часе езды от меня, пытается разобраться в ситуации…
Замираю на светофоре, улыбаюсь своим мыслям.
– Ой, – кто-то трогает меня за плечо, я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. – А! Это ты?! – улыбаюсь облегченно. – А что ты здесь делаешь?