Измена. Право на семью

Глава 41. Облажался

Мария охает в стороне, а Соня на ее руках смеется над мычанием Крилла. Лежит на траве, рожа у него и руки все в царапинах, ссадинах и тонких иголочках.

— Вставай, — подхожу к нему.

Убить бы его и закопать в саду прямо под окнами Вики. Я никак не могу взять себя в руки и успокоиться. Ярость переплелась с возбуждением, и я с трудом соображаю.

— И что же ты такой неуклюжий? — печально сетует Мария. — Это ж надо умудриться выпасть с балкона и прям в шиповник.

Кидаю на нее удивленный взгляд, и качает головой:

— Пьяный, что ли? — подмигивает мне украдкой.

— Ты обалдела, старая дрянь? — Кирилл садится, сплевывая кровавую слюну.

Соня хмурится и опять смеется, он кривится и выдергивает из ладони иголочки.

— Я сейчас тебе еще один полет устрою, — поскрипываю зубами.

Оглядываюсь и поднимаю глаза. На балкон выходит бледная Вика, поджимает губы и вскидывает подбородок. Не женщина прям, а королевишна, которая сейчас отдаст приказ казнить… Только вот кого?

— Кирилл, ты извини моего мужа, — говорит спокойно и даже высокомерно, — он в последнее время несдержан.

Соня с улыбкой тянет ручки вверх к балкону.

— Он у нас тоже внезапный и неожиданный, — Вика едва заметно щурится, будто намекает Кириллу на что-то.

Время замедляется. В солнечных лучах Вика торжественно прекрасна. Я вижу в ней не жену, а незнакомку, которую раньше не замечал. Я предпочел зацепиться за ее слезы, молчание, отстраненность, чтобы проигнорировать ее очарование. Сейчас ее надменность вызывает во мне мужское удивление. И не только я обескуражен, но и опухший Кирилл, которого я решительно подхватываю за подмышки и волоку прочь:

— Харе пялиться на мою жену.

— Вы ж почти в разводе, — рычит он.

— да кто тебе такое сказал? — рывком поднимаю его на ноги, разворачиваю и пихаю его в спину. — Пошел!

Спотыкается от моего толчка, падает на колени, а потом и вовсе на четвереньки. Соня заливается восторженным смехом.

— Доча, — голос Вики становится строгим, — не смейся над дядей.

— Это она в Юру пошла, — Кирилл опять сплевывает и покачиваясь встает на нетвердые ноги. — Узнаю его смех.

Оборачиваюсь на свою дочь, которая с ехидной улыбкой тянет кулачок в слюнявый рот.

— Ничего подобного, — Вика хмурится.

— Да есть что-то, — поднимаю взгляд. — Он тебе точно не отец?

— Нет! — рявкает и сжимает перила. — Просто она повторяет. Он при ней много смеется.

— Он, кстати, однажды ее учил, как смеяться, чтобы пугать людей, — Мария прижимает Соню к себе. — Она была в восторге.

Вика беспомощно переглядывается со мной, кусает губы и тихо приказывает:

— Тащи ее в дом, будем переучивать. Я от “дяди Юры” с косичками и в розовом платюшке умом двинусь.

— И какому смеху ты будешь ее учить? — я не могу удержаться от ехидного вопроса, пусть и понимаю, что сейчас лучше не колоть Вику издевками. — Я от тебя смеха вообще не слышал.

— Как это не смеялась? — вскидывает бровь. — А в машине после встречи с очаровательной Ладой? Хотя согласна, это не тот смех, которому надо учить Соню. Подожди секунду…

Грациозно откидывает волосы за плечи и кидает хитрый взгляд на меня. Улыбается и звонко смеется. Улавливаю в ее смехе легкое презрение, снисхождение и разочарование. Очень выразительно. Соня на руках Марии удивленно сосет палец и медленно моргает.

— Вот так надо смеяться, доченька, над мужчинами, — ласково улыбается Соне.

— Мне тоже стоит такому научиться, — в изумлении шепчет Мария и семенит мимо.

— У меня, кажется, сотрясение… — хрипит Кирилл, прижимая кулак ко лбу.

— Да какой же ты нытик, — хватаю его за шиворот и тащу прочь. — Ты и в детстве таким был. Понтов выше крыши, а как получишь, так сопли наматываешь.

— У меня хотя бы хватило ума не спалиться с изменой…

— Спорное заявление, учитывая, что ты выпал с балкона, — встряхиваю его. — И язык прикуси, а то живым до матери не доедешь.

Нет, не будет никакого Виктории Романовне развода. Завела, унизила, и теперь с крючка точно не соскочит. Вздумает хахаля найти по настоянию дяди, то закопаю его живьем на ее глазах.

Меня, значит, отталкивает, отбивается ложками, убегает, а тут глазки распахнула и не шевелится. Этот момент омерзительного поцелуя въелся в мозг глубоким ожогом. И где ее “не прикасайся”, “уйди”, “отпусти”?! Дрянь такая.

Хорошо целуется, мать его… Вот какие ей мужики нравятся. Женоподобные, в узких брючках, с носом, как клюв воробья.

— Ты мне зубы…

— Да они же на месте, — глухо отзываюсь я.

И тут он выплевывает белый осколок с кровью на траву и матерится. Мило. Я ему не только нос подправил, но и его ровные прекрасные зубки. Надо было еще и ребра сломать, чтобы в следующий раз хорошенько подумал, прежде чем лезть к чужой жене.

— Новые вставишь, не в первый раз, — хмыкаю. — И тут дешевле выйдет, а сэкономленное на ринопластику пустишь.

Если бы я явился позже? Вика позволила бы ему зайти дальше поцелуя? В голове вспыхивает картинка, как она стонет под Кириллом. Рывком разворачиваю его к себе и бью в живот. Кашляет в лицо кровью, приваливается ко мне и жалобно клокочет.

— Да понял я, что серьезно облажался, Валер. Ну что ты сам никогда в таких ситуациях не был?