Измена. Первая любовь предателя

Глава 13

— Да блин, ба, он же ей изменил! С какого хрена мама должна идти на уступки? — недовольный голос сына заставляет меня притормозить за стеной.

— Вот именно. Сам учил, что нужно уважать друг друга в отношениях, а теперь других баб шпехает! Охренеть, как уважительно! — поддерживает брата Олеся.

Я прижимаю ладонь к ноющей груди. Еще двадцать минут назад мне казалось, что я остыла и успокоилась. И что я готова здраво мыслить.

Оказалось, что мне показалось.

И воздух вновь становится электрическим. Его не вдохнуть.

Это утро такое же тревожное и хмурое, как и вчера. И дело вовсе не в погоде.

— Он ваш папа. И он сказал, что жалеет о случившемся.

— Пошел он в жопу! — гневно рычит Максим.

— Ба, нам такой папа не нужен!

Прижимаюсь лопатками к стене и прикрываю веки устало.

Аграфена Григорьевна тяжело вздыхает.

Рома ее сын, и это вполне нормально, что она его защищает. Это было даже ожидаемо. Представляю, как сейчас горит ее материнское сердце, разбитое в щепки поступком сына.

Конечно, она не хочет, чтобы дети отвернулись от Ромы, как Рома когда-то отвернулся от своего загулявшего отца. И мой муж изменил один раз в состоянии алкогольного опьянения, а Анатолий изменял Аграфене с двумя разными женщинами на протяжении пяти лет, прежде чем правда вскрылась.

— Я понимаю, что вы злитесь. И вы правы. Рома… ужасно поступил. Но…

— Ужасно? — фыркает Олеся. — Это не просто ужасно, ба! Это отвратительно. Он всю нашу семью опозорил! В вонючую помойку нас толкнул и ногами потоптался!

— Да…

— Я не готов идти на контакт с отцом. Без обид, ба. Удивительно, но козлиха Олеся права! Отец подонок.

— Сам ты козлиха!

Я не против, чтобы Рома и дети общались после развода. Просто должно пройти время. Нам всем нужно воскреснуть из пепла и возвести новые мосты между нами. Да, как раньше уже не будет. Но я не поверну детей спинами к их родному отцу.

Если отвернутся от Ромы сами — это их дело. Я влезать и поучать взрослых умных подростков не буду.

— Ладно… я все поняла… — обреченным шелестом выдыхает Аграфена Григорьевна.

Слышны шаркающие шаги, приближающиеся ко мне, и я резко выхожу из-за угла.

Чуть не врезаюсь в Аграфену Григорьевну.

На ней лица нет… Бледная. И глаза на мокром месте.

— Дашенька, — тихо шепчет она, с безмолвной надеждой заглядывая в мои глаза.

Закусываю губу, но взгляда не отвожу.

— Я прошу тебя, не настраивай детей против Ромы. Да, они правы, но Рома очень боится их потерять. И тебя, Дашенька. Тебя он тоже потерять не хочет.

— Я детей никуда не настраивала, — ровным тоном отвечаю я. — Им нужно время. И твои разговоры про прощение блудного папочки сейчас неуместны.

— Боже, я так переживаю. У меня все утро давление скачет!

— Всем не сладко, — уныло шепчу. — Я тоже еще в себя не пришла.

— Ты прости, Дашенька. Я разрываюсь между тобой и сыном. И мне сейчас до мурашек больно за вашу семью. Я не могу принять одну сторону, пойми меня правильно!

— Я все понимаю, — усилием воли растягиваю губы в улыбку. — Спасибо, что пустила нас пожить.

— Оставайтесь сколько надо, а я, пожалуй, прилягу.

Свекровь поднимается на второй этаж, а я провожаю ее прямым напряженным взглядом. Нервы мои сейчас как гитарные струны. И на них можно было бы сыграть любую мелодию.

У меня уже созрел план действий. Найти хорошую квартиру для меня и детей, перевести все вещи, подать на развод. Забрать у Ромы Томаса.

Кот вчера своими большими оранжевыми глазами прямо в душу мне заглядывал. Ложился в мой чемодан и всем своим видом умолял, чтобы я его с собой забрала.

И я заберу!

Медленно выдыхаю и выхожу к детям.

— Доброе утро!

Смотрят на меня устало и отстраненно. Молчат.

— Что не так?

— Бабушка на стороне папы, — возмущенно шипит Олеся.

— Она думает, что мы должны остыть и простить! — с лютым негодованием в голосе произносит Максим.

— Аграфена его мама. А мама никогда не отвернется от своего ребенка. Даже если этот ребенок — моральный инвалид, — пожимаю плечами и преземляюсь на мягкий стул.

Двигаюсь ближе к столу, рассматривая коробки с роллами. Кажется, у меня появился аппетит. Во рту вязкая слюна, а в животе неприятно посасывает желудок.

И зачем я вчера утром мариновала курицу? С трудом верится, что Рома ее пожарит. Пропадет теперь…

— Мам, — холодно произносит Олеся. — Мы с Максом решили, что не будем общаться с отцом.

Хватаю со стола палочки для роллов и быстро их распечатываю. Упаковка неприятно шуршит.

— И нам не нужны его подачки в виде алиментов, мама. Пусть исчезнет из нашей жизни! — добавляет Максим.

Снимаю крышку с баночки соевого соуса. Ловко подхватываю ролл с красной рыбой и отправляю в рот.

Взгляды детей на себе кожей чувствую.

— И если папа думает, что сможет нас как-то подкупить, то пусть не мечтает. Мы и сами работать можем. Найдем что-то, что не будет отвлекать от учебы и все, — Олеся нервно поправляет светлые локоны.

Активно жую ролл, погядывая на дочь.

— И если отец захочет с нами видеться, то мы против! Мы уже достаточно взрослые и можем сами выбирать круг общения. Суд не заставит нас общаться с папой, — деловито улыбается мой сын.

— Все сказали? — подхватываю палочками ролл и отправляю его в баночку с соевым.

— Все, — в один голос отвечают дети.

— Классные у вас планы, — равнодушно выдыхаю. — А вот я решила, что мне и правда стоит встретиться с Ромой до того, как я пойду подавать на развод.