Скрип двери и тихие шаги вырывают меня из тревожного сна. Машинально закрываю спящую Соню рукой и испуганно смотрю на Валерия, который подходит к кровати и молча ставит на тумбу вазочку. Маленькую, розовую и с аистом. Пребывая в сонном недоумении, медленно моргаю.
— Доброе утро, — шепчет Валерий.
Сон никак не хочет меня отпускать из липкой паутины. Почему вазочка целая, если я ее разбила на мелкие осколки? Склеил? Перевожу взгляд на вазочку и трещин со следами клея не вижу. Вновь смотрю на Валерия и сипло спрашиваю:
— Что это?
Очень глупый вопрос, но на большее я сейчас не способна.
— Ваза.
— Я знаю, но…
— Пришлось найти другую, — устало вздыхает. — Она же тебе понравилась.
— Да, понравилась.
Очень неловкий разговор, и я сейчас чувствую детское удивление. Я уже успела оплакать милую вазочку, попрощаться с ней и испытать сильную горечь от потери, а сейчас вижу ее целой и невредимой. Волшебство, не иначе.
— Я пойду приму душ, — Валерий разворачивается и шагает к двери.
— Почему? — задаю я тихий вопрос и приподнимаюсь на локте.
— Потому что мне надо привести себя в порядок перед завтраком и целым рабочим днем, — в легком изумлении оглядывается.
— Я про вазу, — хмурюсь.
— У тебя вчера был такой вид, будто ты не вазу разбила, а… не знаю… близкого человека убила, — Валерий зевает и прикрывает рот кулаком. — И это же я вазу решил купить… Вика, мне сейчас тяжело думать и говорить. Я принес тебе новую такую же вазу и все на этом.
Выходит, а я аккуратно сажусь, чтобы не разбудить Соню. Я не знаю, как мне отнестись к произошедшему. Ничего подобного раньше не случалось. И не стал бы Валерий в ночи искать вазочку, чтобы меня порадовать и успокоить. Я в первый раз, что ли, ныряю в истерику?
Объяснение я нахожу лишь одно: моего мужа похитили инопланетяне и кто-то из них занял его место. И сейчас зеленому человечку в шкуре Валерия надо влиться в социум, семью и не привлекать к себе внимание, но он-то не в курсе, что его жертва — черствый сухарь, который не способен на проявление нежности ко мне.
Или способен?
Меня накрывает волна запоздавшего смущения. Взгляд на вазочку, и сердце подпрыгивает. Он целую ночь потратил на то, чтобы найти “глупую безделушку”, в ценности которой он очень усомнился. Хочу глупо хихикнуть, схватить вазочку и спрятаться под одеяло, но меня приводит в чувство Соня. Она тянет ручки и ножки, недовольно причмокивает и своим тихим покряхтыванием дает понять, что вот-вот расплачется.
Чего это ты, мать, на вазочку так смотришь, когда дочу надо покормить, расцеловать, потискать и подгузник поменять. Сначала я, а потом уже все остальное.
— Ты же моя булочка сладенькая, — целую ее в щечки и трусь носом о ее подбородок.
Когда Соня переодета, накормлена и наслаждается погремушкой, а я своей замечательной вазочкой, в спальню заглядывает Мария:
— Проснулись?
— Мне надо в душ, — отставляю вазочку и улыбаюсь, — подменишь меня?
Мария с подозрением смотрит на меня:
— Так. Вам сон хороший приснился?
— Почему ты спрашиваешь?
— Глаза горят, — она медленно подплывает ко мне. — Вернулись вы вчера с мамой…
Замечает вазочку на тумбе, и опять на меня смотрит:
— Эта та самая?
— Нет, другая, — я почему-то отступаю от Марии.
— Откуда?
— Валерий принес.
Несколько секунд обескураженного молчания, и я чувствую, как у меня щеки краснеют.
— И правда, красивая, — Мария переводит взгляд на вазочку. — И ведь где-то нашел.
— Но он не сказал где, — прячу от волнения руки за спину.
— А это разве важно? — внимательно всматривается в глаза.
— Любопытно же, — едва слышно оправдываюсь я.
— В этом случае, — Мария подхватывает агугающую Соню, — женское любопытство можно оставить без ответа. Пойдем, моя милая, маме надо собой заняться.
Так, принять душ, почистить зубы и на долгие минуты застрять у шкафа в нерешительности. А что надеть? Задумчиво перебираю плечики и понимаю, что еще вчера у меня не было такой проблемы, как выбрать из всего разнообразия тряпок что-нибудь интересное. И интересное для кого?
— Так, — отступаю от шкафа, испуганная своим озарением.
Я не для себя тут придирчиво разглядываю блузки, платья и юбки, а для Валерия. Я хочу обратить его внимание на себя.
— Ну уж нет, — сердито шепчу я и выхватываю в случайном выборе одежду. — У нас тут не свиданка.
Через пять минут у зеркала я недовольно цыкаю. Колени открыты, рукава у блузки прозрачные, а на лоб ниспадает игривый локон.
— Нет.
Еще пять минут, и стою я перед зеркалом в платье, которое должно быть скромным и неприметным, однако оно талию подчеркивает, грудь и голые икры.
— Да что ж такое?!
Третий заход, и я понимаю, что вот гардероб-то у меня совсем не монашеский. Он, конечно, мимикрирует под строгую элегантность, но всячески показывает, что у меня и талия есть, и грудь, и плавная линия бедра. Короче, женщина я, а не бесполое существо.
— Вот блин…
Вот выйду я в этом бежевом платье с провокационным декольте, и решит мой муж, что я его хочу соблазнить в благодарность за вазу. Почему я раньше не замечала, что у меня вся одежда с намеком? Или я себя сейчас накручиваю?
Минуту в нерешительности топчусь у двери и выхожу. У меня нет в шкафу скафандра, чтобы в нем спрятаться, а если не приду на завтрак, то точно привлеку ненужное внимание.