— Хочу, — крикнула я и швырнулась с Матвея полотенцем. — На тесте всего одна полоска. Но тебе плевать на это! У тебя-то ребёнок будет!
Я рывком подхватила из угла швабру и стала вытирать пол. Матвей пытался перехватить мои руки, но я отталкивала.
— А вообще, чего ты приехал? Сидел бы, охранял свою шлюху, которая мне фотки, где ты её имеешь, письмами отправляет!
Я вдруг поняла, что меня понесло. Я хотела кричать в голос. Лупить по растерянному лицу Матвея и, чтобы всё, абсолютно всё, оказалось бредом сумасшедшего. Не нужна мне его забота. Не нужны деньги, слова, обещания и заверения.
Я просто всех ненавижу.
Настолько сильно, что готова эту всеобъемлющую ненависть выплеснуть на хоть кого-нибудь.
— Не было у меня чёртовых двух полосок! Не было, понимаешь, Матвей! Я не беременна! Я всего лишь использованная жена, которая родить не можешь, понимаешь?
Матвей ничего не понимал, он пытался вырвать у меня из рук швабру, но я держалась за неё изо всех сил. Тогда муж просто сграбастал меня в охапку и утащил на диван. Я дёргалась и упиралась. Но сильные руки качественно держали. Сквозь одежду я ощущала тепло мужского тела, и от этого становилось ещё обидное, ещё больнее, что это тело изменило и предало.
Диван скрипнул под двойным весом, но я быстро подскочила и отряхнулась.
— Зачем ты это делаешь? Тебе мало было боли? Зачем ты приехал? — голос срывается на крик, и мои губы начинают подрагивать.
— Просто я люблю тебя, — шёпотом ответил Матвей и протянул ко мне руку. — Я не хочу с тобой расставаться, как-то менять или заставлять страдать…
— Но я уже страдаю! Понимаешь? — слёзы брызнули из глаз, и я зажала пальцами переносицу, чтобы успокоиться. Выдохнула.
— И мне нет прощения. Это только я виноват…
— То есть тебе нормально просто приехать и сделать вид, как будто ничего не было? — я обнимаю себя и начинаю ходить вдоль дивана. Матвей опирается локтями в колени.
— Нет мне ненормально, — тяжко выдыхает Матвей. — Мне охренеть как ненормально. Настолько, что я не могу спать, есть, дышать без тебя.
Я стала грызть ногти. Искоса глядела на Матвея, не зная, что ему сказать.
Мне было больно. Я хотела плакать и кричать. Я не знала, смогу ли вообще когда-нибудь посмотреть на мужа прежними глазами. Сейчас передо мной был предатель.
— Мне ты не нужен. Мне не нужны твои извинения просто потому, что я не прощу. Такое не прощают…
Я села на колени перед Матвеем.
— У нас же всё было. Как ты мог? Неужели это стоило того. У нас всё было, Матвей. Я никогда не пилила тебя, не просила сверх меры, не доставала. Мы за эти годы построили чудесную семью. И как ты мог так легко всё это променять…
Мой голос дрожал и вибрировал. Я просто говорила, что все эти дни сама себе думала.
— Я не делал этого. Я могу поклясться! Я могу полиграф пройти! Я не делал этого! — Матвей закричал так громко, что по пустому дому прошлось эхо. Муж сдавил мои запястья и всмотрелся в глаза.
— Но она беременна… — напомнила я.
— Это не мой ребёнок. Как только наступит время, она сделает тест днк. И там будет понятно, что это не мой ребёнок! — остро, холодно бросил Матвей.
— И до этого ты мне предлагаешь делать вид, словно ничего не произошло?
Я сама не верю, что произношу эту блажь всерьёз. Я просто не понимаю, как до Матвея не доходит, что дело не только в беременности, но ещё и в том, что измена — это измена.
— Нет. Я просто пытаюсь сделать так, чтобы ты никак не пострадала…
— А дальше, что будет Матвей? — страшась, задаю вопрос. — Что, если ребёнок все же твой?
Видимо, эта идея даже не приходила Матвею в голову, потому что он замирает и смотрит на меня ледяным взглядом, словно препарируя.
— Ничего не будет. Я отберу ребёнка или буду помогать материально. Но между мной и тобой ничего не изменится… — холодно, словно вбивая в меня по гвоздю, чеканит муж и меня накрывает.
— Нет, Матвей! Ничего не сможет быть как прежде. Я не буду с тобой и твоим нагулянным ребёнком. Я не собираюсь жить и знать, что где-то там муж оставил своего сына и сможет поступить так ещё раз! — я подскочила и отошла от Матвея, безопасное расстояние, чтобы не начать лупить по аристократичному лицу.
— Такого не будет, — от холода голоса всё индевеет. Матвей встаёт. Приближается медленно, словно пробуя на крепость мои нервы. Он подходит близко и цепляет пальцами мой подбородок. — Я никогда не оставлю тебя. Ты моё солнце. Мой воздух. Смысл мой. И я не оставлю тебя…
Мои губы подрагивают, и мне кажется, я вот-вот зайдусь слезами и криком. Но я терпеливо жду продолжение.
— А если ты не перестанешь упрямиться, Ксюш, я сделаю всё возможное, чтобы ты была со мной.
Я бью Матвея по руке и отшатываюсь.
— Свяжешь и утащишь меня? Посадишь под арест? Что?
Голос вибрирует от крика, я перехватываю горло, потому что оно саднит.
— Ксюша, — тихо, но от этого ещё более жутко, говорит Матвей. — Не заставляй меня идти на крайние меры. Разве ты не понимаешь, что зависима от меня. Разве ты не понимаешь, что как только мне надоест игра в догонялки, я просто заблокирую твои карты. Это будет вынужденная мера, да. Но ты пойми, если через месяц мы не заберём заявление из загса, я буду вынужден надавить на тебя деньгами.
До меня медленно доходит, что Матвей мне угрожает, и со злости, с психа, от обиды я кричу на весь дом:
— Да чтоб ты сдох!