Измена. Право на семью

Глава 28. Очень занимательная беседа

— Ну, — голос у дяди насмешливый, — сходила, посмотрела?

Крепко сжимаю смартфон в желании его раздавить. Я сижу на заднем сидении. Я не решилась подраться с Валерием и сбежать от него, поэтому он сейчас везет меня домой. Молчаливый и хмурый. Ненавижу свою жизнь. Еще и дядя решил добить звонком.

— Да, — наконец отвечаю я.

— И как?

— Никак.

— Как там кот?

— Какой кот?

— Марсель, вроде.

У меня скулы сводит от ярости. Валерий кидает беглый взгляд в зеркало заднего вида, и я медленно выдыхаю.

— Рыжий такой, — не унимается дядя. — У консьержки есть рыжий кот. Я же говорил про него.

— Ты сейчас на полном серьезе спрашиваешь у меня про кота? — тихо и зло отзываюсь я.

— Да, — голос у дяди становится стальным, — и я жду ответа.

— Все у него в порядке, — поскрипываю от бессилия зубами. — Сытый, довольный.

— Невероятно, — шипит Валерий. — Он еще и котов любит.

— Ты хочешь с ним поговорить? — задаю ему сердитый вопрос.

— Кто? — интересуется дядя. — Кто со мной хочет поговорить?

— Точно не кот, — цежу я сквозь зубы.

— А жаль, — вздыхает дядя. — Ты, что, там Валеру нашла?

— Именно.

— А лучше бы кота.

Медленно выдыхаю, но с губ все же срывается истеричный смешок. Закусываю губы, делаю судорожный вздох, щеки дергаются и меня охватывает нервный смех. Роняю телефон и в голос гогочу, а после срываюсь в слезы. В громкие и отчаянные. И их не остановить, потому что очень давно не плакала и прорвало плотину.

И не из-за измен Валерия я рыдаю, спрятав лицо в руки. Он не любил меня, чтобы стойко хранить верность. У меня нет власти ни над своей жизнью, ни над душой, которая сегодня треснула и вскрылась, а там столько ран. Там призрак мертвого отца, о котором ничего не знаю, тень матери, с которой я сама разорвала связь, страх за дочь, ненависть на дядю и обида на мужа, который прополз в сердце.

Я потерялась сама в себе. Я была уверена, что я смогла выстроить себя, но ничего подобного.

Машина съезжает в парковочный карман, и я взвизгиваю:

— Езжай! Чего ты остановился?

— Ты плачешь, — Валерий оглядывается.

— А то я не знаю! — рявкаю я. — Вези меня домой!

— Тебя надо успокоить для начала, — хмурится.

— Как?!

— Я не знаю! — повышает голос.

— Не ори на меня! На своих шлюх кричи, а я тебе жена!

Валерий отворачивается, нервно приглаживает волосы и медленно выдыхает:

— Я никуда не поеду, пока ты не успокоишься.

— Отлично ты меня успокаиваешь! — борюсь с желанием кинуться на напыщенного индюка в дорогом костюме с кулаками. — Просто, мать твою, образцовый муж! Сначала отымел потаскуху, а теперь никуда не поеду! Поэтому я и хотела вызвать такси! Там при таких фокусах есть кому пожаловаться!

— Пожалуйся дяде, — глухо рычит и сжимает руль до побелевших костяшек. — Он тебе красивого и горячего кобеля найдет, чтобы порадовать, — оборачивается и цедит сквозь зубы, — вот пусть другой мужик и терпит твои истерики.

— Так ты теперь считаешь это хорошей идеей?!

Я понимаю, что мне надо заткнуться, вытереть слезы и надеть маску безразличия, но я не могу. Я уже совершила одну фатальную ошибку, когда сказала о своей влюбленности Валерию.

— Может ты тогда будешь довольна? — он вглядывается в глаза. — И с другим научишься нормально разговаривать?!

— Я нормально разговариваю! Это ты тупой баран!

— Да ты тоже не очень умная! — глаза Валерия вспыхивают яростью.

— Да уж поумнее твоей Ладочки! — сжимаю кулаки.

