Ирина
– О, какие люди! – восклицает открывший нам Глеб. – Как дела?
– Глеб? А ты разве не уехал? – удивленно спрашиваю.
– Нет, придется еще задержаться, подоставать сестрицу, – говорит Глеб.
Марго шутливо толкает его в плечо. Я замечаю, что Глеб прихрамывает и потирает колено.
– Что с тобой? – спрашиваю я его. – Болит нога?
– Старая травма ноет. Наверное, дождь будет, – морщится он, поглаживая колено.
Вечер проходит непринужденно и весело. Леня оказался не таким уж молчуном. Он без конца подливает нам вина и сыплет байками. Я даже немного расслабляюсь и забываю о своем разводе.
Колено Глеба не обмануло, к ночи разыгрывается настоящая гроза. Ветер так шумит и ревет, что ощущение, будто небо на землю обрушилось. Дождь хлещет по окнам, просто вакханалия настоящая.
– Нам пора домой, – говорю я, вставая.
– Что ты! – испуганно говорит Марго. – Это исключено! Ни один таксист не поедет. Ты посмотри, что творится, деревья падают!
– Но не можем же мы всю ночь сидеть, – возражаю.
– Сидеть и не надо, – говорит Марго. – Ложитесь спать, утро вечера мудренее. К утру должно все успокоиться. Комната твоя свободна.
– Но…
– Никаких “но”, – встревает Глеб. – Ты хочешь и себя, и ребенка опасности подвергнуть? Знаешь, что бывает, когда в машину на полном ходу ветка врезается? Я уже молчу, что видимость нулевая. Очень легко в аварию попасть.
– Хорошо, уговорили, – говорю я. – Это действительно неразумно.
– Укладывай Кирилла, посидим еще, – говорит подруга, но я так устала, что с ног валюсь.
– Нет, пожалуй, мы ляжем спать. Очень устала, – говорю я.
Марго идет со мной наверх и одалживает мне ночнушку и халатик. Новые, еще с бирками.
– А поскромнее ничего нет? – спрашиваю я.
– Это самое скромное, – удивленно смотрит на меня. – Я поэтому и не ношу, что мне такое не нравится. Забирай себе.
– А, ну тогда ладно, – киваю, – спасибо.
Я укладываю уже совсем сонного Кирилла и иду в ванную, принимаю душ и надеваю подарки Марго.
Хм, если это самое скромное, представляю, что у нее тогда нескромное.
Я ложусь в кровать и мгновенно засыпаю. Вино расслабило меня, и организм, измученный недосыпом, сразу же вырубается.
Просыпаюсь я среди ночи с ужасной жаждой.
И зачем я выпила тот, второй бокал? Он явно был лишний.
Потихоньку, чтобы не разбудить сына, я поднимаюсь с постели и выглядываю в окно. Гроза уже улеглась, оставив после себя большой беспорядок в саду. Везде валяются ветки, листья. Нелегкая работа Марго предстоит.
Я накидываю халат и спускаюсь. Не включаю свет, кухня и так достаточно освещена полной и очень яркой луной.
– Привет, – слышу я тихий шепот за спиной.
Я взвизгиваю и резко оборачиваюсь. Глеб в одних шортах смотрит на меня с улыбкой, в лунном свете похожей на оскал.
– Напугал меня! – кричу шепотом. – Зачем подкрадываешься?
– Я не подкрадывался. Я даже поздоровался, чтобы ты не испугалась, – говорит он.
– Спасибо! – сердито огрызаюсь я, переводя дух. – И тебе привет, чуть сердце не выпрыгнуло. Что ты здесь делаешь?
– Попить захотел, – говорит Глеб. Он протягивает мимо меня руку, тянется к стакану и оказывается слишком близко. Я замечаю, куда он смотрит. И внезапно понимаю, что я выгляжу, мягко скажем, не очень прилично. Грудь полуприкрыта почти прозрачным пеньюаром и обрамлена рюшами. Скромное белье Марго почти ничего не скрывает.
Я вспыхиваю, а Глеб замирает на месте, не отводя взгляда от моей груди. Я пытаюсь стянуть халат, но это не получается. Глеб делает шаг и оказывается вплотную. Мне вдруг становится очень страшно. Мы одни на этой кухне. Если зажать мне рот, то никто ничего не услышит. Я набираю побольше воздуха, готовая заорать во всю мощь легких, упираюсь рукой ему в грудь, ощущая под пальцами твердые как сталь мышцы… Внезапно Глеб отступает.
– Ир, может, подвинешься? Ты кран загородила, а у меня сушняк такой, как будто в пустыне.
Я выдыхаю и отодвигаюсь.
– Извини, я…– смущенно говорю.
– Ты подумала, что я, как дикий зверь, вдруг наброшусь на тебя. Порву эти тряпочки, которые на тебе бесполезны, и изнасилую? Подожди, очень пить хочется.
Я улыбаюсь, так неловко получилось. С чего бы Глебу вдруг проявлять ко мне жестокость? Я выпила лишнего накануне, вот мне и мерещится всякое.
Глеб шумно и много пьет, выдыхает и вытирает рот рукой.
– Вот теперь я готов, снимай свои накидки, – говорит он, подбоченясь.
Я смеюсь, отступая к лестнице.
– Извини, я сегодня какая-то нервная, шуток не понимаю. Спокойной ночи.
Я взмываю по лестнице и закрываю дверь на замок, прижимаюсь к ней спиной. Что это со мной? Почему я вдруг боюсь Глеба? Наверное, это после маминых слов. Хотя я не припомню, чтобы Глеб применял силу к кому бы то ни было. Он был несколько назойливым, да, но не злым.
Нервы совсем ни к черту, пора уже успокоительные пить. Уже мерещится черт знает что!