— Викуся, — дядя улыбается, когда я вхожу в его непростительно огромный кабинет на двадцатом этаже, — как неожиданно.
Я молча иду к его столу. Развалился в кожаном кресле и скалит зубы, а глаза горят любопытством.
— Какая ты грозная, Викуся.
Обхожу стол, и дядя разворачивается ко мне. Кресло едва слышно поскрипывает. Я должна выплеснуть на дядю свое отчаяние, началом которого стал именно он.
— Встань, пожалуйста.
— Хорошо, — тяжело поднимается на ноги, и я леплю ему звонкую и сильную пощечину. Его глаза округляются, секундное замешательство, и я цежу в его лицо:
— Вы совсем охамели?
— Уточни, пожалуйста, о чем речь, — глухо и зло рычит в ответ.
— Уже подыскал кандидатов для моих любовников?
— Валера, что ли, проболтался? — приподнимает бровь.
— Нет, — в гневе щурюсь. — У стен есть уши.
— Ты же знаешь, я за равноправие в браке, — едко ухмыляется. — И тебе надо развеяться, отвлечься…
— Развеяться и отвлечься с жиголо?
— Почему сразу с жиголо?
— А с кем? Как назвать того, кого подыскивают несчастной в браке даме для развлечения за определенные блага? За связи, контракты и сделки? — сжимаю кулаки. — Или у вас грандиозный план вызвать Кирилла из-за океана, чтобы он постепенно наладил со мной контакт, а после торжественно выдать замуж?
— Твоя идея не лишена изящества, — дядя плюхается в кресло и цокает, — но я Кирюше, надо сказать, я совсем не симпатизирую.
— Почему?
Ему мало, кто нравится. Ко всем относится с пренебрежением и завышенными ожиданиями, хотя сам тот еще гнилой фрукт.
— Так-так-так, — дядя смеется, — что это за огонек в твоих глазах, Викусь? Что за подростковое бунтарство в тебе вспыхнуло?
— Это не ответ.
Стыдно признаться, но, да, во мне взыграло какое-то детское упрямство. Раз дяде не нравится Кирилл, то, может, это шанс показать характер?
— Он обычный торгаш, — дядя хмыкает. — Покупает и перепродает. И каким образом его бизнес поможет моему? Мне на иномарках щебень перевозить? Заменить карьерные экскаваторы и самосвалы, которые стоят дороже лимитированных тачек, на бентли? И у Кирюши сейчас сложности некоторые, поэтому мамка его и пытается перевязать его бантиком и впихнуть в нашу семью. Какая от него польза? Его пытались пристроить в строительный бизнес, но он решил свалить из страны. Да я тебя лучше за бригадира года отдам, и то толка будет больше, потому что найти нормального мужика, который построит остальных рабочих, еще сложнее чем тебе нового мужа.
— А можно мне не искать нового мужа? — в отчаянии шепчу я.
— Неужто с Валерой помирилась? — удивленно приподнимает бровь.
— Нет, — скрещиваю руки на груди, отворачиваюсь к окну и смотрю на облака.
— Сложная ты баба, — дядя недовольно вздыхает.
— Как ты мог такое предложить?
— Не вижу никакой проблемы.
— Может, у мамы тоже есть мужик для радости? — оглядываюсь на дядю, и у него глаза загораются ревностью и яростью.
— Язык прикуси.
— А что так?
— Я твоей матери верен, — цедит сквозь зубы.
— Да неужели? — горько усмехаюсь я.
— Представь себе. От женщины, с которой я вне брака, я не гуляю налево. Соответственно, от нее я жду того же. Равноправие, Викусь.
— Он должен был дать тебе по челюсти, — поджимаю губы и понимаю, что сейчас расплачусь.
— Должен был, — дядя кивает и улыбается. — Конечно, я бы ему тоже, возможно, пару ребер, например, сломал. Тебя бы устроил такой вариант?
— Да.
— Хочешь, сегодня он явится не домой, а в больницу?
— Момент упущен.
— Согласен.
Минутное молчание, и я тихо спрашиваю:
— Какая она?
Я понимаю, что зря любопытствую, но подозреваю, что сегодня Валерий заглянет в гости к той, кто будет ему рада.
— Кто? — озадаченно потирает щеку.
— Его любовница. Кто же еще?
Дядя закатывает глаза, разворачивается к столу. Вырывает из блокнота лист и что-то на нем пишет золотой ручкой.
— Вот тебе адрес, иди сама на нее посмотри, — протягивает листочек мне. — Разрешаю тебе ей патлы повырывать и скинуть с балкона. Твою задницу я прикрою в случае ее летального исхода.