— Но она нашла ко мне подход, а ты нет! Знаешь, что? — обнажает зубы в оскале. — Я понял, что ты от меня ждала. Чтобы я перед тобой на цырлах скакал, в рот заглядывал, а ты вся такая снежная королева “дам-не дам”. Не так посмотрел? Не дам! Не то сказал? Не дам!

— Так мне тебя надо было дрессировать горизонтальными утехами?

— Они не всегда горизонтальные! — глаза горят огоньками черной злобы. — И ни одного мужика не выдрессировать бревном!

— А ты у нас, я посмотрю, прямо гигант! — со смехом охаю я. — Да тебя самого Лада терпела из-за твоих денег! Если я бревно, то ты дятел!

— Вот стерва, а, — недобро щурится. — Я тебя понял, женушка моя ненаглядна.

От его темного взгляда нехорошие мурашки бегут между лопаток. Кажется, я сболтнула лишнего, и этого мне не оставят без последствий.

— Ты звонок не сбросила, — Валерий косит взгляд на телефон, а затем смотрит на меня.

— Сбросила.

— Нет, не сбросила, — доносится тихий и искаженный связью голос дяди из динамика телефона.

Меня окатывает холодом, а затем жаром. Шмыгаю и подхватываю смартфон. Валерий усмехается и вновь отворачивается.

— Ты все слышал? — тихо и затаив дыхание спрашиваю я.

— Очень занимательная беседа, — флегматично отвечает дядя и громко прихлебывает, — как раз под чашечку кофе. Кстати, я тоже не совсем понимаю, как надо успокаивать женские истерики. Я с твоей матерью, например, просто отсиживаюсь в темном уголке, пока она бьет посуду и орет, что я ей и тебе испортил жизнь.

— Так-то она права.

— Поэтому и сижу в темном уголке.

— Что ты за человек такой? — устало вздыхаю я и вытираю слезы.

— Поэт и романтик, которого знатно потрепала жизнь, — слышу в голосе дяди издевку. — Знаешь, люди тонкой душевной организации, если их сломать через колено, становятся очень жестокими и беспринципными мразями.

— Ты и меня решил мразью сделать?

— Какие громкие слова, Викусь, — дядя опять прихлебывает. — Вовсе нет. Про "сломать через колено" это не про “выдать замуж за дятла”. Это про кровь, смерти, переломанные кости, пули в животе и это про “ползти через поле к трассе на рассвете” в диком желании выжить и закопать урода, который устроил подставу. И этот урод - твой отец, если что.

У меня руки трясутся. Дышать тяжело.

— А у него жена беременная, — продолжает дядя. — А затем он в ногах валяется, сопли на кулак наматывает и говорит, что не хотел, не подумал, и, вообще, у него дочка скоро родится.

— Он же музыкантом был… — шепчу я. — А не бандитом.

— А кто музыканту может помешать по просьбе других шакалов вызвонить брата на встречу, потому что давно не виделись и давай выпьем пивка? Порыбачим? И я с тех пор ненавижу рыбалку и рыбу. И имя тебе дал я. Это было мое условие.

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Зато ты не плачешь. Все, Викусь, давай. Мне пора. Валере привет.

Гудки, и откладываю телефон.

— Что он тебе сказал? — тихо и напряженно спрашивает Валерий.

— Ничего хорошего, — в шоке говорю я. — И тебе привет передал.

— С угрозой?

— Нет, угроз никаких не было. Я теперь думаю, что он угрозами кидается, когда у него хорошее настроение, а когда плохое, то говорит про котов.

— Очень на него похоже, — Валерий стучит пальцами по баранке руля.

— Мы можем теперь ехать? Валер, у меня сейчас грудь лопнет, — медленно откидываюсь назад, чувствуя ноющее напряжение и жар в груди. Тонкие хлопковые вкладыши в бюстгальтере мокрые. — Ты меня слышишь, нет?

Наши взгляды пересекаются в зеркале заднего вида. И опять я вижу в нем этот пугающий огонь возбуждения.

— Мне надо покормить Соню и сцедить молоко, — тихо поясняю я, однако до него, видимо, не доходит смысл моих слов.

Лишь через несколько секунд молчания машина трогается с места. Так, медленный вдох и выдох и не поддаемся панике. И делаем для себя вывод: никаких ссор и разговоров о груди.